Гл. 3. Усталость и отчаяние. 2 страница

Наконец все, можно по-человечески разговаривать с людьми. Страшно не люблю, когда во время управления краном кто-то начинает советовать. Я в таких случаях просто рычу, так как ругаться нельзя, кругом много зевак, среди них просто хорошие знакомые.

Теперь нужно было начинать работу с корпусом. Все внимание сюда, пока тепло и сухо. Эпоксидная смола рабо­тает при температуре примерно плюс двадцать, но чем теплее, тем лучше. А лето кончилось, и ждать тепла уже было нельзя.

Работа, работа, работа. Как ее измерить? Как в физике? Это совсем другие множители, хотя сила остается, но ум­но­жается она на способности, умение и время. А времени не было. Время летело с космической скоростью и ему было все равно, торопятся люди или почивают на лаврах, опаздывают или уже никогда не будут торопиться с работой... Уже стояла рулевая машинка, сделанная из рулевого устройства машины ЗИЛ-157, уже в яхту между шпангоутами было уложено около пяти кубометров пенопласта, уже стояли баки - был установлен вал, сделан новый обтекатель руля, и палуба была покрыта рейками, которые не только укрепили ее, но и сделали красивой как паркетный пол во дворце... Труд и труд.

И так день за днем, неделя за неделей без выходных и праздников. Откуда брались силы, не знаю. Как выдер­жи­вали нервы такое напряжение, не понимаю.

Что-то непостижимое, сильнее меня самого, вело, требовало, будило по утрам, толкало и тянуло на яхту, давая силы на то, чтобы идти и идти вперед.

- Дима! Дружище, пойдем, поможешь мне. Смотри, прекрасная погода, ну что тебе делать дома, - упра­шивал я своего товарища, бывшего командира подвод­ной лодки.

Отслужив на кораблях ВМФ, побывав почти на всех морях и океанах, он уехал в сухопутную местность и “сдал море на замок”. Оторвать его от объятий кресла, и преодо­леть магнетические силы телевизора было свыше моих скромных сил.

- Саша! Да брось ты свою яхту к черту, не пора ли тебе отдохнуть. Давай посиди с нами, - он говорит этаким жа­лост­ливым голоском, старается не обидеть меня. - Сядь, Саш!

А жаль. Он хороший работник. Когда удавалось его вытащить на стапель, он работал на совесть. Работу он любит и все делает только отлично. Но заставить его трудно.

Перерывы бывали только тогда, когда приезжали гости. Кто только не приезжал, и откуда не было людей. Больше всего из Москвы, но это естественно, так как Москва рядом. Но были и из Ленинграда, Минска, Курска, Мурманска, Тольятти, КаМаЗа, Одессы, Горького и даже из Петро­павловска на Камчатке. И все они не переставали удивляться тому, что я делаю, и что задумал. Пожалуй, это и давало мне силы, иначе, если бы не было моральной поддержки, я бы давно скис.

- Тебя давно пора убить, - смеясь, заявил как-то один друг. - Ты подумай только, сколько людей ты отвлекаешь от дел, отдыха, покоя.

После этого заявления я взял и подсчитал всех, к кому я обращался по тем или иным вопросам, связанным с яхтой. И, когда цифра зашла за пятьсот, я решил, что да, пора меня уничтожить, ибо я не даю покоя людям... Правильно говорил мне когда-то сварщик: надо бы вам садик посадить, развести пчел и сидеть тихонько на солнышке. Действительно, тогда бы и мне было хорошо и людям спокойно!

Разные бывают родственники. Для одних ты кормушка, а для других, близкий, дорогой человек, и ничего от тебя им не нужно, только, чтобы ты появился, и они могли поговорить с тобой, узнать о твоем здоровье.

Да, разные бывают люди. Да и сам я превратился в нудного попрошайку, который кроме яхты ничего не знает.

Самыми близкими и приятными мне людьми были родные моего однокашника Виктора Бугровского. Его сестра Нина, которую я в детстве нянчил. Сейчас она доцент института Гнесиных, лауреат международного конкурса вокалистов и прочая... Умная, тактичная и прекрасно воспитанная, красивая женщина.

- Чтобы разрядиться, приехал бы ты к нам в гости, - каждый раз приглашает она.

Жаль времени, но иногда нужно спустить пары, чтобы не лопнуть... Я подробно рассказал о ходе работы, об ужасах условий и нервных напряжениях.

- Как ты мог жить, такой романтик? - спросила Нина.

- Да какая тут романтика? Посмотри на улицу. Холод, грязь, дождь. Устаю чертовски, весь день на работе, а вечером бегу на яхту. И так каждый день. Устал так, что иногда хочется упасть и сказать: "Простите люди, но больше нет сил". Ну, какая уж тут романтика.

- А ты что думал? Романтик это такой человек, который в три, четыре раза делает больше других и при этом в самых невероятно-тяжелых условиях и... ничего не получает за это. Ясно? Не за деньги, а за идею.

- Все это, наверное, правильно, но ты пойми, что я это делаю не для себя...

- А КТО ТЕБЯ ПРОСИЛ? - прерывает меня Нина.

- Обожди, выслушай меня. Все же это дело хорошее, красивое, и, наверное, полезное, ведь не только я об этом думаю так. И меня удручает то, что мне не помогают и все делают вид, что их это не касается, а я же не подпольный милли­онер.

- А ты как думал? Узнают, что ты такой бесстрашный, и все бросятся тебе помогать? А ты будешь командовать: то делать, да это?

- Нина, ты стала бюрократом или, вернее, формалистом. У тебя на все есть ответы, заранее заготовленные, пра­вильные ответы. С такими я уже встречался в канце­ляриях. Я вижу, не перебивай. Давай я выскажусь и, если хочешь, обсудим вместе.

Во-первых, я не отказываюсь от работы. Меня инте­ресует официальное признание и оценка моей мечты, вернее, отноше­ние к моей мечте, коль скоро она стала так широко известна.

Что, это мое личное дело? Нет, конечно, нет. Возьми любую книгу, даже газету. Там говорят не просто о море­плавателях, а всегда о принадлежности их к той или иной стране. И в наших газетах говорят о той теплоте, о той помощи, которую они получают от своих правительств и общественных ор­га­ни­заций. Им помогают простые люди...

- Что, это я тебе должна помогать?

- Да подожди ты, впрочем, почему бы нет? Ну ладно, не перебивай. Так. Во-вторых, раз обо мне заявили в печати о том, что я пойду в кругосветное плавание впервые в Советском Союзе, то кто-то должен мне помочь и не только в строи­тельстве, но и в личной подготовке

- А почему ты, дорогой, думаешь, что ты пойдешь? Ты мечтатель, ты, наверное, совсем оторвался от жизни? Когда это было так просто? Возьми любую книгу о подготовке какого-нибудь большого мероприятия, да и путешествия тоже. Сколько люди встречали трудностей на своем пути, пока они добивались просто разрешения осуществить свои планы. Ты что, об этом не читал?

- Читал, конечно, но это было давно. До революции многие вопросы решали люди, имеющие в своих руках деньги, а они не всегда блистали умом. Пожалуй, поэтому было трудно.

- А зависть? Ты забываешь об этом? Почему должен идти именно ты? Чем ты вдруг отличаешься от других яхтсменов, которые только тем и занимаются, что гоняются на разных там яхтах и швертботах.

- Нина, ты делаешь ту же самую ошибку, что и многие люди, которые не вникли в сущность моей мечты. Я иду не ради рекордов, не ради гонки. Кто лучше, кто быстрее, кто дальше и тому подобное. У меня мечта обойти вокруг света, посмотреть нашу планету "со стороны" океана и написать книгу о природе, о земле, об океане, чтобы рассказать людям о нашей планете, о том, какая она пре­красная, чтобы ее берегли, ценили ее. Ты знаешь, я убе­дился на собственном опыте в том, что обыкновенный человек знакомится с миром через художественную лите­ратуру. Он не читает академичес­кие издания. Это ему и трудно и некогда.

- А ты осилишь это? Писал ли ты когда-нибудь?

- В основном технические и научные работы. Три из них были напечатаны. Но там тоже было нелегко.

- Саша, мне кажется, нет, не так, у меня сложилось совершенно твердое мнение, что тебе чрезвычайно трудно, ты устал и, что самое плохое, ты живешь на нервах. Ты понимаешь это? Ты задумывался над тем, выдержишь ли ты это? Нет, нет, я говорю не о самом кругосветном плавании, а о борьбе с противниками этого плавания, с равнодушными людьми, с завистниками.

- Ты права, это, наверное, труднее, чем плавание. Мое твердое убеждение в том, что совершить одиночное кругосветное плавание можно, а вот подготовиться к нему в одиночку - свыше человеческих сил. А время летит, а у меня много недоделок и мне иногда становится страшно. Того нет, другого нет, то не получается, другое не выходит. И я держусь действительно только на нервах. Половину нерв­ной энергии трачу на просьбы.

- Да, странный ты человек. Пожалуй, тебя не понять. Сам задумал, сам тратит средства, сам борется, сам тру­дится, сам доказывает... Где ты набираешься сил и терпе­ния? Почему и зачем? Нет, ты подумай, зачем?

- Меня поддерживают люди. Наши замечательные, хоро­шие, честные и добрые люди. Какие письма я получаю, сколько прекрасных слов они сказали мне. Это для меня как лекарство. Точно. Многие предлагают свою помощь, и они не думают о том, что можно отступать. Они смотрят на это как ветераны. Пока ты жив, должен бо­роться. Недавно был у меня лауреат Государственной премии радиоинженер Князьков Владимир Николаевич. Замечательный человек, он взялся помочь мне по радиосвязи. Так вот, в книге отзывов посетителей он записал: "То, что Вы задумали, нам просто необходимо. России нужно пронести флаг через все океаны. И поэтому Ваш поход становится нашим походом".

- Да, замечательно сказано. Можешь записать, что я подписываюсь под его словами, хотя я преподаватель музыки.

- Ну, не скромничай. Я, уж если придется писать, то напишу: Лауреат... премии, солистка Шильникова Нина Николаевна.

- А тебя не пугает судьба романтиков? Все вы носите в себе красивые мечты, рассказываете их людям, чтобы им красиво и беспокойно жилось... Но зачастую у вас тяжелая судьба. Вспомни нашего замечательного писателя Алек­сандра Грина. Как ты додумался взвалить на свои плечи такую заботу, не понимаю. Но теперь отступать некуда.

- В этом ты права. Действительно, теперь отступать некуда. Нужно бороться и идти вперед, к морю и дальше.

Мы много переговорили в тот вечер с Ниной. Вспомнили юность, детство. У нее они были прекрасными. Не как у меня и моих сверстников, которые в грозном и тяжелом 1941 году встали в ряды наших славных Вооруженных Сил.

- Тебе нужно отдохнуть. Брось храбриться. Я тебя знаю давно и не обманывай меня. Ты никогда не выглядел та­ким усталым и изможденным. Сделай перерыв, потом все наверстаешь.

- А время? Нет у меня времени.

- Время? Ну, ты же знаешь, оно нам не подчиняется. Это единственное в природе, над, чем человек не властен и ни­ког­да не будет властен, ибо время не остановишь. Вот это действи­тель­но объективная реальность. Отдохни, вот мой тебе добрый совет.

Нина не любит хозяйничать. Она всегда говорит, что кухня у них с мужем на равных началах. Оба делают там работу, не разделяя ее на мужскую и женскую.

Угощая меня, она всегда говорит, что сделает для меня ис­клю­чение и сама приготовит обед. Как ни странно, но готовит она хорошо, вкусно. Поль­зу­ясь привилегией гостя, я посуду не мою. Хоть здесь отдох­ну несколько минут.

Как грустно и тоскливо. Такая тоска, что порой страшно. Кажется, что устал так, что больше некуда. Вечером ложусь в постель, когда слипаются глаза и больше не можешь работать. А рано утром просыпаюсь оттого, что чего-то не хватает, оттого, что один. Один здесь, когда рядом сотни людей.

Планировал выйти на испытание яхты летом, а вот уже сентябрь, а я только спускаю ее на воду. Правда, второй раз и теперь окончательно.

Опять за краном обращаюсь в УМ-62 к начальнику и, наверное, просто потому, что он замечательный человек, потому что, хотя он все свое время тратит на работу, а у него хозяйство громадное и забот много. Так вот, несмотря на все это, он считает, что жить без романтики нельзя, иначе че­ло­ве­чество просто пропадет, захиреет. Нужен све­жий ветер, а не просто сытая жизнь.

Разговор с Александром Петровичем короткий. Он только узнал, когда кран будет свободен, и мы попро­щались. Я ушел от него с уверенностью, что все будет так, как он обещал. Все коротко, четко и ясно.

Теперь нужно решить вопрос о соблюдении ритуала.

Традиции, традиции. У моряков они как закон. Кто их нарушит, рискует ответственностью перед морем.

Так вот, перед спуском корабля об его форштевень разбивается бутылка шампанского. Обычно это делает близкий человек и женщина, наверное, потому, что корабль для моряка - его родина, мать. Этот ритуал должен пройти без казусов, потому что от этого зависит судьба корабля.

- Наташа, - звоню я дочке. - У меня к тебе большая прось­ба. Я спускаю яхту и прошу тебя прийти на спуск, чтобы разбить бутылку шампанского.

- А что, это так срочно и важно?

- Конечно. Я уже заказал кран, и все приготовились.

- Но я боюсь, а вдруг не получится.

- Чего бояться? Разобьешь и все.

- Что, ты никого не можешь попросить? Что, у тебя знакомых нет?

- Нет, не могу. Ближе тебя у меня никого нет. Давай, не раздумывай. Ты радоваться должна. Такое событие. Не у каждого человека в жизни такое бывает. Это как крещение судна.

- Но я боюсь, а вдруг...

Яхта стояла на салазках, изготовленных из 200-милли­мет­рового швеллера, и ее можно было тащить, как на са­нях. От берега реки Москвы до водоема, в который мы решили спустить яхту, всего пятьдесят метров. Поэтому мы решили отбуксировать яхту краном. Пока я бегал в ЖКО, чтобы договориться об отключении линии электропередачи, мои помощники подцепили кран и потянули яхту. Николай Маркин стоял на баке и поднял нижний провод так, чтобы яхта прошла под ним, не цепляясь.

Кричать ему было бесполезно, и, я только внутренне напрягся, ожидая пока яхта пройдет под проводами, а уж потом дал волю своему возмущению.

- Ну, как можно так рисковать? Ведь через полчаса отключили бы напряжение, и можно было протащить яхту, не рискуя. Зачем рисковать? Какой смысл?

Поставив яхту на берегу водохранилища, кран развернул ее так, чтобы бросить ее в воду. Мы привязали один конец ленты к горлышку бутылки, а другой к верхне­му концу стрелы крана. Наташа взяла в руки бутылку шам­панского и встала с боку яхты.

- Пап, а если она не разобьется?

- А ты сильнее. Старайся ударить ближе к форштевню, он стальной.

- А если не попаду?

- Ну, ты как маленькая. В двух метрах и не попасть... Не трусь...

- А ты что, никогда не боялся...

Запечатлеть такое событие очень бы хотелось, но не было времени найти фотографа. За это дело взялся Титов, кото­рый, хотя много говорил о своих познаниях в технике фотографирования, но его снимков я никогда не видел. Так же, как и этот.

- Этот снимок будет уникальный. Это реликвия. Когда-нибудь я за него сорву "куш".

- Наташа, ты готова?

- Да, папа.

- Николай, - кричу крановщику. - Давай "вира". Вот так. Стоп.

Трос выбран в тугую. Иван Иванович стоит на рас­тяжке по корме. Все на месте. Все готово.

- Оркестр! - Хотя нет, оркестра нет. - Наташа, бей!

- Есть, - отвечает Наташа и бросает бутылку.

Бутылка с шумом разбивается о форштевень яхты, ос­кол­ки ее разлетаются во все стороны, а по корпусу течет шампанское.

- Вира!

Кран поднимает яхту вместе с салазками и опускает в воду. Ярко-красный киль, покрытый свинцовым суриком, медленно погружается в воду.

Вот и все.

Яхта, чуть качнувшись, замерла на ровном киле и без крана. Что-то невероятное, но своим глазам нужно верить. Стоит!

Бросаем якорь с носа и, подав с кормы швартов на берег, мы ставим сходню по левому борту. Теперь работы будут проводиться на воде. Начинается последняя стадия работ. Отсюда мы пойдем только вперед, на море, а пока - швар­то­вые испытания и доработки.

Течи нет. Крена нет. Можно только радоваться, но радо­вать­ся некогда, впереди много работы.

- Не думал, что она будет стоять на воде, - сказал мне один давнишний знакомый.

- Что так?

- Пока ты ее строил, я тебе ничего не говорил, не хотел тебя обижать. Но я был уверен, что она утонет, просто так опроки­нется и все тут.

- Почему? - он бывал у меня десятки раз, когда я строил яхту, и поэтому я удивился его откровению.

- Как почему? Корабль - это сложное сооружение. Здесь должна быть очень высокая точность. Водоизмещение, а, следовательно, выталкивающая яхту из воды сила, зависит от конфигурации корпуса и размещения в нем грузов. Ошибка в исполнении, не говоря уж о расчете, может привести к образованию боль­ших построеч­ных крена и дифферента. Это факт и я прос­то удивляюсь, что их нет. В позапрошлом году, когда ты гнул шпангоуты, я смотрел на эти кривые куски труб, и мне было жалко тебя. Я "знал", что у тебя ничего не полу­чится с яхтой, а ты этого "не знал" и мне просто было жалко тебя. Но, наблюдая за тобой, я понял, что ты, сам этого не зная, наделен какой-то непонятной для меня верой в успех. Мне как-то неловко становилось за то, что я не верил и молчал, не мог преду­предить тебя. Ждал, когда ты поймешь, что кустарь, пусть даже инженер, все равно один не может построить яхту, способную выйти в море.

Это совершенно серьезно. Ведь наша судоверфь ВЦСПС в Ленинграде, имеющая свое КБ, выпускает яхту, которая годится только для прибрежного плавания. И это завод. А ты-то кустарь, что ты мог?

- Так. Выдержка у тебя классическая, столько мучиться и молчать. Ну ладно, давай поговорим, тем более что с то­бой я согласен. Я считаю, что все, что сделано на свете, сде­лано человеком, и начало всему давал кто-то один. Потом это усовершенствовалось, отрабатывалось многими. Теперь чем отличается яхтенный конструктор от обычного инженера? Ведь инженер знаком в той или иной степени с расчетами. Это, во-первых. Во-вторых, он берет за прототип ряд яхт, стараясь сделать то, что ему больше нравится, т.е. он всю работу основывает на колос­сальном опыте других конструкторов за десятки лет.

- Но Вы и конструировали и строили яхту сами и ошиб­ки Ваши умножались. Это, во-первых. Во-вторых, здесь, в нашей деревне, некому было Вам помочь, некому было просто прокон­сультировать Вас, осмотреть яхту и что-то дельное посове­товать. Нет, это свыше моего понимания. Я бы на такой риск не пошел. Мне остается только помогать Вам, чтобы яхта пошла под парусами, раз уж она не потонула.

- Спасибо! Но почему Вы думаете, что она не пойдет? Еще как пойдет! Полетит!

- Не знаю. Я на флоте служил, многое видел и плохое, и хорошее, но все для флота делалось на лучших заводах, лучшими специалистами, и, то не всегда было хорошим. И еще одно Вам скажу, если уж разговор на откровенность. Для чего это Вы все делаете. Я не хочу говорить глупые слова, "что Вам море за службу не надоело? и т.д.". Я о другом. Вы тратите все, в самом полном смысле этого слова. Не только средства. Это чепу­ха. Но ведь вы тратите и силы и здоровье, и годы жизни. Я сейчас смотрел на Вас, когда вы спускали яхту. Как Вы переживали этот спуск! А это – здесь, на суше, где вам ничего не угрожало. А там - в океане? Да еще и до океана Вы набегаетесь, и покачает Вас в бумажных волнах. А за это все надо платить нервами, здоровьем, которые в наши с вами годы ой, как нужно беречь!

- На это у меня есть хороший вам ответ. Постарайтесь только понять и запомнить, По-моему, самое высшее счастье человека всегда на пределе его сил! Или, попросту говоря, чем труднее достается что-то, тем оно ценнее. Это отра­жает в какой-то степени мои восприятия, но не совсем, не полностью. Вот вам грубый пример. Ровно через четыре дома отсюда живет один гражданин, который года два назад купил легковую машину. На ней он поехал в Москву и столкнулся с краном. Разбил машину. Купил опять новую и где-то в Рязанской области налетел на быка и опять разбил машину... Купил третью... Вот такие люди меня не поймут. Почему? Да, потому что он не трудится, а полу­чает. Раз пропадает, другой пропадает - он не жалеет. Ни там, ни тут, нет у него радости...

- Кто же он, что позволяет себе такую роскошь?

- Он где-то начальником гаража работает, а жена была заведующей магазином. Мне трудно сформулировать свои мысли, но мне кажется, что чем труднее, чем рискованнее, чем больше приходится "ломать" голову, переживать, тем это чудеснее. Нельзя расслабляться, в нашем возрасте это опасно. это просто гражданская или моральная смерть.

- А Вы представляете себе степень риска?

- Да. По-моему, это где-то около пятидесяти процентов. Но, спасибо за предупреждение, сейчас не об этом речь.

Мы расстались, но мне показалось, что я его не пере­убедил. Интересно, что он скажет, когда я вернусь после испытания яхты.

Мачты привезли на лесовозе. Погрузили их втроем, хотя грот с такелажем весит больше ста килограммов. Хоро­шенько закрепив их, мы ехали по городу самой маленькой скоростью, останавливаясь на узких поворотах из боязни задеть гротом за деревья, растущие между дорогой и тро­ту­арами.

Бизань мы поставили вручную без особых усилий, хотя в вертикальном положении держать ее было трудно. Она болталась вправо, влево, вперед, назад. Но как только мы схватили ее тремя талрепами, все встало на свое место. А вот с гротом было труднее.

- Нужно просить кран, вручную грот не поставить - заявил Иван Иванович.

- С заказом крана так же трудно, как и ставить грот самим. Выпросить, а потом ждать, когда он освободится, долго. Подумать нужно.

- Нет, делать нечего, грот вручную не поставить, - вто­рил ему Титов.

Прошла неделя. Дел разных было полно, но стоять на воде без мачт было некрасиво и, когда подошло второе вос­кресенье, то я не выдержал и решил рискнуть, ставить грот вручную.

- Иван Иванович, давайте рискнем, поставим грот! Сами, а?

- Можем уронить, тогда лишимся мачты.

- А может быть собрать побольше людей, чтобы на каж­дую растяжку был человек. Два человека - на подъем, а два - с боков, чтобы следили за вертикалью мачты... Пройдет.

- Лучше бы краном. Надежнее и проще.

- Согласен с тобой, но крана нет, и когда будет, не знаю. А мачта - это наша визитная карточка. Видишь, сколько людей сюда ходит? Стыдно, мы как полураздетые.

Так я уговорил его, а Титов был не в счет, он соглашался всегда, когда "за" были все, а если голоса разделялись, то он примыкал к тому, где было выгоднее. Но когда мы стали с Иваном Ивановичем обсуждать способ подъема, то здесь наши предложения не совпали.

- Мачту поставим на нос яхты так, чтобы топ был на берегу, а фланец упирался в рубку. Затем топ будем под­нимать упорами, а когда он поднимется так, что мачта станет под углом хотя бы 30 градусов, то будем тянуть за тросы, привязанные к топу, и поднимем. После подъема мачты передвинем ее на место...

Изучив характер Ивана Ивановича, я понимал, что так просто его не переубедить. Он за свои почти тридцать лет работы приобрел громадный опыт и то, что он считал правильным, было для него законом и доказать, что можно что-то сделать проще или надежнее было практически невозможно.

Решил повлиять на Ивана Ивановича через Титова. В последнее время у них завязалась непонятная дружба, и почему-то Иван Иванович попал в зависимость от молодого Титова.

- Володя, нужно переубедить Ивана Ивановича. Нельзя поднимать мачту так, как он говорит. Во время подъема путем перетяжки тросом мачта будет упираться в рубку и почти все усилие пойдет на упор. Рубка наверняка выдержит, но мы потратим огромные силы и, возможно, зря. Лучше использовать для подъема грота бизань. Поднять грот, используя топенант бизани, до самого верх­него ролика и, когда грот встанет почти под шестьдесят градусов по отношению к палубе, его оттяжками поставить вертикально

- Ну, правильно, - согласился со мной Титов, сейчас я поговорю с Иваном Ивановичем.

О чем они говорили, не знаю. Но из троих двое были за второй способ подъема, поэтому я успокоился и начал подготовку грота.

Через некоторое время мы уже обсуждали с Иваном Ивановичем способ подготовки, и он согласился без лишних споров. Собрав знакомых и незнакомых людей, наблю­давших за нашей работой, мы подняли и установили грот. Вся операция заняла примерно два часа, но зато у яхты стал вид красивым. Она как-то сразу преобразилась.

Недалеко от яхты, на берегу заливчика, устроился худож­ник. Уже несколько дней он приходил сюда и рисовал нашу красавицу. Так после прессы меня захватили художники, хотя я еще не сделал и одной мили от суши.

Вообще, творится что-то непонятное. Некоторые восхи­щают­ся и верят. Пишут красивые слова своего восхище­ния, ста­рают­ся подбодрить меня, верят, как ни странно, в то, что я пойду в плавание, хотят, чтобы я пошел. А другие - не верят, высмеивают, говорят, что меня не пустят. На протяжении пяти лет все та же двойственность. Свет и мрак. Хорошо и плохо.

Говорят, что в споре рождается истина. Но не слишком ли это все затянулось? Пора, давно пора кому-нибудь вмешаться и поставить точки над "и". Газетная шумиха вначале еще имела смысл. А сейчас это только мешает, так как некоторые корреспонденты изображают меня в газетах не совсем привлекательным, а зачастую этаким хвастунишкой.

Неприятности накапливаются, одоле­вает усталость. Начинает казаться, что все резервы исчерпаны, и больше я не выдержу, не сумею. Как раз в такие моменты вмешивалась судьба и посылала мне палочку-выручалочку. В последнее время в этом качестве выступал Николай Васильевич Скобеев, начальник отдела труда и зарплаты комбината. Умнейший и широко эрудированный человек. Но, к сожалению, он часто выпивал. Руководство комбината знало об этом, но ничего сделать не могло.

- Ну что мне делать с Титовым, - как-то пожаловался я Николаю Васильевичу. - Договорился я со всеми начальниками, дал ему документы, а он вчера бегал где-то, и сегодня его нет.

- Ты с Титовым никогда не кончишь яхту, - ответил Николай.

- Почему?

- Вот увидишь. Он просто безответственный человек и трется около тебя только потому, что здесь интересно, и можно лодырничать. А в цеху ему пришлось бы работать.

- Что же мне делать?

- Давай помогу.

В таких случаях я рассказывал ему о взаимоотношении с начальниками цехов. Ведь мне никто не отказывает, но и ничего не делает. Он звонил этим товарищам, очень скупо с ними разговаривал, и они его слушались.

Я только удивлялся его авторитету и умению найти выход из создавшегося трудного положения.

Мне было стыдно просить его о той или иной помощи, стыдно потому, что я ему ничем сам помочь не мог. А он упрекал меня за этот ложный стыд.

- Почему Вы мне ничего не сказали? Делайте это просто. Заходите ко мне на работу. Завтра же.

Когда вопрос носил общий характер, и нужно было проду­мать его, обсудить, он рекомендовал обратиться к бывшему директору комбината Докторову Николаю Ивановичу.

С Николаем Ивановичем я познакомился давно, с первых дней строительства яхты. Реши­тельный и волевой человек с сильным и самостоятельным характером, немного грубоватый и прямолинейный, он прини­мал решения быстро, сразу же, взвесив все сам. Спорить с ним было бесполезно.

Если он откладывал какое-либо решение, то это означало, что он или не со всем согласен или не знает, что делать. Я скоро это понял, и, когда он говорил мне:

- Оставьте бумаги у меня, я подумаю, - то это было равносильно отказу, я отвечал ему:

- Нет, Николай Иванович, давайте сейчас сразу решать. Да или нет?

Он мне помогал, и сам приходил на яхту. К сожалению, он ушел на пенсию.

Этим летом он, будучи больным, приходил ко мне, с трудом поднялся на трехметровые леса и внимательно осмотрел всю яхту.

- Молодец, ничего не скажешь. Когда думаешь кончать работы? А успеешь? Сил-то хватит сил? Как тебе помогают? Обра­щай­ся в партком, Коньков тебе всегда окажет под­держку.

Когда я вышел из мастерской, Николай Иванович стоял около машины и разговаривал со Скобелевым.

- Жалко, я не разгадал этого человека раньше, - услы­шал я. - Ему нужно помочь по-настоящему, а то он просто надорвет­ся. Трудно в наше время таким, первооткры­вателям. - Да, подумал я, слишком поздно, так как теперь он мог только советовать...

Николай Васильевич много раз помогал мне и иногда в такие мо­менты, когда я уже не видел просвета. Он, по-моему, обладал способностью видеть человека "насквозь". Говорит он мало, но эта его краткость, деловитость и обязательное выполнение обещанного заставляли людей слушаться его.

Перед самым отплытием он подошел ко мне и спросил:

- Как ты думаешь отправлять ее?

- Поеду в Коломну и закажу баржу.

- Когда? Время идет. Ты же не успеешь... Давай данные, и я сам, позвоню куда нужно.

Мне он нравился вот этой деловитостью и каким-то даром сразу оценивать то, что будет впереди, как будут разворачи­вать­ся события. Нравился своей прозорливостью.

- Что у тебя с электриками? Почему они нападают на своего коллегу, - спросил он, намекая на то, что я инже­нер-электрик.

А история с электриками получилась неприглядная.

По просьбе секретаря парткома и моей, конечно, на­чальник цеха направил ко мне электриков, чтобы провести внут­реннюю проводку на яхте и установить щит, светиль­ники, подключить к сети генератор и аккумуляторные ба­та­реи.

День эти "друзья" посидели на яхте, второй... и пропали, так ничего и не сделав. Вдруг мне звонит председатель завкома химкомбината и приглашает прийти познако­миться с актом. Сначала я просто опешил, какой может быть акт? Что вдруг за претензии ко мне от электроцеха?

Читаю акт и удивляюсь: "Проводка на яхте выполнена по личному проекту т. Чебанюка и никакими КБ или конструк­торским органом не утверждена. Проводка выпол­нена проводом с полихлорвиниловой изоляцией, что в условиях плавания может вызвать короткое замыкание, пожар или взрыв яхты. В связи с вышеизложенным, мы от работы на яхте отказываемся до разработки проекта спе­циальным конструк­торским бюро". И далее, в том же стиле.

Дата добавления: 2015-06-04