АПРЕЛЯ (9 МАЯ) 4 страница

— «На меяедународные темы из «Народного государства»». Ред.

244__________________________ В. И. ЛЕНИН

там и речи быть не может о немедленном полном освобождении рабочего класса. Пре­жде чем дело дойдет до этого, Испания необходимо должна пережить еще различные предварительные ступени развития и устранить с пути целый ряд препятствий. Пройти эти предварительные ступени в возможно более короткий промежуток времени, быстро устранить эти препятствия, — таковы были шансы, которые открывала республика. Но использовать эти шансы можно было лишь посредством деятельного политического вмешательства испанского рабочего класса. Масса рабочих чувствовала это; она стре­милась повсюду к тому, чтобы участвовать в событиях, чтобы использовать удобный случай для действия, не предоставляя, как до сих пор, свободного поприща для дейст­вия и для интриг имущих классов».

Итак, дело шло о борьбе за республику, о демократической, а не социалистической революции. Вопрос о вмешательстве рабочих в события ставился тогда двояко: с одной стороны, бакунисты (или «аллиансисты», — основатели «аллианса» для борьбы с мар­ксистской «интернационалыо») отрицали политическую деятельность, участие в выбо­рах и т. д. С другой стороны, они были против участия в революции, которая не пре­следует цели немедленного полного освобождения рабочего класса, против всякого участия в революционном правительстве. Вот эта последняя сторона дела и представ­ляет для нас особый интерес с точки зрения нашего спорного вопроса. Эта сторона дела и подала, между прочим, повод к формулировке принципиальной разницы между двумя тактическими лозунгами.

«Бакунисты, — говорит Энгельс, — много лет проповедовали, что всякое революци­онное действие сверху вниз зловредно, что все должно быть организуемо и проводимо снизу вверх».

Итак, принцип: «только снизу» есть принцип анархический.

Энгельс показывает как раз сугубую нелепость этого принципа в эпоху демократи­ческой революции. Из него

_________________ О ВРЕМЕННОМ РЕВОЛЮЦИОННОМ ПРАВИТЕЛЬСТВЕ_______________ 245

вытекает естественно и неизбежно тот практический вывод, что учреждение революци­онных правительств есть измена рабочему классу. И бакунисты делали именно такой вывод, провозглашали именно как принцип, что «учреждение революционного прави­тельства есть новый обман рабочего класса, новая измена рабочему классу».

Как видит читатель, перед нами как раз те два «принципа», до которых договорилась и новая «Искра», именно: 1) допустимо лишь революционное действие снизу в проти­воположность тактике «и снизу и сверху»; 2) участие во временном революционном правительстве есть измена рабочему классу. Оба эти новоискровские принципа суть принципы анархические. Фактический ход борьбы за республику в Испании показал как раз всю нелепость и всю реакционность этих обоих принципов.

Энгельс показывает это на отдельных эпизодах испанской революции. Вот, напри­мер, вспыхивает революция в городе Алькой. Это фабричный город сравнительно но­вого происхождения с 30 тысячами жителей. Рабочее восстание побеждает, несмотря на руководство бакунистов, принципиально чуравшихся идеи организовать револю­цию. Бакунисты стали задним числом хвастать, что они оказались «господами положе­ния». И что же сделали эти «господа» из своего «положения», спрашивает Энгельс. Во-первых, они основали в Алькой «комитет благосостояния», т. е. революционное прави­тельство. Между тем эти самые аллиансисты (бакунисты) на своем конгрессе 15 сен­тября 1872 года, т. е. всего за десять месяцев до революции, постановили: «всякая орга­низация политической, так называемой временной или революционной власти может быть лишь новым обманом и оказалась бы столь же опасной для пролетариата, как все ныне существующие правительства». Вместо опровержения этих анархических фраз, Энгельс ограничивается саркастическим замечанием, что как раз сторонникам резолю­ции пришлось стать «участниками этой временной и революционной правительствен­ной

246__________________________ В. И. ЛЕНИН

власти» в Алькой. Энгельс третирует этих господ с заслуженным ими презрением за то, что они обнаружили, оказавшись у власти, «абсолютную беспомощность, растерян­ность и неэнергичность». Энгельс с таким же презрением ответил бы на обвинения в «якобинизме», излюбленные жирондистами социал-демократии. Он показывает, что в ряде других городов, напр., в Сан-Люкар-де-Баррамеда (портовый город с 26 тыс. жи­телей, около Кадикса) «аллиансистам тоже пришлось вопреки их анархическим прин­ципам образовать революционное правительство». Он упрекает их за то, что они «не знали, что делать с своей властью». Прекрасно зная, что бакунистские вожди рабочих участвовали во временных правительствах вместе с интрансижентами, т. е. вместе с республиканцами, представителями мелкой буржуазии, Энгельс ставит в упрек бакуни­стам не их участие в правительстве (как это следовало бы сделать по «принципам» но­вой «Искры»), а недостаток организованности, недостаток энергии участия, подчи­нение их руководству господ буржуазных республиканцев. Какими уничтожающими сарказмами осыпал бы Энгельс людей, принижающих в эпоху революции значение «технического» и военного руководства, видно, между прочим, из того, что Энгельс упрекал бакунистских вождей рабочих за то, что они, попав в революционное прави­тельство, предоставляли «политическое и военное руководство» господам буржуазным республиканцам, а сами кормили рабочих пышными фразами да бумажными прожек­тами «социальных» реформ.

Как настоящий якобинец социал-демократии, Энгельс не только умел ценить важ­ность действия сверху, не только вполне допускал участие в революционном прави­тельстве вместе с республиканской буржуазией, но требовал такого участия и энергич­ной военной инициативы революционной власти. Энгельс считал своим долгом при этом давать практически-руководящие военные советы.

«Несмотря на то, — говорит он, — что восстание было начато бессмысленно, оно имело все же большие шансы

_________________ О ВРЕМЕННОМ РЕВОЛЮЦИОННОМ ПРАВИТЕЛЬСТВЕ_______________ 247

на успех, если бы оно было направляемо хоть с капелькой смысла, хотя бы даже по об­разцу испанских военных бунтов. При таких бунтах поднимается гарнизон одного го­рода, двигается в соседний город, увлекает за собой его гарнизон, распропагандирован­ный уже ранее, и таким образом повстанцы, возрастая в числе подобно лавине, идут на столицу, пока счастливое сражение или переход посланных против них войск на их сторону не решит победы. Этот способ был в особенности удобоприменим в данном случае. Инсургенты были давно уже организованы повсюду в добровольческие баталь­оны; правда, дисциплина в них была жалкая, но во всяком случае не хуже, чем в остат­ках старой, большей частью распущенной, испанской армии. Единственными надеж­ными войсками у правительства были жандармы, но они были рассеяны по всей стране. Задача состояла, прежде всего, в том, чтобы помешать этим жандармам стянуться вме­сте, а это было возможно лишь посредством наступательного образа действий и при смелом выступлении на бой в открытом поле. Большой опасности такой образ действий не представлял, потому что правительство могло выставить против добровольцев лишь столь же недисциплинированные войска, как и сами эти добровольцы. И кто хотел по­бедить, у того не было иных путей к победе».

Вот как рассуждал основатель научного социализма, когда ему приходилось иметь дело с задачами восстания и непосредственной борьбы в эпоху революционного взры­ва! Несмотря на то, что восстание было поднято мелкобуржуазными республиканцами; несмотря на то, что для пролетариата не стоял вопрос ни о социалистическом перево­роте, ни об элементарно необходимой политической свободе; — несмотря на это, Эн­гельс страшно высоко ценил активнейшее участие рабочих

* Ware er nur mit einigem Verstand geleitet worden. Бедный Энгельс! Жаль, что незнаком он с новой «Искрой»! Тогда он знал бы о гибельности, зловредности, утопичности, буржуазности, технической од­носторонности и заговорщической узости «якобинской» идеи о проведении (geleitet werden) восстания!

248__________________________ В. И. ЛЕНИН

в борьбе за республику, Энгельс требовал от вождей пролетариата, чтобы они всю свою деятельность подчинили необходимости победы в начавшейся борьбе; Энгельс входил при этом и сам, как один из вождей пролетариата, даже в детали военной организации, Энгельс не пренебрегал, раз это нужно было для победы, и устаревшими способами борьбы военных бунтов, Энгельс во главу угла ставил наступательный образ действий и централизацию революционных сил. Самые горькие упреки направлял он против ба­кунистов за то, что они возвели в принцип «то, что было неизбежным злом в эпоху не­мецкой крестьянской войны и во время майских восстаний в Германии в 1849 году, именно раздробленность и обособленность революционных сил, позволившие одним и тем же правительственным войскам подавлять одно отдельное восстание за другим». Взгляды Энгельса на проведение восстания, на организацию революции, на использо­вание революционной власти, как небо от земли, отличаются от хвостистских взглядов новой «Искры».

Подводя итог урокам испанской революции, Энгельс отмечает прежде всего, что «бакунисты оказались вынужденными, как только они очутились перед серьезным ре­волюционным положением, выбросить за борт всю свою прежнюю программу». Имен­но, во-первых, пришлось выбросить за борт принцип воздержания от политической деятельности, от выборов, принцип «уничтожения государства». Во-вторых, «они вы­бросили за борт тот принцип, что рабочие не должны участвовать ни в какой револю­ции, которая не преследует цели немедленного полного освобождения пролетариата, они участвовали сами в движении заведомо чисто буржуазном». В-третьих, — и этот вывод дает ответ как раз на наш спорный вопрос — «они попирали только что провоз­глашенный ими самими принцип: будто учреждение революционного правительства есть лишь новый обман и новая измена рабочему классу, — они попирали его, преспо­койно заседая в правительственных комитетах отдельных городов и притом почти вез­де как

_________________ О ВРЕМЕННОМ РЕВОЛЮЦИОННОМ ПРАВИТЕЛЬСТВЕ_______________ 249

бессильное меньшинство, майоризируемое господами буржуа и политически эксплуа­тируемое ими». Не умея руководить восстанием, раздробляя революционные силы вме­сто централизации их, уступая проведение революции господам буржуа, распуская прочную и крепкую организацию Интернационала, «бакунисты дали нам в Испании неподражаемый образчик того, как не следует делать революцию».

* * *

Суммируя вышеизложенное, получаем следующие выводы:

1. Принципиально ограничивать революционное действие давлением снизу и отка­
зываться от давления также и сверху есть анархизм.

2. Кто не понимает новых задач в эпоху революции, задач действия сверху, кто не
умеет определять условия и программу такого действия, тот понятия не имеет о задачах
пролетариата во всякой демократической революции.

3. Тот принцип, что для социал-демократии недопустимо участвовать вместе с
буржуазией во временном революционном правительстве, что всякое такое участие
есть измена рабочему классу, есть принцип анархизма.

4. Перед партией пролетариата всякое «серьезное революционное положение» ста­
вит задачу сознательного проведения восстания, организации революции, централиза­
ции всех революционных сил, смелого военного наступления, энергичнейшего исполь-

* зования революционной власти.

5. Маркс и Энгельс не могли одобрить и никогда не одобрили бы тактики новой
«Искры» в теперешний революционный момент, ибо эта тактика как раз состоит в по­
вторении всех перечисленных выше ошибок. Маркс

В рукописи после слова «власти» следует: «Руководители рабочего класса, не понимающие этих за­дач или систематически принижающие эти задачи, должны быть беспощадно выбрасываемы за борт пролетариатом». Ред.

250__________________________ В. И. ЛЕНИН

и Энгельс назвали бы принципиальную позицию новой «Искры» созерцанием «задней» пролетариата и перепевом анархических заблуждений.

* * *

В следующей статье мы перейдем к разбору задач временного революционного пра­вительства.

В рукописи: «... анархических пошлостей». Ред.

РАЗГРОМ

Морской бой в Корейском проливе заполонил внимание политической печати всего мира. Сначала царское правительство пыталось скрыть горькую истину от своих вер­ноподданных, но скоро убедилось в безнадежности такой попытки. Скрыть полный разгром всего русского флота было бы все равно невозможно.

Оценивая политическое значение последнего морского боя, приходится повторять то, что мы говорили в № 2 «Вперед» по поводу падения Порт-Артура. Полный воен­ный крах царской России стал очевиден уже тогда, но балтийская эскадра внушала еще русским патриотам тень надежды. Все понимали, что окончательный исход войны за­висит от победы той или другой стороны на море. Самодержавие видело, что несчаст­ный исход войны равносилен победе «внутреннего врага», т. е. победе революции. По­этому на карту было поставлено все. Сотни миллионов рублей были затрачены на спешную отправку балтийской эскадры. С бору да с сосенки собран экипаж, наскоро закончены последние приготовления военных судов к плаванию, увеличено число этих судов посредством добавления к новым и сильным броненосцам «старых сундуков». Великая армада, — такая же громадная, такая же громоздкая, нелепая, бессильная, чу­довищная, как вся Российская империя, — двинулась в путь, расходуя бешеные деньги

* См. Сочинения, 5 изд., том 9, стр. 151—150. Ред.

252__________________________ В. И. ЛЕНИН

на уголь, на содержание, вызывая общие насмешки Европы, особенно после блестящей победы над рыбацкими лодками, грубо попирая все обычаи и требования нейтралитета. По самым скромным расчетам, эта армада стоила до 300 миллионов рублей, да посылка ее обошлась в 100 миллионов рублей, — итого 400 миллионов рублей выброшено на эту последнюю военную ставку царского самодержавия.

Теперь и последняя ставка побита. Этого ожидали все, но никто не думал, чтобы по­ражение русского флота оказалось таким беспощадным разгромом. Точно стадо дика­рей, армада русских судов налетела прямиком на великолепно вооруженный и обстав­ленный всеми средствами новейшей защиты японский флот. Двухдневное сражение, — и из двадцати военных судов России с 12—15 тысячами человек экипажа потоплено и уничтожено тринадцать, взято в плен четыре, спаслось и прибыло во Владивосток только одно («Алмаз»). Погибла большая половина экипажа, взят в плен, «сам» Рожде­ственский и его ближайший помощник Небогатое, а весь японский флот вышел невре­димым из боя, потеряв всего три миноносца.

Русский военный флот окончательно уничтожен. Война проиграна бесповоротно. Полное изгнание русских войск из Маньчжурии, отнятие японцами Сахалина и Влади­востока — теперь лишь вопросы времени. Перед нами не только военное поражение, а полный военный крах самодержавия.

Значение этого краха, как краха всей политической системы царизма, становится все яснее и для Европы и для всего русского народа с каждым новым ударом, наносимым японцами. Все ополчается против самодержавия, — и оскорбленное национальное са­молюбие крупной и мелкой буржуазии, и возмущенная гордость армии, и горечь утра­ты десятков и сотен тысяч молодых жизней в бессмысленной военной авантюре, и оз­лобление против расхищения сотен миллионов народных денег, и опасения неизбежно­го финансового краха и долгого экономического кризиса вследствие такой войны, и страх перед грозной народной революцией, которой

РАЗГРОМ__________________________________ 253

(по мнению буржуазии) царь мог бы и должен бы был избежать путем своевременных «благоразумных» уступок. Растет и ширится требование мира, негодует либеральная печать, начинают грозить даже умереннейшие элементы, вроде землевладельцев «ши-повского» направления, требует немедленного созыва народных представителей даже холопское «Новое Время».

Европейская буржуазия, этот вернейший оплот царской власти, начинает тоже те­рять терпение. Ее пугает неизбежная перегруппировка в международных отношениях, растущее могущество молодой и свежей Японии, потеря военного союзника в Европе. Ее беспокоит судьба тех миллиардов, которые она великодушно ссудила самодержа­вию. Ее серьезно тревожит революция в России, слишком волнующая европейский пролетариат и грозящая всемирным революционным пожаром. Во имя «дружбы» с ца­ризмом она взывает к его благоразумию, настаивает на необходимости мира — мира с японцами и мира с либеральной русской буржуазией. Европа нисколько не закрывает глаз на то, что мир с Японией может быть куплен теперь лишь очень дорогой ценой, но она трезво и деловито рассчитывает, что каждый новый месяц войны извне и револю­ции внутри неизбежно повышает эту цену и увеличивает опасность такого революци­онного взрыва, который как песчинку сметет всю политику «уступок». Европа понима­ет, что самодержавию страшно трудно, почти невозможно уже остановиться теперь, — слишком далеко оно зашло, и вот она, эта буржуазная Европа, старается успокоить и себя самое и своего союзника розовыми мечтами.

Вот что пишет, например, газета французской патриотической буржуазии, «Le Siecle», в статейке Корнели, озаглавленной «Конец одной эпопеи»: «Теперь, когда русские разбиты на море после ряда поражений на суше, на их правительство ложится обязанность заключить мир и преобразовать свои военные силы. Правительства аван­тюристские бывают иногда вынуждены в силу своих притязаний или в целях своей

254__________________________ В. И. ЛЕНИН

безопасности вовлекать в войну те народы, над которыми они властвуют. И, так как для таких правительств ставкой в борьбе за победу является самое их существование, то они требуют от их народов новых и новых жертв, ведя их таким образом к конечной гибели. Такова была во Франции история двух наших империй. Такова была бы исто­рия и третьей империи, если бы удалось создать таковую у нас.

Наоборот, положение русского правительства именно не таково; оно держится за самые недра русского народа, и общие несчастья не разъединяют правительство и на­род, а лишь теснее спаивают их друг с другом. Побежденный Цезарь не есть уже Це­зарь. Несчастный царь может остаться священным и популярным царем».

Увы, увы! Хвастовство шовинистского французского лавочника «уже слишком яв­но», его уверения, будто война не разъединила русского правительства и народа, на­столько противоречат общеизвестным фактам, что вызывают улыбку и кажутся наив­ной и невинной хитростью. Чтобы предостеречь своего друга и союзника, русского са­модержца, от неизбежного краха, к которому он, как истинный «Цезарь», идет слепо и упорно, французский буржуа ласково уверяет этого Цезаря, что он не должен походить на других цезарей, что у него есть еще иной, лучший выход. «Чего хочется, тому верит­ся». Французской буржуазии так хочется иметь могущественного союзника — царя, что она убаюкивает себя романтической сказкой о несчастье, спаивающем русский на­род с царем. Серьезно и сам г. Корнели не верит, разумеется, в эту сказку, — тем менее нам стоит брать ее всерьез.

Авантюристскими бывают не только правительства цезарей, но и правительства за­коннейших монархов старейшей династии. В русском самодержавии, отставшем от ис­тории на целое столетие, авантюристского больше, чем в любой из французских импе­рий. Самодержавие именно по-авантюристски бросило народ в нелепую и позорную войну. Оно стоит теперь перед заслуженным концом. Война вскрыла все его язвы,

РАЗГРОМ__________________________________ 255

обнаружила всю его гнилость, показала полную разъединенность его с народом, разби­ла единственные опоры цезарьянского господства. Война оказалась грозным судом. Народ уже произнес свой приговор над этим правительством разбойников. Революция приведет этот приговор в исполнение.

«Пролетарий» № 3, Печатается по тексту

9 июня (27мая) 1905 г. газеты «Пролетарий»,

сверенному с рукописью

РЕВОЛЮЦИОННАЯ БОРЬБА И ЛИБЕРАЛЬНОЕ МАКЛЕРСТВО

Возникновение политических партий есть одна из самых интересных и характерных особенностей нашей интересной эпохи. Старый порядок, самодержавие, рушится. О том, как именно и какой именно новый порядок надо строить, начинают думать все бо­лее широкие слои не только так называемого «общества», т. е. буржуазии, но и «наро­да», т. е. рабочего класса и крестьянства. Для сознательного пролетариата эти попытки разных классов намечать программу и налаживать организацию политической борьбы представляют громадное значение. Как ни много случайного, произвольного, иногда пустозвонного, в этих попытках, исходящих по большей части от отдельных, ни перед кем не ответственных и никого за собой не ведущих «деятелей», но в общем и целом основные интересы и тенденции крупных общественных классов проявляют себя с не­удержимой силой. Из кажущегося хаоса заявлений, требований, программ вырисовыва­ется политическая физиономия нашей буржуазии и ее истинная (не показная только) политическая программа. Пролетариат все больше и больше получает материала для суждения о том, как будет действовать говорящая теперь о политическом действии русская буржуазия, — какую позицию займет она в решительной революционной борьбе, к которой Россия так быстро приближается.

Первый абзац в рукописи перечеркнут и в текст, опубликованный в газете «Пролетарий», не вошел.

Ред.

______________ РЕВОЛЮЦИОННАЯ БОРЬБА И ЛИБЕРАЛЬНОЕ МАКЛЕРСТВО_____________ 257

Заграничное «Освобождение», подводящее, без всякой помехи цензуры, итоги бес­численным выступлениям русских либералов, дает иногда особенно ценный материал для изучения политики буржуазии. Только что напечатанная им (или перепечатанная из «Новостей»¹¹⁵ от 5 апреля) «программа «Союза освобождения»» с поучительными комментариями г. П. С. служит прекрасным дополнением к решениям земских съездов и к освобожденскому проекту конституции, о котором мы говорили в № 18 «Вперед». «Выработкой и вотированием этой программы, — справедливо говорит г. П. С, — сде­лан крупный шаг к созданию русской конституционно-демократической партии».

Несомненно, для русских либералов это крупный шаг, выделяющийся среди доволь­но уже продолжительной эпопеи либеральных выступлений. И как же мелок этот круп­ный либеральный «шаг» сравнительно с тем, что нужно для создания действительной партии, сравнительно даже с тем, что создано уже для этой цели хотя бы социал-демократией! Буржуазия располагает неизмеримо большей свободой легального вы­ступления, чем пролетариат, неизмеримо большим количеством интеллигентных сил и денежных средств, несравненно большими удобствами для партийной организации, — а между тем перед нами все еще «партия» без официального названия, без общей, яс­ной и точной программы, без тактики, без партийной организации, «партия», состоящая по отзыву компетентного г. П. С. из «земской фракции» и из «Союза освобождения», т. е. из неорганизованного конгломерата лиц плюс организация. Может быть, впрочем, члены земской фракции являются «членами партии» в том знаменитом смысле, что они, признавая программу, работают «под контролем одной из партийных организа­ций», одной из групп «Союза освобождения»? Насколько не соответствует подобное понимание членства партии всему духу социал-демократии, настолько же удобно и це­лесообразно оно для либералов, настолько же свойственно всему их политическому

* См. настоящий том, стр. 198. Ред.

258__________________________ В. И. ЛЕНИН

облику. Из такого понимания партии (выраженного не в писанном уставе, а в реальной конструкции этой «партии») вытекает, между прочим, то, что организованные члены партии, т. е. члены «Союза освобождения», стоят в большинстве за однопалатную сис­тему и тем не менее отказываются от нее в своей программе, обходят вопрос полным молчанием в угоду неорганизованным членам партии, в угоду «земской фракции», ко­торая стоит за двухпалатную систему. Соотношение «сил», можно сказать, провиден­циальное для политически активной буржуазии: организованные интеллигенты пред­полагают, неорганизованные дельцы, воротилы, капиталисты — располагают.

Г-н П. С, от всей души приветствующий программу «Союза освобождения», прин­ципиально защищает при этом и неясность, неполноту, незаконченность программы и организационную расплывчатость и тактические умолчания, защищает соображениями «реальной политики»! Мы еще вернемся к этому бесподобному, чрезвычайно харак­терному для всей сущности буржуазного либерализма понятию; теперь же перейдем к разбору основ либеральной программы.

Официального названия у партии, как мы уже сказали, нет. Г-н П. С. называет ее тем же именем, которое, кажется, фигурирует и на страницах наших легальных газет либе­рального направления, — «конституционно-демократическая партия». И, как ни мало­важен на первый взгляд вопрос о названии, однако и тут уже сразу мы получаем мате­риал для разъяснения того, почему буржуазия должна, в отличие от пролетариата, удовлетворяться политической расплывчатостью и даже «принципиально» защищать ее, — именно «должна» не по субъективным только настроениям или качествам ее во­ждей, а в силу объективных условий существования всего класса буржуазии, как цело­го. Название «конституционно-демократическая партия» сразу напоминает известное изречение: язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли. Название «к.-д. п.» придумано для того, чтобы скрыть монархический характер партии. В самом деле, кто же не знает, что вся эта партия, и

______________ РЕВОЛЮЦИОННАЯ БОРЬБА И ЛИБЕРАЛЬНОЕ МАКЛЕРСТВО_____________ 259

в лице ее хозяйской части — земской фракции, и в лице «Союза освобождения», стоит за монархию? О республике ни те, ни другие даже не разговаривают, считая такой раз­говор «несерьезным», а в их проекте конституции монархия признается, как форма правления, прямо и определенно. Значит перед нами партия сторонников конституци­онной монархии, партия монархистов-конституционалистов. Это факт, не подлежащий ни малейшему сомнению и не устранимый никакими рассуждениями о «принципиаль­ном» признании республики (хотя мы таких рассуждений от «конституционалистов-демократов» пока не слыхали!), ибо дело идет именно не о «принципиальном» только, а о практически-политическом признании, о признании желания завоевать и необходи­мости бороться.

Но в том-то и суть, что нельзя господам буржуа назвать себя теперь же своим на­стоящим именем. Это невозможно настолько же, насколько невозможно нагишом вый­ти на улицу. Нельзя открыто сказать правды, нельзя громко aussprechen was ist (сказать то, что есть), потому что это равносильно признанию одной из самых диких и вредных политических привилегий, равносильно признанию своего антидемократизма. При­знать же это борющаяся за политическую свободу буржуазия не может не только пото­му, что это уже очень срамно, конфузно и неприлично. Нет, ни перед каким неприли­чием не остановятся люди буржуазной политики, раз потребуют этого их интересы. Но сейчас их интересы требуют свободы, а свободы нельзя добыть без народа, а поддерж­ку народа нельзя обеспечить себе, не называя себя «демократом» (= сторонником само­державия народа), не скрывая своего монархизма.

Таким образом, классовое положение буржуазии приводит неизбежно к внутренней неустойчивости и фальши самой постановки ее основных политических задач: борьба за свободу, за разрушение вековых привилегий самодержавия, несовместима с отстаи­ванием привилегий частной собственности, ибо эти привилегии заставляют «бережно относиться» к монархии. Реальная программа монархической конституции облекается

260__________________________ В. И. ЛЕНИН

поэтому в красивый воздушный наряд демократической конституции. И это подкраши­вание реального содержания программы заведомо лживой показной мишурой называ­ется «реальной политикой»... Идеолог либеральной буржуазии с неподражаемым пре­небрежением, с великолепным самодовольством говорит поэтому о «теоретическом самоуслаждении», которым занимаются «представители крайних партий» («Освобож­дение» № 69—70, стр. 308). Реальные политики буржуазии не хотят услаждать себя ни разговорами, ни даже грезами о республике, ибо они не хотят бороться за республику. Но именно поэтому они чувствуют непреодолимую потребность услаждать народ приманкой «демократизма». Они не хотят обманывать себя насчет своей неспособности отказаться от монархии, и именно поэтому они должны обманывать народ умолчанием о своем монархизме.

Название партии, как видите, вовсе не такая случайная и не такая маловажная вещь, как можно бы подумать с первого взгляда. Иногда самая уже крикливость, манерность названия выдает глубокий внутренний порок всей программы и всей тактики партии. Чем интимнее чувствует идеолог крупной буржуазии свою преданность монархии, тем громче клянется он и божится, уверяя всех в своем демократизме. Чем больше идеолог мелкой буржуазии отражает ее неустойчивость, ее неспособность к выдержанной и не­уклонной борьбе за демократическую революцию и за социализм, тем с большим жа­ром ораторствует он о партии «социалистов-революционеров», о которой верно было сказано, что ее социализм вовсе не революционен, а ее революционность вовсе не свя­зана с социализмом. Остается только, чтобы сторонники самодержавия назвали себя (как они уже и пробовали не раз) «народной партией», и мы будем иметь полную кар­тину того, как классовые интересы преображаются в политических вывесках.

Дата добавления: 2015-06-04