Собрание сочинений по психопатологии в 2 тт. Т. 2 6 страница

Больной объясняет: «Я сейчас в горячке — можешь говорить все, что хочешь. Я тебя не вижу, я не слышу твоего голоса, потому как знаю, что это я сам, я сам говорю, а не ты. Ты ложь, болезнь, обман...» Призрак говорит о его самом интимном. Больной: «Замолчи, не то сейчас пну тебя». «Я позволяю это, только чтобы достичь моей цели. Если ты хочешь ударить меня, то значит, веришь в мою реальность». Один из друзей стучит в окно. Стук становится громче. Иван (больной) хотел подойти к окну, но был словно связан, напрасно он пытался собраться с силами, они оставили его... напротив на диване никого не было. «И все же это не сон»— закричал Иван,— «клянусь, это был не сон, это было на самом деле».

О таких галлюцинациях, в которых галлюцинируемые образы, как реальные, включаются в общую картину всего переживаемого человеком в рассудке, разговаривают, даже рассуждают о реальности, в последнее время не сообщалось, но это не значит, что такое не могло бы нередко происходить. Примером могли бы послужить следующие примечательные наблюдения.

Сеппелини сообщает о связи с объективным восприятием: больная видела дьявола только слева и только тогда, когда смотрела немного в сторону. Если между глазом и местом, где видели явление, ставили непрозрачное стекло, то явление тотчас исчезало или вообще не появлялось. Призма, которую держали перед левым глазом, удваивала видение. В зависимости от того, смотрела пациентка в объектив или окуляр бинокля, видение приближалось или удалялось от нее. В зеркале, находившемся на значительном расстоянии, пациентка увидела образ дважды, и на правильном месте, как это можно было бы ожидать от картины реального объекта.

Зандер (2, с. 492) дает следующее самоописание пациента: фигура в полный рост подошла к кровати больного. «Она опустилась на колени и сложила руки в умоляющем жесте. Тут я вскрикнул, узнав моего, отца. От этого крика проснулись мои соседи по комнате. Я зажег свет и рассказал им о своем видении. Они пытаются успокоить меня, свет снова выключается, и — во второй раз появляется то же самое видение в белом одеянии и с бледным, как у призрака, лицом. В голове мелькает мысль: "Твой отец уже умер, он хочет дать знак своему сыну.— Думать, кричать, молить о прощении и благословении умирающего или умершего было делом одной секунды. Я вижу, как призрак встает на стул около моей кровати, благословляющим жестом поднимает руки, почти что возлагает их мне на голову — ив следующее мгновение все пропадает"».

Могли быть перечислены еще отдельные примеры других связей, не исчерпывающие всей полноты вопроса. Содержание голосов у некоторых больных было таковым, что они могли сделать заключение о намерениях говоривших и их целях. То, что они слышали, не было бессмысленно, речь была направлена на самого больного или имела какой-нибудь смысл для него. Некоторые голоса комментируют все действия: «Сейчас он садится, подбегает к окну» или мысли, или то и другое. Реальные предметы предстают как сквозь прозрачную пелену. Голос говорит больному, что с ним будет ночью, и это подтверждается.

Речевые галлюцинации. Галлюцинации, содержанием которых является речь, были уже тщательно исследованы. На это исследование повлияли результаты исследования афазии. В чувственном материале речевых символов различают четыре группы комплексов ощущений: при слушании и видении играют роль звуковые образы и речедвигательные образы (кинестетические ощущения в мускулах произносительного аппарата), при чтении и письме — «словообразы» и речемоторные образы (кинестетические ощущения в мускулах, используемых при письме). Во всех этих четырех видах комплексов ощущений, которые создают речевые символы, наблюдались галлюцинации. В звуковых образах слышались обычные голоса. Галлюцинации в речемоторных (здесь дословно «словомоторных») образах наблюдаются реже. Крамер подробно их описал: Пациент Гейдельбергекой клиники описывает голоса: это как напор на голову, и если я хочу сдержать его, у меня начинаются судороги. Такое ощущение, что произносительный аппарат не связан с мыслями, это не голос, это общение на беззвучном языке. Я не знаю, как это объяснить.

Галлюцинации речемоторных образов описаны Маргулисом: 18-летний гимназист много раз принимал участие в спиритических сеансах и занимался психографией. Он заболел истерической формой психоза. Его рука в кармане совершала движения как при письме, он полагал, что таким образом Бог сообщает ему свои мысли. Под влиянием приказа, переданного ему таким образом, он бросался в реку. Выздоровел. Признает, что был болен. (Были ли это действительные движения его руки или галлюцинация — остается вопросом.)

3 К. Ясперс. Т. 2

Зрительное галлюцинирование графическими знаками/буквами описывает Хольбей.

Наблюдалось несколько случаев речевых галлюцинаций у глухонемых, которые должны быть особо интересны из-за отсутствия чувственной области слуха. Крамер констатировал обманы чувств того же порядка, что и обман слуха у одного с раннего детства глухонемого человека, который наверняка никогда не был в состоянии получить акустическое представление или звуковой образ. Такие обманы чувств равны по силе убеждения настоящим обманам слуха. Больной слышит, что он — принд и т. д. и т. п. Это происходит с помощью материала зрительных представлений произносительного аппарата. Кроме того, у него были кинестетические обманы чувств в двигательных образах, необходимых для языка глухонемых, движений рук. Sanjuau сообщает о глухонемом больном со зрительно-мимическими галлюцинациями вербального значения.

Особой формой галлюцинаций стало «произнесение мыслей» (Крамер, Клинке, Юлиусбургер, Бехтерев, Кололиан, Краузе, хорошее обобщение у Штерринга, с. 42 и далее). Мы не имеем в виду произнесение мыслей в бреду. Больные на основе своих заключений или первичных бредовых идей полагают, что их мысли становятся каким-то образом известны окружающим. Галлюцинаторное произнесение мыслей состоит в том, что то, о чем больной думает, произносится. Здесь есть разница: либо то, что больной думал или пережил, говорится ему в ином изложении и к этому делаются комментарии, либо мысли в той же форме тут же подсказываются или произносятся до или после (двойное мышление у Штерринга.)

Если мысли не повторяются в озвученном виде, а предстают как буквы, то говорят о наглядности мыслей (Хальбей). Произнесение мыслей стало поводом для полемики, происходит ли это в речемоторной или в акустической форме. Затем авторы сошлись на мнении, что оно проявляет себя во всевозможных формах. Произносимые мысли ощутимы в движениях языка, слышимы в различных частях тела. Или они приходят издалека и раздаются в виде шумов и т. д. При произнесении мыслей вслух галлюцинаторное озвучивание мыслей прекращается. При чтении мысли произносятся иногда до, иногда после.

Особое содержание. Как особое содержание можно обобщить ложные восприятия движений (Хаген, с. 60 и далее). В объективном пространстве движутся зрительные галлюцинации, и не только они, но и мебель, звезды, дома. Голоса приближаются. Вода течет вдоль тела. Ощущения проходят сквозь тело и т. д. Большинство двигательных галлюцинаций Крамер объяснил как ложные восприятия в мускулах. Они имеют место либо в сенсорных центрах мускулатуры тела и вызывают «парение», «падение» и т. п., или в мускулах глаза и являются причиной движений видимых предметов.

Можно рассматривать содержание галлюцинаций на основании того, представляет ли оно верное воспроизведение определенных прошлых событий или непережитое таким образом, но качественно схожее с действительными событиями, или оно таким образом представляет непережитое. Среднюю группу, которая с этой точки зрения представляет нечто индифферентное и обычное, мы не рассматриваем. В первой группе речь идет о галлюцинаторных воспоминаниях, которые описал Бехтерев.

Здесь идет речь либо об определенных локализованных во времени, однажды пережитых событиях (например, верная слуховая галлюцинация разговора, который в определенное время велся раньше; видение во сне того, что происходило в течение дня накануне; например, оперный спектакль), либо о предметах, которые мы хотя не видим часто, но они являются определенными в силу их исключительного существования (например, галлюцинаторное восприятие привычного пространственного окружения, голоса жены). В последней группе, которая постепенно развивается из средней, идет речь о фантастических галлюцинациях. Больные видят потоки раскаленной лавы, людей с отрубленными головами, развороченную землю и языки пламени и т. д., т. е. вещи, которые они в таком виде в жизни никогда не наблюдали.

Далее содержание ложных восприятий различается тем, имеет ли оно отношение к собственной персоне или она по отношению к ним является просто зрителем. Большинство галлюцинаций относится к первой группе. В отношении последней можно привести большинство искусственных галлюцинаций у делирантов, галлюцинации при периферийных заболеваниях глаз как у Негели, далее некоторые истерические сны наяву и т. д.

з*

«Аутоскопическими» были названы такие галлюцинации, в которых больной видел перед собой самого себя и одновременно ощущает движение галлюцинаторного образа на своем теле (Леметр, Жане, 1, с. 413, Фере, 3, Наудашер).

Конечно, перечисление определенных различий в содержании можно продолжать до бесконечности. Названные здесь часто встречаются в литературе, поэтому мы излагаем их. Можно привести еще некоторые вопросы: вопрос частоты определенных содержаний в зависимости от определенных причин и заболеваниях; вопрос о присущей им специфике. На эти вопросы было дано немало положительных ответов, но они еще имеют силу.

Г. Определение галлюцинаций и теории

Теории обусловлены разграничением и определением того, для чего теория должна дать объяснения. Еще нет однозначного объяснения галлюцинации. Единогласие царит лишь в том, что это явление возникло не нормальным путем, не через нормальные внешние процессы раздражения. Есть трудности в разграничении, с одной стороны от феномена представления, с другой — от процесса суждения.

Отделение феноменов представлений, к которым причисляются псевдогаллюцинации, происходит либо принципиально (Хаген, Кандинский и т. д.), либо допускается постепенная разница (Гризингер, Гольдппейн и т. д.). В последнем случае псевдогаллюцинации являются переходными феноменами. Определение Хагена звучит следующим образом: под галлюцинациями мы понимаем живое явление субъективно возникшего образа наряду с одновременными действительными чувствеными восприятиями и столь же значимого, как и они (с. 28).

Требование одновременного переживания реальных чувственных восприятий необходимо практически, так как этим самым предотвращается принятие их за подобные снам процессы, но не может быть выдержано принципиально. Слова «одинаковая значимость» не должны бы быть рассмотрены, как будто имелось в виду суждение о реальности. Это должно означать: одинаковая

достоверность. Мнения о постепенном различии между галлюцинацией или восприятием и представлением разделяет, например, Гольдштейн. Галлюцинации — это субъективный процесс, как и представление, оно, как и восприятие, отличается от него только градуальными отличиями (с. 617).

Суждение о действительности обманов чувств многократно рассматривалось как относящаяся к понятию «обман чувств». Обман чувств имеется лишь тогда, когда мы ошибочно принимаем его за реальное. В этом смысле слова об одинаковой значимости, например, Хагена, истолковывались неверно. Гольдштейн принципиально отделил суждение о реальности от чувственного процесса, но принял суждение о реальности за достоверность, которую Хаген и Кандинский считали присущей настоящим галлюцинациям (об этой путанице пишет Ясперс). В любом случае является несомненным, что суждение о реальности не является чувственным фактом. Определение галлюцинации, которое учитывает отделение от феномена представления и суждений должно было быть следующим: галлюцинации — это достоверные чувственные процессы, которые возникают не вследствие внешних нормальных раздражителей, а вследствие отклонения от нормы внутренних процессов. Они тем самым лишены регулярного отношения к внешним процессам, что является условием правильности суждения о реальности. Таким образом, они дают повод к ошибочным суждениям о реальности, но не обязательно имеют это следствием, так как возможна корректировка с помощью других восприятий и соображений, или короче: галлюцинации — это возникшие аномально, достоверные, не схожие с представлениями чувственные процессы, которые не содержат в себе ничего от суждения о реальности о подобных чувственных процессах.

Теории о возникновении галлюцинаций очень многочисленны, и каждая имеет свой нюанс. От единства в этом вопросе мы еще очень далеки. Тем не менее, во всех этих вариантах есть несколько соображений, которые то и дело появляются снова в различных вариациях. Мы ставим перед собой задачу изложить здесь не сами многочисленные теории, а именно эти немногие соображения.

Теории галлюцинаций затрагивают не те психопатологические процессы, доступные нашему интуитивному или рациональному

пониманию, в то время, как мы пытаемся почувствовать их; они касаются феноменов, которые являются чем-то первичным, психологически ни к чему не сводимым, для сознания — как бы возникшим из ничего. Теории возникновения галлюцинаций касаются поэтому только лежащих вне сознания процессов. Они либо обращены на соматические основы галлюцинаций, либо на бессознательные психические процессы.

Соматические основы интересуют теоретиков сначала с точки зрения анатомии и локализации^еста, где осуществляются галлюцинации. Ответы были следующими: в периферийном чувственном аппарате (Холле), в субкортикальных ганглиях (Шредер, ван дер Колкк, Майнерт, Кандинский), в коре мозга (Тамбурини, Циен, Гольдштейн, все последующие).

Представители периферийной теории указывают нам на зависимость галлюцинаций от заболеваний чувственного аппарата. Их часто опровергают, ссылаясь на случаи галлюцинации при периферийной слепоте или глухоте.

Представители центральной теории указывают на то, что центральные чувственные поверхности согласно физиологическим результатам являются необходимым условием всего чувственного материала и что галлюцинации наблюдались при заболеваниях этих чувственных поверхностей. Приводим также опыт с участием животного.

Данилло ввел собаке полынную настойку и вызвал этим делирий (бред): уши животного навострились, глаза уставились в одну точку, и, скуля и лая от страха, собака пыталась кусаться и делала защитные движения. Эту «картину мучимого ужасными галлюцинациями животного» Данилло мог вызвать, когда были разрушены зрительные бугры, но не тогда, когда он удалял кору плоскими срезами.

Все за и против этих теорий подробно разобрал Гольдштейн. Мы можем признать эти стремления указать локализацию имеющими значение, лишь когда они прямо могут указать локализаторную зависимость или служат гипотезой для постановки вопроса для соматических исследований, при которых могло бы произойти такое выявление. Напротив, им должно быть отказано в любом значении для интерпретации психологических фактов, если они не основываются на этом базисе.

С представлениями об анатомической локализации часто соединяются представления о функциональных основах. Говорят о повышении возбудимости кортикальных чувственных поверхности, размышляют о том, являются ли аутохтонно возникшие возбуждения причиной возникающих там галлюцинаций или имеет место передача возбуждения. Эта передача может быть центрипетальной и исходить из периферийных аппаратов, или центрифугальной, и исходить из «души» (психики) (теории, которые видят место возникновения галлюцинаций ва периферии, предполагают, что центрифугальная передача возбуждения идет в органы чувств, например, до сетчатки гааза).

Эти теории связаны со следующим представлением: считается, что каждому психическому процессу подчинен некий соматическо-функпиональный. Рассматривая эти функциональные процессы не только анатомически-локализаторно, но и функционально-локализаторно, локализация выйдет за пределы центральных чувственных поверхностей в различные отделы, подчиненные психике. Примерно так можно объяснить, что мысли становятся галлюцинациями, что некоторые галлюцинации могут быть вызваны произвольно, и различие опосредованных и неопосредованных галлюцинаций.

В то время как подчиненные психическим процессам функционально-соматические обратно раздражают чувственные поверхности, возникают реперцептивные галлюцинации (Кальбаум), соответствующие опосредованным; если в чувственных поверхностях имеет место аутохтонное возбуждение, то возникают перцептивные галлюцинации, которые соответствуют непосредственным.

Их также называют ошибочными восприятиями, а первые — заблуждениями на основе фантазии. Далее различают случаи сильного возвратного возбуждения, или нормального, при котором перевозбуждены чувственные поверхности. На вопрос, какие раздражители обусловливают возбуждение или повышенную возбудимость, на сегодняшний день ответа нет. Установлено, что это могли бы быть совершенно различные раздражители, и что качеству раздражителя не должно быть присуще влияние на качество обмана чувств. Или на помощь приходит аналогия: речь идет о судорогах в сенсорных механизмах (Хаген).

К сказанному выше мы можем только добавить, что о тех функционально подчиненных соматических процессах ничего не известно; неизвестно также, как их можно было бы обнаружит,; мы обладаем радом важных психологических различий, ценное ть которых не возрастает из-за того, что их связывают с несуществующими соматическими процессами; наконец, что подобные теоретические размышления в некоторых случаях вполне понятны, убедительны, но никогда не годятся для всех случаев.

Последними теоретическими представлениями мы уже проникли в область душевного. Был разработан ряд неясных или неправильных представлений о причинах галлюцинации, как: «повышение силы воображения», «недостаток критики», «состояние неполного сна», «сужение сознания», «ошибочное суждение» и т. д., которые мы не хотим рассматривать подробнее. Только два хода мысли нуждаются в упоминании — Липпса и Фрейда.

Липпс считает, что каждое представление стремится перейти в полное переживание, это значит, что каждое представление имеет тенденцию стать ощущением, восприятием. Обычно эта тенденция сдерживается встречными. Если они отсутствуют, то представление станет полным переживанием, станет галлюцинацией. Отсутствие встречных тенденций происходит, например, вследствие ожидания или внушения или вследствие аффективного подчеркивания тенденции и т. д. Таким образом объясняются обманы чувств.

Если Липпс занимается вопросом осуществления галлюцинаций, то Фрейд — чей ход мыслей частично близок мыслям Липпса — преимущественно вопросом, как возникает особое содержание галлюцинации. Существует точка зрения, согласно которой галлюцинации соответствуют истерии, паранойе, видениям здоровых, а значит, являются мыслями, превращенными в образы, и что только такие мысли испытывают подобные превращения, какие находятся в очень тесной связи с подавляемыми или оставшимися неосознанными воспоминаниями.

Загадка, объяснением которой должны послужить размышления Фрейда,— это комплекс особых содержаний в отдельном случае. Почему больной слышит именно эти голоса? Почему не другие голоса или музыку, или просто шумы? Почему он видит именно красную голову с красными глазами, почему не голубые

глаза или ландшафты? Бессознательные процессы Фрейда увязывают эти загадочные содержания и делают каждое из них понятным. Напротив, соматическая теория может лишь в слабой степени использовать соматические процессы, подчиненные психическим процессам. Теория говорит, что раздражитель функционально связан с остаточным восприятием, «мнемоническая система» (Хикс). В то время, как теоретически «специфическая энергия чувственных элементов переносится на всю ассоциативную систему» (Вернике), особое. содержание объясняется из случайных точек приложения какого-нибудь раздражителя (ср. Гольдшгейн, с. 1024).

Мы привели достаточное количество теоретического материала, но все же не исчерпали полноты вопроса. Выдвинутые соображения перемешиваются в бесчисленных теоретических разработках самым разным образом. Психические и соматические теории вступают в связь и получают общее название «психосенсорные теории». Каждое наблюдение едва ли не вызывает особые построения, которые затем, казалось, проливают свет на некоторые другие наблюдения. Нужно приложить много усилий, чтобы все результаты наблюдения отделить от этих построений и в этих построениях выделить различные принципы. Если Вы взяли на себя такую неблагодарную работу, то скоро Вы будете «по горло сыты» этими построениями, даже если они будут обладать такой же понятийной - чистотой и последовательностью, как у Липпса.

Д. Экскурс

Частота ложных восприятий

и появление их при определенных

психозах

Велся подсчет частоты ложных восприятий у душевнобольных: при этом были обнаружены совершенно разные результаты. Раньше их считали очень частым явлением, после критики Хагена они стали довольно редкими. Мы научились не судить опрометчиво о галлюцинациях, и, действительно, во многих случаях остается сомнительным, галлюцинации ли перед нами и какие.

Далее, наличие галлюцинаций у здоровых людей многократно было предметом дискуссии (Парши), которая была безрезультатна из-за шаткого понятия болезни. Наличие существования галлюцинаций у не страдающих психозом является достоверным, в особенности случаи, подобные описанным Негели, Дж. Мюллером и другими могут быть не так редки. В последующее время Кленбергер сообщает об изолированных обманах зрения у в остальном психически здоровых людей, особенно при атеросклерозе, во всяком случае, в зрелом возрасте. Похожий опыт обнаруживает в дискуссии по этому вопросу ферстер и Бонхеффер.

Частота обманов чувств при отдельных психозах является вопросом специальной психиатрии, так же как и вопрос частоты определенных видов обмана чувств при определенных психозах.

Отношение больных к ложным восприятиям

Мы ставим своей задачей не описать подробно, а лишь обозначить отношение больных к ложным восприятиям. Оно зависит не только от области чувств, от чувственных фактов, но и всей психики, от личности, от других проявлений болезни.

При острых психозах имеется иногда полная концентрация внимания обманом чувств, в дальнейшем формируется привыкание к обману чувств: больные обращают на него внимания не больше, чем на безразличные феномены. Некоторые сильно влияют на настроение; весь внутренний мир охвачен им. Другие просто наблюдаются больным как странные феномены, без внутреннего участия. Некоторые быстро забываются, другие запечатлеваются в памяти надолго и образуют фундаментальное переживание.

Часто бросается в стаза подавляющая сила, которой обладают обманы чувств. Приказывающие голоса называются императивными галлюцинациями. Больным отдаются приказы не брать ни кусочка в рот, тихо и неподвижно лежать, прыгнуть в воду. Один больной должен был по приказу голосов делать различные гимнастические движения «для укрепления сил». Для него было невозможно уклониться от приказа.

Также и суждение о реальности не относится к фактам обмана чувств, а является результатом поведения души, охваченной заблуждением (анализ у Гольдштейна и Ясперса).

Схема исследования

Целью этой схемы не являлось составление опросного листа, который при надобности можно было бы заполнить с начала и до конца. Таким способом нельзя обследовать больных: что за личность находится перед нами, что мы до этого случайно или намеренно узнали, ситуация, в которой находимся мы и больной, состояние его сознания и прочее потребуют при каждом обследовании в известной степени разного подбора подходящих вопросов. Поэтому нужно не иметь анкету, а представлять только, что за вещи нам нужно узнать тем или иным способом1. Кроме того, все же есть технические приемы, которым можно научиться. Это могут быть и отдельные вопросы. В данном реферате представлено все, что на сегодняшнем этапе может быть доступно нашему знанию. Некоторые формы вопросов, технические вспомогательные средства и некоторые взгляды должны быть перечислены здесь, пусть бессистемно.

Изучение у больных обманов чувств не должно проходить таким образом, что мы просто заставим их рассказать о них. Для больного важны только сами содержания, то, что значат для него явления. Мы хотим, прежде всего, установить формы, в которых происходят переживания, и должны затем спросить о том, о чем больному никогда не пришло в голову спонтанно рассказать и даже подумать. Если например, больной счастливо и гордо рассказывает, что Бог являлся ему в виде старика с серебряной бородой и ласково говорил с ним, то для нас неважно слушать дальше, что он видел архангела Гавриила и весь сонм ангелов и лестницу в небо и поднимающиеся и спускающиеся по ней фигуры. Гораздо важнее знать, что мы можем узнать, иногда задав вопрос, иногда после долгих попыток выяснить окольными путями, что больной видел это не одновременно с

' Если варьирование отдельного исследования — искусство, научиться которому можно лишь частично, если при этом в каждом отдельном случае «творчество» идет заново, то, с другой стороны, надо придерживаться того, что сообщение обнаруженного, если оно претендует на ценность, является наукой и требует устойчивых, постоянно используемых понятий. Поэтому большой ошибкой является образование для каждого случая ad hoe естественно расплывчатых психопатологических понятий, которые тут же будут снова забыты. При исследовании каждого отдельного человека следует подходить к делу творчески, используя разнообразные приемы, в изложении обнаруженного опираться на устойчивые понятия и вводить новые понятия осторожно, рассчитывая на длительность их использования.

внешними предметами, а внутренним взглядом, что голос Господа был не так громок, как человеческие голоса, а был различаем как внутренний, беззвучный и, тем не менее, исходящий от какой-то посторонней силы, ясно воспринимаемый голос. Эта разница не имеет значения. Для нас это основополагающее отличие псевдогаллюцинаций от подлинных галлюцинаций.

Этот случай показывает нам, что общеизвестно: собственно наблюдатели, согласно учению о галлюцинациях,— это больные, не мы. Мы наблюдаем только через больных, побуждая их к рассказу, правильно понимая и интерпретируя. Мы зависим от способности больных к наблюдению, от их ума, образования, желания дать информацию (об этом вопросе и «психологическом суждении» больных Ясперс, с. 219 и далее).

Имеется ли вообще обман чувств у больных, которые вообще не дают информации, пытались установить по многим, но ненадежным признакам, которые все же нужны в качестве указателей. Бинсвангер обобщил важнейшие: Временами застывший, иногда беспокойный, блуждающий взгляд наблюдателя, напряженное, неподвижное, полное ожидания лицо, неестественный наклон головы слушающего свои голоса галлюцинанта являются характерными признаками... Больные затыкают уши, заползают под одеяло, затыкают нос (при обонятельных галлюцинациях), избегают приема пищи (при вкусовых), выплевывают еду. (Учебник, с. 11, ср. Шуле, с. 134 и далее, Нейман, с. 115 и далее).

Собственно исследование обмана чувств может проходить только если больной делится информацией, понимает нас, размышляет, представляет себе то, о чем его спрашивают, готов к небольшим экспериментам.

Исследование обманов зрения. Что видится? Когда? С открытыми или закрытыми глазами или в обоих случаях? Если с закрытыми глазами, то являются ли тогда предметы в темном зрительном фоне или они исчезают, если больной намеренно смотрим в него? Таким образом, надо разузнать, появляются ли предметы в темном зрительном фоне или во внутреннем пространстве представления? Если имеет место последнее, то нужно описывать зависимость от воли, вид появления и исчезновения, изменения. Если обманы наступают при открытых глазах, нужно, в свою очередь, исследовать, видит ли больной окружающие предметы и обманы одновременно, в какой точке пространства имеют место обманы, двигаются ли они самос-

тоятельно? Как они ведут себя по отношению к реальным предметам. Нужно определить их цветность, прозрачность, «материальность», длительность их существования, вид их исчезновения. У делирантов (Липман), временами и у других больных (Альцгеймер) надавливанием на глазное яблоко в темном зрительном поле можно было вызвать фантастические картины и описать их. Рейхардт сообщает: больному дают (при ярком дневном или солнечном свете) большой пустой лист бумаги и просят его, не задавая дальнейших внушающих вопросов, описать все, что он видит.

Дата добавления: 2015-06-04