Часть третья. МИФЫ 2 страница

– Да, ты права. Значит, его зовут Энек? Да, Энек, тебе я обязан жизнью.

Его рана была на удивление глубока, и, хотя Хозяйка изо всех сил пыталась остановить кровотечение, это ей долго не удавалось. Лицо Джузеппе было белым, как бумага. Но его признательная улыбка, обращенная ко мне, выглядела искренней; на нее приятно было смотреть.

Мой долг как рыцаря – принимать такую признательность.

– И все же испытание, ниспосланное мне Господом, слишком тяжкое…

Все спутники Джузеппе, кроме одного юноши, погибли. Да и юноша, получивший тяжелую рану на голове, был без сознания. Хозяйка сделала для него все, что могла, но кто знает, выживет он или нет.

– А другие на постоялом дворе, они?.. – спросила Хозяйка, связав разбойников, которых я победил, и привязав их к ограде.

– Нет… здесь было пусто. Мы пришли сюда, чтобы поставить лошадей в стойла и переночевать, а разбойники, по-видимому, этого ждали. Но… о, как ужасны эти язычники!

– …Вы про их амулеты в виде наконечников стрел?

– А, ты заметила? Вот именно. Эти люди – потомки чернокнижников, которые до сих пор проводят свои темные ритуалы в восточных горах. Они ждали, когда мы заснем. Трое, которых они убили, – это были наемники, которых я нанял для охраны. Они были быстры и храбры, и пытались нас защитить, но, увы, силы были неравны…

Тут я заметил кое-что.

Хотя те, кто лежал возле входа в здание, были одеты так же, как этот старик, от двоих из них пахло, как от меня, – то есть они были готовы сражаться.

– Но я не могу прервать здесь свое путешествие. Я должен… идти вперед, – твердо произнес Джузеппе, прежде чем его остановил приступ кашля.

У меня возникло дурное предчувствие.

Я задрожал, и в глубине глотки у меня зародился тихий скулеж, но Хозяйка этого не заметила. Сочувственно глядя на Джузеппе, она протянула ему руку.

– Куда вы направляетесь? – спросила она.

Хозяйка! Никогда в жизни я не был так зол из-за того, что неспособен произносить человеческие слова. Разве мы идем в город Кусков не для того, чтобы Хозяйка смогла воплотить в жизнь свою мечту? И разве несчастья не подстерегают путешественников постоянно и каждодневно? Поэтому просто глупо ставить цели других превыше своих – этому же конца не будет!

Я послушно сидел на месте, но пристально смотрел на Джузеппе и Хозяйку, пока эти мысли носились у меня в голове.

Джузеппе вновь закашлялся, потом ответил:

– Прими мои извинения. Моя цель…

Как только она это услышит, уже не сможет отказаться помочь. Я чувствовал, что должен что-то сделать, что угодно, однако заткнуть рот этому типу я никак не мог.

Джузеппе тихо закончил фразу:

– …Кусков.

– А?

Мои уши встали торчком; я взглянул на Хозяйку, которая явно была удивлена не меньше.

– Ты его знаешь? Город, лишенный учения и наставления Господня, страдающий во мраке от мора.

– Д-да, знаю. Мы тоже туда идем.

– О! – на лице Джузеппе отразилось глубокое потрясение, а потом он закрыл глаза, как делают все люди Церкви, когда молятся своему богу. Я радостно завилял хвостом, потому что следующие слова Джузеппе были в точности такие, каких я ожидал. – Это, должно быть, провидение Господне… хоть мне и больно так говорить. Не согласишься ли ты выслушать просьбу слуги Господа?

Я поглядел сперва на Джузеппе, потом на Хозяйку. Она смотрела на него очень серьезно, будто готовясь, что ей сейчас поручат какое-то важное задание.

Если бы даже я и умел пользоваться человеческими словами, остановить ее сейчас было бы невозможно.

– Да, конечно.

Джузеппе снова прикрыл глаза и произнес:

– Проводи нас в Кусков.

Хозяйка твердо кивнула и взяла Джузеппе за руку.

Немного устав от избыточной доброты Хозяйки, я сел и стал смотреть на догорающий постоялый двор.

***

– Понятно. Значит, ты направляешься в Кусков, чтобы стать ремесленником…

– Да. Я узнала об этом городе от одного бродячего торговца.

– Ясно. Думаю, чтобы проделать весь путь до Кускова, нужна недюжинная смелость… но, прости мне мою прямоту – ты, несомненно, обладаешь и должной смелостью, и должной праведностью.

Джузеппе ехал верхом на лошади. Юноша все еще был без сознания; его положили на спину крепкого мула, которого они прихватили с собой как вьючное животное.

– Нет, на самом деле мне очень страшно, но… я была уверена, что эта моя мечта никогда не сбудется, и теперь, когда у меня появился шанс…

Хозяйка говорила смущенным тоном, потому что все это была чистая правда.

– Мечта, да? Верно, человеку нужны надежды и мечты, чтобы он мог смотреть в лицо опасности. Тебе нечего стыдиться, – и Джузеппе ласково улыбнулся. Хозяйка смотрела на него снизу вверх с почтением.

Меня это все совершенно не забавляло.

– Я тоже стремлюсь в Кусков во имя осуществления некоторой мечты. Когда пришел мор, все слуги Господа были призваны на небеса, и никого не осталось, чтобы зажечь свет веры заново. Поэтому мы решили отправиться туда, чтобы служить светочами тем, кто дрожит во тьме.

– Ясно…

– Я отправился в путь, готовый к любым ужасам, которые могут встретить меня в городе, но я и помыслить не мог, что ужасы начнутся еще до того, как мое странствие завершится.

В голосе его звучала не столько печаль, сколько изнеможение. На лице его была усталая улыбка; я это счел обнадеживающим.

Я вспомнил, что, когда этот человек решил, что его жизни приходит конец, он не стал умолять о пощаде и не ударился в панику. Он всего лишь смотрел на небо и молился.

Я не могу простить Церковь, но уважаю любого, кто так полно посвящает себя своей профессии. Так что этот Джузеппе вряд ли совсем уж плохой человек.

– Как видишь, я всего лишь скромный епископ, и я не могу вознаградить тебя чем-то достойным за твою помощь. Но я с удовольствием сделаю все, что в моих силах.

– Нет, вам вовсе не… – поспешно завозражала Хозяйка, но Джузеппе лишь упрямо-снисходительно улыбнулся.

– Я едва не лишился жизни от рук и клинков тех разбойников. Ты спасла меня, когда я был в пути, чтобы принести свет Господа тем, кто жаждет его во тьме. Это очень весомое деяние, и я надеюсь, что ты хотя бы позволишь мне отплатить за подвиг твоему храброму другу.

– Вы про… Энека?

Я тоже такого не ожидал. Подняв голову, я увидел, что Джузеппе смотрит прямо на меня и искренне улыбается; это удивило меня еще больше. Будучи зверем, я ожидал получать такие улыбки лишь от Хозяйки, ни от кого больше.

– Господь создал этот мир и все живое в нем. Люди и прочие существа – все равны пред очами Господа. Потому я нахожу правильным давать имена травам, выказывать доброту лошадям и должным образом вознаграждать всех, кто проявляет благородную храбрость.

Я посмотрел на Хозяйку; она посмотрела на меня. Потом мы оба подняли глаза на Джузеппе. Раненый епископ довольно улыбнулся и продолжил:

– Когда мы прибудем в Кусков, я, Джузеппе Озенштайн, именем господа нашего пожалую благородному Энеку титул рыцаря Церкви.

Я не имел ни малейшего понятия, что это значило, но, если меня называют рыцарем, мне незачем отказываться.

Я снова посмотрел на Хозяйку. Та была поражена и не знала, что сказать.

– И, конечно же, тебя я тоже хотел бы отблагодарить, – добавил Джузеппе и вдруг резко перевел взгляд на дорогу, словно внезапно осознал что-то.

Луна как раз выглянула из-за облаков, и мы увидели вдали город Кусков, цель нашего путешествия.

Похоже, ни нам с Хозяйкой, ни Джузеппе с его людьми не нужно было останавливаться на ночлег там, где мы остановились, – достаточно было продвинуться вперед совсем немного.

Судьба делает порой странные вещи.

Подняв глаза, я увидел страдальческие улыбки на лицах Хозяйки и Джузеппе и понял, что они думают о том же.

***

Город Кусков был достаточно велик, чтобы его окружала каменная стена. С Рубинхейгеном, конечно, никакого сравнения, но тем не менее здесь достаточно заботились о безопасности, чтобы нам стоило усомниться – впустят ли туда путешественников посреди ночи.

Но совсем скоро стало ясно, что подобное беспокойство было напрасным.

Как только епископ Джузеппе назвал себя перед городскими воротами… надо было видеть, как засуетился страж. Можно подумать, будто он внезапно увидел собственное спасение.

Вряд ли он мог бы торопиться сильнее, даже если бы город был осажден вражескими войсками. Пока он суетился, открывая ворота, Хозяйка, не очень-то напористая и в лучшие времена, совсем съежилась при звуках, доносившихся с той стороны.

Если город так отчаянно радовался приезду епископа, несомненно, с не меньшим восторгом здесь должны принять и его спасительницу.

Все тревоги Хозяйки были написаны у нее на лице. Когда в городе протрубил рог, напряжение, похоже, стало для нее невыносимым. Она подняла глаза на Джузеппе – тот, сидя на лошади, потирал лицо и покашливал, пытаясь скрыть свою рану, – и сказала:

– Эээ, если вы не против…

– Да, дитя мое?

– Эээ, я хотела бы попросить…

У Джузеппе было лицо истинного пастыря перед паствой.

– О чем же? – спросил он. Люди Церкви часто скрывают свои черные души за таким вот выражением лица, но Хозяйку оно, похоже, приободрило, и она продолжила:

– Пожалуйста, представьте нас просто как своих последователей…

– Это… – начал Джузеппе, удивлено моргнув, но потом замолчал и медленно кивнул. По крайней мере он не глупец.

Когда мы услышали звук поспешно отодвигаемого засова, Джузеппе, по-прежнему сидящий на лошади, наклонился к Хозяйке и громким шепотом проговорил:

– Мне очень приятно видеть, что ты живешь в соответствии с учением Господа нашего. Доблесть и скромность редко уживаются в одном человеке. Я уважу твою просьбу. Но ни Господь, ни я не забудем, кому я обязан.

Створки ворот медленно раздвинулись. За ними горело множество факелов; свет был такой яркий, что глазам стало больно. Джузеппе выпрямился; Хозяйка смотрела на него, как овечка, жаждущая спасения.

Поведение Джузеппе показалось мне подозрительным, но, когда он кинул на меня взгляд и еле заметно кивнул, я не сдержался и завилял хвостом.

У всякого правила есть исключения.

– Ну, а теперь, – произнес Джузеппе, когда створки полностью раскрылись, и улыбнулся, точно ребенок, которому поведали секрет. В этот ночной час люди, собравшиеся за воротами, были одеты кто как. Многие, похоже, всего несколько минут как проснулись; некоторые из девушек поспешно расчесывали волосы.

Протолкнувшись между двух мужчин, из толпы вышел хорошо одетый человек с копьем. По-видимому, это был стражник, хотя выглядел он для такой работы очень молодо. Судя по красноте в уголках глаз, он только что проснулся.

Однако его вьющиеся волосы хорошо смотрелись, и, судя по кожаной накидке на плечах, острым носам сапог и уверенной походке, он обладал властью.

Чтобы выказать свое уважение, я сел, сведя передние лапы вместе и выпятив грудь; я видел, что он изо всех сил старался быть достойным своего поста. В его желании вылечить город сомневаться не приходилось. Но это было очень тяжкое бремя.

Я не мог вообразить, чтобы этот юноша достиг своей должности, уже готовый ее принять. Просто мор выкосил всех, кто был старше.

– Мое имя Тори Рон-Кусков Карека. Я представляю Совет по борьбе с бедствием Кускова. Именем Господа мы приветствуем вас в нашем городе.

Голос его тоже звучал молодо. Джузеппе знал о происходящем в городе столько же, сколько и мы, и, видимо, думал о том же, о чем и мы. Ответил он более сухим языком, чем когда говорил с нами:

– Прими мои извинения за то, что остаюсь верхом. Мы получили письмо, в котором благословенный город Кусков выражает желание вновь обрести свет Господней свечи. Господь не оставил вас. Моя сила ничтожна, но сила Господа велика. Мир да придет в ваши дома. С этого дня, с этого часа свет Господа вновь пребудет в вашем городе.

Голос его был звучен. Все собравшиеся вслушивались изо всех сил; когда он договорил, над толпой повисло полнейшее молчание.

Потом начались радостные возгласы. Подобно набегающей волне они сперва звучали тихо, затем все громче и громче. Можно подумать, будто Джузеппе только что сообщил об окончании долгой войны.

– Вы, должно быть, устали, Ваше святейшество. Сегодня ночью вам и вашей спутнице следует отдохнуть… – произнес этот Кто-то-там-Карека, подходя к Джузеппе. Только тут он наконец заметил. – Ваше святейшество, вы плохо выглядите…

– Позаботься сначала о нем, не обо мне, – ответил Джузеппе, указав себе за спину; лишь теперь, по-видимому, Карека заметил мула.

Его почти девичье лицо застыло.

– Кто-нибудь! Помогите им! – выкрикнул он, и весело болтающая толпа снова замолкла, словно люди лишь сейчас осознали, почему епископ и его спутники прибыли в столь поздний час. Гости, стучащиеся в двери посреди ночи, после того как едва отбились от разбойников, – случай не такой уж редкий.

Даже мы с Хозяйкой иногда натыкались на таких людей, когда пасли овец.

Епископу помогли спуститься с лошади тотчас подбежавшие люди, и он тихо объяснил им, куда он ранен.

Те, кто помогали мужчине на муле, явно имели боевой опыт. Едва увидев его раны, они тут же начали давать указания женщинам.

Что касается нас, то Джузеппе сдержал слово и объяснил наше присутствие так, как обещал. Карека ограничился тем, что коротко поблагодарил нас.

Если вспомнить, как храбро я сражался и какую опасность одолел, этого было не очень-то достаточно, но Джузеппе едва ли забудет, чем нам обязан, а главное – Хозяйка все понимала. Она ласково потрепала меня по голове и прошептала:

– Давай постараемся не выделяться.

После чего мы отодвинулись в сторонку.

Судя по всей этой суматохе, стоило Хозяйке рассказать правду о том, как мы спасли епископа, и ее мечта стать портнихой исполнилась бы вмиг.

Поэтому мне показалось, что нежелание Хозяйки признать собственную заслугу было здесь неуместно; однако ее честную скромность я не мог не уважать. Я поднял на нее глаза, и она заметила мой взгляд.

– Что такое?

Не умея говорить по-человечески, я не ответил на ее вопрос. В любом случае, я лишь слуга Хозяйки и потому никогда не совершил бы такого непочтительного поступка, как самостоятельное провозглашение ее величия.

Я перевел взгляд на Джузеппе, которого уводили прочь, и вдруг ощутил какую-то тяжесть на голове. Повернувшись, я увидел, что это рука Хозяйки.

– Ты ведь не ждал, что нам тут устроят приветственный пир, а?

Внезапно!

Я тихо гавкнул, выражая свое возмущение. Иногда Хозяйка ведет себя как очень злой человек. Или просто по мне это было слишком хорошо видно?

Я чувствовал себя оскорбленным; но тут вдруг она крепко меня обняла.

Когда Джузеппе увели, возле ворот никого не осталось. Похоже, про нас совершенно забыли; возможно, из-за этого Хозяйке было немного одиноко.

Ее лицо было совсем рядом, и я его лизнул. Она хихикнула и сказала:

– Я тоже ждала, совсем чуть-чуть.

Хозяйка иногда бывает невероятно снисходительна в том, что касается еды – но, как гласит пословица, в слишком чистой воде рыба не водится.

Я еще раз лизнул Хозяйку в щеку и коротко гавкнул.

К оглавлению

Глава 2

Свежий пшеничный хлеб, щедро пропитанный маслом, таял в пасти; кусок говядины, сперва отваренный, а потом обжаренный, тоже был великолепен. Я живу простой жизнью, однако вкусная еда – моя слабость. Сейчас я был совершенно доволен.

Единственное, что мне не нравилось, – это количество еды; свою порцию я прикончил быстро. Хозяйка заметила, как я облизываю миску, и, рассмеявшись, дала мне еще ломтик говядины.

– Маловато, да?

Она меня отлично знает.

Я с благодарностью принял добавку и потерся головой о ногу Хозяйки.

– Мне сказали, что о счете за комнату и пищу можно не беспокоиться.

Хозяйка вылизывать миску не стала, однако она была не настолько расточительна, чтобы позволить пропасть зря мясному соку. Она вытерла его кусочком хлеба и довольно улыбнулась.

– Правда, я подслушала, как они в кухне сказали, что на ужин дадут нам ржаной хлеб, – озорным тоном произнесла Хозяйка; я издал страдальческий вздох и лег на брюхо. – В конце концов, город сейчас в неважном положении. Может быть, это вообще последний хороший хлеб, что у них остался.

Я лишь ухо повернул на ее голос. Поднимать голову и смотреть на Хозяйку я не стал, потому что и так знал: ее лицо сейчас не очень-то веселое. Вместо того чтобы смотреть на нее, я лизнул ей лодыжку.

– Ай! – взвизгнула она и ткнула меня пальцами ноги. Хозяйка боится щекотки.

В поле она нередко ранила ноги о траву, и не всегда поблизости оказывалась чистая вода, чтобы промыть рану. Тогда у меня не оставалось выхода, кроме как вылизать ее, и всякий раз лицо Хозяйки становилось красным – не потому что она терпела боль, а просто она старалась удержаться от смеха. Когда она ранила ноги на камнях и я лизал раны, ей было так щекотно, что она уже не могла сдерживаться; кончалось тем, что она невольно отбрыкивала мою морду прочь.

Однако ей, похоже, нравилось гладить мою спину босыми ногами. Вот и сейчас она потирала подошвами мою шерстку, умиротворенно жуя последний кусочек хлеба.

– Так, – сказала она, кончив наслаждаться едой, и встала. – Сперва надо зайти в церковь, потом, скорей всего, в лавку.

Сложив посуду, она надела плащ; секунду поколебавшись, оставила посох без колокольчика прислоненным к стене. В полях – одно дело, но ходить с посохом по городским улицам – отличный способ привлекать к себе странные взгляды. Люди могли бы принять ее за гадалку, колдунью – или за пастушку.

Я сам пастушьей работой гордился, но испытывал чувство безысходности от того, как предубежден мир людей к этой профессии. Несомненно, Хозяйка, будучи человеком, ощущала это еще острее; когда она оставила посох у стены, на ее лице были написаны тоска и неуверенность.

– Мм… все будет хорошо, – наконец произнесла она, и я ткнулся носом ей в ногу.

Хозяйка никогда не произносила этого вслух, но одной из причин, почему она хотела стать портнихой, было желание обрести работу, где никто не будет показывать на нее пальцем. Не могу ее в этом винить; напротив, это выглядит совершенно разумно.

Говорила она только со мной да с овцами, и потому лишь к зверям были обращены ее улыбки. Так бывает у всех пастухов, и, пожалуй, появление слухов, что дети пастухов – полулюди-полузвери, неизбежно.

От этих слухов пастухам лишь еще более одиноко, и потому недоброжелательность между ними и горожанами все время растет.

Возможно, Хозяйка уже давно привыкла к ненависти других людей?

Так я иногда думаю.

– Все будет в порядке. Ну, давай, – она улыбнулась и обняла меня за морду.

Я прекрасно понимаю, что означают ее напряженные щеки. Это человеческий способ изобразить улыбку. Но я не человек и так улыбаться не умею.

– …Прости, я солгала. На самом деле я очень волнуюсь.

Можно даже не спрашивать, из-за чего именно она волнуется.

Она настолько не любит, когда ее благодарят, что высказала Джузеппе ту просьбу перед городскими воротами. Больно смотреть, как она благодарит обслугу постоялого двора за то, что тут с ней обращаются как с почетной гостьей.

То, что она оставила посох, означает, что она выходит в город не как пастушка, а как простая путница.

Но сможет ли она вести себя как обычный человек?

Никого это не тревожило сильнее, чем Хозяйку.

– И все же, – добавила она уже более сильным голосом, подняв глаза, – мы должны двигаться вперед.

Сильный – не тот, у кого нет слабостей. Сильный – тот, кто превозмогает свои слабости.

Я гавкнул, и Хозяйка встала.

***

В темноте, когда мы вошли в Кусков, он выглядел мрачным, заброшенным местом; однако и после восхода это впечатление не очень изменилось. Постоялый двор, где нас так любезно приняли, выходил на главную улицу, но и справа, и слева царило опустошение; ставни на всех окнах были наглухо закрыты.

На улице было малолюдно, и все до единого шли так, будто пытались скрыть звук своих шагов.

Не знаю, чувствовала ли Хозяйка, но я ощущал в воздухе запах смерти. Приглядевшись к кучам мусора на углах, я обнаружил там кости.

Полной противоположностью горожанам был толстый пес, лениво шляющийся по улице. Когда мы прошли мимо, он на нас подозрительно посмотрел. Рядом с ним вразвалку шла жирная крыса. Несомненно, горожане догадывались, на какой пище они так разжирели, но не хотели говорить.

Я понимал, что Хозяйка все это заметила, – она шла ближе ко мне, чем даже в лесу, полном волков.

Из всех людей, мимо которых мы проходили, хоть какой-то жизнерадостностью отличались лишь торговцы, пришедшие из других городов. Эти люди готовы рисковать даже своей жизнью, если только это приносит им прибыль; что уж говорить о жизнях других. Неудивительно, что в этом городе, пораженном трагедией, они могут работать точно так же, как в любом другом.

Я все это обдумывал, когда моих ушей достигли звуки какой-то суматохи.

Посмотрев вперед, я увидел толпу, собравшуюся перед зданием, наверху которого был знакомый символ. Это была городская церковь.

Разумеется, все собравшиеся там жаждали того или иного утешения. Ирония была в том, что, судя по тому, как они толкались и пихались в попытках зайти в церковь раньше других, едва ли кто-то из них найдет мир скоро.

– Ты посмотри, сколько их, – с искренним удивлением произнесла Хозяйка. Да… в такой ситуации встретиться с Джузеппе будет очень трудно. – Не хочется навязываться. Зайдем попозже.

Я надеялся, что она решит именно так. Чтобы показать свое согласие, я вильнул хвостом.

До следующей нашей цели, лавки, добраться было просто. Хотя город был велик, но улицы пустовали, и нас ничто не сдерживало. Нам всего дважды пришлось остановиться, чтобы спросить, куда идти, и своем скоро мы очутились в нужном месте.

Хозяйка назвала его просто «лавкой», но на самом деле это было здание Торговой гильдии Ровена. Не только лошади и овцы собираются в стада – люди тоже. Жители одного и того же города собираются в группу и действуют ради своей общей выгоды.

А потом они открывают отделения для торговли в других городах, в том числе в этом.

Когда Хозяйка прекратила работать пастушкой, она, по-видимому, оказала какую-то услугу другой ветви этой гильдии, так что в каком-то смысле она тоже стала связана с этим стадом или стаей. У нее даже была при себе вещь под названием «рекомендательное письмо». И все равно она остановилась перед входом в здание и сделала три глубоких вдоха.

Сколько раз ей казалось, что она вот-вот свалится, во время того происшествия, из-за которого она оставила пастушество?

Я подтолкнул ее носом, и она наконец постучала в дверь и вошла.

– А, добро по-… – человек не закончил свои слова, потому что Хозяйка очень уж чужеродно смотрелась в этом месте.

Но Хозяйка отлично знала, как важно при первой встрече улыбаться. Для меня, знающего, какова ее истинная улыбка, эта выглядела холодной и неестественной, но чтобы обмануть того человека, ее оказалось достаточно.

– Чем я могу помочь? – невозмутимо спросил он, указывая на ближайший стул. – Этот черный малый – твой спутник, я полагаю? – добавил он, когда я последовал за Хозяйкой.

– О, да, эээ…

– Никаких проблем. Да, припоминаю. Ты пришла в город вчера ночью, да? Женщине опасно путешествовать одной. Этот малый, должно быть, надежнее, чем наспех нанятый страж, – и бородатый мужчина улыбнулся; Хозяйка вернула улыбку. – Я спросил потому, что сейчас на собак в этом городе смотрят не очень благосклонно.

Когда город во власти мора, на всех улицах и проулках лежат мертвые тела. Тот, кто, услышав снаружи хруст, открывает окно, чтобы посмотреть, в чем дело, скорей всего, увидит нескольких собак, грызущих кости. Для меня это ничуть не более приятно, чем для людей.

Хозяйка села на стул, я устроился рядом. Она погладила меня по голове, неуклюже подтверждая догадку ее собеседника.

– Могу ли я поинтересоваться, что привело путницу, такую как ты, в нашу гильдию?

Что хорошо в торговцах – они всегда сразу переходят к делу. Думаю, так считаю не только я.

Сидящая на стуле Хозяйка поспешно достала спрятанное на груди письмо и протянула его через стойку бородачу.

Письма в мире людей обладают невероятной силой. Получилось так, что именно благодаря этому письму Хозяйка могла не бояться оставить работу пастушки и не заботиться о жилье.

– А, это… о, ты из Рубинхейгена? Это неблизко.

– Я была у торговца по имени Якоб.

– Хо-хо. Что ж, я сделаю все, что могу, чтобы не уступить этому усатому старику, э? – с широкой улыбкой произнес торговец, но тут, похоже, заметил сконфуженное выражение лица Хозяйки. Он поерзал на своем стуле и прокашлялся. – Кхем. Добро пожаловать в Кусковское отделение Торговой гильдии Ровена. Мое имя Аман Гвингдотт. Я окажу тебе любую помощь, чтобы ты сохранила самые лучшие воспоминания о нашем городе и чтобы имя Торговой гильдии Ровена продолжало сиять.

Торговцы – поистине великолепные лицедеи.

Хозяйка выпрямилась, потом с вежливым поклоном представилась. Они пожали друг другу руки.

– Итак, госпожа Нора, ты желаешь стать портнихой?

– Да. Я слышала, сейчас в городе не хватает рук?

– Это верно. Никакому мору наш Кусков не раздавить. Он восстановится, будь уверена.

На эти твердые слова Амана Хозяйка простодушно улыбнулась, но тут по его лицу скользнула тень, и он продолжил:

– Однако ты выбрала не самое удачное время.

– …В каком смысле?

– В общем, конечно, жители Кускова будут признательны, что ты нашла в себе храбрость прийти, несмотря на мор, но… – Аман неуверенно замолчал, затем, решив, видимо, что лучше всего выложить чистую правду, продолжил: – Мор, конечно, отступает, но, как ты сама заметила, город по-прежнему в печальном положении. Торговля получила тяжелый удар и пока что от него не оправилась. Нам сейчас не то что не нужны ремесленники – те, кто есть, постепенно покидают город в поисках работы. Впрочем, я убежден, что то, что ты пришла, все равно очень хорошо. Город непременно восстановится, и вот тогда будет большая нужда в работниках.

Действительность оказалась совсем иной, чем та, в которую мы верили; однако со сведениями, получаемыми от путешественников, такое часто бывает. Хозяйка слушала, словно впитывая каждое слово, и в конце концов твердо кивнула.

– Портниха, говоришь? Я напишу рекомендательное письмо главе гильдии портных. Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать.

Свои слова он сопроводил добродушной, но расчетливой улыбкой.

Однако то, как держался Аман, несмотря на весь урон, нанесенный городу, показывало его смелость. Хозяйка с благодарностью приняла письмо и несколько раз поклонилась. Она жила умением распознавать настроения других людей и потому хорошо поняла, что от нее ожидается.

Мы вышли из здания гильдии, впечатленные добротой, которую нам выказал Аман, несмотря на тяжелое положение.

Мы двинулись туда, куда он нам сказал, и вскоре перед нами оказалось еще одно здание. На каменной стене была закреплена железная пластина с изображением иглы и нити; даже мне, псу, было ясно, что мы пришли к месту назначения.

На этот раз Хозяйка постучалась без колебаний, однако, похоже, «неудачное время» ее просто преследовало. Ей удалось собраться с духом и постучать как следует, но, увы, по ту сторону двери, видимо, никого не было.

– Может… они просто вышли, – уныло произнесла Хозяйка; но я не мог отвечать на все, что она говорила.

Я почесал шею задней лапой и зевнул.

Хозяйка, похоже, по моей вялой реакции поняла, что я думаю. Она сникла.

– Что ж, тут ничего не поделаешь.

Я согласно гавкнул, но, как только мы повернулись, чтобы уходить, Хозяйка ахнула.

Что случилось?

Я встал и начал поворачиваться, и вдруг у меня перед глазами все затряслось. Я совершил ошибку. Я позволил застать себя врасплох.

Моя спина ударилась о землю, передние лапы заболтались в воздухе – но ненадолго. Я сомкнул задние лапы, извернулся всем телом – и когти впились в землю. Врасплох меня могут застать только две вещи: пикирующий ястреб и что-то, способное драться так, как не умеют звери.

То есть – человек с метательным оружием. И сейчас в мою голову врезался какой-то странный предмет в форме трубки.

– Энек! – резко выкрикнула Хозяйка, и все мое тело напряглось; однако это напряжение не взорвалось в следующий миг, потому что своей интонацией Хозяйка вовсе не послала меня в атаку. Наоборот, она запрещала мне атаковать.

Я ошеломленно поднял голову. Хозяйка, на меня только что напали!

– Пожалуйста, подожди!

Но эти слова были обращены не ко мне.

– Мы всего лишь путешественники, и этот пес – мой спутник!

Хозяйка держала меня, чтобы я уж точно не набросился на врага, но помешать мне рычать она не могла.

Мое рычание предназначалось врагу – молодой женщине. Я встретился с ней взглядом, и мне совершенно не казалось, что простые слова смогут ее остановить.

– …

У нее были темные глаза – темные, как заболоченный пруд; она была высокая и худая. Острый взгляд из-под всклокоченных рыжих волос, казалось, пронизывал меня насквозь. Я совершенно не понимал, какие мысли прячутся за этими глазами, и потому не прекращал рычать.

Дата добавления: 2015-06-04