Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Исуна Хасэкура 9 страница




 

***

 

– Побольше яблок клади.

– Пожалуй. «Холодные» яблоки добавляют меланхоличности.

– Ты… агрр… ты хочешь сказать, что я чересчур весела?

Деревянная миска уже была один раз опустошена и наполнена вновь. Отправив мне в рот последнюю ложку, он ответил:

– Иными словами, теперь ты будешь вести себя более прилично.

Сперва он орудовал ложкой неуклюже и несколько раз даже чуть не выронил; но потом приноровился, и я смогла получить от этой необычной трапезы огромное удовольствие.

Просто открывать рот, чтобы еда попадала туда сама, – я почувствовала себя маленькой девочкой.

Сперва я хотела позволить ему одновременно заняться и моим мехом; но я не смогла вручить ему мой хвост.

Я сыто рыгнула; мой спутник чуть нахмурился.

– Кстати, я ведь съела довольно много яблок в предыдущем городе, помнишь?

– Помню. И из-за того, что ты все не могла остановиться, у тебя развилась меланхолия.

– Хм.

Я подумала было, что это правда. Но, похоже, то, что случилось, не имело никакого отношения к вкусу и другим свойствам яблок; все дело было исключительно в том, что я не смогла съесть все, что купила, и была вынуждена признать: «Видеть не могу эти яблоки какое-то время».

Сперва я заявила, что прикончу все яблоки сама, но, в конце концов, мне пришлось сдаться и позвать на помощь моего спутника.

И все же я кое-что узнала: когда ешь вместе с кем-то, еда намного вкуснее, чем когда ешь одна.

Но даже на смертном одре я ни за что не признаю это вслух.

– Я рад, что ты съела так много, – сказал он, держа в руках миску и горшок. – Через день-два ты поправишься. Но торопиться некуда. Когда мы уедем отсюда, мы довольно долго будем ехать в повозке. Так что пока отдыхай.

Мой спутник был славный малый, который совершенно не умел распознавать ложь.

По правде сказать, он был, видимо, слишком славный, чтобы заподозрить другого во лжи.

Меня потихоньку начала грызть совесть. Когда я подняла голову, наши глаза случайно встретились, и у меня перехватило дыхание.

Его глаза светились заботой. Ой как плохо.

– …Прости, что задерживаю тебя, – вырвалось у меня, прежде чем я смогла это осознать. Я просто не могла упустить такую прекрасную возможность.

– С того дня, как мы познакомились, я и не рассчитывал двигаться быстро. Кроме того, нет худа без добра; я вернул себе доверие горожан, и нам тут будет лучше, чем было раньше. С учетом всего этого задержка на пару-тройку дней – сущий пустяк.

Я задумалась.

За представившуюся мне возможность путешествовать с этим добряком на запряженной лошадью повозке мне, конечно, следовало бы возблагодарить богов удачи, которым поклоняются люди.

«Добряк, добряк»… когда я произношу это слово без презрительной усмешки, оно становится настолько другим, что даже страшно. Я вправду хочу оставаться с ним.

Когда он закончил чистить посуду и развернулся, чтобы выйти, от одного вида его спины мой хвост заметался.

– Кстати, ты…

– Хм?

Он обернулся; его глаза были слишком чисты и невинны, чтобы в них смотреть.

– Эта комната… в общем, здесь как-то чересчур тихо…

Я страшно стеснялась и не смогла закончить фразу.

Но он, должно быть, решил, что это все мое притворство.

В то же время он должен был понять, что даже если я лицедействую, то все равно говорю искренне.

– Это верно; в повозке-то довольно шумно. У меня все равно нет никаких планов на сегодня. Кроме того, есть некая обжора, с которой мне нужно посоветоваться, что будем есть сегодня на ужин.

Стало быть, он хочет остаться здесь, со мной.

Это было сродни детскому упрямству.

Я надула губы и отвернулась прочь; он беспомощно рассмеялся.

Эти наши разговоры без малейшего следа обмана; разговоры, в которые не вмешивается никто чужой.

Если бы кто-то решил описать конкретно, что такое счастье, – эта сцена подошла бы ему идеально.

– Кстати, может быть, ты хочешь чего-то еще? В книге по медицине я найду детали позже, а если рынок закроется, я не смогу все приготовить.

– А, мм…

– Хотя ты выглядишь уже полностью здоровой, на самом деле это не так. Поэтому тяжелая пища под запретом.

– А мясо?

Мои глаза горели предвкушением. Это, разумеется, не было притворством.

– Нет, нет. Только кашка, еще, может, хлеб, размоченный в супе.

– Ууу… тогда я хотела бы то же, что сейчас, с овечьим молоком.

Я указала на посуду, которую он держал в руках, и он кивнул.

– Хочу чего-нибудь ароматного и сладкого, и вкусного.

– Овечье молоко, хм…

– А что, что-то не так?

Он покачал головой.

– Оно быстро портится, поэтому хорошее молоко после полудня найти трудно. Думаю, ты хотела бы, чтобы оно было свежим, верно?

– Ну да.

Глядя на мою клыкастую ухмылку, мой спутник пожал плечами.

– В таком случае мне сперва надо будет найти Нору. Она пастушка, и отлично разбирается в овечьем… – тут он внезапно замолчал.

– Ты сказал… «Нору»? – переспросила я.

Я понятия не имела, какое у меня сейчас выражение лица.

Но судя по лицу моего спутника, на котором было написано «какой ужас, я только что произнес запретное слово», догадаться об этом не составляло труда.

От мирной, спокойной ауры, которая была в комнате только что, не осталось и следа.

И, судя по тому, как он сказал «разбирается в овечьем молоке», пока я спала, он шлялся по городу с этой пастушкой.

С пастушкой. Вдвоем.

Пока я спала!

– Да нет, нет, это только чтобы купить для тебя овечьего молока…

– Если бы ты разговаривал при помощи денег, тебе вовсе не требовалось бы так уж разбираться в овцах.

Мой голос дрожал от враждебности.

А внутри меня все кричало: предатель, предатель, предатель!

Он ведь должен был заметить и понять, что происходило раньше. Если так, зачем делать то, что меня так злит?

Для волчицы пастушка – заклятый враг.

– Поскольку… поскольку мы знакомы, у меня совершенно нет повода отказать, если она предлагает помочь, но…

У него был такой вид, словно он только что наступил на что-то ужасающее.

В панике он пытался подобрать хоть какие-то слова, чтобы объясниться.

Но я была в такой ярости – пожалуй, в слишком уж большой ярости, даже для меня, – что любые объяснения выглядели не более чем оправданиями. Казалось, он думал целую вечность, пока не пришел, наконец, к единственной фразе.

– Но почему ты так ненавидишь Нору?

Время замерло.

– Э?

Его реакция на мою враждебность оказалась настолько неожиданной, что я была ошеломлена на какое-то мгновение.

Я механически открыла рот и тупо переспросила:

– Что… что ты сейчас сказал?

– Ну – ну, я не знаю, что у тебя было с пастухами, и я понимаю, что раз ты волчица, они тебя немного раздражают… но такая уж явная ненависть ни к чему, верно? Нора, конечно, пастушка, но в то же время… как же это сказать…

Каким-то образом, хотя обе руки его были заняты горшком и миской, он все же ухитрился почесать в затылке.

– …Ну же, у нее прекрасный характер; из всякого правила есть исключения…

Мне захотелось во весь голос объявить его дурнем.

Я не сделала этого, но вовсе не из-за усталости и не из желания поддержать репутацию Мудрой волчицы.

Просто от его безнадежной тупости я лишилась дара речи.

Конечно, века одиночества в пшеничных полях не пошли мне на пользу. Я позабыла даже основы нормального общения – настолько, что даже для обычного повседневного подтрунивания мне нужно было прикладывать немалые усилия. И я чувствовала, что моя способность угадывать мысли других тоже изрядно притупилась.

Поэтому я вполне понимала, что нерасторопность в подобных вещах моего спутника, который подолгу находился в одиночестве в своей повозке, была объяснима и неизлечима.

Но я не ожидала, что он настолько туп.

Неумелый, но все же достаточно упорный, чтобы не сдаваться, даже когда всё против него. Глупый, но все же достаточно хваткий, чтобы находить решения в самых тяжелых ситуациях. Наивный и добросердечный, но все же достаточно сильный, чтобы вести себя жестко, когда это необходимо. И все же в такой важной области он совершенно никчемен. Я никак не могла понять – почему?

Он что, на самом деле ничегошеньки не понимает?

Я даже заподозрила, что он меня испытывает.

Он вправду считает, что Мудрая волчица из Йойтсу ненавидит пастушку?

Волк – зверь, который охотится на овец; пастух – человек, который защищает беспомощных овец. В нашем случае – кто волк, кто пастух и кто овечка? Если рассуждать таким образом, совершенно нетрудно будет понять, почему я расстроена.

Я не ненавижу пастухов; я просто не нахожу себе места, когда вижу эту конкретную пастушку возле овечки.

И беспокойные мысли. Мысли о том, все ли время овца будет при пастушке. Мысли о том, ответит ли овца на призыв пастушьего рожка. Мысли о том, подастся ли глупая, безмозглая, никчемная овца на улыбку такого теплого, понятного пастуха, чтобы никогда уже не вернуться назад.

Думая обо всем этом, я вздохнула.

Мой спутник по-прежнему стоял как истукан, с растерянным лицом. Беспечный, глупый баран.

Сцена, когда он баловал меня, кормя кашей с ложки, как будто осталась в далеком-далеком прошлом.

Мой сон почти воплотился в явь.

Я освободилась из своей клетки; я могу позволить себе заниматься тем, что мне нравится, и это не приведет к ненужному вниманию окружающих; и я могу капризничать сколько захочу, никого не обижая при этом.

Поэтому мне хотелось попробовать все, будь то слова или шалости. Мне хотелось узнать, что это такое – дурачиться, точно избалованное дитя.

Но меня подвела моя собственная природная глупость.

В конце концов, когда компания пьет всю ночь, оставшиеся в сознании ответственны за тех, кто напился до беспамятства.

– Ты.

Из-за усталости, накопившейся у меня в сердце, голос мой тоже звучал устало.

Наконец-то я поняла, что капризничать, как невинное и беззаботное дитя, тоже непросто.

Должно быть, просить волчицу стать овечкой было невозможно изначально.

Видимо, мой спутник думал обо мне как о загадочной волчице в овечьей шкуре; но это не моя вина.

Даже если бы я взаправду обратилась в овечку, вовсе необязательно было бы оставаться овечкой всегда; это, по правде сказать, из-за моего спутника, который сам слишком уж походил на барана.

Если бы мы оба стали безмозглыми овцами, все закончилось бы лишь тем, что мы бы вдвоем свалились с какой-нибудь скалы.

Раз так, кто-то один должен оставаться трезвым и вести другого.

Невыгодная ситуация.

Причем неизбежная.

– Это моя вина.

Хотя в моем голосе остались следы злости, мой спутник сразу впал в оцепенение.

– Однако для любви и ненависти причины не нужны. Помнится, я это уже говорила.

– Ну да, разумеется. Вряд ли все необходимо решать рассудком.

Как бы сильно он ни старался сделать вид, что понимает мои чувства, вряд ли он полностью осознал все значение того, что я только что сказала.

Увы, хоть я и могла разрешить ему гладить меня по голове, дозволять ему ухаживать за моим хвостом было еще рано.

Да и настанет ли вообще такой день – тоже вопрос. Размышляя об этом, я устало глядела на своего спутника.

– И еще, ты…

При этих словах он весь обратился во внимание. Прямо как собачка, ожидающая, когда ее погладят.

– Поставь посуду на место и поскорей возвращайся, – и я улыбнулась во весь рот.

Он явно был удивлен тем, насколько быстро у меня сменилось настроение, но тотчас подыграл – возможно, он все-таки был не так уж и туп.

– Конечно, понимаю. Ведь здесь чересчур тихо.

Всего лишь нашел подходящий ответ, а уже выглядит таким счастливым. Все-таки простофиля остается простофилей.

Это было ясно, как белый день: мой спутник – невероятный дурень.

Разумеется, моих мыслей он не знал, но явно расслабился – решив, видимо, что удачно выпутался.

– Ну, я пошел тогда. Попить что-нибудь принести?

Хотя я слишком устала, чтобы хотя бы вздохнуть, все же я была признательна ему за добросовестность.

Значит, надо его похвалить.

– То разбавленное вино, которое ты сделал, было ничего. Кроме того, я хочу побыстрее выздороветь.

Он явно был счастлив, его лицо осветилось искренней улыбкой.

Когда он делает такое лицо, я невольно начинаю подыскивать, как бы получше его поддразнить.

– Тогда подожди немного.

Радостно произнеся эти слова, он вышел из комнаты.

Какой же безмозглый болван; но если так, то умнее ли сама Хоро, которая все время вертится рядом с ним?

Мирное, тихое время.

Я прекрасно сознавала, насколько оно бесценно.

Потому-то я должна ухватить, медленно впитать, насладиться этим временем.

Правда, оставалась одна причина для тревоги.

Я медленно влезла обратно под одеяло; моя мысль работала сейчас совсем по-человечески.

Должно быть, во всем был виноват монотонный образ жизни, который вел мой спутник прежде, – стоит его чуть-чуть похвалить и чуть лучше с ним держаться, как он приходит в полный восторг; но если чересчур увлечься одним и тем же средством, оно быстро перестанет давать результат.

Для всех живых созданий верно одно и то же: если что-то повторять без перерыва, это вызовет лишь раздражение и скуку.

Значит, мне следует постараться придумать что-то другое. И после краткого размышления мне в голову пришла идея. Если сладкое надоело, надо попробовать солененького.

Если улыбки его не манят, надо атаковать слезами.

Стратегия проста.

Но против глупого барана она сработает.

Э?

Пока я размышляла, меня посетило какое-то неясное воспоминание. Покопавшись у себя в голове, я наконец поняла, что это было. Случай на том обеде, во время которого я упала в обморок.

Разговор тогда шел об овцах. Об их привычке безостановочно лизать все соленое. Когда я это вспомнила, в моем воображении возникла странная картина.

Как будто я применила «соль» в виде слез, а он безостановочно «лизал» мое лицо.

Сперва мне было щекотно и хотелось рассмеяться; но я полностью отдалась этому ощущению. А он, похоже, не знал, когда стоило прекратить.

Такая картина вставала в воображении очень легко; меня охватила дрожь.

Благоразумней, пожалуй, взяться за его поводок покрепче и позволить ему идти куда захочется.

Это, конечно, потребует бОльших усилий; но едва ли он решит выкинуть что-нибудь странненькое.

Посмеявшись про себя, я обняла подушку и обернулась вокруг нее.

Давно со мной не происходило чего-то столь интересного.

Невозможно было выделить, что именно делало происходящее интересным. Причин для веселья было множество, очень трудно было найти главную.

Но если бы мне все-таки пришлось выбрать что-то одно – это было бы вот что: несмотря на то, что при мне все время находится на редкость безмозглый баран, мне никак не удается схватить его обычными способами. В моем сердце волчицы разгорелся огонь, который всегда вспыхивает в предвкушении охоты.

Внезапно моих ушей коснулся звук шагов моего спутника; он вернулся быстро, как и обещал.

Я услышала, как сердце застучало в груди.

Мой хвост распушился, уши затрепетали.

В носу защекотало; я потерлась им о подушку.

Ахх, сколько бы я ни охотилась, каждая новая охота приводит меня в возбуждение, от которого захватывает дух.

Шаги замерли перед дверью – от предвкушения я, казалось, вот-вот закиплю. И тут дверь открылась, и за ней…

– Хоро, – с улыбкой произнес мой спутник.

А рядом с ним стояла пастушка.

– Госпожа Нора пришла тебя навестить.

Да уж, от обычных способов совсем никакого проку.

На понимающую улыбку пастушки, подобную зеленому лугу в начале лета, я ответила своей улыбкой, подобающей Мудрой волчице из Йойтсу. Это было не очень-то приятно.

В ее улыбке была непритворная радость.

Да уж, удержать поводок этого дуралея так же трудно, как надеть на лицо ту улыбку.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила пастушка Нора.

– Ничего особенного. Просто переутомилась.

Какой еще ответ я могла дать?

Даже такая мудрая волчица, как я, не в силах найти ответ на эту головоломку.

Глядя на столь мирную беседу, мой спутник расплылся в широкой, полной облегчения улыбке.

Как же это утомительно.

И жар, кажется, тоже возвращается.

– В общем, мне вправду хочется с кем-нибудь поговорить. И я хотела бы спросить одну вещь, она меня давно интересует.

– Хм? У меня?



Такая покорность, и без малейшего намека на ум или гордость – неудивительно, что его к ней так тянет.

– Пожалуйста, спрашивай сколько хочешь, я постараюсь на все ответить, – с улыбкой сказала она.

Расслабляться не следовало. Точнее сказать, я не могла позволить себе расслабиться; но, поскольку теперь я была охотником, столь редкую возможность для разговора надо было использовать с умом.

– Что самое главное при обращении с овцами?

На какое-то мгновение глаза пастушки округлились от неожиданности; но она тут же улыбнулась вновь.

А наглый пастуший пес у ее ног продолжал бдительно смотреть на меня.

Пастушка, простая, как серый цвет, медленно ответила, продолжая тепло улыбаться:

– Главное – широкая душа и открытое сердце.

После этих слов по комнате словно ветерок пронесся. Эта девочка – истинная…

Истинная пастушка.

Обращение с овцами требует широкой души и открытого сердца.

Я кинула взгляд на моего спутника; тот был в задумчивости.

Нора, заметив, куда я смотрю, проследила за моим взглядом и издала мягкое «ах».

Неглупый человек способен все понимать мгновенно.

– Овцы всегда считают себя очень умными.

Нора, вновь повернувшаяся ко мне, улыбнулась радостно и вместе с тем озадаченно.

Возможно, я смогла бы подружиться с этой девочкой.

Но, взглянув снова на моего застенчиво улыбающегося спутника, – который пребывал в совершенном неведении, что разговор шел о нем, – я начала терять уверенность, что смогу удержать поводок.

Воистину, одним лишь богам ведомо все.

Эх, да меня ведь тоже называют богиней.

Я кинула на моего спутника ядовитый взгляд; тот невольно поежился.

Баран, баран, невинный барашек; и все же, такая безмозглость…

«Что за дурень», – пробормотала я себе под нос.

Баран, которого я люблю больше всех.

К оглавлению

 

Послесловие автора

 

И снова здравствуйте. Я Исуна Хасэкура.

Мне казалось, что с прошлого раза прошло совсем немного времени, но, сев за это послесловие, я вдруг осознал – уже два месяца. Раньше каждая неделя казалась вечностью, а теперь время летит так стремительно.

Это, наверное, потому, что я сплю около шестнадцати часов в день. В последние дни мне становится трудно отличать сны от реальности. В плане времени – я больше сплю, чем не сплю. Наверное, именно поэтому мне два месяца показались одним.

 

Итак. Этот том немного отличается от предыдущих толстых книг.

Он включает в себя повесть и короткий рассказ, которые раньше были выложены на сайте «Денгеки», а также еще один, новый рассказ.

Повесть – история из прошлого Хоро, а рассказы – интерлюдии основной арки.

В повести мы видим Хоро в роли старшей сестры; рассказы посвящены ее обжорству. И во что ввязался бедняга Лоуренс? Его остается только пожалеть.

Но больше всего мне хочется поговорить о новинке.

Это первый рассказ, написанный с точки зрения Хоро.

Сначала я очень опасался, что вообще не смогу писать с ее точки зрения, но, когда все же попытался, оказалось, что это очень весело – настолько весело, что, возвращаясь к этому рассказу и перечитывая его, я по нему вижу, с каким удовольствием он писался. Поэтому я искренне надеюсь, что и вы с не меньшим удовольствием будете его читать.

 

Кстати говоря – тут я резко меняю тему – недавно я прокатился на машине некоего писателя, у которой под капотом 420 лошадиных сил.

420 лошадиных сил. Куда вообще в Японии можно податься с такой мощностью? Это больше похоже на американские горки, чем на автомобиль. Когда разгоняешься, вся кровь приливает к ногам, когда тормозишь – отливает обратно.

Выглядело тоже сверхкруто. Я плохо лажу с машинами, так что эту поездку запомню надолго.

Увы, с сожалением вынужден сказать, что, хотя машина выглядела классно, местом назначения четырех забившихся в нее измотанных бессонными ночами писателей была не какая-нибудь прибрежная дорога с бесподобным ночным видом, а всего лишь горячие источники, где мы могли размять затекшие плечи.

И, хотя все мы уже взрослые люди, мы с огромным удовольствием переоделись в юката, а потом кто-то сказал: «А давайте поездим по полу!» – и мы все принялись скользить по деревянным половицам. Просто потрясающе, с учетом того, что мы были не пьяны. Впрочем, ради сохранения лица должен заявить: лично я в этих неподобающих забавах участия не принимал. Клянусь вам.

Потом мы, ругая свою неважную физическую форму, устроили состязания по армрестлингу и отжиманиям, а потом вместе снялись в фотокабинке. В общем, было совсем как в средней школе.

Домой, разумеется, мы добирались на машине с 420 лошадьми.

Опасаюсь, правда, что мой маленький скутер на меня обиделся.

 

Вот как-то так я и заполнил эту страницу.

Следующий том вернется к основной истории.

Хочется думать, что я могу дать Лоуренсу шанс выглядеть чуточку круче, но – кто знает.

До новых встреч.

 

Исуна Хасэкура

К оглавлению

 

Версия текста от 14.10.14. Последнюю версию можно найти на http://ushwood.ru/saw




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 323; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.185 сек.