Обыденное знание

Обыденное знание — достаточно сложный по своей организации и стро­ению интеллектуальный продукт, результат творчества больших масс людей, отражающих в сознании свою эпоху, культуру, образ жизни, традиции и способы мышления. Обыденное знание французов XVII в. сильно разнит­ся от такового современных французов, знакомых с компьютерными тех­нологиями и активно разъезжающих по всему свету.

Первый слой обыденного знания составляют индивидуальные практичес­кие сведения, частично почерпнутые из книг, пользовательских инструкций и СМИ, частично добытые собственным путем (бесконечными пробами и ошибками) либо сообщенные знакомыми, друзьями, родственниками. Это знание об использовании простых орудий труда, простых природных явле­ниях, нормах отношений друг с другом. Обыденное знание непосредствен­но приложимо к практике, и это является его основной ценностью. Оно выражается в форме рецептов — что нужно сделать, чтобы получить такой-то результат, причем вопрос, почему нужно сделать именно это, а не дру­гое, — обычно и не возникает — на то и рецепт, отработанный, опробован­ный. В этом смысле классическим образцом обыденного знания, по мнению СВ. Илларионова¹⁵, является поваренная книга. Рецепт — совокупность практических рекомендаций о составе вещества и способах его употребле­ния при тех или иных симптомах. Инструкция по составлению и подготов­ке, использованию прибора в быту содержит характеристики продукта, схе­му и описание устройства, параметры его работы, правила эксплуатации. Рецепты и инструкции в системе обыденного знания не такие развернутые,

подробные и обоснованные. Здесь все ограничивается личным опытом или коллективными обычаями, посему кулинарные рецепты, передаваемые из уст в уста, чаще всего содержат ре­комендации типа «добавить по вкусу» или «на свое усмотрение». Рецепт макияжа «не стоит проводить карандашом линию по нижнему веку, если у вас темные круги под глазами» или «не пытайтесь подбирать макияж в тон яркой одежды» относится к сфере обы­денного практического знания.

В первом, низшем, слое обыденные знания различаются по своему со­держанию, характеру, источникам происхождения, выполняемым функци­ям и принадлежности. Высшую ступеньку в нем занимает практическая квалификация. Мастер своего дела, унаследовавший секреты профессио­нального мастерства от отца и деда, обладает уникальными навыками вы­сококачественного исполнения. Речь идет о частной собственности на ин­теллектуальный капитал, принадлежащий трудовой династии. Каждое сле­дующее поколение добавляет к семейной сокровищнице знаний новую порцию сведений, углубляя, расширяя и укрепляя информационную базу семейного интеллектуального капитала. Обычно семейные рецепты, напри­мер изготовления вина или пива, никому не раскрываются и считаются общесемейным достоянием. Тысячи лет накапливался опыт народных це-

¹⁵ Илларионов СВ. Лекции по истории философии. Ч. 1 (http://uxsell8.jinr.ru).

лителей, формировались знания о лечении лекарственными растениями и животными субстратами. И сегодня народные знания и опыт целительства в семье передаются из поколения в поколение.

Сфера профессиональных секретов всегда останется областью искусства, а не науки, стало быть, компетенцией обыденного знания. В магазине можно подобрать великолепные лакокрасочные материалы, изготовленные по последнему слову науки и техники, но их применение всегда останется де­лом личного мастерства и вкуса. Профессиональные секреты сегодня суще­ствуют практически в любом виде человеческой деятельности. Ими на сво­их семинарах могут поделиться визажисты, дизайнеры, певцы, фотографы, офис-менеджеры, налоговые инспекторы, портные, виноделы, плотники, секретари, модельеры, переводчики, строители, парикмахеры и даже бух­галтера, несмотря на то, что их действия в наибольшей степени подчинены формальным правилам и инструкциям. Даже в промышленном производ­стве какая-то часть основывается на обыденном знании — опыте практи­ков, технологов, хотя доля обыденного знания, используемая в современ­ном производстве, неуклонно сокращается.

Культурный слой народных знаний включает трудовые и ритуальные на­выки, совокупность обычаев и традиций, технологические рецепты, касав­шиеся организации и ведения хозяйства, обработки камня, металла и дере­ва, строительства жилища и т.д.

Многие рецепты в процессе многократной передачи упрощались, иска­жались, начинали приводить к худшим результатам и, наконец, забывались. То же самое происходит с обыденным знанием в целом. Они служат когни­тивной реакцией человека на текущую ситуацию. Меняется ситуация, ме­няются и обыденные знания. Поколения техники приходят на смену друг другу быстрее, чем поколения людей. Практические знания по работе, ска­жем, с Windows-95 устарели за три года, а навыки действий с Windows -2000 могут устареть еще быстрее. Научные знания, хотя устаревают и они, более устойчивые. Теория Ньютона сменилась теорией относительности Эйнш­тейна, но свою научную значимость она не потеряла. Напротив, народные приметы, связанные с погодой или календарем, верные 100 и даже 50 лет назад, ныне не работают: воздействие современных технологий на эколо­гию оказалось столь разрушительным, что климат планеты подчиняется уже иным закономерностям.

Сегодня наука стремится возродить утерянные народные знания, в час­тности, традиционной медицины и китайской гимнастики, народные зна­ния и умения пимских ханты, народные знания по фармакологии и хирур­гии сибирских татар, народные знания в традиционной культуре тунгусо-маньчжуров и нивхов Нижнего Амура, русскую народную демонологию, народные верования, защитные ритуалы и обряды славян, народные кален­дари и астрономию, народные праздники и игры. На обыденных или народ­ных знаниях, собранных опытным путем, основывались люди, возводя еги­петские пирамиды, культовый комплекс Стоунхенджа. Современная рек­лама основывается не только на научных знаниях, описываемых в теории маркетинга, но также на знании обыденного сознания и поведения потре­бителей, их установок, мышления, образа жизни и привычек. Знание, ко­торое потенциальный потребитель может получить из рекламы, преломля­ется через призму его обыденного сознания. Известно, что некоторая часть

сознания не поддается воздействию доказательств и логических обоснова­ний, что определенная часть сознания предрассудочна. В связи с этим мож­но говорить об особом типе рациональности, основывающемся во многом на так называемом «здравом смысле». Речь, стало быть, идет о знаниях, свя­занных с компетенцией и умением людей и поэтому не оцениваемых с точ­ки зрения их истинности. Такой род знания можно назвать обыденным.

Таким образом, нижний этаж обыденного знания составляют: 1) сведе­ния об элементарных приемах действий или поведения в быту, 2) профес­сиональные секреты и личные ноу-хау.

Второй слой — коллективные знания народа, усвоенные отдельным ин­дивидом. Народные поверья и приметы — яркие примеры такого типа обы­денного знания. Они предостерегают от порчи и сглазу, помогают выбрать суженого. Сюда же относится система запретов, табу.

Обыденное сознание определяется не только личным опытом, но и коллективным знанием

Табу— абсолютный запрет, накладываемый на какое-либо действие, сло­во, предмет. Первые запреты ограничивали половые отношения в период охоты, сева, сбора урожая и других видов трудовой деятельности. Они со­хранились до сих пор. У пигмеев, сванов и народа моту в Новой Гвинеи су­ществует обязательное воздержание в ночь перед охотой. Индейцы-пипи-лы из Центральной Америки воздерживаются от общения с женой за четы­ре дня до посадки семян. Вслед за ним появилось пищевое табу. Оно сводилось к запрету кому бы то ни было отстранять другого от мяса. Вто­рой тип табу произвел не менее революционные изменения, чем первый. На свет появились распределительные отношения и коллективная собствен­ность. С помощью строгих запретов, иногда караемых смертью, охранялись ключевые стороны коллективной жизни. Табу охраняет роды матери, посвя­щение во взрослых, сексуальное поведение, собственность. Оно ограждает от опасностей, связанных с прикосновением к трупу или с употреблением отравленной пищи. Табу олицетворяли собой коллективную волю, возвы­сившуюся над человеческим родом и управлявшую жизнью каждого отдель­ного индивида.

В современном обществе табу накладывается на кровосмешение, канни­бализм, осквернение могил или оскорбление чувства патриотизма.

Слово примета возникло от слова «примечать», т.е. наблюдать, и выра­жает постоянное соотношение между какими-то явлениями и событиями У бытовых суеверий и народных примет общая особенность — поразитель­ные случайности, которые происходят иногда настолько часто, что их при­нимают за разновидность закономер­ностей. От пословиц приметы отлича­ются отсутствием иносказательного смысла. Приметы возникают на осно­ве явлений, не имеющих внутренней взаимосвязи. И основываются не на фактах, а на вере.

В мировой фольклористической литературе, по разным подсчетам, от 100 до 200 тыс. примет. В наше время активно действует только 10% из них. Этнографы установили, что приме­ты и суеверия несут на себе отпечаток культурных различий. Французы и англичане убеждены, что встреча с черным котом сулит удачу, а русские видят в нем предвестника беды. Суе­верные финны боятся встречи с серой кошкой. В Италии верят, что старые вещи в новом году приносят несчас­тье. А японцы убеждены, что ветки сосны и сливы, выставленные на по­рог дома, привлекут добрых богов.

Но не только у каждого народа, а у каждой профессиональной, возраст­ной и социальной группы свой пере­чень примет и суеверий. В старину каждая профессия от моряка до повара порождала множество примет. На­пример, торговцы в старые времена считали, что если кошка проведет ле­вой лапой по уху, то обязательно появятся выгодные покупатели. И среди актеров были свои приметы. В начале XX в. актрисы, у которых из приче­сок падали черепаховые шпильки, восклицали: «Поклонника потеряю». Во Франции издан сборник примет, распространенных среди игроков, а в Ан­глии — среди уголовных преступников. От охотников пошла примета о том, что нельзя спрашивать человека, куда он идет. Курильщики полагают, что третьим не прикуривают. Примета возникла во время англо-бурской вой­ны, когда буры-снайперы безошибочно били по огоньку спички. Во время Первой мировой войны суеверные люди искали причину гибели солдата в том, что он прикуривал третьим.

Приметы пропитали все поры жизнедеятельности, традиционного опыта и послужили источником возникновения целого ряда прикладных дисцип­лин Нового времени. Так, восточные славяне на основе многолетних наблю­дений природных явлений выработали практическую метеорологию, кото-

рая включает вековые наолюдения над состоянием атмосферы, ымеш растений и животных. С поведением птиц связано довольно много примет. Далее, если зимнее логовище ежа на краю леса, то будет теплая зима, а если белка осенью строит гнездо на дереве низко, то зима будет морозной. На­уке известно около 600 видов животных, «предсказывающих» погоду в раз­ных культурах. В большинстве народных примет, проверенных опытом многих поколений, очень точно подмечены законы природы. Ими пользу­ются и сегодня. Иногда современные метеорологи сверяют по ним свои прогнозы погоды.

Приметы выполняли не только прогностическую, но и «менеджерскую» функцию. Они руководили всеми сферами бытового поведения. Дом не заселялся, пока в него первой не вошла кошка. Если просыпал соль — быть ссоре, смел крошки рукой — остаться без денег и т.д.

Наряду с другими компонентами обыденное знание включает элементы научных знаний и философских представлений. Их следует считать третьим слоем или этажом в громадном здании обыденного знания. Однако они не отличаются глубиной и широтой взгляда на вещи и происходящие процес­сы. Это и понятно: одно дело — философские размышления об устройстве мира великого Гегеля, с которыми знакомится вот уже не одно поколение европейской образованной публики и которые входят в сокровищницу че­ловеческой мысли, совсем другое — рассуждение «деревенского философа» Степана Аркадьевича, известного только деревне Галушки и прилегающим селам. Хотя и они могут быть весьма оригинальными.

Совокупность философских представлений, присущих обычным людям и исповедуемых ими в повседневной жизни, принято называть наивной фи­лософией, житейской философией и т.п. К примеру, житейская философия русской интеллигенции XIX в. заклю­чалась в таких поведенческих макси­мах, как «надо быть справедливым, честным, но не очень заботиться о мудреных вопросах и спешить пользо­ваться благами жизни». Современный мафиози придерживается иной фило­софии. Он всегда самоуверен, даже нагл. Вся его житейская философия сводится к тому, что у него есть день­ги, а остальное он купит. Он человек широкого жеста, но это не меценат­ство. До понимания важности искус­ства, культуры, науки и потребности их поддерживать он еще не дожил. Но «кинуть» хороший кусок может. Жи­тейская философия истинного байкера (мотоциклиста) покоится на трех ки­тах — культ байка, бунтарский дух и братские узы.

В художественной литературе описаны такие социальные типы, как де­ревенский дурачок, деревенский праведник, деревенский философ. Один из виднейших музыкантов первой половины XIX в., первый русский балет­ный композитор, автор сценических, инструментальных, вокальных про-

изведений А. Алябьев написал водевиль «Деревенский философ». В 1745 г. итальянский композитор Бальдассаре Галуппи (прозвище Буранелло) сочи­нил оперу «Деревенский философ» (либретто Карло Гольдони), а русский писатель XVIII в. М. Загоскин — оперетту «Деревенский философ». Герой пьесы «Великодушный рогоносец» Ф. Кроммелинка — «деревенский фи­лософ», одаренный воображением художника и поэта. В повести Виктора Коврижных «Светлый календарь» герой, деревенский писатель-философ,

дружит с некой сияющей Птицей, за­летевшей из-за моря, и воспитывает приблудного чертенка, общаясь с ним исключительно посредством телепа­ тии. Один из известных героев Жорж Санд — деревенский философ Пась­янс, увлеченный Эпиктетом и Руссо, верящий в добрые дела, в отзывчивое человеческое сердце.

Со словом житейский у нас связываются явления и события обычной, будничной жизни, несколько «приземленные», происходящие на бытовом уровне (семья, работа, карьера, отношения с окружающими людьми и т.д.). Жизненная мудрость — это мудрость целой человеческой жизни, мудрость человека на склоне лет, а житейская мудрость — всего лишь бытовая мак­сима, расхожая сентенция (например: «уважай старших», «не обостряй от­ношений с соседями» и т.д.), которой человек руководствуется в своем по­ведении, в своих каждодневных поступках и решениях.

Житейская философия учит нас, что своя рубашка, как известно, ближе к телу; все плохое приходит слишком рано, все хорошее — слишком поздно; если человек здоровается с вами по нескольку раз в день, значит, он от вас чего-то хочет; женившись за пару месяцев, разводиться будешь годами; никогда не бывает так плохо, что не может стать хуже; не надо огорчаться из-за людей, которые возненавидели тебя из-за того, что ты однажды был плохим; не вступай в игру, правил которой ты не знаешь. Есть старая управ­ленческая мудрость — меня не интересует, почему это не сделано, пусть будет десять или сто причин почему. Меня интересует, когда и как это бу­дет исправлено. Со временем эта мудрость начинает распространяться и на другие стороны жизни.

Обыденное знание часто называется «наивной картиной мира», при этом подчеркивается, что наивные представления «не менее сложны и интерес­ны, чем научные», они образуют «наивную геометрию, наивную физику пространства и времени, наивную этику, наивную психологию»¹⁶.

Принято считать, что в естественном языке отражается «наивная карти­на мира», составляющая содержание «обыденного сознания» его носите­лей¹⁷. Наивная геометрия, наивная физика, наивная биология, психология, философия и пр., отражающие материальный и духовный опыт этноса, от-

¹⁶ Апресян Ю.Д. Новый объяснительный словарь синонимов: концепция и типы информации //
Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Проспект / Ю.Д. Апресян, О.Ю. Бо­
гуславская, И.Б. Левонтина, Е.В. Урысон. М.: Русские словари, 1995. С. 45.

¹⁷ Апресян Ю.Д. Избранные труды: В 2 т. М., 1995. Т. 1. С. 56-59; Урысон Е.В. Языковая картина
мира — обиходные представления (модель восприятия в русском языке) // Вопросы языкозна­
ния. 1998. №2. С. 3-21.

мечены национально-культурной спецификой и противостоят соответству­ющим научным геометрии, физике, биологии, психологии, философии. «Наивная картина мира» как факт обыденного сознания отражает культур­ную специфику мировосприятия носителей языка¹⁸.

Частью наивной картины мира выступают этнокультурные стереотипы, в которых при помощи обличительных или возвышенных оценок закоди­ровано отношение одного народа к другому: об одних народах думают, что они ленивые и вечно жалуются на судьбу, о других — что они сентименталь­ные и жадные. Наивной картине мира, как и наивной философии, свой­ственна внутренняя противоречивость: в ней могут уживаться мифы разных степеней аккультурации индивида (вытирать нос платком или рукой, пере­водить пословно или по правилам трансформаций и т.п., употребление ко­торых как действенных стереотипов не жестко определено, а ситуативно), более того, мифологемы по своей сути взаимодополнительны¹⁹.

Первым отличительным свойством обыденного знания выступает его слу­чайность, несистематичность, отрывочность и даже противоречивость. Тому есть ряд причин. Во-первых, у каждого человека — не только свой круг обы­денных представлений об устройстве мира или нормах взаимоотношения с другими людьми, но и свой свод рецептурных правил. Это объясняется раз­ными условиями жизни (высший, средний или низший класс, город или де­ревня), профессиональной специализацией (один человек хорошо знаком с сантехникой, а другой — с радиолюбительством или плотницкими работами),

культурными особенностями, уровнем обра­зования и, наконец, личными чертами (объем памяти, любознательность и др.). Отсюда слу­чайность, отрывочность и противоречивость обыденного знания. Несистематичность про­истекает из самой природы обыденного зна­ния, которое тем и отличается от научного знания, что оно не каталогизируется, не вы­страивается в логическую последователь­ность и не основывается на последовательных вычислениях с применением достоверных формул, не проверяется повторными экспе­риментами.

Если в обыденном познании обнаруже­ние противоречия не вызывает никакой ре­акции, то в науке оно служит первым при­знаком наступающего кризиса и подлежит немедленному устранению. Научное знание должно быть целостным, систематизирован­ ным и непротиворечивым. Его постоянно обновляют, чистят от аномалий, перепрове-

'" Воркачев С.Г. Безразличие как этносемантическая характеристика личности: опыт сопоставитель­ной паремиологии // Вопросы языкознания. 1997. № 4. С. 115-124.

Кашкин В.Б. Какой язык «самый красивый»? // Русское и финское коммуникативное поведение. Вып. 3. Воронеж, 2000. С. 101-106.

ряют и защищают от дилетантов всем научным миром. Обнаружение про­тиворечий даже радует профессионалов, ибо позволяет им усовершенство­вать свои изобретения, придумать нечто новое. Так разрешение парадоксов служит прогрессу науки, а вместе с ней и всего человечества. Однако в сфе­ре обыденного знания ничего подобного не наблюдается.

Обыденное знание носит хотя и прочный, устойчивый, но неупорядочен­ный и разрозненный характер, являясь простым набором сведений, мнений, правил, назиданий. И неудивительно, так как оно опирается на повседнев­ный жизненный опыт людей. Знание, получаемое таким образом, склады­вается стихийно, чаще всего методом проб и ошибок. К примеру, обыден­ное знание свидетельствует, что Солнце движется вокруг Земли — встает на востоке и заходит на западе. Однако современная наука доказывает ошибоч -ность подобных убеждений.

Направленность научного знания — на фундаментальные открытия, век­тор обыденного знания иной. Для него главным мерилом служит практи­ческая польза. Вот почему в отличие от обыденного знания научное знание выражается не в форме рецептов, а в виде знания о свойствах и законах поведения изучаемых объектов.

По своим базовым характеристикам — целенаправленность получения результатов, систематичность и непротиворечивость — научное знание про­тивоположно обыденному. Наука начинается там, где кончается обыденное и происходит прорыв в мир неочевидного, недоступного простому видению. Вопреки очевидному Земля не стоит на месте, и Солнце не вращается вок­руг нее. Для того чтобы обнаружить истину, «необходимо проникнуть в та­кие области природы, которые не поддаются непосредственному чувствен­ному познанию... Переход от непосредственного к идеализированному опыту вызвал к жизни новое искусство экспериментирования и измерения, призванное приближать наблюдение к идеальным условиям... для этого нужно, чтобы при равных условиях происходило всегда одно и то же»²⁰.

Значение обыденного знания заключается в том, что оно выступает не­обходимым условием возникновения науки и принадлежит к разряду вне-научного, донаучного либо протонаучного знания. Оно, как и искусство, никогда не выдает себя за научное знание и в то же время является знани­ем. Ему противостоит псевдонаука, которая выдает себя за науку, но зна­нием не является. Так, астрология, алхимия и всякого рода оккультные изыскания всегда претендовали на истинность, однако их никто к сфере науки никогда не причислял. Поэтому они, как справедливо полагает В.А. Лекторский, отстаивали свое существование либо рядом с тем, что обычно признается наукой (в качестве особой или альтернативной науки), либо даже в качестве более глубокого знания, вытесняющего остальных претендентов на научность. Обыденное знание дает человеку ту информа­цию о мире, которая ему необходима и достаточна в границах его повсед­невной жизни.

Научное познание, по сути дела, представляет собой продолжение обы­денного познания, но усовершенствованное, систематизированное и упо-

точенное научным методом. Обыденное знание основывается на много-

. за горизонт. М., 1987. С. 326-331. 660

В массовом сознании восприятие псевдонауки всегда проще и притягательней. Высокая наука — удел немногих

кратном предшествующем наблюдении и позволяет делать весьма важные и полезные для успешной практической деятельности предсказания, хотя и имеющие характер вероятностного ожидания.

Наука и обыденное знание, полагал И. Кант, имеют дело не с реальнос­тью как таковой, но только с феноменами, а последние нам даны только в априорных (не сводимых к опыту и не выводимых из него) формах чувствен­ности — пространстве и времени, упорядочивающих соответственно вне­шние и внутренние ощущения. Такова еще одна важная черта обыденного знания — онтологическая: оно выступает компендиумом феноменов, т.е. явлений, но не сущностей.

Фундаментальный поворот к обыденному знанию совер­шила феноменология Эдмунда Гуссерля (1859-1938). Он оп­ределил феноменологию как философский метод для изуче­ния сущностей и акта введения этих сущностей в ткань по­вседневного опыта. Феноменология (греч., буквально — учение о феноменах) — это философия сознания, призванная очис­тить его от всевозможных напластаваний, и не только обыден­ных, а также научных. Очищение сознания («эпохе») проис­ходит у Гуссерля как временное воздержание от всевозможных оценок и суждений, как глубинное всматривание в себя в на­дежде выявить предельные характеристики, изначальные ос­новы познания²¹. Отталкиваясь от них, можно двигаться в обратном направлении и посмотреть, как формируются науч­ное знание, художественная литература, из чего появляется

' Прехтль П. Введение в феноменологию Гуссерля. Томск: Водолей, 1999.

обыденное знание. Очищение тем более необходимо, что наше сознание всегда к чему-либо направлено, т.е. к какому-либо предмету. И такая направ­ленность, постоянная нацеленность на кого-то или на что-то затуманивает наш взор, мешая разглядеть истинную сущность сознания.

Гуссерль, основатель феноменологии, настаивает на самоочевидности переживания истины, на самодостоверности созерцания феноменов, в ко­торых он выделяет различные слои: языковые оболочки; многообразные психические переживания; предмет, мыслимый в сознании; смысл — ин­вариантную структуру и содержание языковых выражений. Следуя за Р. Де­картом, он стремится очистить сознание от эмпирического содержания²². Подобное очищение совершается с помощью редукции. Поскольку фило­софия должна освободиться от всех догматических утверждений, вырас­тающих на почве обыденной, «естественной установки» сознания по отно­шению к миру, Гуссерль требует совершить «эпохе», т.е. акт воздержания от какого-либо утверждения²³. В результате редукции остается последнее неразложимое единство сознания — интенциональность, т.е. направлен­ность на предмет, которую он рассматривает как чистую структуру созна­ния, свободную от индивидуальных (психологических, социальных, расо­вых и др.) характеристик. Задача феноменологии — раскрыть смысл пред­мета, затемненного разноречивым мнением, словами и оценками²⁴. Обращение феноменологии «к самим предметам» связано с ее отказом от натуралистической установки, противопоставляющей сознание и бытие. Согласно Гуссерлю, эта установка, присущая обыденному сознанию, на­уке и прежней философии, привела к трактовке знания как отражения ре­альности, данной в чувственных восприятиях²⁵.

Итак, наука возникает на основе обыденного знания. Возможно поэто­му Н. Бердяев, предчувствуя высокое предназначение обыденного знания, сказал в «Философии свободы»: «В основе знания самого высшего лежит знание житейское, обыденное, знание как жизнь». Обыденное знание — это бессистемное, складывающееся под влиянием жизненных обстоя­тельств, формирующееся стихийно-повседневное знание каждого челове­ка, которое обеспечивает ему элементарную ориентацию в мире. Специ­фика научного знания заключается в том, что наука имеет дело с особым набором объектов, реальностей, которые не сводимы к объектам обыден­ного опыта.

Таким образом, в феноменологии речь идет о нашем сознании, о том, знаем ли мы, что такое наше сознание, можем ли мы понять другого чело­века, наделенного таким же сознанием (или не таким?). И если мы не по­нимаем другого, то что именно мы не понимаем²⁶.

Итак, базируясь на здравом смысле и житейской логике, обыденное зна­ние включает в себя приметы, поверья, убеждения и многое другое. Его струк­тура иерархическая и многоуровневая. Как минимум в нем три уровня: прак-

²² Гуссерль Э. Картезианские размышления. СПб., 1998.

²³ Гуссерль Э. Идея феноменологии // Фауст и Заратустра. СПб., 2001.

²⁴ Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология // Философия как
строгая наука. Новочеркасск, 1994.

²⁵ Гуссерль Э. Феноменология внутреннего сознания времени // Собр. соч. Т. 1. М., 1994.

²⁶ Очерки феноменологической философии. СПб., 1997; Мотрошилова Н.В. Принципы и противо­
речия феноменологической философии. М., 1968.

тические знания, коллективные пред­ставления, житейская философия. В свою очередь, оно входит в более об­щую пирамиду знания: научное знание является высшим уровнем развития, низшей ступенью которого оказывает­ся обыденного знания (рис. 55).

Обыденное знание закрепляется в преданиях, традициях, обычаях и нра­вах, собирается и протоколируется каждым текущим поколением, а также передается, как профессиональные секреты, от старшего поколения млад­шему. Сфера действия обыденного знания имеет свои границы. Но значе­ние его не следует преуменьшать. Оно нередко оказывается проницательнее и тоньше, чем ум и выводы иного уче­ного. Обыденное знание достаточно рационально, оно правильно ориенти­рует человека в мире, где тот живет. Но это узкий мир, он касается небольшой сферы бытия и не распространяет­ся, как научное знание, на все человечество.

Дата добавления: 2015-06-04