Слой 3. Общедоступная современная западная философия 9 страница

«Гораздо важнее идея о том, что сознание человека изначально связано с действительностью и коммуникацией, что генетически (в филогенезе и онтогенезе) предметно-практическая деятельность и опосредованное знаками общение выступают как необходимое условие возникновения сознания» (Там же, с. 29).

Основное — Море сознания— Слои философии— Слой 3— Часть 2

О чем здесь, в сущности, речь? Вглядимся в слова «в филогенезе и онтогенезе». Что они означают? Да то, что Портнов показывает здесь, что Марксизм делает принципиальное обобщение, затрагивая не только философию, но и психологию. Он говорит о том, как рождается сознание при развитии общества (филогенез — это развитие вида) и при развитии отдельного человеческого существа (онтогенез). Но то, что может еще как-то пройти при разговоре об общественных взаимоотношениях, при переносе на отдельное существо оказывается странным. Приглядимся.

Если мы, говоря о сознании, скажем, что нас интересует только та часть сознания, которая связана с общением, то стоит назвать эту часть, к примеру, общественным сознанием, и все оказывается оправданным. Такое явление действительно есть, и мы можем его вволю и взахлеб исследовать и как коммуникацию, и как предметную деятельность.

Но если нам приходит искушение перенести все это на отдельного человека, то становится ясно, что он не может существовать без другого человека, точнее, общественное сознание не может быть только у кого-то одного, нужен второй, чтобы было с кем общаться. И вот рождаются многочисленные и труднопонятные рассуждения о «другом», которыми полон отнюдь не только Марксизм, а вся западная философия. Становится и понятным и приведенное выше высказывание Портнова: «"практическое", "действительное", "существующее для других" сознание может быть понято только из реальных, материальных отношений людей друг к другу». По крайней мере, понятно, что речь в Марксизме, да и в философии языка, идет не о сознании, а о «практическом сознании», о «сознании, существующем для других». И это приемлемо. Когда мое исследование дойдет до такого проявления сознания, я буду знать, куда обратиться.

Но Портнов, передавая взгляды Марксизма, упомянул онтогенез, то есть развитие отдельного человеческого существа. Это уже психология человека. А что с его сознанием? Ответ механический: сознание и у него возникает, как только он вступает в общение и деятельность. Значит, ребенок, еще не умеющий говорить, не может потерять сознание? А новорожденные не выходят из чрева удушенными, так что сознание им приходится возвращать?

Механическое перенесение понятия общественной психологии на предмет, к которому она не относится.

Сознание не язык, сознание — это сознание, а сквозь язык его можно наблюдать. И сам Портнов, закончив с марксистскими взглядами, дает гораздо более сложную и глубокую картину того, что мы именуем сознанием. Поэтому я еще вернусь однажды к рассказу о его собственных взглядах.

Что же касается философии языка, то надо отметить, что она частично заимствовала свое понимание сознания из Марксизма, частично развила собственные, но очень сходные с марксистскими, взгляды. И даже если тот образ сознания как языка, который как-то стал виден из моего рассказа, и не покрывает всех этих взглядов, в целом он все-таки позволяет отодвинуть философию языка на определенное место: так сказать, изучить ее надо, но сначала те философы, которые прямо исследовали сознание.

Часть 3. Междисциплинарные исследования

ЧАСТЬ 3. МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

В предыдущих главах я постарался составить самое общее представление о том, как относится к сознанию современная западная философия. Думаю, что нисколько не ошибся, показав, что в основном западные философы говорят не о сознании как таковом, а об осознавании или об уме, понимая его так широко, что русские переводчики, а значит, и философы, считают, будто речь идет о сознании. В каком-то смысле это верное понимание предмета, и все же, если уж речь пошла именно о сознании, то я бы хотел понять, отличает ли западная философия то, что называется в английском языке mind, от того, что именуется consciousness.

Для того, чтобы представление о современной западной философии не оказалось однобоким, я должен сказать, что тому сознанию, которое обозначается словом consciousness, тоже было посвящено немало исследований. Это, однако, нисколько не противоречит моему рассказу о философии. Дело в том, что очень редкие философы занимались на Западе собственно сознанием, а когда кто-то из них писал о нем, это мало чем нарушало общую картину. Это всегда было как бы личным делом отдельных исследователей. Как вы понимаете, разговор о них возможен, но уже как рассказ не о философии в целом, а, так сказать, как знакомство с углубленными исследованиями или с отдельными прозрениями, которые случаются в рамках любого философского направления. К тому же найти таких исследователей, которые имеют особое мнение о сознании, — вовсе не простое дело. Именно поэтому я и не рассказываю о них в этом разделе. Пока речь шла об общедоступной литературе.

Кроме отдельных исследователей, сознанием занимались на Западе в рамках междисциплинарных исследований, как это называется. К примеру, в начале 1950-х годов в Америке регулярно собирались конференции с названием «Проблемы сознания» (Problems of consciousness). На них приглашались ученые из самых разных отраслей Науки с тем, чтобы «развивать эффективную коммуникацию, пронизывающую стены департаментов, стремящихся изолировать профессии и специализации друг от друга». Материалы конференций публиковались и, что особенно ценно, часто прямо в стенограммах. Благодаря этому, картина работы тех встреч выглядит очень живой. Впрочем, ее вовсе не сложно себе представить, если перечитать Крыловских «Лебедя, рака и щуку»... Основная задача тех, кто туда собирался, очевидно, заключалась в том, чтобы не ударить в грязь лицом перед «этими заносчивыми нейрофизиологами»... или «этими умниками философами»... или... В общем, внешнее впечатление таково: стоит кому-то выдвинуть рабочую гипотезу, как все остальные стараются сыграть в игру: «Кто лучше задаст вопрос, разрушающий возможность дальнейшего движения?».

Основное— Море сознания— Слои философии— Слой 3— Часть 3

Что же касается сознания, то я лучше переведу отрывок из выступления швейцарского нейрофизиолога Марселя Моннье (Marcel Monnier), определяющего те рамки, в которых и велись в то время исследования сознания. Особенно важно то, что это выступление континентального европейца, совпадающее со взглядами американцев. Иными словами, его представления, с определенным допуском на личные и научные мнения, были общими для всей западной Науки.

«В качестве рабочей гипотезы я определил сознание (consciousness) как систему перевода извлеченных органами восприятия и умом из внешних физических событий физиологических паттернов в знаки. Знаки выражают взаимоотношения между внешними физическими событиями, и они имеют значение для индивида.

<...> Это определение было нужно, чтобы определить позицию, которую нам позволено занять в дискуссии как физиологам. Наш вклад должен быть ограничен психофизиологическим параллелизмом.

Мы можем исследовать взаимоотношения между изменениями нейрофизиологических паттернов, отраженных электроэнцефалографическим методом, и изменениями, происходящими в то же время в сознании.

Как физиологам нам не позволено идти дальше» (Моннье М., Экспериментальная работа со сном и другие вариации сознания. В списке л-ры: Monnier М. Experimental Work on Sleep and Other Variations of Consciousness, c. 107— 108).

Война Богов. Как физиологам нам не позволено идти дальше! Какие слова!

При внимательном изучении в материалах этих конференций наверняка можно найти много интересных наблюдений. Однако в целом они, я думаю, относятся как раз к тому разряду научных представлений, про которые говорят, что они сильно устарели за прошедшие полвека. В любом случае, все содержащиеся в них открытия так или иначе отразились в последующих работах.

Впрочем, вопрос о том, что значит, что подобные взгляды устарели, вовсе не так уж прост. Похоже, что устарели они только по способу выражаться. В целом же, если присмотреться к тому, что сегодня пишется на Западе о сознании, создается ощущение, что все стоит на месте. Это может быть либо знаком того, что понятие «сознания» описано верно и в нем нечего менять, либо знаком застоя. Я лично считаю, что западная Наука не поняла, что такое сознание, но мое мнение — лишь мнение и вовсе не обязательно верно.

Что же касается сознания, понимаемого как consciousness, то в качестве примера можно привести два издания — сайт Аризонского университета, точнее Центра изучения Сознания при Университете Аризоны. Сейчас в 2003 году он, как и Фонд Джосиа Мэйси (The Josiah Macy jr. Foundation) пятьдесят лет назад, проводит конференции, посвященные сознанию. К тому же он плотно сотрудничает с издающимся последние 10 лет в Англии «Журналом по изучению сознания» (Journal of Consciousness Studies).

Темы, перечисленные на сайте и в журнале впечатляют. Но когда начинаешь приглядываться к этим кустам, проявляются знакомые лица уже

Часть 3. Междисциплинарные исследования

встречавшихся почтальонов. В сущности, понимание сознания американцами можно свести к тому, как его ведущий автор, профессор философии Аризонского университета Дэвид Чалмерс (David Chalmers) назвал собственную книгу: «Сознающий ум» (The conscious mind). Иными словами, сознание есть свойство ума.

Отсюда один шаг до того, что ум есть свойство или качество мозга, что является основанием нейрофизиологического понимания сознания. И действительно, «Журнал по изучению сознания» ставит своей первой задачей: как ум соотносится с мозгом?

Конечно, это вовсе не означает, что понятие сознания исчерпывается для современной западной Науки только этим. Просто это на поверхности и сразу бросается в глаза. Остальное надо разыскивать, к тому же преодолевая определенное сопротивление самой этой среды, изучающей то ли сознание, то ли какое-то проявление ума, называемое ими сознанием. Об этом сопротивлении, пожалуй, стоит сказать несколько слов. Его суть заключена во второй главной теме Журнала, который звучит так: могут ли компьютеры сознавать? (Can computers ever be conscious?).

Это очень старая, и я бы сказал, традиционная для западной науки тема. В 1952 году в мартовском номере «Проблем сознания» нейролог из Национального института ментального здоровья США Сеймур С. Кети (Kety) попытался в качестве исходной рабочей гипотезы для дискуссии нарисовать сознание, точнее, сознающий ум, как машину, обладающую датчиками для восприятия, памятью и «интегрирующим механизмом» — своего рода компьютером для обработки данных. Задачей было понять — если ответное поведение подобной машины в точности соответствует человеческому, то можем ли мы при этом считать, что это и есть чувства или что машина осознает в том же смысле, что и мы.

Что принципиально в этом подходе? Он связан с большими деньгами, потому что прямо выходит на теорию искусственного интеллекта, а значит, на программирование. И тот же Дэвид Чалмерс откровенно пишет про себя на сайте, что «работает в основном с философией ума и соседствующими с ней полями философии и когнитивной науки,...но также интересуется искусственным интеллектом и компьютерными вопросами».

Я ни в коей мере не осуждаю ни его, ни других ученых, которые связывают свое изучение сознания с компьютерным бизнесом. Я и сам много лет работал в программистской компании и неплохо изучил это дело. Но зависимость от производства и технологии здесь очевидна. А это означает возможность, с одной стороны, подгонки под желаемое, а с другой определенную слепоту в отношении того, что лежит вне заказа.

Не менее 50 лет постоянных усилий множества очень неглупых людей по всему Западу, пытающихся разгадать, что такое сознание, через сопоставление ума со счетной или, точнее, считающей машиной, и в итоге по-прежнему загадка остается осознаваемой загадкой. Это настораживает. Как настораживают и упорные повторения одних и тех же приемов исследования,

Основное— Море сознания— Слои философии — Слой 3 — Часть 3

будто множество людей считает, что все правильно, надо только постараться посильнее, приложить чуть больше усилий или вложить больше средств. Впрочем, появление в тех же изданиях разделов, вроде «Сознание и квантовая физика» говорит, что поиск все-таки идет и понимание однажды будет достигнуто. Но это опять же тема особого разговора. Что же касается того слоя сознания современного человека, в котором хранится общее понимание сознания западной философией, то я бы хотел закончить его описание рассказом о двух английских исследователях.

Один из них, Роджер Пенроуз, — известный физик и любитель парадоксов, в своих книгах, посвященных сознанию, в сущности, подводит итог полувековым попыткам рассматривать сознание через компьютер. Как ни странно, но полтора десятка лет назад он задается все тем же вопросом: если мы смоделируем ответную реакцию машины на внешние раздражители с помощью алгоритмов так, что человек будет обманываться и принимать ее за человека, то можем ли мы считать, что машина и действительно чувствует то, что чувствовал бы человек, ведущий себя в точности так? Соответственно, может ли «правильное поведение» быть свидетельством соответствующего осознавания? Из чего уже можно создать себе представление о том, что понимается им под сознанием.

Понять, что Пенроуз считает сознанием, можно вот из такого высказывания: «...все свойства ума — мышление, способность чувствовать, интеллект, понимание, сознание — должны рассматриваться согласно этому подходу, просто как разные аспекты сложной деятельности; иными словами, они есть не более, чем свойства алгоритма, выполняемого мозгом» (Пенроуз, с. 30).

В целом он здесь говорит о бихевиористском подходе к сознанию. Но этот же подход зарождается в рамках американского функционализма, к примеру, в трудах Джеймса, где сознание оказывается функцией. А функ-ционалистский подход, в свою очередь, уходит корнями в представления Томаса Гоббса. В сущности, все это направление не просто сводит сознание к некой механической способности, но и вообще отказывает ему в праве на существование. Да это и очевидно, если «сознанием» называть просто свойство алгоритма поведения, заданного компьютеру через программу.

Но о самом направлении, уничтожающем сознание, мы еще поговорим особо. Что же касается Пенроуза, то хоть он и не согласен с попытками сводить сознание к функции, но все же из этих строк ясно, что для него сознание не имеет самостоятельного бытия. Оно — свойство ума. Точнее было бы сказать — способность, поскольку речь все-таки идет о человеке, а не предмете философствования.

Не хочу оспаривать эту точку зрения, просто отмечу ее: для части западных философов сознание есть способность нашего ума. Какая? Наверное, осознавать нечто. Иными словами, понять, что такое сознание, можно поняв, что такое осознавание. Кстати, Пенроуз говорит именно о сознании, поскольку использует слово consciousness. Он даже выносит его в заглавие своей следующей книги: «Тени ума. Поиск утраченной науки сознания» (Shadows of the mind. A search for the missing science of consciousness).

Часть 3. Междисциплинарные исследования

Впрочем, как бы ни были любопытны книги Пенроуза, для меня сейчас гораздо важнее другой английский философ Стивен Прист. Его книгу «Theories of mind» у нас, как вы догадываетесь, перевели как «Теории сознания». Эта книга тем интересна, что в ней он сам говорит о том, как возникает эта путаница между сознанием и умом. Это будет прекрасным пояснением моего предыдущего рассказа. К тому же она позволяет понять и то, как переводят западную философию наши философы. В предисловии «От переводчика» доктор философских наук А. Ф. Грязнов пишет о тех сложностях, что стояли перед ним:

«Есть и некоторые сугубо лингвистические трудности восприятия при-стовской теории сознания. Речь идет прежде всего о семантике английских слов "mind " и "consciousness ", не имеющих прямого аналога в русском языке.

Прист, как и многие другие англоязычные авторы, достаточно свободно обращается с этими словами, полагаясь, видимо, на свою врожденную интуицию ("компетенцию", как сказал бы Н. Хомский) носителя языка. Переводчик на русский язык старался, прежде всего, учитывать конкретный контекст употребления данных слов» (Грязнов. От переводчика // Прист. Теории сознания, с. 13).

Я много ругал наших переводчиков за то, что они переводят английское «mind» русским словом «сознание». Я думаю, эта болезнь отчетливо обозначилась. Теперь пришла пора понять, почему они так делают, и оправдать их. Хотя бы частично. Это оправдание в словах Грязнова, который, кстати сказать, очень бережен к английским философам, очень интеллигентен.

Если вы переведете его слова о «врожденной интуиции» Приста на простой язык, то сказал он то, что Прист и другие авторы не очень-то задумывались о тех словах, что используют. Так, лепят слово к слову по привычке, как язык повернулся. Им, очевидно, все настолько ясно с умом и сознанием, что само определение этих понятий не обсуждается, гораздо больше их интересует, как их использовать.

Как только это становится ясно, появляются сомнения в высказывании Грязнова о том, что слова «mind» и «consciousness» не имеют прямого аналога в русским языке. Если не уточнить, в каком русском языке, можно не только ввести в заблуждение читателей, но и впасть в него самому. Аналог или соответствие этим словам определяется англо-русским словарем. Если говорить о бытовом языке, то русский и англичанин прекрасно друг друга поймут.

Грязнов, я думаю, говорит о философском или научном языке, где все очень запутано, где mind — это не ум, как переводит словарь, а то, что понимают под этим словом англоязычные философы. Соответственно и consciousness — это не consciousness, как определяет ее толковый словарь, а то, что понимается под consciousness учеными. А ученые так запутывались в этом определении, что главный авторитет англоязычной психологии Джеймс объявил, что решением было бы исключить понятие consciousness из использования.

Основное— Море сознания — Слои философии — Слой 3 — Часть 3

Я хочу, чтобы сквозь такие понятные слова нашего переводчика проступило то, что за ними скрывается. А скрывается то, что он не может переводить философский текст литературно. Здесь слова не значат того, что они значат обычно. Точный перевод убьет понимание, и автор, с которым хочет познакомить нас переводчик, будет красиво переведен, но так и останется неизвестным. Перевести философа значит понять его.

Но как его понять? Вот Грязнов объясняет:

«Переводчик на русский язык старался, прежде всего, учитывать конкретный контекст употребления данных слов. В целом, слово "mind"ближе к обозначению всей психической (ментальной) сферы, в том числе и бессознательной. Прист в публикуемом тексте связывает его со способностью мышления в широком смысле слова.

Под "consciousness" он подразумевает, главным образом, осознание человеческой личностью самой себя, осведомленность (awareness) о своих внутренних психических процессах, то, что конституирует неповторимую человеческую субъективность» (Там же, с. 13—14).

Все вроде бы понятно. Теперь подставлю обозначенные значения в нужные места Пристовского текста и пойму его. Например, там, где встречается слово mind, я буду читать «вся психическая (ментальная) сфера, включая бессознательное»... А что такое психическая сфера? И почему она равна ментальной, а не майндальной сфере? Просто потому, что наши ученые избрали слово mental, а не mind? Тогда оно было моднее? Так давайте переиграем, проще будет жить. Майндальная сфера, конечно, звучит не так красиво, но зато точно так же ничего не переводит. Кстати, как и психическая.

Вот почему я говорю, что наших переводчиков можно оправдать, но только частично. Им очень непросто с западными философами, примерно как нам с нашими.

Ну, а что касается Приста... А Пристом, очевидно, придется заняться позже, когда будет набрано достаточно общего материала для понимания сознания. Сейчас у меня нет сил читать его или кого-то другого из англоязычных авторов и постоянно гадать, какое слово он здесь употребил. И значит, к какому слову он привязывает то понимание, которое разворачивается в его строках.

Наверное, западных, точнее, иностранных философов все-таки надо читать в оригиналах. Благое пожелание. Звучит примерно как: бросьте вы свое самопознание и потратьте жизнь на то, чтобы изучить иностранные языки и Науку. Узнаете много любопытного.

Выводы неутешительны

Выводы неутешительны

В этом разделе я постарался показать, что в самых общих чертах думает о сознании современная западная философия целиком. И надо признать, выводы мои неутешительны. О сознании в том смысле, в каком оно интересует меня для очищения, они думают мало и странно. Воспользоваться этим трудно, хотя в целом изучение этих философий расширяет понятие о сознании.

Однако мои выводы, сделанные в общем, вовсе не означают, что в рамках западной философии нет мыслителей или исследователей, которые глубоко и тонко изучают сознание. Естественно, наука о сознании общедоступной философией не исчерпывается. Поэтому чуть позже я еще вернусь к рассказам об отдельных исследователях, которые показались мне интересны.

Сейчас же я бы хотел составить представление о том, как изучала сознание философия, предшествовавшая современной. Философия Нового времени. Условно назову ее Метафизикой.

СЛОЙ 4. РАННЯЯ МЕТАФИЗИКА СОЗНАНИЯ

Название, как вы поняли, конечно, весьма условное. Это метафизика только в смысле той прежней философии, которая была вытеснена в начале XX века философией научной. По сути, это просто философия, интересовавшаяся сознанием, еще точнее, прямо говорившая о сознании, если верить ее русским переводам.

Я хочу сделать ее общий обзор и понять, не упускаю ли я чего-нибудь очевидного в понимании сознания. Тонкостями и хитростями я предпочитаю заняться после того, как будет снят слой самых общих представлений, которые считают, что чуть ли не вся философия посвящена сознанию, как и самопознанию. На деле же большая часть философов либо никогда вообще не задумывались о самопознании, либо глядит на эти слова невидящими глазами и повторяет их не осмысленнее, чем магнитофон. Так же и с сознанием. Так что рассказ свой я бы хотел сократить всего до нескольких имен.

Но как выбрать правильные имена? Единственный способ, который мне сейчас приходит на ум, — это воспользоваться теми подсказками, что дала современная философия. Иными словами, я буду писать о тех мыслителях, на кого более всего ссылались как на основоположников какого-то понимания сознания. И тут первым и бесспорным, конечно, стоит Декарт.

После Декарта, да простится мне такая шутка, французская мысль истощается и рождает одних только материалистов и революционеров. Их я пропущу, потому что даже если они и были правы, это никак не помогает достичь бессмертия.

Философия же, думающая о сознании, разделяется на две ветви — английскую и немецкую. Естественно, поскольку моя задача — самое общее представление о философии того времени, я буду говорить в этом разделе о тех философах, которые у всех на слуху. В Англии — о Локке. В Германии — о Лейбнице, Канте, Фихте и Гегеле.

Даже если они и не помогут мне в понимании сознания, я, по крайней мере, освобожусь от них. Это и будет мое очищение, идущее слой за слоем. Объясню.

Поскольку моя главная задача самопознание, то философов, которые прямо говорили о самопознании, я изучил во «Введении в Самопознание». Исследование, которое я проделал в нем, показало, что нигде в мире не существует школы подлинного Самопознания. А те школы, которые действительно вели к самопознанию, в большой мере утрачены. Философы же, говоря о самопознании, оказываются начинающими и еще очень плохо владе-

Слой 4. Ранняя Метафизика сознания

ют новым для них предметом. Их прозрения прекрасны, но воспользоваться ими трудно.

Но оставалась философия целиком, про которую сами философы утверждают, что она вся самопознание. Может, она и самопознание и даже школа самопознания, но как ею воспользоваться? Как поступить в эту школу и изучить не философию, а самопознание? Пример самих философов, занимающихся философией профессионально, показывает, что даже если они шли в нее ради самопознания, эта цель давно забыта, и теперь они честно служат госпоже Науке и «делают философию». Я этого не хочу, поэтому я ищу пути.

Таким путем стал прием, предложенный мазыками, — самопознание через очищение, через убирание лишнего. Например, лишних знаний. Все, что ты знаешь, но не высказал, остается в тебе и ждет своего часа, чтобы быть высказанным. Так невысказанные высказывания накапливаются и переполняют тебя. И однажды ты становишься копилкой знаний, кладезем мудрости и чем угодно еще, но вместо тебя теперь живут эти мысли, которые стремятся стать высказываниями. Они ощущаются болью, которая обычно не осознается, потому что это боль сознания, а сознание мы привыкли не замечать. Тем не менее, переполненное сознание болеет и лечится само, если мы ему в этом не помогаем. Оно начинает освобождаться от излишков, которые все равно не в силах хранить и носить в себе. В итоге ты начинаешь непроизвольно говорить то, чем переполнен.

Язык — это не «практическое сознание для других». Это не способ показать сознание, это способ очиститься. В каком-то смысле, язык не показывает твое сознание другому, а как раз наоборот — непоказывает его. Ведь если на вопрос — покажи-ка мне свою сумку! — ты начинаешь показывать ее содержимое, сумка останется невидимой. Рассматривать содержимое — это способ не видеть сознание. А язык — это содержание.

Следовательно, если я хочу увидеть хоть свое сознание, хоть себя самого, мне стоит освободиться и очиститься от всех умных мыслей, которые меня переполняют. А они связаны с моим жизненным опытом, в данном случае опытом психолога и образованного человека, значит, в какой-то мере философа. И вот я высказываю то, что оценивается моим сознанием, как умные мысли о философии. Высказываю безжалостно, стараясь ничего не оставлять про запас и для личной встречи, чтобы больше нечем было поражать воображение собеседника.

Война Богов. О ком думать и высказывать, за меня решило мое образование. Оно заложило в мое сознание основные имена и основные понятия. Причем чаще всего эти понятия скрытые. Я вроде бы никогда не читал какого-то автора, никогда не задумывался о том, что он говорит. Но когда речь заходит о том, что он исследует, я вдруг обнаруживаю не только понимание, но и готовое высказывание изрядного размера. Откуда они взялись?

Как говорится, из моей культуры. Иначе говоря, их принесло в мое сознание общение и чтение книг. Таково мировоззрение современного человека. Он впитывает множество понятий, необходимых для жизни в современном обществе, не зная и не задумываясь об их источниках. Просто без них нельзя. Естественно, не зная источника, он не видит и искажений этих понятий. А искажения вносятся во все понятия

Основное — Море сознания — Слои философии— Слой 4

самой передающей их средой, условно говоря, общественным сознанием. И в том, какие искажения и как вносятся, видны тайные силы, правящие нашим миром. Можно сказать, что именно в искажениях понятий и высказываний видна жизнь Богов и их борьба. Что понимать под Богами — это особый разговор.

Высказать все умное, что накопилось у меня, как у образованного современного человека, — это очищение. Понять, где в мои понятия вкрались искажения, управляющие моим поведением, значит освободиться от инородных существ, укоренившихся в моем сознании. И это тоже очищение.

Мне важно разобраться с теми именами, которые у всех на слуху, но кого я не читал. С одной стороны, как раз они чаще всего и есть источники моих понятий, а значит, только поняв их, я сделаю явными искажения. Но с другой стороны, не менее важно избавиться не только от умных мыслей, но и от подозрений в собственной неумности и бездарности. Ведь это тоже боль, которая замутняет сознание. Почти все мы страдаем из-за того, что не смогли понять какого-нибудь Канта или Гегеля.

Даже если они были нам не нужны, мы все равно проверяем себя на состоятельность, постоянно решая задачи, которые нам по плечу. Сначала это загадки, игры в прятки, потом борьба, кроссворды и школьное обучение. Потом кто-то сумел поступить даже в университет, а я вдруг понял, что мне это не по силам, и иду работать. Это слом и поражение. Мы можем себя успокаивать здравым смыслом, но звучит это не лучше, чем у лисы, оставшейся без винограда: надо быть реальным человеком, да и вообще не больно-то и хотелось! Зато я буду жить богаче.

Дата добавления: 2015-06-04