ЧАСТЬ ПЯТАЯ 4 страница. — Ну-ну, что ты делаешь, маленькая колдунья?

— Ну-ну, что ты делаешь, маленькая колдунья?

— Колдунья? Что это такое?

— Колдунья, — ответил брат скучным голосом, — это зануда.

Эмбер взглянула на лакея, который только что вошел в комнату и остановился возле них.

— В чем дело?

— Вас просят, мадам.

— Кто? Кто-то важный приехал?

— Ваш муж и, как я понимаю, его мать.

— О Господи! Ну ладно, благодарю. Скажите им, что я сейчас спущусь.

Лакей ушел. Эмбер сразу поднялась, невзирая на протесты детей.

— Извините меня, дорогие мои, если смогу, то тотчас же вернусь.

Брюс поклонился ей:

— До свиданья, мама. Спасибо, что навестила нас.

Эмбер наклонилась, поцеловала его, потом подхватила на руки Сьюзен, которая поцеловала ее в обе щеки и в губы.

— Ну полно, Сьюзен, — отвернула лицо Эмбер, — ты мне всю пудру слижешь, негодница. — Она тоже поцеловала дочь, опустила ее на пол, помахала обоим детям и вышла. Но как только дверь закрылась, улыбка погасла на ее лице.

С минуту она постояла в холле, чтобы собраться с мыслями. «За каким дьяволом старуха явилась сюда, в этот дом?» — думала она раздраженно. Из-за беременности все на свете раздражало ее — казалось, что все делалось умышленно и с единственной целью — досадить ей. Потом, вздохнув и пожав плечами, она направилась к дверям своих апартаментов в противоположном конце галереи.

В гостиной Эмбер Джералд Стэнхоуп расположился вместе со своей матушкой на диване перед камином. Вдовствующая баронесса сидела спиной к двери и болтала к Джералдом, лицо которого было встревоженным. Его подчерненные брови — это считалось последней модой — резко контрастировали с белой кожей лица и пепельно-светлым париком. Когда Эмбер вошла, баронесса замолчала, секунду-другую придавая лицу подобающее выражение, потом с любезной улыбкой повернулась к невестке. В ее глазах вспыхнуло удивление и неудовольствие.

Эмбер подошла к ним ленивой походкой, при этом ее халат распахивался, обнажая вспененные кружева нижних юбок. Джералд сидел словно пришибленный, будто ожидал, что в любой момент на него обрушится крыша дома. Он встал и представил жену матери. Женщины обнялись, весьма, однако, осторожно, словно боялись испачкаться друг о друга. Потом они подставили друг другу щеки: таков был обычай среди светских дам — подставлять щеку, а не губы, в качестве приветствия. Они отступили на шаг и оглядели друг друга оценивающе: ни та ни другая не упустили ни одного изъяна. Джералд в это время стоял неподалеку и нервно глотал слюну, его кадык ходил ходуном. Чтобы как-то занять руки, он достал гребень.

Люсилле, леди Стэнхоуп, было за сорок. Ее пухлое недовольное лицо напомнило Эмбер спаниелей короля: уголки рта опущены, круглые щечки трясутся.

Ее волосы, некогда светлые, имели теперь цвет карамели. Но кожа лица оставалась розовой и свежей, грудь не утратила привлекательности. Ее наряд был еще более старомодным, чем у большинства провинциальных дам, украшения — так, дешевые безделушки.

— О, прошу вас, не обращайте внимания на мою одежду, — сразу же предупредила ее светлость. — Это лишь старое тряпье, которое я собиралась отдать своей служанке, но дороги нынче столь ужасны, что я не решилась надеть что-либо приличное! Боже мой, одна повозка опрокинулась, и три сундука упали в грязь!

— Какое безобразие! — сочувственно согласилась Эмбер. — Вас, наверное, страшно растрясло. Не послать ли за освежительным?

— О да, мадам. Пожалуй, я бы выпила чаю. Она никогда не пила чай, ибо это было слишком дорого, но теперь она решила показать всем, что двадцать лет в деревне не отучили ее от городских привычек.

— Я пошлю за чаем. Арнольд! Черт подери этого парня! Где же он? Вечно целуется со служанками, когда его зовешь. — Она подошла к дверям в соседнюю комнату. — Арнольд!

Баронесса наблюдала за ней с завистью и неодобрением.

Она так никогда и не смогла примириться с тем, что годы ее юности и расцвета прошли столь бездарно. Сначала была гражданская война, и ее муж. подолгу воевал, пока в конце концов его не убили, что обрекло ее на прозябание в деревне в ее лучшие годы. Задавленная налогами, она была вынуждена сама выполнять всю домашнюю работу, как простая фермерша. А годы между тем предательски уходили. Лишь сегодня она осознала, как много лет прошло с тех пор.

У нее не было шансов снова выйти замуж, ибо война оставила слишком много вдов, а у нее на руках были сын Джералд и еще две девочки. Дочери, к счастью, вышли замуж за местных помещиков, но Джералд, она не сомневалась, должен был иметь лучшее будущее. Она послала его в путешествие на континент и просила на обратном пути остановиться в Лондоне, с тем чтобы попасться на глаза королю и, возможно, напомнить ему, сколь верно и бескорыстно Стэнхоупы служили короне. Он преуспел больше, чем она предполагала. Месяц назад пришло письмо, в котором он написал, что король не только пожаловал ему графский титул, но и решил его судьбу, предложив богатую невесту, так что теперь он и граф Дэнфордский, и жених.

Исполненная радости мамаша сразу же начала готовиться к переезду в Лондон, решив продать родовое поместье Риджуэй Мэнор. Она предвкушала частые посещения королевского двора, представляла себе, как все будут восхищаться ее нарядами и драгоценностями, ее гостеприимством, очарованием, да и красотой тоже. Ибо леди Стэнхоуп, пристрастно разглядывая себя в зеркало, сумела убедиться, что для женщины в сорок два она все еще недурна и ее — с помощью французских платьев, ленточек, локонов и драгоценных украшений — могут счесть за красавицу. Глядишь, и она снова выйдет замуж, если найдет себе джентльмена по вкусу.

Письмо от леди Клиффорд было как гром среди ясного неба.

"Моя дорогая Люсилла, — говорилось в письме, — прошу принять от всех нас самые дружеские пожелания, ведь мы всегда были друзьями. Мы были приятно удивлены и обрадованы, что ваше семейство получило графский титул. Ибо хотя никто не достоин этого звания больше, чем вы, тем не менее хорошо известно, кто именно был в Лондоне последние семь лет, и в настоящее время награды раздаются не всегда тем, кому надлежит, и почести воздаются не тем, кто этого заслуживает. Но не стоит возмущаться, времена изменились — боюсь, что к худшему.

Мы все были поражены известием о женитьбе Джералда, которая произошла так неожиданно. Он женился на бывшей графине Рэдклифф. Не сомневаюсь, вы слышали, что она очень красивая женщина, часто бывает при дворе и, по слухам, пользуется расположением короля. Я сама редко хожу в Уайтхолл, предпочитая компанию старых друзей. Двор посещают молодые и легкомысленные, а люди с хорошими манерами там не е чести. Но, возможно, вернутся старые порядки, и былые добродетели — честь мужчины и скромность женщины — не станут вызывать грубых насмешек, как теперь.

Надеюсь вскоре иметь удовольствие снова увидеться с вами. Несомненно, вы приедете в Лондон, когда Джералд и его жена станут жить в одном доме.

Ваша покорная слуга Маргарет, леди Клиффорд".

Вот такое было письмо. Как будто в тихий пруд швырнули камень. «…Когда Джералд и его жена станут жить в одном доме». Так что же имела в виду ее светлость?

Они поженились, но не живут вместе? И где же тогда живет он? И где — она? Люсилла еще раз внимательно прочитала письмо и на этот раз извлекла еще несколько мрачных и многозначительных намеков. Она решила, что должна поспешить в Лондон ради благополучия своего сына.

И вот, приехав и увидев эту выскочку, она почувствовала, как в ней вскипает попранная добродетель. Но одновременно она с удивлением заметила, что ощущает какую-то растерянность и неловкость. Двадцать лет затворничества в деревне лишь в обществе своих детей, крестьян и ближайших соседей, хлопоты по дому, а также вечная экономия денег, чтобы Джералд мог прилично выглядеть в Оксфорде и путешествовать за границей, — все это лишало ее возможности следить за своей внешностью, и она оказалась совершенно не подготовленной к такой встрече.

И несмотря на то что за леди Стэнхоуп стояли многочисленные поколения высокородных и высокомерных предков, а эта выскочка имела лишь репутацию актерки из театра или места того почище, Люсилла была ошеломлена и застигнута врасплох холодностью, самоуверенностью и красотой этой женщины, ее прекрасным нарядом, ее небрежной манерой поведения. Но более всего — ее юностью. Однако леди Стэнхоуп была крепким орешком, не то что ее застенчивый и неуклюжий сын. Она улыбнулась своей невестке, которая сидела лицом к ней, пока они ожидали, когда принесут чай, и обмахивалась веером, будто в комнате было слишком жарко, чуть наклонив голову в одну сторону.

— Итак, вы моя новая невестка? Какая же вы, право, хорошенькая. Джерри, должно быть, очень гордится вами. Уверяю вас, что слышала о вас множество похвальных слов.

— Так скоро? Кажется, ваша светлость только что приехали в город.

— О, по письмам, моя дорогая! Леди Клиффорд — моя ближайшая подруга, и она постоянно сообщает мне обо всем, поэтому я в курсе дела, будто сама живу на Пьяцце. Для меня это большая радость, уверяю вас, хотя все эти последние годы я пребывала в тяжкой печали после смерти моего дорогого супруга. О, я знаю все последние сплетни, словно и не уезжала отсюда.

И леди Стэнхоуп чуть усмехнулась, бросив сперва веселый взгляд на притихшего Джерри, а потом на невестку и подумав: а хватит ли у этой девки ума понять ее намек? Но Эмбер либо не поняла, либо ей было лень понимать.

— Ну что ж, — ответила Эмбер, — чего-чего, а уж сплетен в наше время хватает с избытком. Это единственное, в чем мы не отстаем от французов.

Леди Стэнхоуп откашлялась и положила руку на плечо Джералда, улыбнувшись ему теплой материнской улыбкой.

— Ах, как изменился мой Джерри! Я не видела его с тех пор, как он отправился на континент, в июне будет два года. Клянусь, он выглядит модным, как французский виконт. Надеюсь, мадам, что вы будете счастливы, живя вместе. Я уверена, Джерри сумеет сделать женщину счастливой, как любой европеец. Для женщины нет ничего важнее счастливого брака, хотя нынче некоторые развратные люди насмехаются над семейной жизнью.

Эмбер слабо улыбнулась, но не ответила… В этот момент появился лакей, за ним еще двое. Они расставили серебряные чайные приборы, искусно выполненные китайские фарфоровые чашечки, хрустальные стаканчики для бренди, который всегда подавался к чаю.

Леди Стэнхоуп сделала вид, что преисполнена восторга.

— Какой восхитительный чай! Скажите, где вы его достаете? У меня чай никогда не бывает таким превосходным, клянусь.

— Чай достает эконом леди Элмсбери… наверное, в Ост-Индском торговом доме.

— М-м-м, чудесно. — Она отхлебнула еще. — Полагаю, вы с Джерри вскоре переедете в свой дом?

Эмбер улыбнулась, прикрывшись чашкой, ее глаза сузились и блеснули, как у кошки.

— Возможно, когда-нибудь мы выстроим дом, когда легче будет нанять рабочих. Ведь сейчас все строители заняты восстановлением Сити и заново возводят таверны.

— А что же вы будете делать тем временем? — спросила баронесса с самым наивным выражением лица.

— Полагаю, будем жить, как и жили. Нас это вполне устраивает, вы согласны, сэр?

Глаза жены и матери впились в Джералда. От неожиданности он вздрогнул и пролил чай себе на кружевной воротник.

— Я… да. Пожалуй, что так. Пока вполне устраивает.

— Нонсенс, Джералд! — резко возразила его мать. — Это никуда не годится! Это просто глупо, дорогая моя, — снова повернулась она к Эмбер. — Ведь об этом столько разговоров.

— Не хотите ли вы сказать, мадам, было столько разговоров? Теперь ходят сплетни о побеге Фрэнсис Стюарт, вот что в моде.

Баронесса пришла в отчаяние. К такому сопротивлению она не привыкла, годами управляя довольно сговорчивым сыном и двумя покорными дочерьми. Такое поведение она сочла оскорбительным и дерзким. Разве эта девка не понимает, что перед ней свекровь, достаточно значительная личность и несравненно более высокого происхождения!

— Вы, наверное, пошутили, моя дорогая. Но тем не менее это неслыханно, чтобы муж и жена жили раздельно. Мир, знаете ли, придерживается строгих правил, и брак призван объединять мужа и жену. Я понимаю, век изменился с того времени, когда я выходила замуж, но позвольте заверить вас, мадам, что даже нынешние нравы не допускают такого. — Чем дольше она говорила, тем сильнее возбуждалась, под конец это была уже разъяренная птица.

Эмбер тоже начала сердиться. Но она заметила несчастное, обиженное лицо Джералда и сдержалась: пожалела его. Отставив чашку с чаем, она налила бренди.

— Я весьма сожалею, мадам, если мы устроили нашу жизнь не по вашему вкусу, но поскольку ситуация удобна для нас обоих, то, я полагаю, мы оставим все, как есть.

Баронесса открыла было рот, но не успела ничего возразить, ибо в этот момент в комнату вошла леди Элмсбери. Эмбер представила женщин друг другу, и мать Джералда обняла свою новую знакомую с нежностью, поцеловав ее в губы, умышленно подчеркивая уважение к этой простой и добропорядочной даме, столь отличавшейся от наглой и порочной женщины, которая, увы, являлась ее невесткой.

— Мне сказали о вашем приезде, мадам, — проговорила Эмили, подвигая стул поближе к камину и принимая чашку чая, которую ей предложила Эмбер, — и мне захотелось спуститься и приветствовать вас. Должно быть, вы нашли Лондон сильно изменившимся к худшему.

— Да, действительно, мадам, — сразу же согласилась леди Стэнхоуп. — Город был совсем другим, когда я была здесь в последний раз в сорок третьем, уверяю вас!

— Да, Лондон выглядит сейчас совершенно безнадежным. Но уже создаются превосходные проекты, и в различных частях Сити начато строительство. Говорят, когда-нибудь Лондон снова возродится в еще большем великолепии, хотя, конечно, нам всем чрезвычайно грустно, что старый город уйдет в небытие. Но скажите, ради Бога, миледи, приятным ли было ваше путешествие?

— Ах, Господь всемилостивый, отнюдь! Поездка была просто невыносимой! Я как раз рассказывала ее светлости, что не решилась надеть приличное платье из опасения, что испорчу всю одежду! Но ведь я не видела Джерри целых два года, и я т о ч н о знала, что он-то ни за что не уедет из Лондона теперь, когда только что женился, вот поэтому я приехала сама.

— Это очень великодушно с вашей стороны. А скажите, мадам, где вы решили остановиться? Со времени пожара стало очень трудно найти пристанище где-либо. Если вы еще не нашли жилья, мой муж. и я были бы рады предложить вам остановиться у нас, пока вам не захочется переехать в другое место.

«Силы небесные! — раздраженно подумала Эмбер. — Неужели мне придется мириться с присутствием в доме этой болтливой старухи?»

Но леди Стэнхоуп не раздумывала:

— Ах, как. это любезно с вашей стороны, ваша светлость! Честно говоря, мне негде остановиться, я очень спешила… Я буду счастлива провести в вашем доме несколько дней.

Эмбер допила бренди и поднялась:

— Прошу меня извинить, милые дамы. Меня ожидают во дворце, и я должна переодеться к приему.

— О! — вскричала леди Стэнхоуп, обернувшись к сыну. — Тогда и тебе тоже надо пойти, Джерри. Давай, дорогой, поторапливайся. Убеждена, что молодому человеку гораздо приятнее ухаживать за своей женой, чем за матерью.

Эмбер бросила на Джералда многозначительный взгляд, и он ответил так, будто хорошо расслышал подсказку:

— Дело в том, мадам, что я договорился отобедать сегодня с несколькими джентльменами в таверне Локета.

— Договорился отобедать с друзьями, а не со своей женой? Господь с тобой! В какое странное время мы живем!

Джералд, ободренный своей собственной смелостью, с небрежным видом смахнул несуществующую пылинку с парчового камзола.

— Это сейчас в моде, ваша светлость. Преданные мужья и жены — анахронизм, таких больше нет. — Он повернулся к Эмбер и поклонился со всей элегантностью, на какую был способен. — Ваш покорный слуга, ваша светлость.

— Ваша слуга, сэр. — Эмбер сделала реверанс; эта церемония слегка позабавила и удивила ее: он отважился перечить своей матери!

Потом Джералд поклонился матери и леди Элмсбери и удалился прежде, чем леди Стэнхоуп успела принять решение: то ли отпустить его с миром, то ли выложить напрямую, что она думает о его поведении. Она отпустила его. Когда Эмбер выходила из комнаты, она услышала слова Люсиллы:

— Боже мой, как он изменился! Настоящий джентльмен до кончиков ногтей, клянусь!

Эмбер вернулась из Уайтхолла почти в полночь, усталая до изнеможения и мечтающая только об одном — лечь в постель. Двенадцать часов подряд во дворце — тяжкая нагрузка, особенно учитывая ее беременность. Ведь каждое мгновение во дворце требовало от нее бодрости, жизнерадостности, ни на секунду нельзя было расслабиться, показать, что на самом деле ты чувствуешь себя усталой. А теперь вдобавок появились боли в затылке, дрожь в ногах, казалось, у нее переворачиваются все внутренности.

Эмбер поднималась по лестнице, когда Элмсбери выбежал из освещенной комнаты, выходившей в холл.

— Эмбер! — Она обернулась и посмотрела на него. — Я уж думал, ты никогда не придешь!

— Но вот я и пришла. Во дворце устроили дурацкий кукольный спектакль и не желали расходиться, пока «Ромео и Джульетту» не сыграли четыре раза подряд!

— А у меня сюрприз для тебя, — улыбнулся он. — Угадай: кто здесь?

Эмбер равнодушно пожала плечами:

— Откуда мне знать?

Она взглянула поверх его головы в раскрытые двери комнаты. Там кто-то стоял — высокий темноволосый мужчина — и улыбался ей. У Эмбер перехватило дыхание.

— Брюс!

Она увидела, как он бросился к ней. Потом Элмсбери осторожно подхватил ее — Эмбер упала в обморок.

Глава пятидесятая

Лучи жидкого апрельского солнца сочились сквозь створчатые окна и ложились светлыми квадратами на полу. Они отражались от шпор на паре мужских сапог, касались бледно-голубых страусовых перьев на плюмаже шляпы, сверкали на золоте и серебре эфеса шпаги. Все эти принадлежности джентльмена лежали возле кровати с пологом. В кровати, глубоко зарывшись в пуховую перину, лежала Эмбер в сладкой полудреме пробуждения. Она медленно провела рукой по простыне рядом с собой, и на ее лице возникло выражение тревоги и удивления. Она открыла глаза, увидела, что лежит одна, и испуганно вскрикнула:

— Брюс!

Он, открыв портьеры, стоял у окна. Обернувшись к. ней с улыбкой, он спросил:

— Что случилось, дорогая?

Он был без рубашки и парика — очевидно, только что закончил бриться и вытирал лицо.

— О, слава Богу! Я испугалась, что ты ушел, — или мне это только приснилось. Но ты здесь, правда ведь? Ты действительно здесь. О Брюс, как замечательно, что ты вернулся!

Широко улыбаясь, она протянула к нему руки, ее глаза сверкали.

— Иди же сюда, мой дорогой. Я хочу прикоснуться к тебе…

Он сел рядом. Эмбер коснулась пальцами его лица, словно удивляясь и все еще не веря, что он здесь, рядом.

— Как ты прекрасно выглядишь, — прошептала она, — красивее, чем всегда… — Она провела рукой по его широким мускулистым плечам и груди, прижалась к теплой загорелой коже. Потом поглядела ему в глаза и заметила, что Брюс разглядывает ее.

— Эмбер…

— Что?

Неожиданно их губы соединились в ненасытном и страстном поцелуе. Вдруг она начала плакать и колотить по телу Брюса кулачками требовательно и отчаянно. Он быстро опрокинул ее на постель, она прижала его к себе. Когда миновал шторм страсти, он положил голову ей на грудь и расслабился. Выражение на их лицах стало спокойным, мирным и удовлетворенным. Она неясно погладила Брюса по жестким черным волосам.

Наконец он пошевелился и встал с постели. Эмбер открыла глаза и сонно улыбнулась:

— Иди сюда, дорогой, и ляг ко мне.

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

— Не могу… Элмсбери ждет меня.

— И пусть ждет, ничего страшного.

Он покачал головой:

— Нам надо в Уайтхолл, меня ожидает его величество. Возможно, мы увидимся там позднее… — Он помолчал и поглядел на нее сверху вниз. На его лице мелькнула чуть насмешливая улыбка. — Как я понимаю, ты ведь теперь графиня. И снова замужем, — добавил он.

Эмбер резко повернулась к нему, внезапно пораженная сказанным. Снова замужем! «Господь всемогущий, — подумала она. — Ведь действительно!» Когда Джералда не было рядом, она полностью забывала о его существовании.

— В чем дело, дорогая? — усмехнулся он. — Элмсбери сказал, что его зовут Стэнхоуп, — кажется, так, а тот, что был до него…

— О Брюс! Не надо насмехаться надо мной! Я ни за что не вышла бы за него замуж, если бы знала, что ты скоро вернешься! Да я просто ненавижу его! Он совершенный болван, олух пустоголовый! Я вышла за него замуж только потому, что… — Она остановилась и торопливо поправилась: — Я сама не знаю, зачем я вышла замуж.! Я не знаю, зачем я вообще выходила замуж, за кого-либо! Ведь я никогда не хотела выходить замуж ни за кого, кроме тебя, Брюс! О дорогой, мы были бы так счастливы вместе, если бы только ты…

Она заметила, как — изменилось выражение его лица, — выражение, которое словно послало ей предупреждающий сигнал, и она замолчала. Эмбер глядела на него, и старый знакомый страх снова стал вползать ей в душу, и тогда она произнесла наконец очень тихо:

— Ты женился… — и медленно покачала головой.

— Да, женился. — Он глубоко вздохнул.

Вот так. Вот она и услышала собственными ушами то, чего ожидала и чего страшилась целых семь лет. Теперь ей показалось, что это ожидание и этот страх всегда стояли между ними — неотвратимо, как смерть. Сразу ослабевшая, она могла лишь смотреть на него. Брюс сел на стул и стал завязывать шнурки. Несколько минут он сидел, уперев локти в колени и свесив бессильно руки, потом наконец повернулся и поглядел на Эмбер.

— Я сожалею, Эмбер, — тихо проговорил он.

— Сожалеешь, что женился?

— Сожалею, что сделал тебе больно.

— Когда ты женился? Я думала…

— Я женился год назад, в феврале, после того как вернулся на Ямайку.

— Значит, ты знал, что женишься, когда уезжал от меня. Ты…

— Нет, не знал, — перебил он. — Я познакомился с ней в тот день, когда приплыл на Ямайку. Мы поженились через месяц.

— Через месяц! — прошептала она. Казалось, силы покинули ее. — О Господи!..

— Эмбер, дорогая… ну пожалуйста… я никогда не обманывал тебя. Ведь я с самого начала сказал, что когда-нибудь женюсь…

— О, но так скоро! — возразила она, ее голос походил на стон. Но неожиданно она подняла глаза и посмотрела на него: в ее взгляде сверкнула злоба. — Кто она такая? Какая-нибудь чернокожая девка, которую ты…

Лицо Брюса окаменело.

— Она англичанка. Ее отец — граф, он приплыл на Ямайку после войны, у него сахарная плантация. — Он встал и начал одеваться.

— Я полагаю, она богата.

— Достаточно богата.

— И красива?

— Пожалуй — да.

Эмбер помолчала, потом выпалила:

— Ты любишь ее?

Он обернулся, поглядел на Эмбер странным взглядом, чуть сузив глаза. Он ответил не сразу. Помолчав, он тихо сказал:

— Да, я люблю ее.

Эмбер схватила халат, надела его и выскочила из постели. То, что она произнесла после этого, могла бы сказать любая леди, воспитанная в среде судейских чиновников, окажись она в подобной ситуации:

— Будь ты проклят, Брюс Карлтон! Почему именно ты тот единственный мужчина в Англии, который женится по любви!

Но ее внешняя благопристойность была слишком тонкой, и при любой маломальской нагрузке она лопалась, как мыльный пузырь. Эмбер резко повернулась к нему.

— Я ненавижу ее! — с яростью выкрикнула она. — Я презираю ее. Где она?

— На Ямайке, — мягко ответил Брюс. — Она родила ребенка в ноябре и поэтому не хотела покидать дом.

— Должно быть, она очень любит тебя!

Брюс не ответил на эту насмешку, и Эмбер добавила с жестокостью:

— Итак, теперь ты женат на леди, и у тебя будет кому выкармливать твоих детей, предки которых две тысячи лет просиживали штаны в Палате лордов! Поздравляю тебя, лорд Карлтон! Какое это было бы бедствие для тебя, если бы тебе пришлось позволить простой смертной воспитывать твоих детей!

Брюс посмотрел на нее с тревогой и жалостью.

— Мне пора идти, Эмбер. — Он взял в руки шляпу. — Я и так уже опоздал на полчаса…

Эмбер недовольно взглянула на него и отвернулась, будто ожидала, что он станет извиняться за нанесенную обиду. Но потом невольно обернулась: он шел по комнате — его тело двигалось в таком знакомом ритме, весь его облик был исполнен такой мужественности, что у нее перехватило дыхание.

— Брюс! — неожиданно воскликнула она. Он остановился и медленно повернулся к ней. — Мне все равно — женат ли ты! Я никогда не откажусь от тебя, никогда, пока я жива, слышишь! Ты такой же мой, как и ее! Она никогда не получит тебя всего!

Эмбер бросилась было к нему, но Брюс отвернулся: еще мгновение — он раскрыл дверь и исчез.

Эмбер застыла, протянув одну руку вперед и прижав другую к горлу, чтобы сдержать рыдания.

— Брюс! — снова крикнула она. Потом, устало повернувшись, пошла к кровати. Несколько секунд она стояла и смотрела на постель, потом упала на колени.

— Он ушел, — прошептала она. — Ушел… я потеряла его.

В течение первых двух недель пребывания Карлтона в Лондоне они виделись редко: Брюс был занят в порту — он вел торговые переговоры с купцами о сбыте табака, привезенного им из Америки, составлял новые контракты, делал закупки как для себя, так и для других заокеанских плантаторов. В Уайтхолл он ходил, чтобы договориться с Карлом о передаче ему прав на еще один земельный участок, на этот раз в двадцать тысяч акров. В случае удачи он владел бы тридцатью тысячами. Ни на королевскую гостиную, ни на театры он времени не тратил.

Леди Элмсбери по просьбе Эмбер отвела Брюсу апартаменты рядом с ее комнатами, и, хотя он ничего не говорил о свидании на вторую ночь, — предположив, что здесь будет муж. Эмбер, — она постучала в его дверь, когда услышала, что Брюс вернулся. После этого они проводили ночи вместе. Конечно, Брюс догадывался, что Эмбер порой возвращалась поздно, так как была с королем, но никогда не заговаривал с ней об этом. Редкие же встречи с Джералдом забавляли его, но об этом он тоже не упоминал.

Однако такое положение дел отнюдь не забавляло мать Джералда.

За две недели Эмбер виделась с ней один-два раза в Уайтхолле и всякий раз старалась как-нибудь избежать встречи. Но вдовствующая баронесса, как оказалось, была страшно занята: Нэн рассказывала, что Люсилла постоянно в кабале у парикмахеров, ювелиров, белошвеек и портних и еще дюжины всякого рода мастериц, что ее комната завалена десятками ярдов атласа, бархата, тафты, кружев, лент и шелка.

— О чем она думает? — спрашивала Эмбер. — Ведь у нее нет ни шиллинга за душой!

Но она хорошо понимала причину такой расточительности — престарелая кокетка тратила ее деньги! Если бы Эмбер не была полностью поглощена Брюсом и своими интересами при дворе, она бы сразу пресекла это транжирство, но коль уж все так сложилось, она не стала принимать мер, лишь бы свекровь не беспокоила ее. «Ничего, скоро я поставлю ее на место», — поклялась Эмбер. Но леди Стэнхоуп опередила ее.

Эмбер никогда не просыпалась раньше девяти часов — ведь она поздно возвращалась из Уайтхолла, — а Брюс к этому времени уже уходил по своим делам. Она выпивала утреннюю чашку шоколада, надевала халат и шла к дверям. Время с десяти до полудня уходило у нее на туалет: она одевалась так долго потому, что румяна, прическа, выбор платья и всего прочего действительно занимали массу времени, но, кроме того, Эмбер принимала многочисленных торговцев, ювелиров, парфюмеров, которые толпились в прихожих богатых и благородных господ. Она еще никогда никому не отказывала.

Ей нравились шум и суета, ощущение собственной значительности, и к тому же ей нравилось делать покупки. Если ткань была красивой, она всегда могла заказать новое платье; если вещь выглядела необычной или экстравагантной, она могла найти применение новому ожерелью или браслету; если же про товар говорили, что это редкость и он привезен издалека, она не могла отказать себе в покупке еще одной вазы, или столика, или зеркала в золотой оправе. Ее щедрость и легкое отношение к деньгам были хорошо известны торговцам, и до полудня ее апартаменты бывали битком набиты народом, словно двор королевской биржи.

Эмбер обычно садилась за туалетный столик в легком халате и домашних туфлях из бычьей кожи, державшихся только на пальцах ноги, и месье Дюран принимался за ее прическу. Нэн Бриттон больше не занималась такими делами: ведь нынче она была камеристкой графини, и в ее обязанности входило только красиво одеваться, всегда хорошо выглядеть и повсюду сопровождать хозяйку. Как и у большинства камеристок знатных леди, у нее были любовники, нередко — те же самые лорды и богатые франты, что вращались в светских кругах. Нэн наслаждалась жизнью с присущим ей энтузиазмом, она пользовалась большим успехом, гораздо большим, чем ожидала, хотя это и не требовало никаких усилий с ее стороны.

Торговцы и мастерицы окружали Эмбер сплошным жужжащим роем, подсовывая ей под нос то одно, то другое.

— Пожалуйста, взгляните на эти перчатки, мадам, — нет, вы только понюхайте их. Приложите к носу — и вы влюбитесь в этот запах. Изысканный,. не правда ли?

Эмбер понюхала.

— «Нероли», верно? Мой любимый аромат. Я беру дюжину.

Она провела щеточкой по красиво изогнутым черным бровям, пригладила их и смахнула пудру.

— Вот этот отрез я оставила специально для вас, мадам. Вы только пощупайте, какой ворс — глубокий и гладкий. А цвет! Он просто поразительно идет вам. Посмотрите сами — как раз под цвет ваших глаз! И позвольте добавить вам кое-что, мадам. — Торговка нагнулась и шепнула: — На днях графиня Шрусбери увидела эту ткань и была без ума от нее. Но я отказала ей, сказала, что материал уже продан. Этот материал только для вас, мадам.

Дата добавления: 2015-06-04