Замечания на отзыв журнала «Колокол» к Кавказскому епископу Игнатию 3 страница

Заезжал ко мне протоиерей из того села, в котором живут потомки Сусанина, человек довольно умный. Он сказывал, что крестьяне пропились и обнищали донельзя, что этого тока ничем удержать нельзя, потому что вдавшиеся в пьянство будут пить водку и тогда, когда бы вздумали повысить на нее цену. Это доказано опытами. Вместе с разгульною жизнию явилось особенное охлаждение к Церкви и духовенству. Кутилы из крестьян кутят и впали в индифферентизм по отношению к религии; некутилы обращаются в большом количестве к расколу. Дворянство бедно и не может помогать церквам и духовенству, как помогали прежде. Содержание духовенства скудеет и скудеет. Протоиерей, имеющий практический взгляд, говорил, что этому положению не видно исхода и что последствия этого положения должны быть многоплодны. Прогресс идет изумительно быстрыми шагами. Кто остановит его? [1277]

Архимандрит Иоанн, ректор Казанской духовной академии, подвергшийся резкой критике со стороны Митрополита Московского Филарета в связи с «делом Щапова», к 1864 г. вернул благорасположение Московского Владыки. В марте 1864 г. он был назначен ректором Петербургской духовной академии, в январе 1865 г. посвящен в сан епископа Выборгского, с 1866 г. был епископом Смоленским. Откликаясь на эти известия, владыка Игнатий в письмах к брату вспоминает:

Иоанн по открытости своей нравился мне более, нежели современные ему академисты. И тогда многие баре восхищались его проповедями, направленными к освобождению крестьян, не поняв, что Иоанн отнюдь не духовный проповедник, а рьяный фанатик сословный и что у него замаскирована мысль о резне дворян и о предоставлении своей пастве первенства и в гражданском и церковном служении. Другие, имея эту же мысль, лучше скрывают ее, а потому Иоанн, как откровеннее других высказывающийся, нравственно выше других (письмо от 29 января 1865 г.) [1278].

Спустя месяц, в письме от 24 февраля, Святитель вновь упоминает имена епископа Иоанна и Щапова:

Относительно моего примирения с преосвященным Иоанном, то оно, если совершится, будет для меня событием самым приятным. Расположению его к монашеству очень рад и нахожу, что по открытости и прямоте его характера он очень способен к принятию истинного монашества и даже к благодатному ощущению милости Божией, от чего является в человеке живая вера. Я и не ссорился с Иоанном, а только дал отзыв на статьи г. Щапова, которые на Кавказе так разгорячили, что «потребовали крови». Сколько неправилен и вреден образ мыслей в этих статьях, доказали опыты и еще докажут. Именно статьи забыты, но в духе их и пишется и говорится, — дух и направление получают огромный объем [1279].

Действительно, во многих письмах святителя Игнатия, написанных в последние годы жизни, виден горестно-прозорливый взгляд на перспективы идейной эволюции русской интеллигенции:

«Из выходящих в свет сочинений видно, что все образованное общество во всех сословиях приняло новое направление, долженствующее иметь соответствующие себе результаты» [1280]. «Очевидно, что отступление от веры Православной всеобщее в народе. Кто открытый безбожник, кто деист, кто протестант, кто индифферентист, кто раскольник. Этой язве нет ни врачевания, ни исцеления. Спасаяй, да спасает свою душу!» [1281] «Судя по духу времени и по брожению умов, должно полагать, что здание Церкви, которое колеблется уже давно, поколеблется страшно и быстро. Некому остановить и противостать. Предпринимаемые меры поддержки заимствуются из стихии мира, враждебного Церкви, и скорее ускорят падение ее, нежели остановят. Опять скажу: буди воля Божия! Что посеют, то и пожнут! [1282]

В полной мере пожинать эти плоды русскому народу пришлось спустя полвека после кончины епископа Игнатия.

СВЯТИТЕЛЬ ИГНАТИЙ НА КАВКАЗСКОЙ КАФЕДРЕ

Из Жизнеописания святителя Игнатия [1283] (О хиротонии)

В 1855 году Наместник Кавказский Η. Н. Муравьев 1-й, лично знавший архимандрита, пригласил его занять кафедру Ставропольскую, которая должна была скоро очиститься из-за обнаруженных обследованием, сделанным архиепископом Астраханским Евгением, беспорядков и злоупотреблений Ставропольской епархиальной администрации, но архимандрит <Игнатий>, отказываясь, просил его не ходатайствовать об этом, — откровенно писал ему, что в Синоде это поставят ему в вину, и что успеха не будет, как на тот раз действительно и случилось. Митрополит Никанор по этому поводу на вопрос Государя почему они затрудняются согласиться на просимое назначение архимандрита Игнатия, отвечал: «Он не учился в Духовной академии».

Вскоре затем скончался Митрополит Никанор. На кафедру С.-Петербургской митрополии призван был Митрополит Казанский Григорий, который близко знал, понимал и был в духовном общении с архимандритом Игнатием, и потому, в видах пользы Церкви Божией, тотчас же предложил ему Епископскую кафедру. Решившись не уклоняться от предлагаемого ему по судьбам Божиим, он изъявил свое согласие. Митрополит намеревался хиротонисать его во Епископа в Новгороде, и он уже готовился к этому, но вышло иначе. Новгородская кафедра была занята другим лицом [1284], а через год после этого он был возведен во Епископа Кавказского и Черноморского. Предложение об этом было сделано в Синоде самим Первоприсутствующим, и архимандрит принял это назначение как выражение промыслительной Воли Божией, тем более, что оно уже было вторичное от лица Высокопреосвященного Григория.

25 октября 1857 года при значительном стечении общества, в Святейшем Синоде происходило наречение [1285], а 27-го в Казанском соборе совершена хиротония архимандрита Игнатия во Епископа Кавказского и Черноморского, при весьма многочисленном стечении народа [1286].

Речь при наречении во Епископа [1287]

Ваше Святейшество!

В настоящие священные и вместе страшные для меня минуты невольно вспоминаются мне слова, сказанные Господом ученику Его: Егда был еси юн, поясался еси сам, и ходил еси, аможе хотел еси, егда же состареешися, воздежеши руце твои, и ин тя пояшет, и ведет, аможе не хощеши (Ин. 21. 18).

В дни юности моей я стремился в глубокие пустыни. Се удалихся бегая, и водворихся в пустыни: чаях Бога, спасающаго мя от малодушия, которым обличается в человеке недостаток благодатного развития, и от бури страстей, воздвигаемой обманчивыми и скорогибнущими прелестями мира (Пс. 54. 8, 9). Монашество нравилось и нравится мне само по себе! Но я вовсе не мыслил о служении Церкви в каком бы то ни было сане священства. Быть Епископом [1288] своего сердца, и приносить в жертву Христу помышления и чувствования, освященные Духом — вот высота, к которой привлекались мои взоры.

Недолго пользовался я свободою юности: вскоре был опоясан и окован непостижимым Божественным Промыслом. Всемогущая десница Его, вопреки предположению моему, внезапно восхитила меня из глуши лесов и пустынь, — поставила в обитель преподобного Сергия, на берег моря, на берег моря житейского, великого и пространного (Пс. 103. 25). Трудно испытывать пути Божии! Только Дух Божий испытует глубины Божия (1 Кор. 2. 10). Просвещенные Духом, святые наставники монашества утверждают, что для новоначальных иноков опасно глубокое уединение, в котором они могут удобно впасть в мечтательность и самомнение, что им необходимо, как училище и врачебница, общество человеческое. При многоразличных столкновениях с ближними обнаруживаются для инока его страсти, таящиеся от него самого в сокровенностях сердца, и врачуются всесильным врачевством: учением Христовым [1289].

Всматриваясь в недуги души моей, признаю такое положение существенно нужным для меня. Но как объясню себе то призвание, которым Вы, Священнейшие отцы, ныне призываете меня? Что обрели Вы во мне, и что я могу представить Вам, кроме множества недостатков моих? Страшен для меня сан Епископа при мысли о немощи моей. Страшусь, чтоб вместо назидания не принести мне соблазна братиям моим, и не уготовать себе большого осуждения на суде Христовом. Счел бы я более верным для спасения моего и более сообразным с силами моими провести остаток дней моих, как и начало их, в безмолвии пустыни, в созерцании греха моего.

И опять я страшусь!.. Страшусь воли моей, чтоб, последуя ей, не последовать вместо Бога самому себе, и тем не навлечь на себя непредвидимого бедствия [1290]. Тесно ми отвсюду (Дан. 13. 22)! В недоумении моем, отрицаясь себя, предаю и временную и вечную участь мою в руце Бога моего. Связанный избранием Вашим и повелением Августейшего Помазанника Божия, с покорностию и трепетом преклоняю главу под бремя, могущее сокрушить недостойного.

Не преставайте укреплять меня назиданиями вашими! Не отриньте, когда, по завещанию Св. Духа, приду к вам за словом разума, за словом душеспасительным. Дух Святый заповедал: вопроси отца твоего, и возвестит тебе, старцы твоя, и рекут тебе (Втор. 32. 7). Простирая на меня руки, чтоб облачить меня великим саном Архиерейства, прострите их и молитвенно о мне к Богу, являющему силу Свою в слабости человеческой. Что ж касается до меня, то я, в сей грозный для меня час, ищу успокоения совести моей, и нахожу его в безусловной преданности воле Божией, в сознании и исповедании пред Вами обилия моих немощей.

Выписки из годового отчета епископа Игнатия о состоянии Кавказской епархии за 1858 год [1291]

Окончив лечение в Кисловодске, Епископ направил путь свой для обзора Епархии вдоль южной, и потом — по юго-восточной стороне Ставропольской губернии.

Чтоб уяснить по возможности вернее найденное им современное состояние Епархии, обратимся к взгляду на нее самого епископа Игнатия, высказанному им в его годовом отчете за 1858 год, когда он уже лично осмотрел большую половину ее, но еще не видал Черномории, не успев посетить ее за поздним временем, — которого много было отнято ожиданием приезда Великих Князей Николая и Михаила Николаевичей, посещавших в осень того года Кавказ, и проезжавших через Ставрополь. Обратимся к выпискам из годового отчета о состоянии Епархии за 1858 год.

Дата добавления: 2015-06-04