Смерть как экзистенциальный и культурный феномен

ТЕМА 17. ПРОБЛЕМА СМЕРТИ ЧЕЛОВЕКА В РАЗНЫХ КУЛЬТУРАХ

Существование любого человека конечно. Смерть можно пони­мать и как естественную конечность всякого живого организма, а его бытие — как подготовку к смерти либо сопротивление ей, и как момент освобождения духа из «тюрьмы» тела, и как глубинное ос­нование человеческого существования, накладывающее свою печать на всю его земную жизнь, и как момент пересечения границ другой жизни. Такие установки обусловлены культурой среды человека. Укажем главные позиции, выработанные культурой человечества по отношению к самому загадочному явлению в существовании челове­ка — к смерти.

Игра (как детская игра) расположена в начале линии жизни, любовь — на ее вершине, смерть — в конце. Так «датируют» обычно люди проявление основных феноменов своего существования. Такой «естественный» подход упускает из виду то, что эти феномены захва­тывают человека всецело: поэтому смерть — не просто «событие», но и «бытийное» постижение человеком своей смертности. Осуществ­ленное позитивистской социологией изгнание темы смерти из поня­тия социального, т. е. перевод конечности отдельного человека в бес­конечность социального, закрыло целое направление в понимании человека и его существования. Между тем отношение к смерти опре­деляет формы всех религиозных культов, входит в содержание мно­гих философских доктрин, является предметом крупных научных на­правлений в психологии, психиатрии, антропологии и демографии. В рамках же феноменологической социологии смерть понимается как одна из пяти основных экзистенциальных констант, определя­ющих линию существования человека в социальной среде (труд, любовь, доминация, игра и смерть). Соотнося смерть и культуру, мы можем сказать, что смерть есть природный, внекультурный феномен, поэтому в самой культуре такая внеположенность воспринимается в ауре непостижимой загадочности, а ее трагизм для отдельной лич­ности начинает ощущаться лишь в связи с обострением чувства лич­ного бытия, осознания ею себя как неповторимого существа.

Это утверждение основано на данных, добытых с помощью исто­рического метода. В Древнем Египте вопрос о смерти и отношении к ней решался, по-видимости, просто: земная жизнь человека пред­ставлялась как подготовка к загробному бытию. В социальной жизни господствовал культ мертвых (построение и украшение величествен­ных гробниц, огромных пирамид, возникновение и расцвет искусства бальзамирования).

На Востоке (Япония) существовал культ предков, в основании которого лежала убежденность людей в том, что человек продолжает свою жизнь в потомках и умирает окончательно лишь тогда, когд^{а его} Р°Д прервется. В Индии массовое сознание пронизывала и принизывает и поныне идея перевоплощения душ — сансара. Для исповедующих эту идею реальный мир — временный мир, более того, иллюзорный мир, а реальность — в потустороннем существовании. У каждого человека своя карма (судьба), но ее можно улучшать или ухудшать своей жизнью. Поэтому достойное завершение жизни воспринимается как духовное возвышение, а не трагедия¹.

Позже в истории в связи с постепенным ослаблением родствен­ных ft общинных связей культ предков держится уже не на живом чувстве, а на традиции, поддерживаемой как культурная норма, тра­гизм же смерти начинает переживаться как личная трагедия. Именно на этом этапе развития исторического человека появились новые религии (буддизм, зороастризм, иудаизм, даосизм — 7—4 вв. до н. э.). На основе исторически возникшего личностного самосознания и ощущения трагизма в этих религиях смерть как бы вносится в поле культуры и превращается в судьбу реального человека, вектор кото­рой устремлен в противоположном от смерти направлении (попытки избежать смерти в рамках «отпущенного» человеку срока жизни). В шулерской погребальной песне (ок. 1700 до н. э.) тема судьбы непосредственно связана с темой смерти: «Воистину смерть — это божья милость, место, где определяют судьбы!»

В Древней Греции Сократ и Платон считали, что «те, кто подлинно предай философии, заняты, по сути вещей, только одним — умирани­ем и смертью. Душа и тело, по Платону (эта идея восходит к пифагорейцам), принадлежат разным мирам, душа после смерти освобож­дается от темницы тела и возвращается в мир идей. Учение Сократа, Платона и Аристотеля о бессмертии души смягчает трагизм смерти.

В мировых религиях, возникших позже, появляются уже и тема ответственности человека за поступки в земной жизни, и тема спа­сения после смерти душа попадает в рай или ад в зависимости от деяний личности, поэтому можно сказать, что страх человека перед смертью религиями используется в качестве регулятора земной жизни. Так, используя принцип взаимного воздаяния между человеком и Судьей (Богом), мировые религии заложили основы ценностно-нор­мативных координат поведения человека, носящих универсальный характер

В эпоху Возрождения и Просвещения акцент в вопросе о смерти начинает переноситься из сферы веры в область разума и материа­листического понимания. Так, Спиноза считал, что «человек свобод­ный ни о чем так мало не думает, как о смерти, и его мудрость состоит в размышлении не о смерти, а о жизни»¹.

В XIX столетии Ницше посредством понятия сверхчеловека опре­деляет судьбу человека как горизонт человеческого бытия, как выра­жение вечно искомой формы его существования, т. е. недостижимого идеала. Отсюда, по Ницше, есть два уровня самоотождествления человека — с наличным Я (ориентированным на «здесь и теперь») и с полным Я, т. е. возвращением к своей судьбе. Человеческую духов­ность можно рассматривать именно как это возвращение — понятно, что перед смертью люди задумываются о смысле своего существо­вания, начинают видеть новые горизонты сознания, что позволяет преодолеть страх смерти, ужас конечности индивидуального бытия.

Каковы традиции изучения смерти в наше время? Можно выде­лить философское² и социологическое направления. Современные философские школы, такие как феноменология, лингвистическая философия (философия обыденного языка), герменевтика, тяготеют к концецтуализациям, основанным на языковых данных. Изучение через язык практической философии человека относительно смерти и судьбы позволяет путем реконструкции этих концептов определить их место в повседневном и трансцендентном мирах человека. Знаме­нательна бытование понятий «смерть» и «судьба» в языке — первому не повезло тем, что оно употребляется в обыденной речи во многом иносказательно, а второму повезло тем, что оно употребляется часто и изобилует ассоциациями, оттенками, множественностью значений.

Людям всегда было свойственно избегать разговоров о смерти. Это объясняется по крайней мере двумя обстоятельствами: а) все слова в любом языке своей базой имеют мир опыта. Представления же о смерти (т. е. слова) не опираются на опыт, ибо еще никто не

возвращался из небытия (полного); б) людям свойственно избегать слов о смерти ввиду ее жестокой неотвратимости и существования различных суеверии относительно нее. Так, во всех языках сущест­вуют «заменители» слова «смерть», смягчающие ее смысл, — на рус­ском это «отправиться в лучший мир», «приказать долго жить», «протянуть ноги»…, на английском —«to go» (уити), «to take the fern» (сесть на паром) и т. д. Также избегается слово «кладбище». Боязнь цифры 13 также объясняется страхом смерти — у древних евреев чис­ло 13 и слово «смерть» писались одним знаком. В Японии избегают

цифры 4, но по другой причине: при чтении иероглифа 4 — «си» — он

звучит как другой иероглиф, означающий «смерть». В японских

больницах и многоэтажных домах не найти ни палаты, ни даже этажа с цифрой 4.

Понятие «судьба», обязанное своим появлением осознанию чело­веком конечности своего существования, имеет, наоборот, широкое хождение и множество значении: а) судить, то, что суждено (от этого слова — слова «присуждать», «осуждать»), в целом — это назначен­ное, предуказанное свыше, связанное с роком, участью, долей, уделом

человека; б) обсуждать, рассуждать, суждение - второе значение слова «судьба» — свойственно лишь рycскому языку оно означает, что «судьба» связана не только с предуказанием, но и с осознанным, об­думанным. А это уже элемент мысли, смысла, понимания, сознания.

Если даже реальное употребление слова «судьба» совпадает со словом

«рок», в нем дана большая смысловая потенция, сверхупотребительная, приглашающая использовать эту потенцию полностью. Поэтому такой концепт не ведет к пассивному фатализму. Существует нюанс и в употреблении слов «рок» и «участь», «жребий». Первое связано с представлениями о таинственной внешней силе, распоряжающейся

жизнью конкретного индивида, второе - с пониманием того, что каждый может стать кузнецом своего счастья, т. е. судьбы.

Социологическое изучение темы «смерть» и начинаем развиваться

только сейчас. К нему можно отнести труды С. Б. Борисова и Л. Седова¹. Исследования С. Б. Борисова установили, что до 70 % респон­дентов ('девушки от 16 до 22 лет, учащиеся и студентки г. Шадринска) в той иной форме признают бытие души после смерти. До 40 % опрошенных придерживаются позиции переселения душ в другое тело. Отвергают бытие после смерти лишь 9 %. Религиозной позиции (христианской или исламской) придерживаются 16 %, а «научно- фантастической» версии жизни души — 12 % респондентов.

В этих показателях тревожит факт утраты частью молодежи чувства ответственности за земную жизнь. Лишь 15—19 % ожидают попадания в рай или ад в зависимости от земной жизни человека, остальные не испытывают тревоги за свое земное существование. У американцев эта цифра достигает 70 % — они уверены, что попадут после смерти в рай, и лишь 6 % считают, что у них много шансов по­пасть в ад².

Дата добавления: 2015-06-04