Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Дополнительное чтение 3 страница




Эриксон, осознавая, что тугое пе­ленание является почти универсаль­ным в мировых культурах обычаем, утверждает, что он «получил усиле­ние» именно в России из-за синхро­низации особенностей ранней социа­лизации детей с другими элементами русской культуры. В русской культуре он выделяет несколько паттернов, имеющих одинаковую форму, — чере­дования полной пассивности и бурной эмоциональной разрядки. Так, на формирование личности русского человека, по его мнению, оказал влияние ритм крестьянской жизни в холодном климате — смена относительной без­деятельности и пассивности в долгие зимние месяцы и «периодическое освобождение... после весенней оттепели»74.

Было много исследований русского национального характера, выходя­щих за рамки так называемого «пеленочного» комплекса. Результаты кли­нических интервью и психологического тестирования привели к созданию «модальной личности» великоросса. По мнению американских антрополо­гов, это «теплая, человечная, очень зависимая, стремящаяся к социально­му присоединению, лабильная (эмоционально нестабильная), сильная, но недисциплинированная личность, нуждающаяся в подчинении властному авторитету»75. Так ли это, покажут дальнейшие исследования.

Обобщая сказанное, дадим определение русского национального харак­тера: это устойчивая составляющая часть русской национальной психологии, которая представляет собой совокупность доминирующих черт и свойств в их когнитивном, эмоциональном и поведенческом воплощении. Эти черты и свойства степенью выраженности, различным сочетанием, формами про­явления определяют своеобразие русского национального характера. Таким образом, при всех спорах о сущности национального характера ясно одно, что, во-первых, он существует, более того, составляет стержень национального самосознания, во-вторых, наследуется (в некоторой степени) от предков и «приобретается в процессе воспитания»76, и в-третьих, национальный харак­тер значительно явственнее проявляется в групповых действиях, особенно в процессе межэтнического взаимодействия.

73 GorerG., Rickman J. The people of Great Russia: a Psychological Study. L.: The Gresset Press, 1949. P. 8.

74 GorerG., Rickman J. Op. cit. P. 543.

75 Цит. по: Лебедева Н. Введение в этническую и кросс-культурную психологию. М.: Изд. Дом «Ключ-С».
1999. С. 104.

76 Сикевич З.В. Национальное самосознание русских (Социологический очерк). М.: АОЗТ «Меха­
ник», 1996. С. 97.

В связи с этим возникает вопрос: каждый ли человек, принадлежащий к данному народу, может считаться обладателем типичного национального характера? Пожалуй, умозрительные теории здесь мало чем помогут. В этом смысле теория «базовой» или «модальной» личности, разработанная запад­ными культурными антропологами, представляется вполне правомерной, поскольку они привязаны к социологическим исследованиям, оперирую­щим обширной фактологией.

Итак, если исходить из понимания национального характера как набо­ра сложных динамически взаимосвязанных элементов личности, то термин «национальный характер» совпадает с понятием «базовая личность» (основ­ная структура личности). Этнопсихология изучает национальный характер, прежде всего определившись с понятиями «модальная личность» и «базис­ная личность».

В 40—50-е гг. Р. Линтон, исходя из того, что в сложных обществах струк­туры личности не представляют собой нечто неизменное, предложил ис­пользовать вместо национального характера наряду с модальной личностью также понятие «статусная личность», обозначающее личностные паттерны, статистически доминирующие в той или иной статусной группе.

С ним тесно связано другое понятие — социальный характер. Его пред­ложил в 40-е гг. Э. Фромм. Концепции социального характера наряду с Э. Фроммом придерживался известный американский со­циолог Дэвид Рисмен. Оба они рассматривали нацио­нальный (или групповой) характер как нечто исторически изменчивое. В работе «Одинокая толпа. Исследование аме­риканского характера» Д. Рисмен77 описывает три основ­ных типа характеров, соответствующих трем типам обще­ственного устройства: «традиционно-ориентированная» личность, «изнутри-ориентированная» и «извне-ориенти­рованная». В XIX в. преобладающим типом социального характера в США была личность, «ориентируемая изнут­ри» (inner-directed). Содержанием ее стремлений могли быть и жажда обогащения, и желание сделать карьеру, и ре­лигиозный аскетизм, но она характеризовалась устойчиво­стью жизненных ориентации и целеустремленностью. В современной Америке, по Рисмену, преобладает другой тип человека — личность, «ориентирующаяся на других» (other-directed), которая не имеет устойчивых жизненных целей и идеалов, стремится прежде всего к «гармо­нии» с окружающими и старается любой ценой быть похожей на других. Этот человек — конформист, настолько поддающийся внешним влияниям, что не только окружающие, но и сам он не знает, в чем же в конце концов состоит его подлинное «Я». Если психологический механизм личности, «ориентиру­емой изнутри», можно сравнить с гироскопом, то личность, «ориентирующа­яся на других», как бы имеет внутри радар, чутко реагирующий на любые внешние сигналы. Основную задачу современного общества он усматривает в выработке «автономного» социального характера, способствующего фор­мированию самостоятельной, независимой и активной личности78.

77 Riesman D. et al. The Lonely Crowd. N.Y., 1955.

78 Рисмен Д. Некоторые типы характера и общество // Социологические исследования. 1993. № 3, 5.

В классификации социального характера в современной России (Б.С. Братусь) выделяются типы «советского человека» и «новых русских». Типологические особенности характера советского человека исследовали Р. Бистрицкас, Л.Я. Гозман, Т.И. Заславская, Р. Кочюнас, Ю.А. Левада. Осо­бенности «новых русских» рассматривали В.Н. Кузнецов, В.Е. Потапов, С.А. Ушакин, Л.Г. Бледнова, В.Э. Червяков, В.А. Чередниченко, В.Д. Ша­пиро, М.О. Шкаратан, A.M. Эткинд. В работах М.Н. Губогло, И.А. Ильина, Л.Г. Ионина, В.И. Рукавишникова, В.А. Ядова делались попытки увязать со­циальный характер с особенностями стратификационной системы россий­ского общества.

Согласно Э. Фромму, «социальный характер» — это явление, присущее самым широким слоям населения, в первую очередь среднему классу и мел­кой буржуазии. «Социальный характер» создается системой образования, религией, одобренными институтами культуры и воспитанием в семье. В «Бегстве от свободы»79 Фромм проанализировал особенности социального характера европейцев, формировавшегося под влиянием социально-эконо­мических перемен эпохи классического капитализма: у испуганного, ото­рванного от корней изолированного индивида возник новый склад харак­тера, ставший своего рода реакцией на новые вызовы и угрозы. Ядро соци­ального характера, воспитанного трудовой этикой протестантизма, составляли: стремление к труду, страсть к бережливости, готовность быть орудием для достижения целей какой-то внешней силы, аскетизм, всепог­лощающее чувство долга.

По Фромму получается, что различным обществам, различным классам внутри общества присущ свой «социальный характер». Он определяет со­циальный характер как «ядро структуры характера, которая разделяется большинством членов данной культуры». Ядро нации выражают не обыч­ные граждане и уж тем более не андеркласс, а лучшие ее представители.

Эти идеи восходят к работам А. Фулье80, который связывал формирова­ние национального менталитета с общением. Именно в процессе общения, осуществляемом на базе национального языка, вырабатывается единый способ чувствовать, думать и желать, отличный от присущего психике от­дельных членов общества или их арифметической сумме. Стало быть, на­циональный ум как таковой нельзя реконструировать путем простого на­ложения множества отдельно взятых индивидуальных умов. Дело здесь не просто в каких-то повторяющихся или широко распространенных чертах, а в том, что национальный ум действует на индивидуальные умы как при­чина на следствие. Можно даже говорить об определенном давлении, ко­торое он способен оказывать на психологию отдельных индивидов81.

Кроме того, национальный ум шире, чем совокупное сознание ныне живущих представителей данного народа; он включает в себя и мышление прошлых поколений, действующее в веках через запечатленные в культуре идеи, чувства, нормы, эталоны и т.д. Поэтому о нации нельзя составить

79 Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990.

80 Фулье Альфред (1838-1912) — французский философ, объединявший идеи волюнтаризма с прин­
ципами позитивизма; сторонник органической школы в социологии; работы по психологии на­
родов. Фулье А. Свобода и необходимость. М., 1900.

81 См.: Андреев А.Л. Политическая психология. М.: Весь мир, 2002.

правильного и полного представления, изучая ее лишь в наличном на дан­ный момент составе. «На индивиде и его отношениях к согражданам, — писал Фулье, — тяготеет вся история его страны»82. Это отличает нацио­нальную общность от толпы, объединенной только эмоциональным резо­нансом непосредственно соприкасающихся друг с другом людей. В среде нации взаимодействие осуществляется сложнее и не носит столь мимолет­ного характера.

Фулье считал, что для того чтобы понять народ, необходимо и достаточ­но понять мировоззрение его элиты, поскольку оно связано с мировоззре­нием всего народа, но выражается в наиболее ясной форме. Это ему при­надлежит афоризм: «Война может иметь хорошие последствия у дикарей, способствуя отбору наиболее сильных и стойких, но на цивилизованные народы влияние ее обыкновенно самое пагубное: она ведет к взаимоистреб­лению самых лучших и самых храб­рых». Правда, еще тогда некоторые ав­торы сомневались в том, что «гении нации», являвшиеся самовыражением элиты, репрезентируют всю совокуп­ность членов нации. В своей монографии, озаглавленной «Современные нации»83, Ф. Знанецкий выдвигает идею о том, что нация создается груп­пой интеллектуалов данного этноса, своего рода умственной аристократи­ей данной эпохи, которая и вырабатывает комплекс культурных ценностей, долженствующий лечь в основание кристаллизующейся национальной культуры.

Основываясь на этой традиции, многие публицисты описывали русскую душу, опираясь, в частности, на романы Достоевского, Толстого, Гончаро­ва. Известно, что перед тем как напасть на Россию, фашистская Германия тщательно собирала информацию о России и русских. Ценным источником послужила русская художественная литература. Из нее немецкие эксперты почерпнули сведения о русском национальном характере. Россию посчи­тали «колоссом на глиняных ногах», страной, населенной метущимися, рефлексирующими «мягкотелыми» интеллигентами: безуховыми, Нехлюдо­выми, мышкиными, раскольниковыми, дядями ванями, Ивановыми. И что вышло: фашисты проиграли им по всем статьям. Разгадать «загадочную русскую душу» пыталось не одно поколение русских и иностранцев, выду­мывая для нее все новые и новые алхимические формулы. «В русском чело­веке сочетаются Петр Великий, князь Мышкин и Хлестаков», — утвержда­ет англичанин Бэринг. А один из отечественных авторов находит другой образ — братьев Карамазовых: «Бескорыстие любви Алеши, неудержимость национального порыва Дмитрия, до конца идущая рефлексия Ивана, под­лая маргинальность Смердякова».

Художественная литература, оказывается, не репрезентировала нацио­нальный характер. И.Л. Солоневич, знавший об этом факте, назвал ее «кривым зеркалом народной души». Он писал: «Литература есть всегда кривое зеркало жизни. Но в русском примере эта кривизна переходит уже в какое-то четвер­тое измерение. Из русской реальности наша литература не отразила почти

82 Фулье А. Психология французского народа // Революционный невроз. М., 1998. С. 16.

83 Znaniecki F. Modern nationalities. A sociological study. Urbana, 1952. P. 4.

ничего... Русская литература отразила много слабостей России и не отразила ни одной из ее сильных сторон. Да и слабости-то были выдуманные»84.

В 1920-х гг. загадку русского характера пытался разгадать Б.П. Вышеслав­цев. Материалом для него послужили народные сказки. Правда, они способ­ны выявить не столько нравственный уклад, сколько скрытую под внешним слоем структуру коллективного бессознательного — страхи и мечты русского народа. Сказка раскрывает все, что тщательно скрыто в жизни. Именно сказка показывает нам, чего русский народ боится: он боится бедности, еще более боится труда, но всего более боится «горя», которое как-то страшно является к нему, как будто по его собственному приглашению, привязывается к нему и не отстает. «Замечательно тоже, что "горе" здесь сидит в самом человеке: это не внешняя судьба греков, покоящаяся на незнании, на заблуждении, это соб­ственная воля, или скорее какое-то собственное безволие»85. Но есть еще один страх в сказках русского народа, страх более возвышенный, чем страх лишений, труда и даже «горя», — это страх разбитой мечты, страх падения с небес. Сказ­ки обнажают онтологию русской мечты. Мы найдем в них и самые заветные мечты русского идеализма, и самый низменный житейский «экономический материализм». Б.П. Вышеславцев полагает, что русский народ давно уже гре­зит о «новом царстве», где распределение продуктов построено по принципу «каждому по потребностям», где можно наесться и напиться вдоволь, не при­лагая усилий, где стоит «бык печеный», где молочные реки и кисельные бере­га. Такова известная сказка о лентяе Емеле. Сказки беспощадны: они разобла­чают все, что живет в подсознательной душе народа, притом в душе собиратель­ной, охватывающей и лучших, и худших его сынов.

Сведения о национальном характере можно почерпнуть не только из научных монографий или народных сказок, как это делал в свое время Б.П. Вышеславцев, но также из более приземленных жанров, а именно по­вседневных стереотипов и массовых анекдотов. Наиболее популярным ис­точником стереотипных представлений о национальных характерах, по мне­нию С.Г. Тер-Минасовой86, являются так называемые международные анек­доты, т.е. анекдоты, построенные на шаблонном сюжете: представители разных национальностей, попав в одну и ту же ситуацию, реагируют на нее по-разному, в соответствии с теми чертами их национального характера, которые приписывают им на родине анекдота.

Так, в русских анекдотах англичане обычно подчеркнуто пунктуальны, немногословны, прагматичны, сдержанны, любят сигары, виски, конный спорт и т.п. Немцы практичны, дисциплинированны, организованны, по­мешаны на порядке и потому ограниченны. Французы — легкомысленные гуляки, эпикурейцы, думающие только о женщинах, вине и гастрономичес­ких удовольствиях. Американцы богатые, щедрые, самоуверенные, прагма­тичные, знамениты хорошими дорогими машинами. Русские — бесшабаш­ные рубахи-парни, неприхотливые, алкоголики, драчуны, открытые, не­отесанные, любят водку и драки. В русских международных анекдотах все они ведут себя соответственно этим стереотипам. В английских анекдотах высмеиваются жадные шотландцы и пьяницы-ирландцы.

84 См.: Солоневич И.Л. Народная монархия. М.: Издательская и рекламно-информационная фирма
«Феникс» ГАСК СК СССР, 1991.

85 Вышеславцев Б.П. Русский национальный характер // Вопросы философии. 1995. № 6. С. 113.

86 Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация: Учеб. пособие. М.: Слово/Slovo, 2000.

другим источником можно считать национальную классическую худо­жественную литературу. Удивительно, но один и тот же народ в анекдотах и в художественной литературе, по наблюдениям С.Г. Тер-Минасовой, пред­стает в противоположном свете. Так, легкомысленные французы, думающие о вине и женщинах, представлены в произведениях Стендаля, Бальзака, Гюго, Мериме, Мопассана или Золя людьми думающими над сложными человеческими проблемами, сочувствующими и страдающими. Напротив,

чопорные и сдержанные англичане, изображаемые в анекдотах, создали блестящую юмористическую, полную иронии и сарказма, литературу Джо­натана Свифта, Бернарда Шоу, Оска­ра Уайльда, Диккенса, Теккерея, Шек­ спира. Наконец, анекдотические ху­лиганы и алкоголики — русские — внесли в сокровищницу мировой литературы драгоценный вклад: произве­дения Пушкина, Лермонтова, Толстого, Тургенева, Чехова, Достоевского. Герои этих произведений — интеллигенты с их глубокими философскими исканиями и тонкими душевными переживаниями.

Неоценимый вклад в изучение русского национального характера так­же внесла книга русского философа Н.О. Лосского (1870—1965) «Характер русского народа». Это собственные размышления и выводы, а также пос­ледовательная и скрупулезная проработка трудов своих предшественников и современников по данному вопросу. В своей работе Лосский имеет в виду «душу отдельных русских людей, а не душу русской нации, как целого, так как... характер души общественного целого может иногда или в некоторых отношениях глубоко отличаться от характера людей, входящих в него»87. В книге приведены следующие его черты и особенности:

Религиозность. Основной и наиболее глубокой чертой русского народа Н. Лосский считает его религиозность и связанное с ней искание абсолют­ной правды. «Иностранцы, внимательно наблюдавшие русскую жизнь, в большинстве случаев отмечают выдающуюся религиозность русского наро­да... Русские могут беседовать о религии шесть часов подряд. Русская идея — христианская идея; на первом плане в ней — любовь к страдающим, жа­лость, внимание к индивидуальной личности...»88

Нравственность. Русский человек, по его мнению, обладает чутким раз­личием добра и зла; он зорко подмечает несовершенства всех наших поступ­ков, нравов и учреждений, никогда не удовлетворяясь ими и не переставая искать совершенного добра.

Сопереживание. Русский человек умеет быть не только гостеприимным, но он сопереживает чужому горю как своему собственному. «В России нет чрезмерной замены индивидуальных отношений социальными, нет личного и семейного изоляционизма. Поэтому даже иностранец, попав в Россию, чувствует: "Здесь я не одинок"... Пожалуй, именно эти свойства есть глав­ный источник признания обаятельности русского народа, столь часто выс­казываемого иностранцами, хорошо знающими Россию»89.

Лосский Н. О. О русском характере. М., 1990. С. 2.

Лосский Н.О. Характер русского народа // Вопросы философии. 1996. № 4. С. 41. 89 Там же. С. 42.

Искания. Русскому человеку свойственно «религиозно-эмоциональное» осмысление жизни. Этот интерес неминуемо ведет к философствованию и попыткам выстроить целостное мировоззрение. Такая черта русского на­ционального характера, как искание смысла жизни и основ бытия, пре­восходно изображена в русской литературе, в частности, в произведениях Толстова, Достоевского и др. Обломов, пролежавший всю жизнь на дива­не в обдумывании смысла жизни, — крайний случай нравственных иска­ний. Русский человек вначале найдет смысл жизни, а потом уже станет ра­ботать. Поскольку проблема эта сложная, то поисками смысла он занима­ется всю жизнь.

Воля. К числу первостепенных ка­честв народа, как считает Н. Лосский. относится могучая сила воли. Страсть есть сочетание сильного чувства и на­пряжения воли, направленных на лю­бимую или ненавидимую ценность. Интересующему русского человека делу он отдается со всей страстью души. Оборотная сторона — максима­лизм, экстремизм и фанатическая не­терпимость, равно как и быстрое ох­лаждение к делу. Пример — массовые случаи самосожжения тысяч старооб­рядцев. Свободолюбие. Из религиозности, искания нравственного абсолюта и силы воли проистекает любовь к свободе, высшим выражением которой является свобода духа. Оборотная сторона свободолюбия — склонность к анархии и отчуждение от государства. Одна из причин, по убеждению Н. Лосского, почему в России выработалась абсолютная монархия, иногда граничащая с деспотизмом, заключается в том, что трудно управлять наро­дом с анархическими наклонностями. Такой народ предъявляет чрезмерные требования к государству.

Доброта. Она выражается в отсутствии злопамятности. Говорят иногда, что у русского народа — женственная природа. Это, по мнению Н. Лосско­го, неверно, он, в отличие от Бердяева, придерживается иной точки зрения: русский народ, пишет он, особенно великоросская ветвь его, народ, создав­ший в суровых исторических условиях великое государство, в высшей сте пени мужественен; но в нем особенно примечательно сочетание мужествен­ной природы с женственной мягкостью.

Открытость. «Жизнь по сердцу» создает открытость души русского чело­века и легкость общения с людьми, простоту общения, без условностей, без показушной вежливости, но с тем достоинством, которое вытекает из есте­ственной деликатности90.

Проблема русского национального характера нашла всестороннее осве­щение в таких произведениях Н.А. Бердяева (1874—1948), как «Судьба Рос-

90 Лумпова СМ. Н.О. Лосский о русском характере // Рукописный журнал Общества ревнителей русской философии. 2002. Вып. 5.

сии», «Духи русской революции», «Истоки и смысл русского коммунизма», «Русская идея», «Самопознание», «Душа России» и др.

Первое, что отмечает наблюдательный философ, — крайности нацио­нального характера. Русский народ, считает он, в высшей степени поляри­зованный народ. В нем совмещаются противоположности, которые у дру­гих народов в таком единстве отсутствуют. Русским народом «можно оча­роваться и разочароваться, от него всегда можно ждать неожиданностей, он в высшей степени способен внушить к себе сильную любовь и сильную ненависть».

Но и такого простора нет ни у одного народа. По мнению Н. Бердяева, в национальном характера запечатлелась национальная география, поскольку существует «соответствие между необъятностью, безгранностью, бесконеч­ностью русской земли и русской души, между географией физическою и географией душевной. В душе русского народа есть такая же необъятность, безгранность, устремленность в бесконечность, как и в русской равнине».

Бердяев отмечал влияние русского национального характера на судьбы России. Так, например: «Русский народ — самый аполитический народ, ни­когда не умевший устраивать свою землю». И в то же время: «Россия — са­мая государственная и самая бюрократическая страна в мире, все в России превращается в орудие политики». Далее: «Россия — самая не шовинисти­ческая страна в мире....В русской стихии поистине есть какое-то националь­ное бескорыстие, жертвенность...» И одновременно: «Россия... страна не­виданных эксцессов, национализма, угнетения подвластных национально­стей, русификации... Обратной стороной русского смирения является необычайное русское самомнение». С одной стороны, «русская душа сго-

рает в пламенном искании правды, абсолютной, божественной правды... Она вечно печалуется о горе и страдании народа и всего мира...» С другой стороны, «Россию почти невозможно сдвинуть с места, так она отяжелела, так инертна, так ленива... так покорно мирится со своей жизнью». Двой­ственность русской души ведет к тому, что Россия живет «неорганической жизнью»; в ней отсутствует целостность и единство91.

По замечанию Н. Бердяева, у русских «все приобретает религиозный характер, они плохо понимают относительное». Отсюда и характер рели­гиозности — его соборность: «Русская религиозность носит соборный ха­рактер. Христиане Запада не знают такой коммюнотарности, которая свойственна русским». Стремление к «ангельской святости», к добру па­радоксальным образом сочетается на Руси со «звериной низостью» и мо­шенничеством. Искренняя жажда божественной правды сосуществует с «бытовым и внешнеобрядовым пониманием христианства», далеким от подлинной религиозной веры.

Особенности и противоречия русского характера в конечном счете Бер­дяев видел в отсутствии правильного соотношения «мужественного» и «жен­ственного» начал в нем. Именно уравновешенность «мужественности» и «женственности» присуща зрелому национальному характеру. Русская «на­циональная плоть» оказывается, по мнению Бердяева, женственной в сво­ей пассивной восприимчивости к добру и злу. «Русской душе» не хватает мужественного закала, твердости духа, воли, самостоятельности.

91 Сикорскии Б.Ф. Н.А. Бердяев о роли национального характера в судьбах России // Социально-политический журнал. 1993. № 9—10. С. 103.

Т. Адорно Авторитарная личность

Авторитарный синдром. Он ближе всего подходит к общей картине лиц с высокими баллами, поскольку проявляется во всем нашем исследовании. Синдром следует «классической» психоаналитической картине, включающей садомазохистское разрешение Эдипова комплекса, и был показан Эрихом Фроммом под на­званием «садомазохистский» характер. Согласно теории Макса Хоркхайме-ра, в коллективной работе, где он писал социопсихологическую часть, внеш­нее социальное подавление сопутствует внутреннему подавлению импуль­сов. Чтобы достичь «интернализации» социального управления, которое никогда не дает личности столько, сколько требует, отношение последней к авторитету и его психологической силе, super-ego, приобретает иррацио­нальный аспект. Субъект достигает собственной социальной приспособлен­ности, только получая удовольствие от подчинения субординации. Это включает в игру импульсы садомазохистской структуры, равно как условие и результат социальной приспособленности. В обществе нашего типа сади­стские, так же как и мазохистские тенденции находят подкрепление в дей­ствительности. Картиной трансляции таких подкреплений в черты харак­тера является особое разрешение Эдипова комплекса, определяющее фор­мирование синдрома, о котором здесь идет речь. Любовь к матери в ее первичной форме подлежит строгому табу. Итоговая ненависть к отцу транс­формируется формированием реакций в любовь. Эта трансформация ведет к особому виду super-ego. Трансформация ненависти в любовь — наиболее трудная задача, которую личность должна проделать на раннем этапе раз­вития, никогда не завершается полностью успешно. В психодинамике «ав­торитарного характера» часть предыдущей агрессивности впитывается и превращается в мазохизм, в то время как другая часть соотнесена с садиз­мом, который ищет выхода в том, с чем субъект себя не идентифицирует, т.е. во внешних группах. Еврей часто становится заменителем ненавидимого отца, приобретая на уровне фантазии те же самые черты, которые были отвратительны для субъекта в отце, такие, как практичность, холодность, доминирование, даже сексуальное соперничество. Эта двоякость всепрони-кающа, причем явственно сопровождается слепой верой в авторитет и го­товностью атаковать тех, кто проявляет слабость и социально подходит в качестве «жертвы». Стереотипы в этом синдроме не только служат средствам социальной идентификации, но и выполняют истинно «экономическую» функцию в собственной психологии субъекта: они помогают направить энергию либидо в соответствии с требованиями слишком строгого super-ego. Таким образом, сами стереотипы могут быть крайне либидизированными и играть большую роль во внутреннем устройстве субъекта. Он воссоздает

глубоко «принудительные» черты характера, частично с помощью регресса к анально-садистской фазе развития. Социологически такой синдром осо­бенно характерен для средних классов Европы. В этой стране (США. — А.Д.) мы можем ожидать его среди людей, чей действительный статус отличается от того, которого они домогаются...

Бунтовщик и психопат. Разрешение Эдипова комплекса, характерное для «авторитарного» синдрома, — не единственная составляющая типичной структуры для «высокобалльных» лиц. Вместо идентификации с родительс­ким авторитетом может появляться «бунт». Это, конечно, в определенных случаях ликвидирует садомазохистские тенденции. Однако бунт может про­явиться таким образом, что авторитарная структура личности в целом не бу­дет затронута. Так, ненавистный родительский авторитет может исчезнуть лишь для того, чтобы уступить место другому авторитету, — процесс облегча­ется «воплощенной» структурой super-ego, совпадающей с всеобщей практи­кой лица с высокими баллами. Иначе мазохистский переход к авторитету может быть скрыт на подсознательном уровне, в то время как на демонстра­ционном имеет место сопротивление. Это может привести к иррациональ­ной и слепой ненависти к любому авторитету, с мощным деструктивным до­полнением, сопровождаемой тайной готовностью «сдаться» и подать руку «ненавистной» силе. На самом деле крайне сложно отличить такое отноше­ние от действительно неавторитарного, и почти невозможно достичь такого отличия на чисто психологическом уровне: здесь, как и повсюду, принима­ется в расчет социополитическое поведение, определяющее, правда ли неза­висима личность или просто замещает свою независимость негативным пе­реносом.

В последнем случае, когда он сочетается со стремлением к псевдорево­люционным действиям против тех, кого индивид в конечном счете считает слабыми, получается «бунтовщик». Этот синдром играл большую роль в нацистской Германии: покойный капитан Рем, называвший себя государ­ственным изменником в своей автобиографии, послужил отличным приме­ром. Здесь мы, видимо, находим и «кондотьера», который был включен в типологию, разработанную Институтом социальных исследований в 1939 г., и который описывается следующим образом:




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 500; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.045 сек.