Повествующая о том, как старуха Янь учинила скандал в юньчанском уездном управлении и как Чжу Тун, движимый чувством дружбы, помог Сун Цзяну скрыться 5 страница

Жена У с аршином в руках стала размерять и кроить, а потом принялась за шитье. Старуха следила за ее работой и все приговаривала:

– Вот так мастерица! Мне уж седьмой десяток пошел, а я до сих пор не видывала ничего подобного.

Женщина шила все утро, а в полдень старая Ван приготовила лапши, вина и закусок и пригласила гостью закусить, после чего жена У поработала еще немного, а когда день стал клониться к вечеру, сложила работу и ушла домой. Едва она возвратилась, как пришел и У старший с пустым коромыслом. Жена опустила за ним дверную занавеску и заперла дверь, а он, идя в комнату и увидев раскрасневшееся лицо жены, тут же спросил:

– Ты где это выпивала?

– Да у нашей соседки, матушки Ван, – отвечала жена. – Она попросила меня сшить ей погребальную одежду, а в полдень приготовила кое‑что покушать и угостила меня.

– Ай‑я! – оказал У старший. – Не надо, чтоб она угощала тебя. Ведь может случиться, что и нам о чем‑нибудь придется просить ее. Шить‑то ты ей шей, а кушать приходи домой, чтоб не вводить ее в расход. Если ты завтра опять пойдешь к ней работать, так захвати немного денег и купи вина и закуски угостить ее. Недаром говорит пословица: «Близкий сосед лучше далекого родственника». Смотри не порти с ней отношений. Если она откажется от угощения, возьми работу домой, а когда все сделаешь, то отнесешь.

Жена выслушала У старшего, и ничего особенного в этот день не произошло.

Так удалось старой Ван осуществить свой план и заманить к себе в дом Пань Цзинь‑лянь. На следующий день после завтрака, когда У старший отправился торговать, старуха снова пришла пригласить к себе его жену. А когда та пришла, старая Ван вынесла ей шитье, и жена У принялась за работу, а хозяйка пристроилась рядом, заварила чай и стала его попивать.

Когда наступил полдень, молодая женщина вынула связку монет и, передавая ее старой Ван, сказала:

– Матушка! Разрешите‑ка сегодня мне угостить вас!

– Да что ты, милая! – воскликнула старуха, не ожидавшая этого. – Да где же такое видано? Я, старая, пригласила тебя поработать, да ты же еще и тратиться будешь!

– Муж велел мне так сделать, – отвечала жена У старшего. – Он сказал, что если вы, матушка, будете отказываться от угощения, то мне лучше работать дома.

– Ну раз уж он у тебя такой строгий да к тому же и ты сама желаешь этого, я возьму деньги, – поспешила согласиться старая Ван, опасаясь, как бы не испортить все дело.

Она добавила немного своих денег, купила хорошего вина, закусок, а также редких фруктов и принялась потчевать свою гостью.

Теперь послушайте, что я скажу вам, читатель. Любая женщина, как бы умна она ни была, не устоит перед расточаемыми ей любезностями, и из десяти случаев в девяти попадется в ловушку.

Дальше необходимо рассказать, как старая Ван подала сладости и пригласила гостью выпить и закусить. Потом жена У старшего пошила еще немного и, когда стало смеркаться, выразила старухе свою сердечную благодарность и, распрощавшись, ушла домой.

Но мы не будем подробно останавливаться на всех этих мелочах. На третий день после завтрака, едва Ван увидела, что У старший ушел из дома, она с черного хода забежала к своей соседке и сказала ей:

– Ну, милая, опять я пришла беспокоить тебя…

– А я только что собиралась идти к вам, – сказала жена У, спускаясь по лестнице.

Придя в дом старой Ван, они уселись шить, а потом попили чайку, приготовленного хозяйкой. Так жена У старшего проработала примерно до полудня.

Теперь возвратимся к Си‑Мынь Цину и расскажем о том, как он сгорал от нетерпения, дожидаясь назначенного дня. Голову он повязал новой косынкой, одел нарядное платье и, захватив с собой около пяти лян серебра, отправился на улицу Красных камней. Подойдя к дверям чайной, он кашлянул и сказал:

– Что это вас не видно, матушка Ван?

– Кто там меня зовет? – спросила старая Ван, взглянув на дверь.

– Да это я! – отвечал Си‑Мынь Цин.

Старуха поспешила к двери и, увидев говорившего, смеясь, сказала:

– Я‑то думаю, кто бы это мог быть, а это оказывается вы, уважаемый господин, мои благодетель. И как вовремя пришли, зайдите, пожалуйста! – она за рукав втащила гостя в комнату и обратилась к жене У старшего:

– Это и есть тот самый благодетель, который подарил мне материи на погребальную одежду.

Увидев женщину, Си‑Мынь Цин почтительно ее приветствовал, она же, поспешно отложив работу, так же вежливо отвечала на его поклоны. А тем временем старая Ван, указывая на жену У старшего, говорила Си‑Мынь Цину:

– Шелк, который вы, уважаемый господин, изволили подарить мне, пролежал у меня больше года, и я так и не собралась сшить погребальную одежду. Но эта женщина так добра, что согласилась сама изготовить все необходимое своими руками. Взгляните – она шьет, словно на станке ткет, стежки у нее идут и часто и красиво. Редко встретишь такую работу. Сами посмотрите, уважаемый господин!

Си‑Мынь Цин взял в руки шитье и одобрительно воскликнул:

– Где же это вы, сударыня, научились этакому мастерству? Будто волшебница какая сделала!

– Вы шутите надо мной, сударь! – улыбаясь, отвечала ему жена У старшего.

Тогда Си‑Мынь Цин обратился к старой Ван со следующим вопросом:

– Могу ли я спросить вас, матушка, из какого дома эта госпожа?

– А вы попробуйте сами угадать, сударь! – отвечала старуха.

– Да разве я отгадаю? – возразил Си‑Мынь Цин.

– Это жена моего соседа У старшего, которая всего несколько дней назад, если помните, ударила вас шестом, – смеясь, отвечала старуха. – Видно, ушибленное место у вас уже не болит, вот вы и забыли.

При этих словах жена У так вся и зарделась и произнесла:

– Шест у меня тогда нечаянно из рук выпал, так что вы уж пожалуйста, уважаемый господин, на меня не сердитесь.

– Да что вы! – отозвался Си‑Мынь Цин.

– Мой благодетель – прекрасной души человек, – поспешила вставить свое слово старуха Ван. – Он всегда отличался необычайной добротой и совсем не злопамятен.

– А я тогда и не знал, кто вы, – продолжал Си‑Мынь Цин. – Так вы, значит, супруга У старшего. Ваш муж, кажется, занимается торговлей? Я слышал, что зла он никому в городе не причиняет, занимается потихоньку своим делом, что характер у него хороший и человек он, каких мало.

– Ах вот вы что о нем знаете, – вмешалась тут старая Ван. – С тех пор как эта женщина вышла за него замуж, она во всем слушается своего мужа.

– Да никчемный он человек! – заметила жена У. – Вы уж не смейтесь над нами, сударь.

– Ошибаетесь, дорогая госпожа! – сказал Си‑Мынь Цин, – Еще в старину говорили: «Мягкость в человеке – основа жизни, а твердость – источник многих бед». Ведь у людей, вроде вашего мужа, как говорится: «И на расстоянии десяти тысяч ли ни одна капля воды не пропадет».

– Что верно, то верно, – поддержала его старая Ван.

Восхваляя еще некоторое время шитье, которое ему показали, Си‑Мынь Цин сел против молодой женщины.

– А знаешь ли ты, милая, кто этот почтенный господин? – спросила старуха Ван свою гостью.

– Нет, – ответила та, – не знаю.

– Этот уважаемый господин один из самых богатых людей в нашем городе, – продолжала старуха, – сам начальник уезда поддерживает с ним знакомство. Зовут его почтенный господин Си‑Мынь. Дома у него несметные богатства, а напротив уездного управления лавка, в которой он торгует лекарственными снадобьями. Денег у него целые горы, а продовольствия в закромах столько, что оно даже гниет. В комнатах его, куда ни взглянешь, что ни желтое, то золото, что ни белое – серебро, что ни круглое, то жемчуг, а блестящее – разные драгоценности. Есть у него дома и рога носорога и бивни слона, – продолжала расхваливать его старуха.

А жена У старшего сидела, опустив голову, и шила. Си‑Мынь Цин же, глядя на нее, так распалился, что не мог дождаться той минуты, когда останется с ней наедине. Тут старая Ван ненадолго удалилась и вернулась, неся две чашки чаю. Одну она подала Си‑Мынь Цину, а другую жене У, приговаривая:

– Выпей, милая, чашечку вместе с уважаемым господином.

Когда гости выпили чай, то по всему было видно, что они уже поняли друг друга. В это время старая Ван, глядя в глаза Си‑Мынь Цину, потерла рукой щеку, и тот понял, что и пятый шаг уже сделан. Потом, обращаясь к нему, старуха сказала:

– Если бы вы, уважаемый господин, не пожаловали ко мне сами, я не осмелилась бы явиться к вам с приглашением. Но, уж видно, так судьбе угодно, и приход ваш как нельзя кстати. Недаром говорится в пословице: «Один гость не должен беспокоить двух хозяев». Хоть вы, уважаемый господин, и потратились на меня, а эта добрая женщина согласилась тут потрудиться, но все же, как мне ни совестно, я хочу просить вас еще кое о чем. Раз уж здесь моя соседка, – а бывает она у меня не так часто, – то я хотела просить вас угостить эту женщину за ее труды. Сделайте это для меня.

– Сам‑то я и не догадался! – воскликнул Си‑Мынь Цин. – Вот, возьмите это, – сказал он, передавая старухе платок, в котором были завязаны деньги.

– Да что вы, не надо! – воскликнула Пань Цзинь‑лянь. Однако она не двинулась с места и не встала даже в ту минуту, когда старуха, прихватив деньги, собралась идти.

– Ты, милочка, – сказала старая Ван, выходя из дверей, – уж побудь здесь за хозяйку, посиди с уважаемым господином!

– Матушка, да не ходите вы, – продолжала протестовать жена У, но и тут не встала.

Дело шло так, будто иначе и быть не могло, а все потому, что желания всех трех совпадали. Что до Си‑Мынь Цина, то он глазами пожирал жену У старшего, да и она то и дело украдкой на него поглядывала. С виду он был недурен, и женщина почувствовала к нему влечение, хотя ничем своих чувств не выдавала и сидела, низко склонившись над шитьем.

Вскоре вернулась старая Ван. Она купила уже приготовленного для еды жирного гуся, жареного мяса, закусок и фруктов. Все это старуха разложила на блюда и подала на стол.

– Вы, матушка, сами будьте хозяйкой, ухаживайте за гостем, – сказала жена У при виде всех этих приготовлений. – Я не смею.

Но уходить она не собиралась.

– Как ты можешь говорить так! – возразила старуха. – Ведь я стараюсь отблагодарить тебя за труды.

Она расставила на столе тарелки с закусками, и, когда все трое уселись, старая Ван налила вина, а Си‑Мынь Цин, подняв свою чашечку, обратился к жене У:

– Прошу вас, уважаемая, до дна осушить эту чашечку.

– Очень благодарна вам за благосклонное ко мне внимание, – смеясь, ответила женщина.

– Я знаю, милая, что ты умеешь пить, – отозвалась старуха, – а потому прошу тебя, не стесняйся и пропусти еще пару чашечек.

Тем временем Си‑Мынь Цин, взяв со стола палочки для еды обратился к старухе Ван:

– Мамаша, попросите гостью чего‑нибудь откушать.

Старуха выбрала самые лакомые кусочки и передала их жене У старшего. Так они осушили подряд еще три чашечки, и старуха снова пошла за вином. Тогда Си‑Мынь Цин спросил жену У:

– Могу я узнать, сколько весен вам сейчас миновало?

– Мне уже двадцать три года, – ответила та.

– Я старше вас на пять лет, – заметил Си‑Мынь Цин.

– Что вы, господин! Разве можно сравнивать мою ничтожную жизнь с вашей высокой, – это как небо и земля! – воскликнула жена У.

В это время в комнату вошла старая Ван и сказала:

– Видите, какая она умница! Не только шить мастерица, но и ученая и начитанная.

– Где вы только ее отыскали? – удивлялся Си‑Мынь Цин. – И какой, должно быть, счастливчик этот У старший!

– Окажу вам откровенно, – продолжала старуха, – что хоть у вас, уважаемый господин, в доме немало женщин, но ни одна не может с нею сравниться!

– Да сразу всего и не скажешь! – поддакнул Си‑Мынь Цин. – Могу лишь признаться, что не везет мне, так до сих пор я и не смог найти хорошей жены.

– Ну, первая‑то жена была у вас хорошая, – возразила на это старая Ван.

– И не говорите! – воскликнул Си‑Мынь Цин. – Если бы была жива моя первая жена, дом мой не был бы таким беспризорным! А то сейчас нахлебников у меня много, а делами никто не занимается.

– Когда же вы потеряли супругу? – спросила Пань Цзинь‑лянь.

– Мне очень тяжело говорить об этом, – сокрушался Си‑Мынь Цин. – Моя покойная подруга происходила из бедной семьи, была мастерицей на все руки и могла заменить меня в любом деле. Однако, на мое несчастье, она уж три года, как умерла, и все в доме пошло вверх дном. Вот почему я стараюсь уйти куда‑нибудь, а, когда бываю дома, всегда расстраиваюсь!

– Уважаемый господин, не судите строго меня, старую, за прямоту мою, – снова вступила в разговор хозяйка, – только я окажу, что и первая ваша жена не умела так шить, как жена У старшего.

– Хоть и нехорошо так говорить про покойную жену, – отвечал Си‑Мынь Цин, – но все же не могу не признаться, что и красотой лица она уступала вам, сударыня.

– А что же это вы, уважаемый господин, – смеясь, сказала старуха, – не пригласите меня попить чайку к той из своих жен, что проживает на Восточной улице?.

– Это к певичке Чжан Си‑си? – спросил Си‑Мынь Цин. – Так ведь это так, между прочим, да и не по душе она мне что‑то.

– Но ведь вы, уважаемый господин, очень долго жили с Ли Цзяо‑цзяо? – продолжала старуха.

– Она уже поселилась в моем доме, – ответил Си‑Мынь Цин, – и, будь она так же мила лицом, как наша гостья, я давно бы на ней женился.

– А если б я нашла такую женщину, – сказала старуха, – которая пришлась бы вам по вкусу, то ничто не помешало бы вам?

– Родители мои умерли, и дома я сам себе хозяин, – отвечал он. – Кто же посмел бы воспрепятствовать мне?

– Да нет, я так, пошутила, – сказала старуха. – Где же сразу найдешь такую, чтоб была по вашему вкусу?

– А почему же не найдешь! – возразил Си‑Мынь Цин. – Просто уж такой я неудачливый с женитьбой, вот и не мог найти себе пару.

Так, слово за слово, говорили они еще некоторое время, а потом старуха молвила:

– Хорошо бы сейчас еще вина выпить, да вот не осталось ничего. Вы уж не ругайте меня, сударь, за мою назойливость, но только неплохо было бы еще кувшинчик купить!

– У меня в платочке завязано пять с лишним лян серебра, – сказал Си‑Мынь Цин, – и я все это отдаю вам на расходы. Если нужно что‑нибудь купить – покупайте. А что останется, вы, матушка, можете взять себе.

Старуха поблагодарила Си‑Мынь Цина и поднялась, чтоб идти. Взглянув на красотку, она увидела, что та уже сильно подвыпила и страсти у нее разгораются. Гости уже беседовали, не стесняясь, и можно было заметить, что их влекло друг к другу. Жена У все продолжала сидеть, потупившись, и не думала уходить. Тогда старуха, вся сияя, оказала:

– Сейчас я пойду и куплю еще кувшинчик, чтоб поднести тебе чашечку. Ты уж побудь здесь, милая, за хозяйку, посиди с уважаемым господином. Вино еще есть, так что вы с господином можете выпить, а я пойду в лавку, что возле уездного управления, – там продается хорошее вино, – и, может, немножко задержусь.

– Да что вы, не надо больше, – сказала жена У, но сидела, не двигаясь с места.

Выйдя из дому, старуха заперла дверь и села сторожить вход.

А Си‑Мынь Цин, оставшись с женой У старшего наедине, стал уговаривать ее выпить еще. Потом, как бы невзначай, он смахнул рукавом на пол палочки для еды; и надо же было случиться такой удаче, что палочки упали прямо к ее ногам. Си‑Мынь Цин поспешно нагнулся, будто для того, чтобы поднять палочки, и увидел крошечные ножки женщины. Тут уж он забыл про палочки и сжал вышитый туфелек на ее ножке.

– Что ж это вы делаете, уважаемый господин? – рассмеялась Пань Цзинь‑лянь. – Или вы и впрямь желаете меня?

Тогда Си‑Мынь Цин упал перед ней на колени и воскликнул:

– Дорогая, ты сама довела меня до этого!

Жена У обняла Си‑Мынь Цина и подняла его с полу, а затем они пошли в спальню старой Ван, разделись, – и чего только тут не было! Но когда они стали одеваться, в комнату ворвалась старая Ван и сердито завопила:

– Хорошенькие делишки вы тут проделываете!

Си‑Мынь Цин и жена У перепугались, а старуха все продолжала кричать:

– Нечего сказать, хороши! Я пригласила тебя одежду шить, а не чужих мужчин соблазнять. Ведь если У старший узнает об этом, так и мне достанется. Лучше уж я сама пойду и расскажу ему обо всем, – и с этими словами она повернулась, делая вид, что хочет идти. Тут жена У схватила ее за платье, приговаривая:

– Дорогая мамаша, простите меня, пожалуйста!

– Не кричите так! – уговаривал ее и Си‑Мынь Цин.

– Если вы хотите, чтобы я простила вас, – засмеялась старуха, – выполните одно условие!

– Я готова выполнить хоть десять, – отвечала жена У.

– Так вот, – продолжала старуха, – ты скроешь от мужа все, что здесь произошло, и будешь приходить сюда каждый день развлекать уважаемого господина. Тогда я тебя не выдам. Если же ты хоть раз нарушишь свое обещание, я тут же пойду к У старшему и расскажу ему обо всем.

– Пусть будет по‑вашему, и покончим на этом, – согласилась жена У.

– Ну, с вами уважаемый господин Си‑Мынь, мне нет надобности много разговаривать, – продолжала старуха. – Дельце наше сделано, не забудьте теперь своего обещания. Если же вы не сдержите обещания, я пойду к У старшему и расскажу ему обо всем.

– Вы можете быть совершенно спокойны, матушка, – сказал Си‑Мынь Цин, – я сдержу свое слово.

Затем они выпили еще по чашечке, вина, и, так как время было уже за полдень, жена У поднялась и сказала:

– Скоро вернется домой этот У старший, мне пора идти, – и она черным ходом ушла от старухи Ван. Не успела она войти в дом и снять дверную занавеску, как возвратился ее муж.

А старуха Ван, оставшись вдвоем с Си‑Мынь Цином, спросила:

– Ну как, хорош мой план?

– Я очень признателен вам, дорогая мамаша! – отвечал он. – Как только вернусь домой, сейчас же пошлю вам слиток серебра. Разве могу я забыть то, что обещал?!

– Ну что же, буду ждать приятных вестей. Только смотрите, как бы не получилось, как с теми плакальщицами, которые просят платы, когда покойник уже похоронен.

В ответ Си‑Мынь Цин только рассмеялся и ушел, и говорить об этом пока больше нечего.

Жена У старшего стала теперь каждый день приходить в дом старой Ван и проводила здесь время с Си‑Мынь Цином. Скоро они прилипли друг к другу, как лак и краска, и их невозможно было разлучить. Однако недаром говорит пословица: «Добрая слава дома лежит, а худая – по свету бежит». Не прошло и полмесяца, как о связи Пань Цзинь‑лянь с Си‑Мынь Цином говорили уже все соседи. Не знал ничего лишь обманутый У старший.

Но рассказ здесь пойдет о другом. Надо сказать, что в этом же городе проживал паренек лет шестнадцати по фамилии Цяо, а так как родился и вырос он, когда отец его отбывал военную службу в Юньчжоу, то ему и дали имя Юнь‑гэ, что означает – браток из Юньчжоу. У этого Юнь‑гэ остался в живых только отец. Мальчуган рос ловким и сообразительным и занимался продажей свежих фруктов. Торговал он возле кабачков, которых было немало возле уездного управления. Перепадало ему кое‑что и от Си‑Мынь Цина.

В тот день, о котором идет речь, ему удалось достать корзиночку прекрасных груш, известных под названием белоснежных. Он хотел предложить эти груши Си‑Мынь Цину и поэтому с корзинкой в руках ходил по улицам, разыскивая его. И вот навстречу ему попался один болтун, который сказал:

– Юнь‑гэ, если ты хочешь повидать Си‑Мынь Цина, я расскажу тебе, где его найти.

– Сделайте милость, дяденька, – сказал Юнь‑гэ, – может, я тогда заработаю пятьдесят монет. Должен же я как‑нибудь кормить отца.

– Си‑Мынь Цин, – принялся охотно рассказывать сплетник, – спутался с женой торговца лепешками У старшего и теперь каждый день проводит с ней время в чайной старухи Ван, на улице Красных камней. Сейчас он, верно, там, и так как ты еще маленький, то пройдешь туда без помехи.

Маленький пройдоха поблагодарил прохожего и, подхватив свою корзиночку, отправился на улицу Красных камней, прямо в чайную старой Ван. Увидев старуху, которая сидела на низенькой скамеечке и пряла, он поставил свою корзиночку на землю и поклонился ей.

– Юнь‑гэ, зачем ты пришел сюда? – спросила старуха.

– Я ищу уважаемого господина, – ответил тот, – чтобы заработать немножко денег для старого отца.

– О каком это уважаемом господине ты говоришь? – спросила старуха.

– Вы ж хорошо знаете о ком, дорогая матушка, – отвечал Юнь‑гэ. – Как раз о том самом.

– Да ведь есть у этого господина имя и фамилия! – рассердилась старуха.

– Фамилия у него из двух иероглифов, – сказал Юнь‑гэ.

_ Из каких таких двух иероглифов? – спросила старуха.

_ Вот вы все шутите, матушка, – отвечал Юнь‑гэ, – а я хочу поговорить с господином Си‑Мынем, – и, сказав это, он направился в чайную.

– Ты куда это, обезьяна, лезешь?! – крикнула старуха, схватив его за руку. – Разве ты не знаешь, что в каждом доме есть комнаты, куда нельзя входить!

– Да ведь я только его ищу! – сказал Юнь‑гэ.

– Обезьянья твоя башка! – крикнула старуха. – Какой там еще уважаемый господин Си‑Мынь может быть в моем доме!

– А, ты хочешь одна поживиться! – крикнул Юнь‑гэ. – Пусть кое‑какие крохи и мне перепадут. Думаешь, я не понимаю!

– Глупая ты обезьяна! – продолжала кричать старуха. – Да чего ты понимаешь‑то!

– Ты что же, – возразил на это Юнь‑гэ, – хочешь готовить в чашке так, чтобы не выпало из нее ни одной крошки? Или хочешь, чтобы я все сказал? Боюсь только, что продавец лепешками, как узнает об этом, рассердится.

Эти слова задели старуху за живое, и она в бешенстве крикнула:

– Ах ты, обезьяна проклятая! Пришел сюда всякие пакости говорить!

– Хорошо же! – воскликнул Юнь‑гэ. – Пусть я буду обезьяна, а ты – старая сводня!

Тут старуха, все еще державшая Юнь‑гэ, ударила его дважды кулаком.

– Ты за что бьешь меня?! – завопил Юнь‑гэ.

– Если ты будешь еще кричать, – оказала старуха, – я надаю тебе пощечин и выгоню отсюда.

– Ах ты, старая гнида! – кричал Гонь‑гэ, – За что ж это ты собираешься бить меня, ведь я ничего плохого не сделал.

Старуха, держа мальчишку одной рукой, другой надавала ему тумаков и выгнала на улицу. Вслед за ним она вышвырнула его корзину с грушами, которые покатились в разные стороны. Мальчуган, убедившись, что ему не справиться со старой каргой, плача и ругаясь, пошел прочь, подбирая по дороге рассыпавшиеся фрукты. Потом он остановился и крикнул старухе:

– Ну погоди же, старая гнида! Я проучу тебя! Не будь я Юнь‑гэ, если не пойду и не расскажу ему обо всем.

И с корзиной в руках он отправился на поиски. Вот уж поистине: когда бы ни был совершен проступок, а возмездие придет.

Как говорится:

В логове зайцев нашли, в чаще поймали лису.

Уток схватили чету возле речных камышей.

Кого отправился искать Юнь‑гэ, вы, читатель, узнаете из следующей главы.

Глава 24

повествующая о том, как старуха Ван подстрекала Си‑Мынь Цина на темное дело и как распутница отравила своего мужа

Итак, Юнь‑гэ, побитый старухой Ван, не зная, на ком выместить злобу, подхватил свою корзинку и побежал разыскивать У старшего. Миновав несколько кварталов, паренек свернул за угол и вдруг встретил У старшего, который брел, неся на плече коромысло с лепешками. Увидев его, Юнь‑гэ остановился и, бесцеремонно разглядывая У старшего, сказал:

– Давненько вас не видно. Что это вы так раздобрели?

– Да я всегда такой! – отвечал У, сняв с плеча коромысло. – С чего это ты взял, что я раздобрел?

– Я на днях хотел купить отрубей, – отвечал Юнь‑гэ. – Все лавки обыскал, но так нигде и не нашел, а люди мне сказали, что у вас дома их сколько хочешь.

– Я не держу ни уток, ни гусей. Зачем же мне отруби? – ответил У.

– Если у тебя нет отрубей, так с чего ты так жиром заплыл? Хоть на голову тебя ставь, хоть в котле вари – ничего ты не замечаешь, а если и заметишь, то все равно слова не скажешь.

– Ах ты, проклятая обезьяна! – крикнул У старший. – Ты за что это оскорбляешь меня? Не живет ведь моя жена с каким‑нибудь мужчиной. Почему же ты сравниваешь меня с уткой?

– Ну если она не живет с мужчиной, так живет с молодчиком! – издевался над ним Юнь‑гэ.

Тут У старший схватил Юнь‑гэ и крикнул:

– Говори с кем!

– Потеха, да и только! Меня‑то ты можешь схватить, а вот до него тебе не дотянуться!

– Дорогой братец! – взмолился тут У. – Скажи мне, кто это такой, и я дам тебе за это десять лепешек.

– Да зачем мне твои лепешки! – ответил на это Юнь‑гэ. – Ты лучше поставь мне три чашки вина, вот тогда все и узнаешь.

– Ну, раз ты пьешь, так пойдем, – оказал У.

И, взяв свое коромысло, он повел Юнь‑гэ в маленький кабачок. Там он опустил коромысло на пол, достал несколько лепешек, заказал мяса, вина и пригласил Юнь‑гэ выпить и закусить.

– Вина больше не подливай, – сказал Юнь‑гэ, осушив последнюю чашку, – а мяса отрежь еще несколько кусочков.

– Дорогой братец! – приставал к нему У. – Ты бы все‑таки оказал мне, что обещал.

– Не торопись, – спокойно отвечал Юнь‑гэ. – Обожди, вот я съем это, тогда все тебе и выложу. Только ты особенно не расстраивайся, я помогу тебе их поймать.

У подождал, когда Юнь‑гэ очистил блюдо, и опять оказал:

– Ну, теперь рассказывай!

– Так вот, – начал Юнь‑гэ. – Если хочешь знать все, так сначала пощупай шишку на моей голове.

– Где это тебя угораздило? – спросил У, пощупав ему голову.

– А дело было так, – принялся рассказывать Юнь‑гэ. – Взял я сегодня эту корзину с грушами и отправился разыскивать господина Си‑Мынь Цина, чтобы продать их ему. Обошел я все кругом, а найти его так и не смог. Вдруг повстречался мне на улице один человек и говорит: «Да он, верно, в чайной старухи Ван, забавляется с женой старшего У. Господин Си‑Мынь Цин целыми днями там пропадает». Ну, мне хотелось хоть немножко заработать, и я направился туда. А эта чертова карга Ван не только не пустила меня в дом, но еще и надавала тумаков и прогнала меня. Тогда я пошел разыскивать тебя. А когда мы повстречались, принялся тебя дразнить, иначе сам ты не стал бы меня о чем‑нибудь спрашивать.

– И все это правда? – спросил У, дослушав до конца.

– Ну, опять за свое принялся! – разозлился Юнь‑гэ. – Вот уж поистине никудышный ты человек! Те двое забавляются в свое удовольствие, и не успеешь ты уйти из дому, как они сходятся у старой Ван. А ты еще спрашиваешь, правда ли это?!

– Дорогой братец, – стал жаловаться У. – Нечего мне больше от тебя скрывать. Жена моя каждый день ходит к старой Ван шить одежду и возвращается домой всегда красная от вина. У меня самого уж возникали подозрения, и, конечно, как ты говоришь, так оно и есть. Сейчас я оставлю где‑нибудь свое коромысло и пойду поймаю их на месте преступления. Как ты считаешь?

– Как будто ты взрослый, а понятия в тебе никакого! – воскликнул Юнь‑гэ. – Ведь эта чертова карга, старая Ван, сущая ведьма! Как же ты справишься с ней? Они втроем, верно, все уже обсудили и, когда ты придешь, спрячут твою жену, и все. Да к тому же этот Си‑Мынь Цин – парень здоровый и запросто разделается с двадцатью такими, как ты. Тебе не только не удастся схватить его, но ты ни за что ни про что отведаешь его кулаков. Человек он богатый и влиятельный, и ему ничего не стоит так обернуть все дело, что он же еще подаст на тебя жалобу в суд. А раз заступиться за тебя некому, тебя засудят. Вот он и покончит с тобой.

– Дорогой братец! – сказал У. – Все это правильно, но, как же мне отомстить им?

– Я тоже еще не знаю, как отомстить этой старой чертовке за то, что она меня поколотила, – сказал Юнь‑гэ. – А тебе скажу вот что. Возвращайся‑ка ты сегодня домой попозднее и вида не подавай, что знаешь что‑нибудь, веди себя так, как всегда. А вот завтра напеки лепешек поменьше, чем обычно, и выходи торговать. Я буду сторожить в переулочке, на углу, и, как увижу, что Си‑Мынь Цин отправился в чайную, так позову тебя. Ты стой со своим коромыслом где‑нибудь поблизости. Первым туда пойду я и разозлю эту старую собаку. Она, конечно, бросится бить меня, и как только я выброшу свою корзинку на улицу, ты и входи. Я постараюсь прижать старуху головой к стене, а ты беги прямо во внутренние комнаты и там расправляйся с ними. Ну, что ты окажешь на это?

– Что ж, буду очень признателен тебе, дорогой братец, – оказал У. – Вот, возьми несколько связок монет на жизнь. А завтра утром жди меня на углу улицы Красных камней.

Взяв деньги и еще несколько лепешек в придачу, Юнь‑гэ ушел.

У старший, расплатившись за вино и еду, взял свое коромысло и снова пошел торговать лепешками. Побродив немного по улицам, он отправился домой. Что же касается Пань Цзинь‑лянь, то прежде она встречала мужа руганью и все придумывала, как бы обидеть его. Однако теперь, чувствуя свою вину перед ним, стала поласковее.

Дата добавления: 2015-06-04