ЧАСТЬ III 7 страница

Но Кастильо знал истинное лицо окружного прокурора и не испытывал по отношению к нему никаких иллюзий. Круз никогда не завидовал высокому общественному положению Тиммонса, досадуя, однако, временами, что на такой важной должности находится человек никчемный и самовлюбленный.

Должность окружного прокурора требовала от человека, ее занимающего, целиком посвятить себя нуждам общества и интересам людей.

О Кейте Тиммонсе можно было сказать, что он думает лишь о себе и заботится лишь о своих нуждах. Сам же Тиммонс думал по-другому. Ему казалось, что такой человек как он достоин занимать такую высокую должность. Когда после окончания Йельского университета он вернулся назад в Санта-Барбару и ему предложили выставить свою кандидатуру на пост окружного прокурора, Тиммонс сразу же согласился.

Он всегда был намерен сделать карьеру политика, в должность окружного прокурора для него являлась необходимой первой ступенькой в такой возможной карьере. Вообще, Тиммонс обожал политику и все, что с ней связано. Ему нравилось комбинировать, разрабатывать планы, строить интриги, выдумывать условные знаки, принимать быстрые решения. Вместе с тем, получив высшее юридическое образование, он приобрел навыки прагматика и реалиста. Тиммонс понимал, что в Санта-Барбаре, в другом ли городе нужно будет зачастую идти на компромиссы с людьми, которые никогда не пригласят вас к себе... Например, с лидерами разнообразных общественных организаций, расовых и национальных общин. То же самое касалось и преступности Тиммонс рассуждал так — преступность и порок продолжают существовать всегда, чтобы ни происходило. Если он сможет взять в свои руки хоть какой-то контроль над этой клоакой, то ему удастся сделать быструю карьеру на поприще общественной деятельности. К тому же он был не чужд личного обогащения. Тиммонс отнюдь не относился к отпрыскам самых богатых и влиятельных жителей Санта-Барбары, а потому ему приходилось заботиться о деньгах. Точнее, не о деньгах, а о сверхденьгах. Потому что то, что он получал, находясь па посту окружного прокурора, вполне могло бы обеспечить потребности среднего американца. Но Тиммонсу не хотелось быть средним. Он считал, что наделен такими способностями и талантами, которые выделяют его из среды обычных средних граждан Америки. В этом его постоянно убеждали успехи на службе и то, каким неизменным вниманием он пользовался среди женщин Санта-Барбары.

Правда, служебные успехи, главным образом, были обусловлены прочными связями Тиммонса с преступным миром.

Тиммонсу до поры до времени везло — никто не подозревал о том, что он прочно и напрямую завязан с преступными организациями, которые тянули свои щупальца из Лос-Анджелеса.

Точнее, кое-кто уже подозревал, однако, никаких конкретных улик и доказательств у Кастильо не было. Догадки и подозрения не могут служить весомым аргументом для суда присяжных заседателей. Тем более, если они касались такого высокого должностного лица, как окружной прокурор. Правда, любые слухи касательно неприглядной роля Тиммонса, просочившиеся в прессу, могли послужить концом его карьеры. Но на это Кастильо не был способен, он считал себя выше подобных методов борьбы. Тиммонс, кстати говоря, активно пользовался такими методами, и Крузу довелось на своей шкуре испытать, что это такое. Стоит только вспомнить выступление окружного прокурора в прямом эфире, после вынесения оправдательного приговора Дэвиду Лорану, по делу об убийстве Мадлен Кэпвелл. Тогда Тиммонс бессовестно обвинил полицейское управление, а точнее, Круза Кастильо в том, что по его вине, из-за якобы плохо проведенного предварительного расследования и следствия по этому делу, преступник не понес наказания. Круз Кастильо был так же обвинен в низком профессионализме и неспособности выполнять свои обязанности. Правда, после этого конфликт был улажен, но не надолго. Окружной прокурор продолжал подставлять Круза при каждом удобном случае — будь то провал полицейской операции по задержанию незаконно проникших на территорию Соединенных Штатов Америки из Мексики иммигрантов либо что-то еще. Тиммонс не мог равнодушно смотреть на то, как спокойно и умно работает Круз Кастильо, который постоянно мешал ему, окружному прокурору. Кастильо дотошно разбирался с каждым делом, которое ему поручалось. Он великолепно ладил с людьми, при этом не заискивал с ними, а просто уважительно относился к ним. За это его уважали не только сотрудники полицейского управления, но и жители Санта-Барбары. Тиммонсу просто не терпелось растоптать этого мерзкого «чиканоса» не только как инспектора полиции, но и как мужчину.

Особую ненависть Кастильо Тиммонс заслужил тем, что демонстрировал явные признаки неравнодушия ко всем женщинам, с которыми тот был связан. Круз не сомневался в том, что Тиммонс делает это из единственного желания досадить ему и таким образом продемонстрировать, что он находится выше его не только по; служебной лестнице, но и как мужчина. Вот это уже не просто раздражало, но и бесило Круза. Он не собирался прощать окружному прокурору его гнусные выходки, касавшиеся его служебных дел, но в том, что касалось их взаимоотношений, с женщинами, по мнению Круза, $ окружного прокурора не было оправданий. Это была откровенная наглость, продиктованная более высоким положением на социальной лестнице и самой обыкновенной завистью.

Крузу постоянно приходилось сдерживаться, когда он видел, как окружной прокурор клеится к его жене я к Иден Кэпвелл.

Особенно возмутительными были последние выходки Тиммонса. Он слишком много взял на себя, и на это Круз не собирался закрывать глаза. Еще немного, я Кастильо расквитается с Тиммонсом. Еще немного...

Автомобиль остановился у полицейского участка. Круз вышел из кабины и открыл дверцу перед мрачно насупившимся Мейсоном:

— Приехали.

Мейсон выглядел еще хуже, чем тогда, когда Кастильо приехал арестовывать его. Лицо Кэпвелла посерело и осунулось, морщины на лбу превратились в настоящие складки, а щетина казалась еще более черной.

Очевидно, по дороге он все-таки заснул, потому что, услышав слова Кастильо, вздрогнул и резко повернул к нему голову.

— Что, уже пора? — спросил он.

— Пора, пора, — хмуро ответил Круз.

Мейсон едва выбрался с заднего сиденья автомобиля и, шаркая ногами, поплелся к двери полицейского участка. Круз сопровождал его сзади. Когда Мейсон стал подниматься по ступенькам, которые вели ко входу в участок, его сильно накренило в сторону. Крузу пришлось даже придержать арестованного за локоть, чтобы тот не завалился.

Но почувствовав поддержку Кастильо, Мейсон самонадеянно заявил:

— Я могу обойтись и без посторонней помощи.

— Хорошо, хорошо, — поспешил успокоить его Круз.

Мейсон кое-как добрался до двери и потянул на себя дверную ручку. На этот раз его крен перешел в падение, и Кастильо ершилось приложить немало усилий для того, чтобы удержать Мейсона.

По коридору участка Мейсон проследовал под непосредственным контролем Кастильо. Тот придерживал его за плечи.

Круз распахнул дверь своего кабинета и аккуратно провел к стулу арестованного.

— Садись, Мейсон, — грустно сказал он, — в твоих ногах точно правды нет. Сейчас тебе нужно отдохнуть.

Мейсон рухнул на стул так, словно ему подрубала ноги. Очумело хлопая глазами, он водил головой, словно пытаясь понять, куда попал.

— Где мы? — едва выговорил он.

Круз снял пиджак и повесил его на спинку стула возле своего рабочего стола, заваленного бумагами и папками.

— В полицейском участке, — ответил он. Круз подошел к стоявшему на широком подоконнике автомату варившему кофе, и приложил ладонь к стенке. Автомат, как ни странно, работал. Засунув в приемное отверстие большой пластиковый стаканчик, он налил порцию горячего кофе и поставил ее на стол перед Мейсоном. Тот сейчас находился на грани между жизнью и сном.

Мейсон попытался протянуть руку, чтобы взять стаканчик с кофе, но рука предательски пролетела мимо. Впустую сжав пальцы, как робот клешню, Мейсон ошалело посмотрел на руку и громко икнул. Круз похлопал его по плечу:

— Да, парень, ты сейчас в довольно скверном состоянии.

Мейсон закинул голову и через плечо посмотрел на Круза:

— Ничего подобного, — самоуверенно заявил он, — со мной все в порядке, сейчас ты убедишься в этом сам.

Вторая попытка овладеть стаканчиком с кофе оказалась более удачной. Тупо посмотрев на густую черную жидкость, Мейсон спросил:

— А что это такое?

Круз помимо воли усмехнулся:

— Я понимаю, Мейсон, что тебе это сейчас крайне неприятно, но, уверяю тебя — это надо выпить, тебе станет немного легче.

Мейсон снова с сомнением посмотрел в стакан:

— Это похоже на большую черную дыру Калькутты, — попытался сострить он

После этого он принюхался к напитку и, сообразив наконец, что ему предложили, сказал:

— Это кофе, за что я и приношу вам, господин полицейский инспектор, глубокую благодарность.

Круз махнул рукой:

— Не стоит, ото всего лишь обыкновенный кофе из автомата. К тому же, я думаю, что нам но удастся обойтись без этого, если мы хотим поговорить о чем-то.

Он придвинул поближе свой стул и уселся прямо напротив Мейсона. Круз положил перед собой несколько бумаг, в том числе протокол задержания, и сказал:

— Для начала я хотел бы соблюсти некоторые формальности. Мейсон, ты имеешь право на молчание, имеешь право на адвоката...

Мейсон вскинул голову:

— Я сам адвокат, — возмущенно сказал он, — и буду защищать себя сам. Свои права я знаю, можешь не зачитывать их, буду рад поскорее ответить на все интересующие полицию вопросы и подписать протокол, а потом мы смело можем пойти и отметить это дело.

Круз непонимающе посмотрел на арестованного:

— Что?

— Я говорю, пойдем и выпьем за успех нашего безнадежного предприятия.

Кастильо с сомнением посмотрел на Кэпвелла и откинулся на спинку стула.

— Я думаю, что для начала тебе нужно выпить кофе, — наставительно сказал он, — а уж потом я посмотрю, сможем ли мы договориться.

Мейсон отхлебнул из пластикового стаканчика и поморщился:

— В вашем автомате кофе заваривают, наверное, из фасолевых зерен. На вкус и запах он примерно такой же, какой была похлебка из чечевицы в доме моего далекого прадеда. По-моему, он приехал в Америку из какого-то английского графства. А твои предки откуда, Круз?

Кастильо глянул на Кэпвелла исподлобья:

— Я думаю, что мои предки когда-то воевали с твоими предками за право жить на этой земле, но, в сущности, это все равно. Ты лучше пей кофе, а я подожду.

Мейсон покосился на инспектора:

— Я не понимаю — а чего ты ждешь, Круз? Я в совершенно нормальном состоянии, ты можешь приступать к допросу прямо сейчас

Круз сидел, задумчиво подперев рукой подбородок. Как ни странно, он не испытывал к Мейсону каких-то неприязненных чувств — наверное потому, что он был ему чем-то симпатичен. Самостоятельный, независимый в суждениях, нельзя отнять Чувство юмора, пусть далее черного, был предав Мэри и тяжело переживает ее смерть — все это не могло не вызывать у Кастильо чувства элементарного сострадания и сожаления О том, что так вес получилось.

Точнее, Круз еще не знал, что случилось с Мейсоном и Марком Маккормиком, что произошло между ними на крыше отеля «Кэпвелл».

Именно для того, чтобы узнать об этом, он и привез Мейсона в участок. Именно поэтому сейчас поит его кофе в ожидании, пока Мейсон придет в такое состояние, когда сможет связно разговаривать. Но, похоже, Мейсон совершенно не был согласен с таким мнением инспектора. С отвращением проглотив немного кофе, Мейсон поднял голову;

— О, я смотрю, у тебя на столе есть пишущая машинка. Давай, заправляй бумагу, в самом деле, не вручную же тебе заполнять протокол.

Кастильо задумчиво повернул голову и посмотрел на машинку.

— Ну, начинай, Круз, — снова повторил Мейсон, — давай, печатай свои бумаги, заполняй протокол, оформляй задержание, ну, и так далее.

Кастильо покачал головой:

— Нет, Мейсон, я, пожалуй, сначала лучше послушаю.

— Не стоит тратить время на бесполезное занятие, — Мейсон, не без удовлетворения поставил на стол пластиковый стаканчик с недопитым кофе и торжественно встал со стула. — Ну что ж, я думаю, это разумный ход с твоей стороны, Круз, — заявил он.

Кастильо настороженно перегнулся через стол:

— Что ты собираешься делать, Мейсон?

— То, ради чего мы с тобой здесь собрались, — уверенно ответил тот. — Я собираюсь сделать признание, — Мейсон снова откинулся на спинку стула.

— Хм, вот как? Ну что ж, валяй.

Мейсон поначалу немного почмокал губами, будто пытаясь изгнать изо рта неприятный привкус полицейского кофе, а затем торжественно заявил:

— Я, Мейсон Кэпвелл, будучи в полном здравии и трезвой памяти, заявляю, что убил Марка Маккормика.

Услышав это, Кастильо, вопреки ожиданиям Мейсона, отрицательно покачал головой:

— Да ты просто пьян, — сказал Круз. — Я думаю, что тебе стоило немного проспаться, хорошенько отдохнуть.

Мейсон вскинул руку и помахал пальцем перед носом Круза:

— Ничего подобного, — решительно сказал он, — сегодня весь вечер почему-то все окружающие считают меня сумасшедшим или нетрезвым, и все потому, что я много разговариваю и, в основном, по делу. Почему-то никто не любит выслушивать правду о себе,

Кастильо снова повторим

— Я согласен с ними. Думаю, что ты действительно пьян и тебе не стоит сейчас брать на себя такую ответственность в таком состоянии.

Мейсон усмехнулся:

— Ну что ж, если ты думаешь, что это как-то остановит меня, то ты ошибаешься. Так вот, я, Мейсон Кэпвелл, в нетрезвом уме и нетвердой памяти, заявляю, что я убил Марка Маккормика. Можешь занести это я протокол.

Круз тяжело вздохнул:

— Ну что ж, если ты хочешь поговорить об этом именно сейчас, я согласен, только» если можно, изложи все поподробней.

Мейсон пожал плечами:

— А никаких подробностей нет. Я просто убил его и все. Это было необычайно просто, Круз. Интересно, а тебе самому известно такое чувство?

Кастильо промолчал.

— Ну ладно, не хочешь отвечать, не надо, — спокойно констатировал Мейсон. — Так, что тебя там еще интересует? Орудие убийства? Рассказываю, это пистолет, который я добровольно передал в руки правосудия.

Круз хмуро повел головой.

— Насчет пистолета мы еще разберемся, Мейсон, эксперты проведут исследования, снимут отпечатки пальцев, сделают баллистическую экспертизу, ну и так далее. Да что я тебе об этом рассказываю, ты же сам юрист все это прекрасно знаешь.

Кэпвелл как будто и не пил кофе, глаза его по-прежнему осоловело хлопали, он покачивался, стоя на месте.

— Так что же тебя еще интересует, Круз? — продолжил он. — Я готов рассказать все, что знаю.

Круз поднялся со стула.

— Как юрист, работающий в ведомстве окружного прокурора... Работавший, — поправился он, — ты, разумеется, должен знать, что все это не улики для следствия.

— Неужели? — скептически сказал Мейсон. — Интересно, а что же еще должно быть уликой, кроме орудия убийства и добровольного признания?

Круз нетерпеливо махнул рукой.

— Мейсон, перестань, ты же прекрасно знаешь, что главная улика — это тело, тело убитого.

Мейсон покачал головой.

— Ах, вот ты о чем. Да, тело действительно является уликой, но, к сожалению, тела у меня нет, я от него избавился.

Кастильо непонимающе смотрел на арестованного.

— Как это — избавился? Куда ты его дел?

Мейсон удовлетворенно усмехнулся.

— Ладно, я пошутил. Я же понимаю, что без тела следствие ничего не сможет сделать. Я готов отвести вас на то место, где спрятано тело.

Круз взглянул на часы — была половина первого.

— Ну что ж, если тебе так хочется, мы можем сделать это прямо сейчас, — сказал он. — Во всяком случае, я к этому готов.

Он снял свой пиджак со спинки стула и стал одеваться.

— Только прежде, если позволишь, — попросил Мейсон, — я хотел бы сделать один телефонный звонок. Я имею на это право, не так ли?

Кастильо придвинул к нему телефон.

— Разумеется. Звони, пожалуйста.

Мейсон тяжело опустился на стул рядом с телефонным аппаратом. Мейсон некоторое время ждал, а потом, вскинул голову и сказал стоявшему за его спиной инспектору:

— Если не возражаешь, я хотел бы это сделать в одиночестве.

Кастильо пожал плечами.

— Пожалуйста, но учти — если все обернется все так, как я рассчитываю, то тебе придется очень сильно пожалеть об этом. Я буду сильно разочарован.

Мейсон сделал понимающее лицо.

— Не пугайся, Круз, уверяю тебя, зря времени ты не потеряешь. Сегодня тебя ожидают еще много приятных сюрпризов.

— Ладно, — процедил Круз сквозь плотно сжатые губы, — я буду за дверью.

Мейсон внимательным взглядом проследил, как полицейский инспектор удаляется в коридор и потянулся к телефонному аппарату.

— Что ж, думаю, Что эта ночь запомнятся надолго. И не только нам, — пробормотал он, набирая номер.

Несколько минут Кастильо озабоченно расхаживал под дверью собственного кабинета в коридоре полицейского участка. Из-за двери не доносилось из единого звука. Не понятно было, звонит ли Мейсон кому-либо или нет — его голоса Кастильо так и не услышал.

Спустя несколько минут, он все-таки решился и осторожно открыл дверь. Мейсон, уронив голову на руки, спал прямо на столе. Рядом с ним лежала снятая с рычага телефонная трубка.

Круз подошел к нему сзади, положил трубку на рычаг и стал осторожно трясти Мейсона за плечо.

— Проснись, проснись...

Мейсон вскинул голову и, сонно протирая глаза кулаками, сказал:

— А, это ты, символ силы, человек из камня... Кастильо укоризненно покачал головой.

— Мейсон, ты хоть понимаешь, где находишься? — сказал он. — Что вообще вокруг происходит?

Кэпвелл уверенно кивнул,

— Да, к сожалению очень хорошо понимаю. Почему ты не дал мне поспать? Во сне мне было значительно лучше, чем сейчас. Кстати говоря, мне приснился очень забавный сон.

Круз хмыкнул.

— Ты что, хочешь рассказать мне сейчас о своем сне?

Мейсон по-прежнему тер кулажами глаза.

— А что в этом такого? — недоуменно спросил он. — Разве я помешаю тебе, если расскажу о маленьком коротком сне? Это не займет много времени, уверяю тебя.

Кастильо тяжело вздохнул.

— Вообще-то тебя бы следовало отправить на ночь в камеру предварительного заключения, но поскольку ты сам вызвался показать мне место преступления и рассказать о том, где ты спрятал труп, придется, наверное, тебя выслушать.

Мейсон потянулся рукой к давно остывшему кофе и, очевидно забыв о том, что он напоминает ему вкус фасолевой похлебки, выпил напиток до дна.

— Да, так вот, я хотел рассказать про свой сон. Знаешь, Круз, мне снилось, как будто я сижу в пустом купе, а вагон одиноко стоит посреди бескрайней болотистой равнины в Луизиане, возле Нового Орлеана. Потом — отцепился и уехал. А до этого у меня была спутница — моя жена... — тут он на мгновение умолк, а затем поправился — моя несостоявшаяся жена, в маске и с ребенком на коленях. Так вот, представляешь, они уехали в этом отцепленном составе, а я остался один — отвергнутый, брошенный, покинутый.

— Да-а, — протянул Круз, — странный сон. Интересно, а почему тебе привиделось скрытое маской лицо твоей жены?

Мейсон удрученно покачал головой.

— Вот над этим я и думаю.

— А знаешь, что кажется мне!? — вдруг сказал Кастильо.

Мейсон вскинул голову.

— Любопытно было бы послушать мнение полицейского инспектора о снах убийцы.

Кастильо прошелся по комнате.

— Мейсон, ведь твой отец, насколько я знаю, практически не пьет, это правда?

Мейсон пожал плечами.

— После перенесенного тяжелого заболевания сердца он, в основном, воздерживается от употребления крепких горячительных налитков, — с апломбом школьного учителя заявил Мейсон. Круз укоризненно кивнул.

— Вот именно, чего не скажешь о тебе. По-моему именно этим и объясняются эти все твои сны.

Мейсон испытующе посмотрел на инспектора.

— А тебе, Круз, разве не снятся по ночам сны? Или ты спишь, как в черной дыре — провалился и снова выбрался наружу?

Кастильо отвернулся и глухо произнес:

— Во всяком случае, женщины в масках в моих снах не появляются.

Мейсон неожиданно засмеялся.

— Да, я изрядный выпивоха, признаю. Что ж поделаешь, у каждого свои недостатки. Вот у тебя, например, Круз, есть свои недостатки?

Кастильо промолчал и тогда Мейсон продолжил:

— Недостатки — это продолжение наших достоинств, а, может быть, и сами достоинства, кто знает, это вопрос сложный, вряд ли ты захочешь его сейчас обсуждать, Круз. Вот у меня, например, есть еще один крупный недостаток — я не хочу стареть, мне хочется оставаться таким, каким я сейчас есть. Представляешь себе, Круз, эта тихие радости преклонных годов, скопом ожидающие нас на подходе к обещанному у певца псалмов семидесятилетию: хилость, импотенция, недержание, кишечные раки, камни в желчном пузыре, гной в глазах, конюшня во рту, тупоумие, отрыжка, зевота, газы, запоры, воспаления простаты, застопоренное пищеварение, одинокие дни, пустые ночи, мышечные боли, кризис сбыта, рост цен, урезание пенсии, отсутствие планов и оскудение памяти, инфаркты, инсульты, а если повезет — сонный автобус в аэропорт и тамошнее предотлетное ожидание деловитого голоска: «Всех пассажиров рейса ноль, ноль, ноль, не знаю там сколько, на преисподнюю, просим пройти к выходу номер тоже ноль, ноль, ноль. А знаешь, Круз, почему я этого боюсь? Потому что я уже остался один. Вот тебе легче, ты не один, у тебя есть семья, тобой может кто-то заняться. Я должен сейчас позабыть об этом.

Круз осуждающе посмотрел на Мейсона, который низко опустил голову и смолк.

— Не стоит себя жалеть, Мейсон, — сказал Кастильо, — это ненадежное занятие. — Я думаю, что тебе стоят стать потверже.

Несмотря на кажущуюся сонливость, Мейсон с необычайной резвостью вскинул голову.

— Это ты мне об этом говоришь? Слушай, ты еще не устал быть Крузом Кастильо, не ведающим страха я боли камнем? Тебе никогда не хочется передохнуть, перевести дух, испытать слабость, сомнения, колебания, ну и что-нибудь еще в этом роде?

Круз почувствовал смущение. Все-таки этот парень, Мейсон Кэпвелл, определенно нравился ему. Как точно он нащупал его больную точку.

Тяжело вздохнув, Круз кивнул головой:

— Бывает. И довольно часто.

Но его собеседник неожиданно сказал:

— А мне вот надоело быть Мейсоном Кэпвеллом. Хорошо бы поменяться с кем-нибудь жизнью.

Круз проявлял уже явное нетерпение.

— Ну ладно, может быть не стоит сейчас об этом говорить, — произнес он торопливо. — Мейсон, ты уже сделал свой телефонный звонок?

Тот озабоченно почесал макушку.

— Телефонный звонок? Ах да, конечно, сделал.

Только, кажется, я не положил телефонную трубку, — он повернулся к столу, но увидев, что трубка лежит на месте, удивленно сказал:

— Нет, но я же твердо помню, что я ее не ложил туда.

Круз успокоил его:

— Это я положил ее на место.

Мейсон равнодушно махнул рукой:

— Ну и бог с ней. Главное, что я позвонил. Этот звонок запомнится надолго.

Круз стоял, засунув руки в карманы джинсов.

— Что, Мейсон, может быть продолжим наши дела?

Кэпвелл с недоумением воззрился на полицейского инспектора.

— Продолжим? — переспросил он. — Разве мы еще не все слова сказали друг другу? А, — он снова махнул рукой, — продолжим, раз тебе так хочется. А потом я отвезу тебя на место преступления к телу, которое стило теперь не просто телом, а уликой, составом преступления.

— Ну хорошо, — обеспокоенно сказал Круз, — а где находится это мертвое тело?

Мейсон вдруг покачал головой.

— Прошу тебя, Круз, не спеши, я так давно не получал удовольствия, не лишай меня этой редкой возможности, дай мне насладиться.

Круз прошелся по комнате.

— Ты можешь наслаждаться сколько хочешь, Мейсон, но не забывай — ты только что признался в убийстве Марка Маккормика, и я начинаю уставать от того, что ты относишься к этому, как к шутке.

Не сводя глаз с инспектора, Мейсон поднялся и тоже прошелся по комнате.

— Извини, Круз, если тебе это не понравилось, — сказал он. — Это отнюдь не шутка, все совершенно серьезно, чертовски серьезно. Найди машину, и я отвезу тебя к телу.

После бесплодного разговора с Иден Кэпвелл в ресторане «Ориент Экспресс», окружной прокурор Кейт Тиммонс отправился домой. Было уже далеко за полночь, когда он остановил машину перед своим домом. Он не успел зажечь свет, как в дверь позвонили.

Кто бы это мог быть? — пробормотал Тиммонс, направляясь к двери.

На пороге стояла Сантана Кастильо. По ее нервному лицу Тиммонс понял, что сейчас предстоит очередная разборка. Появление Сантаны в его доме в такое позднее время не предвещало ничего хорошего. Она взволнованно теребила сумочку, кусая губы. Увидев ее, Тиммонс удивленно произнес:

— Сантана? В такое время?

Он демонстративным жестом повернул к себе руку и посмотрел на наручные часы. Но ее это ничуть не смутило. Увидев перед собой окружного прокурора, она возбужденно воскликнула:

— Как ты смеешь обращаться со мной так? Зачем ты ставишь меня в такое неловкое положение?

Тиммонс едва только открыл рот, чтобы произнести нечто похожее на оправдание, как Сантана шагнула через порог и, размахивая сумочкой в руке, продолжила ночной сеанс выяснения отношений.

— Круз не должен был знать, что я здесь была. Зачем ты пригласил его в дом, зачем ты втянул меня во все это вранье? Ты что, не мог с ним поговорить на улице, если тебе очень хотелось этого? Тебе обязательно нужно было веста его сюда я демонстрировать меня?

Тиммонс озабоченно наморщил лоб.

— Какое вранье, про что ты говоришь? Я ничего не понимаю. Сайта на, уже почти час ночи, ты врываешься сюда и о чае-то мне рассказываешь. Хотя бы объясни, что все это означает?

Сантана прошла в гостиную и, швырнув сумочку на диван — почти как в собственном доме — остановилась перед окружным прокурором, который бежал за ней, словно школьник за трамваем, пытаясь оправдываться.

Она гневно бросила ему в лицо:

— Я имею в виду эту идиотскую историю про твой бумажник, которую ты ему наплел.

Тиммонс недовольно протянул:

— Ах, вот ты о чем. Ну и что?

Она возбудилась еще сильнее. Ее слова летели в лицо Тиммонсу, словно куски брусчатки с мостовой, от которых он едва успевал отворачиваться.

— Дома Круз спросил у меня, что я здесь делала, и я ему ответила.

Тиммонс пожал плечами.

— Вполне законное требование мужа к жене — узнать, что она делала в доме молодого человека ближе к ночи. Не понимаю, почему ты так разоряешься?

Она вскипела еще сильнее.

— Потому что я ответила ему на этот вопрос совершенно другое, в отличие от тебя, а ты, оказывается, наболтал что-то про какой-то бумажник.

До Тиммонса наконец дошло. Среди множества суеты и довольно бестолковых событий прошедшего вечера он совершенно забыл об этом незначительном, с его точки зрения, эпизоде, который случился, как ему казалось, уже неизвестно сколько времени назад.

Однако оказалось, что круги по воде от камня, брошен кого прошлым вечером, идут до сих пор и последствия этого шага ой вынужден ощущать сейчас На лице его появилась виноватая улыбка.

— Прости, прости, — смеясь сказал он. — Я не думал, я не...

Она продолжала гневно сыпать обвинениями.

— Он не знал, он не думал, он вообще ничего не соображал. Ты бы мог понять, в какое дурацкое положение ты меня ставишь, если хотя бы на секунду подумал обо мне. Всего-то, что нужно было — это поставить меня в известность. Ты что, не мог сказать всего этого, пока я находилась в комнате? Зачем ты начал оправдываться не после того, как я ушла? Таким образом, ты пытался произвести более благоприятное впечатление на моего мужа? Пытался выгородить себя, да?

Глупая улыбка все еще не сходила с лица Тиммонса. Он развел руками и неопределенно протянул:

— Ну, я вообще-то думал.

Она подскочила к нему и завизжала прямо в лицо:

— Ты ничего не думал, ты поставил меня в совершенно глупое, дурацкое, идиотское положение! Я тебе этого никогда, никогда этого не прощу! Ты до конца жизни будешь помнить о своей вине передо мной.

Несмотря на крайнюю степень возбуждения, она, очевидно, все-таки поняла смысл только что выпаленных ею слов. Поэтому она умолкла и тяжело дыша смотрела в лицо Кейту. Даже ей сейчас, в ее теперешнем состоянии, агрессивном и взвинченном, стало ясно, что обвинениями, основанными на словах: «до конца жизни», «никогда» и т. д. сейчас разбрасываться не стоит.

Тиммонс умиротворяюще поднял перед собой руки.

— Сантана, успокойся, ты напрасно так кричишь, в этом нет никакого смысла. Ну прости, я ведь тебе уже сказал: я просто не знал...

Ее глаза снова потемнели от злости. Размахивая руками, она снова закричала:

— Как это не знал? Ты же всегда хвастался передо мной, что прекрасно ориентируешься и подобных ситуациях и даже умеешь управлять ими? Так значит ты тоже врал мне? Зачем ты все это делал? Чтобы выглядеть получше в моих глазах? Или таким образом ты тешишь свое мужское самолюбие? При этом ты всегда обвиняешь меня в том, что я такими ситуациями управлять не умею. Что, почему ты молчишь? Тебе нечего сказать? Ты можешь юлить и выкручиваться только перед Крузом? А я уже для тебя ничего не значу, да? Ты заставил меня лгать и поступать, как полная дура и идиотка, а теперь я же вынуждена оправдываться перед тобой? Ты этого добиваешься, этого?

Дата добавления: 2015-06-04