Слой 7. Психологическая метафизика 8 страница

Тем не менее, приведенные рассуждения позволяют ему сделать следующее заключение:

«Итак, субъективная сторона начала философии, по нашему мнению, найдена: сознание или совесть в значении силы психической, то есть положение: я сознаю, как истина первая, непосредственно известная, сама по себе ясная и всеобщая, может и должна быть субъективным началом ее» (Там же, с. 56).

Это значит, что началом философии Карпов считает способность осознания. Но это не значит, что для него сознание есть только действие сознавания. Само сознание он понимает и как то, что сознает, и как то, что может иметь осознанные и даже не совсем осознанные — темные — содержания.

Найдя субъективную составляющую философии, по-русски говоря, найдя, что же в человеке является основой философского познания, Карпов переходит к поиску ее «объективного основания» или предмета. Этот поиск опять приводит его к сознанию:

«Впрочем, нельзя сказать, чтобы все объективные или реальные истины в мыслящем субъекте имели равное достоинство: мы легко можем сортировать

Основное — Море сознания— Слои философии — Слой 8

их и отдавать одним преимущества перед другими. Явно, что некоторые из них представляются нам более несомненными, а иные — менее; те совершенно ясны, эти довольно темны и неопределенны. Но такая оценка истины основывается не на них самих, а на присутствии их в нашем сознании.

Все сознаваемое вернее того, что не сознается, а только выводится из сознаваемого: все очевидное в сознании вернее того, что существует в нем как будто под покрывалом — обоюдно, загадочно: вот обыкновенное наше основание для оценки истин!

Таким образом мы опять пришли к сознанию, но уже со стороны не субъекта, а объекта» (Там же, с. 59—60).

Здесь Карпов опять говорит вещи, способные вызвать возмущение «чистого» философа. Оценивать истинность чего-либо с точки зрения очевидности — это психология. Проще говоря, это наблюдение над обыденным мышлением, привнесенное в философию. Это недопустимо, но верно, и только в двадцатом веке стало осознаваться философами как способ судить о нашем познании. До этого они пытались исходить из искусственной, но такой желанной логики, которая хоть и неверна, но зато так упрощает понимание того, как работает разум!

«Если же сознание должно быть мерою истин; то и свойства сознания, как субъективной стороны начала философии, не могут не участвовать в определении их достоинства: а потому истину представляющуюся в сознании первою, непосредственно известною, ясною и всеобщею, без всякого сомнения надо почитать объективною стороною начала Философии» (Там же, с. 60).

Сейчас это сказали бы мягче: у нас нет другого материала для описания работы разума, кроме того, что мы обнаруживаем при наблюдении и самонаблюдении, то есть при наблюдении за работой собственного разума. При таком подходе из всех способов проявления разума, делания его явным, те, что наиболее очевидны, вызывают наибольшее доверие. Очевидность, конечно, может быть очень обманчива. Но это означает лишь то, что это понятие должно быть изучено особенно тщательно, потому что Разум действительно опирается в своей работе именно на очевидности.

«Итак, сознание, когда оно принимается за начало нашей науки, надобно разуметь конкретно, то есть не отделять в нем психические силы от содержания: это требование тем законнее, что они в самом деле никогда не отделяются.

Ибо что такое сознание, рассматриваемое само по себе, психологически?— сила без действия, бытие без жизни, чистая потенция субъекта. В человеке оно таким не бывает: в нем невозможно ни сознание без сознаваемого, ни сознаваемое без сознания; эти элементы, не соединяясь взаимно, не существуют для человека» (Там же, с. 60—61).

Мне трудно к этому что-то добавить. Очень важно, что Карпов предпочел не говорить о сознании в чистом виде, как немецкие философы, а подошел «психологически», то есть исходя из наблюдения над жизнью. Можно считать, что это он был творцом экзистенциализма, настолько для него важно действительное бытие.

Глава 2. Сознание— свет

И сознание для него — это не способ осознавать. Это и осознание и то, что осознано, то есть образы или содержания. Сейчас, проделав немалый путь по морям науки о сознании, я могу уверенно сказать, что Василий Николаевич Карпов намного опережал свое время, из-за чего и плохо был понят в России.

Глава 2. Сознание — свет

Перед самой смертью в 1867 году Василий Николаевич Карпов написал статью «Вступительная лекция в психологию», которая была опубликована уже после его смерти в журнале «Христианское чтение».

Психология для Карпова была естественной составляющей философии и даже ее основой. А философия вырастала из самопознания. Поэтому и психология была для него наукой самопознания, в частности, познания души.

«...человек, по органической своей природе, предмет естествознания, сам же и чувствует все видимое, сам и стремится к тому, что чувствует, сам и познает то, к чему стремится; и это начало чувствующее, стремящееся и познающее отнюдь не входит в круг предметов, постигаемых внешним чувством, следовательно, не подлежит и внешнему опыту, а не подлежа опыту, не может быть доступно естествознанию» (Карпов, Вступительная лекция, с. 190).

Начало чувствующее для Карпова — душа.

Написать это в середине 60-х годов девятнадцатого века в России уже было опасно — интеллигенты-естественники, собравшиеся вокруг «Современника», подобно тому, как французские революционеры при «Энциклопедии», уже вовсю травили своих противников. И скоро развернется травля Кавелина за то, что он тоже предлагал считать психологию наукой самостоятельной и от Физиологии независимой. Именно тогда русский народ научится врать еще хитрее, оглядываясь не только на власти и попов, но еще и на невесть откуда взявшихся новых судий народных, которые объяснят России, что все то гадко, подло и простонародно, что не западное.

Но для Карпова — это предсмертное завещание. У него нет возможности лгать ради общественного мнения, он прощается. И поэтому видение его связывает науку о душе с путем за ТУ черту... Я склонен доверять такому психологу.

«Итак, психология есть наука, рассматривающая многоразличные факты самопознания и, соответственно характеру и достоинству каждого из них, гармонически соединяющая их в начале нравственной жизни каждого человека, чтобы таким образом объяснить по возможности его природу, происхождение и назначение, и чрез то определить законы всесторонней его деятельности» (Там же, с. 192).

Возможно, это лучшее определение психологии, данное русскими мыслителями. Определение, естественно, не замеченное и неоцененное в России. Задумываясь о скоротечности собственной жизни, психолог заглядывает в себя, в свою душу, и задается вопросами: кто я, откуда я и куда я иду?

Основное — Море сознания— Слои философии— Слой 8

Это все кристально ясно, требует объяснения только упоминание «начала нравственной жизни». Тут Карпов отчетливо выступает предшественником Кавелина с его культурно-исторической психологией. И, в сущности, понятие «нравственной жизни» раскрывается в словах об «определении законов всесторонней его деятельности». Нравственное для Карпова — это нравы, которые и составляют содержание души, если вспомнить Сократа и Платона. Но к этому мы подойдем, последовательно следуя за ходом его рассуждений.

Итак, Карпов дал определение психологии. В следующем параграфе, который он называет «Сознание как начало Психологии», он говорит о попытках материализма распространить свои воззрения и на душу, а современного немецкого идеализма превратить все в отвлеченные идеи.

«Чтобы избежать обеих этих равно гибельных крайностей, мы должны найти какое-нибудь несомненное водительство... Такое водительство, способное в одно и то же время как представить нам полную сумму фактов внутреннего опыта, так и устранить явления, теснящиеся в нашу науку из области опыта внешнего, есть сознание.

Что такое сознание?» (Там же, с. 194—195).

Задав этот вопрос, Карпов сразу оговаривается, что невозможно дать на него сразу окончательный ответ. Действительно, отвечать надо, последовательно накапливая понимание. Но он высказывает потрясающее предположение:

«Сознание в природе человеческого духа есть факт, свидетельствующий о самом себе через самого себя; оно есть единственная непосредственность и единственное непосредственное явление, для познания которого не требуется ничто другое, кроме его самого, тогда как само оно безусловно требуется для познания другого.

Сознание есть свет, рассеивающий таинственный мрак, которым облечено нравственное существо человека, — светильник, при котором видно все, что в нем есть, и без которого все погребено было бы во тьме безотчетных животных ощущений» (Там же, с. 195—196).

Дата добавления: 2015-06-04