Кончина святителя Игнатия 3 страница

Еще одним показателем отношения правящего Архиерея к воспитаннику Семинарии является стремление Епископа назначать на служение в освободившиеся приходы выпускников по их добровольному согласию. Так, летом 1858 года в правление Семинарии поступило три предложения от Преосвященного Игнатия с просьбой объявить «окончившим курс воспитанникам Семинарии: не желает ли кто из них занять священнические места в станице Урожайной… в станице Величавой… а также в станице Березанской при двуштатной Крестовоздвиженской церкви», при условии, предлагаемом местным священником (вступить в брак с его дочерью), или и без сего условия».

В деле духовно-нравственного воспитания мирян Епархии первыми помощниками Епископа были приходские священники и благочинные. Не оставлял Святителя на этом поприще без помощи со своей стороны и губернатор Петр Александрович Брянчанинов.

Как уже было отмечено, население Кавказа, несмотря на сложные условия военной жизни и неустроенности быта из-за постоянных переселений все ближе к Кавказскому хребту, отличалось ревностным благочестием. Кроме стремления внешне благоустроить свои храмы, каждый прихожанин, по свидетельству войскового протоиерея А. Кучерова, священным долгом для себя поставляет исполнить с первых дней Четыредесятницы христианский долг очищения совести покаянием и приобщением Святых Таин, а многие исполняют этот долг преимущественно в мужской Екатерино-Лебяженской и женской Мариинской обителях Черноморья».

Вопреки своей скудности, прихожане Епархии охотно отзывались на приглашения к пожертвованию: на строительство памятника 1000-летия России, в Новгороде, и на иерусалимский храм Гроба Господня, где в то время нес послушание ученик епископа Игнатия иеромонах Леонид (Кавелин).

Однако во всякой картине есть тени, а народ на Кавказе, как уже упомянули, поживал разнообразный, и потому поле деятельности в области духовного совершенствования было самым обширным. Так священнику станции Темрюкской долго пришлось бороться на своем приходе с содержателями питейного заведения, обосновавшимися по соседству с храмом. Соседство это шло вразрез с государственным законом, запрещающим открытие питейного заведения ближе чем на 40 саженей от православного храма (Свод законов, 1857, т. 12, ст. 4337). В конце концов, благодаря ревности приходского пастыря, заведение это было перенесено на другую улицу. А летом 1861 года по всей губернии через православные храмы и органы государственного ведомства был распространен указ Губернатора, вовсе запрещающий продажу спиртных напитков в праздничные дни до окончания литургии.

* * *

Последний год служения на Кавказе (1861) был для Святителя особенно трудным. То жертвенное самоотвержение, с которым владыка Игнатий отдавал себя служению Церкви на Кавказской кафедре, значительно ослабляло его телесные силы. «Как раз в это время он заболел натуральной оспой и нервной горячкой» [1365]. Несмотря на все заботы о его здоровье как со стороны брата, губернатора П. А. Брянчанинова, так и со стороны доктора В. Снигирева, Святитель чувствовал все большее изнеможение. Следует отметить, что член ставропольской врачебной управы доктор В. Снигирев, исполнявший также должность штатного врача и преподавателя медицины в Кавказской семинарии, зная о слабом здоровье правящего епископа, еще в ноябре 1858 года изъявил желание быть постоянным доктором Архиерейского дома. С тех пор он усердно исполнял свои обязанности на этом поприще, причем безвозмездно.

Заметно ослабев, Преосвященный Игнатий почувствовал невозможность дальнейшего несения общественного служения. 24 июня 1861 года он направил рапорт в Синод с просьбой об увольнении его от управления Кавказской епархией. Вместе с рапортом в Синод Владыка обратился с особым письмом к Императору Александру II:

«Августейший Монарх! Всемилостивейший Государь! Чувствуя изнеможение сил от болезненности, продолжающейся около 40 лет, и постоянно питая в душе моей желание окончить дни в уединении, я послал в Святейший Синод рапорт, в котором… прошу об увольнении от управления Епархией и предоставлении мне в управление общежительного Николо-Бабаевского монастыря на Волге… То милостивое внимание, которое удостаивали меня Ваши Августейшие Родители… дозволяет мне обратиться к Вашему Императорскому Величеству с… убедительнейшей просьбою. Не во внимание к какой-нибудь заслуге или достоинству, коих нет у меня, в память Ваших почивших Родителей, окажите мне милость, повелите удовлетворить моему прошению, даруйте мне просимый приют, в котором я мог бы окончить в мире дни мои, вознося недостойные… молитвы к Богу о благоденствии Вашем… о покое и вечном блаженстве Ваших приснопамятных Родителей!»

В ожидании решения своей просьбы, размышляя о своей болезни, святитель Игнатий писал: «Слава Богу за все! Для меня болезнь была как бы цепями, обуздывавшими горячность моего характера и сложения, она препятствовала деятельности, вместе препятствовала и большему развитию гордыни, которая часто развивается от успешной деятельности».

В эти томительные дни ожидания радостным явлением стал для Владыки день 17 июля. В этот день в Ставрополе был получен указ Святейшего Синода об открытии мощей святителя Тихона Задонского. В указе этом, который предписывалось обнародовать в первый по получении воскресный или праздничный день, говорилось о том, что при сооружении нового храма в честь Владимирской иконы Божией Матери был разобран алтарь ветхой церкви, под которой находился склеп Святителя. Гроб его наполовину истлел. Несмотря на это, архиерейское облачение, пребывавшее в сыром месте 63 года, найдено целым, а тело нетленным. Подобные известия и тогда, и сегодня доставляют особую духовную радость и укрепляют людей в скорбях и болезнях. Очевидно, и для святителя Игнатия этот день принес духовный восторг и утешение.

5 августа 1861 года резолюцией Императора Преосвященный Игнатий был уволен от управления Епархией. В связи с этим кафедральный протоиерей Ф. Поспелов, по указанию Синода, издал следующее распоряжение: «Ключарю, протоиерею Стефану Гранинову, вместе с членами Консистории, принять у епископа Игнатия имущество по приходным и расходным книгам, выдать ему квитанцию и хранить полученное имущество и документы до прибытия нового Преосвященного». Согласно установленному порядку, епископ Игнатий передал Консистории имущество Архиерейского дома, в числе которого особым образом, по названию каждой книги, была перечислена библиотека, значительно пополнившаяся за последние три года. Только Святоотеческой литературы она насчитывала 180 томов, кроме того, в ней имелось Священное Писание и труды различных авторов по философии и истории на греческом, латинском, английском и французском языках.

«Осень 1861 года стояла теплая и мягкая, так что только прохлада ночей и близость гор напоминали о поздней поре года. Дни же были жаркие и ясные, как в половине августа» [1366]. В такие дня владыка Игнатий расставался с Кавказом.

16 сентября 1861 года Северный Кавказ посетил император Александр II. Минуя Ставрополь, он отправился осматривать вновь покоренные земли за Кубанью. По дороге он спрашивал графа Евдокимова (главная квартира которого была в Ставрополе) о Преосвященном (Игнатии) и через него прислал ему орденские знаки Святой Анны 1-й степени, которые уже не застали Владыку в Ставрополе.

* * *

Пробыв около трех недель в Москве у Преосвященного Леонида (Краснопевкова), своего воспитанника и друга, епископ Игнатий вместе со своей свитой отправился далее, в Николо-Бабаевский монастырь на Волге, куда прибыл 13 октября 1861 года. «Владыка принял монастырь при 60 рублях наличных денег, с двухтысячным долгом: ни хлеба, ни дров на грядущую зиму заготовлено не было». Видя столь острую нужду обители, святитель Игнатий решил продать подарок Императрицы — драгоценную панагию. Полученные за нее 30 тысяч были переданы Святителем на нужды монастыря. Истратив свои телесные силы в общественном служении Церкви Божией, Святитель-подвижник и на покое не смог оставить без попечения Христова стада. В будние дни он принимал посетителей, «по большей части простых крестьян, которых сам лечил». Так продолжалось почти три года, но затем, из-за большого скопления людей и телесной слабости, Владыка уже не смог посвящать целые дни приему посетителей. Но в вечерние часы, после дневных молитв и безмолвного уединения, епископ Игнатий по-прежнему принимал имевших к нему нужду иноков и послушников, вместе с которыми побеседовать с ним имели возможность и прочие посетители.

После первой зимы, проведенной на Волге, в мае 1862 года, владыка Игнатий посетил правящих Архиереев близлежащих Костромской и Ярославской епархий, а также Преосвященного Иринея, находившегося на покое в Толгском монастыре, и после этого уже никуда не выезжал, за исключением редких и коротких прогулок по окрестностям монастыря. Когда позволяло здоровье, он часто совершал богослужения в монастырском храме, что привлекало в обитель множество богомольцев из окрестных селений. Видя столь значительное увеличение числа молящихся, приходивших извне, епископ Игнатий заказал архитектору А. Горностаеву проект нового храма в честь Иверской иконы Божией Матери. Нашелся и жертвователь для столь богоугодного дела ярославский мещанин Федотов, взявшийся оплатить строительство возводимого храма.

Несмотря на постоянную болезнь Святителя, все привыкли видеть его одетым и всегда за письменным столом или в молитвенном подвиге.

Завещание-письмо брату П. А. Брянчанинову от 9 июля 1862 [1367]

Ваше Превосходительство,

любезнейший братец, Петр Александрович!

Видя себя пришедшим в крайнее изнеможение и болезненность, знаменующие приближение общего всем человекам переселения из гостиницы земли в вечность, покорнейше прошу Вас принять на себя, в случае моей кончины, распоряжение всем моим, впрочем, весьма небольшим имуществом, согласно прилагаемой при сем копии с предложения моего Костромской Духовной Консистории и согласно словесно сделанному мною Вам завещанию. Получив от Вас значительное денежное пособие во время нахождения моего на Кавказской кафедре, я прошу Вас принять те вещи, какие найдете нужными и полезными для себя и для сына Вашего, Алексей Петровича, в Вашу и его собственность; другие — отдать настоятелю и раздать братиям, преимущественно же тем из них, которые послужили мне лично. Главные предметы имущества моего состоят из: 1) библиотеки, 2) белья, шуб и разного платья, из которого цветные и бархатные рясы предназначены мною для ризницы Бабаевского монастыря, 3) экипажей: дормеза, кареты и зимнего возка. Сочинения мои, остающиеся в рукописях, передаю сполна в Ваши собственность и распоряжение.

Вам известен мой образ мыслей: почему понятно для Вас и то желание мое, чтоб оставшееся после меня имущество, как приобретенное при убогом служении моем Церкви, а не от родственников, послужило в пользу Церкви, ее служителей и нищей братии. Я убежден, что Вы исполните отчетливее и лучше мое желание, нежели как исполнил его бы я сам, и потому останавливаюсь от всякого мелочного распоряжения, могущего неожиданно затруднить Вас в Вашем действовании.

Милосердый Господь, по единой милости Своей, да отверзет ми врата милосердия Своего, да примет в них сиротствующую и нищую душу мою из среды многомятежного мира сего, да упокоит ее во Царствии Своем. В свою чреду, которая непременно наступает для каждого земного странника, воззваны будете и Вы предстать Богу. От всей души желаю, чтобы это воззвание было услышано Вами с радостию, как призвание к радости вечной, не наветуемой и не пресекаемой уже никакою скорбию.

Вашего Превосходительства покорнейший слуга и брат

Епископ Игнатий.

Телеграмма настоятелю Троице-Сергиевой пустыни архимандриту Игнатию (Малышеву) от 1 мая 1867 года в 9 час. 12 минут [1368]

Просят приехать на похороны Епископа Игнатия седьмого мая Вас, Чихачова, Яковлева, Гедеона.

Иеромонах Каллист.

Сведения о погребении Преосвященного Игнатия Брянчанинова [1369]

…В день погребения 7-го мая (5-го) отслужена… о. архимандритом Игнатием (Малышевым) соборная Божественная Литургия с панихидою.

Присутствовали:

Племянники родные

1. Александр

2. Николай Семеновичи Брянчаниновы

3. Петр Дмитриевич Паренсов

4. Алексей Петрович Брянчанинов

Бибиковы:

5. Елена

6. Параскева Ильиничны

7. Варвара

Чичерины:

8. Александра Александровна

9. Саша Константинович

10. Ольга Павловна, урож. княжна Голицына

Аскоченские:

11. Виктор Ипатьевич

Много было других, молившихся об упокоении новопреставленного.

Письма отправлены от Преосвященного:

1) От 24-го апреля князю Михаилу Дмитр. Волконскому

2) От 25-го апреля Ивану Никитичу Глазунову

3) От 25-го апреля М. П. Бибиковой

4) От 25-го апреля в моем письме (П. П. Яковлева)

5) А. П. Плещеевой

6) С. И. Снессоревой

При погребении было до 5000 человек.

Капитала осталось после усопшего 7 копеек и долгу 70 рублей, которые поручил заплатить на имеющего получиться за два месяца пенсиона.

Из письма игумена Антония (Бочкова) [1370]

1 мая уведомили меня по телеграфу о кончине Преосвященнейшего Игнатия. А накануне я благодарил его письмом за присланные последние тома его сочинений: письмо мое застало его во гробе. Служил по новопреставленном две обедни сам и две панихиды собором, но память о нем останется в душе моей навсегда.

После вашего преподобного Нила Сорского Преосвященный Игнатий был вторым и, может быть, последним монашеским учителем и писателем, а по силе слова, по ясности изложения своего аскетического учения — первым и единственным. Никто из современников не мог равняться с ним в знании Отеческих писаний. Это была живая библиотека Отцов.

Учитель плача, новый Иеремия, скончался к этому пророческому дню, и последователь преподобного Нила погребен в день его памяти. Вся седмица мироносиц, по Евангелию Иоанна, как бы посвящена усопшим, и вся Вселенская Церковь воздала эту честь новопреставленному невольно.

Учение о хлебе жизни, которое так убедительно объяснял Преосвященный, читалось в тексте над его непогребенными еще мощами. Верую я, что все это совершилось по небесному чину.

Сергиева пустынь, конечно, воздаст ему свое благодарение: еще живы в ней и ученики и дела усопшего.

Сообщение газеты «Московские Ведомости» [1371]

30-го апреля скончался в Николаевском-Бабаевском монастыре Преосвященный Епископ Игнатий Брянчанинов, бывший Кавказский и Черноморский.

Епископ Игнатий. Некролог [1372]

В № 100 «Московских Ведомостей» было сообщено известие о кончине Преосвященного Игнатия, бывшего Епископа Кавказского и Черноморского, последовавшей 30-го числа минувшего апреля в Николо-Бабаевском монастыре.

Покойный епископ Игнатий происходил из дворянской фамилии Брянчаниновых. Сначала поступил он в военную службу в один из гвардейских полков и служил с большим успехом; но, чувствуя расположение к духовной созерцательной жизни, к мирным, но нелегким подвигам иноческой келлии, решился оставить военное поприще; в 1831 году он принял монашеское пострижение. Сергеева пустынь близ Петербурга была местом, где он провел большую половину своей иноческой жизни. Здесь в 1834 году он возведен был в сан архимандрита и около двадцати четырех лет был Настоятелем этого монастыря, устроение коего все это время было предметом его главной работы и любимого труда. Ему-то по преимуществу Сергеева пустынь обязана тем изящно-благолепным видом, тем благоустройством внутреннего быта иноков и особенно тем строгим чином Богослужения, которые так известны жителям Петербурга и сделали для них Сергиеву пустынь тем же, что для московских жителей издревле есть ее первообраз, древняя Лавра Преподобного Сергия, — местом, куда жители северной столицы стекаются на богомолье. Архимандрит Игнатий приобрел в Петербурге почетную славу искусного и опытного в духовной жизни Настоятеля. В уважение к его заслугам и опытности Государь Император, согласно представлению Святейшего Синода, назначил его в 1857 году Епископом на освободившуюся кафедру Кавказскую и Черноморскую.

Преосвященный Игнатий около четырех лет занимал эту кафедру. Но непривычные труды Епархиального управления и всегдашнее расположение к жизни по преимуществу иноческой побудили его просить Высшее начальство об увольнении от управления Епархией, тем более что и самое здоровье было уже сильно расстроено, чему, быть может, немало способствовала резкая перемена климата С.-Петербургского на кавказский. В 1861 году, согласно его прошению, он уволен был на покой в избранный им самим Николо-Бабаевский монастырь, который с тем вместе передан был в его полное управление.

Здесь Преосвященный Игнатий снова посвятил себя исключительно своим любимым монастырским занятиям. По соглашению с Преосвященным Платоном, Епископом Костромским, он желал сделать свою обитель рассадником иночества, на строгих правилах общежития, для всей Костромской епархии, и действительно занялся с усердием переустройством внутреннего быта в Николо-Бабаевском монастыре и введением более чинного Богослужения, для каковой цели устроил отличный хор монастырских певчих.

Желая также привести наилучший вид внешнего устройства монастыря, он прилагал заботы об увеличении его материальных средств и приступил к сооружению великолепного монастырского собора, который вчерне и был уже окончен летом прошлого года. Здесь Преосвященный Игнатий посвящал также свободное время литературным занятиям, которые все имели тесную связь с его строго-аскетическим направлением. Несколько своих сочинений, частью составленных вновь, частью прежних, пересмотренных, он издал тогда в свет. Таковы, например, «Слово о смерти», «Слово о чувственном и духовном видении духов», «Чаша Христова», «Слово о спасении и христианском совершенстве», «Правила наружного поведения для новоначальных иноков»; наконец, он издал в 2-х больших томах, роскошно напечатанных, свои «Аскетические опыты». Достаточно одних этих названий, чтобы дать понятие о направлении не только литературных трудов Преосвященного Игнатия, но и самой его жизни. В этом отношении особенно важно последнее из названных сочинений, представляющее обильные доказательства глубокой опытности сочинителя в духовной, аскетической жизни.

Между тем здоровье Преосвященного Игнатия, расстроенное во время пребывания его на Кавказе, не улучшалось, и мысль о близкой кончине сделалась его постоянною мыслию, о чем нередко говорил он близким к нему людям. Еще летом прошлого 1866 года, предчувствуя свою скорую кончину, он усердно приглашал к себе Преосвященного Платона, с которым постоянно находился в братском общении; он писал, что желает с ним видеться, может быть, в последний раз. И это было действительно последнее свидание, во время которого Преосвященный Игнатий даже сообщал Преосвященному Платону некоторые распоряжения на случай своей кончины. В последнее время, несмотря на слабость сил, Преосвященный Игнатий не возбуждал, однако, особенных опасений относительно близкого конца его жизни. В самый день его кончины, утром в 7 часов он выкушал чашку чаю; но когда, спустя не больше часу, вошли к нему в комнату, нашли его уже бездыханным: он лежал на постели с открытом молитвенником в руках… Итак Ангел смерти явился к нему в то время, когда он не имел уже сил встать на молитву, но хотел и возлежа на одре не разлучаться с тою, многим не знакомою, книгою, которая для верующих и благочестивых людей есть неисчерпаемый источник духовного утешения… Ангел смерти возложил печать ненарушимого молчания на уста его, еще продолжавшие тихую молитву к Подателю вечной жизни… Блаженная кончина!

Погребение почившего Архипастыря происходило 5 мая в присутствии родных и близких к нему людей, прибывших из Вологды, Петербурга и др. мест, чтобы отдать последний долг в Бозе почившему. Чин погребения, за болезнию Преосвященного Платона, совершал Епископ Кинешемский Иоанн, Викарий Костромской епархии. Тело Преосвященного Игнатия положено в монастырской трапезной церкви.

Да вчинит Господь душу его в селение святых!

Добавление к некрологу Епископа Игнатия [1373]

19 мая в номере 109 «Московских Ведомостей» помещен некролог «Епископ Игнатий». В нем хотя видно благосклонное расположение писавшего некролог к покойному Епископу, но видно и то, что составитель ничего не знал о годах первой молодости Епископа, а в этот период жизни и выработалось основное направление и характер всей деятельности его.

Епископ Игнатий (дитя, дарованное на слезные молитвы матери, оставшейся, после потери двух старших детей-младенцев, продолжительное время бездетною) воспитывался в Вологде в доме родительском до пятнадцатилетнего возраста и получил образование (без иностранных гувернеров, а через преподавателей гимназии и семинарии) самое основательное классическое. Родной язык он знал в совершенстве, латинский знал так основательно, что с совершенною легкостью писал на нем довольно большие сочинения, по-гречески мог читать, кроме того знал три европейских языка. В уровень знания языков успевал он в математике и других науках.

Стремление и желание принять монашество имел с детства. В 1822 году на шестнадцатом году от рождения он был привезен из Вологды в Петербург и прямо без предварительных приготовлений стал экзаменоваться в Главное инженерное училище (ныне Николаевская инженерная академия), имея 130 человек конкурентов на число вакансий около 30. По вступительному экзамену он был принят первым из всех 30-ти человек и поступил прямо во второй кондукторский класс. Покойный Государь Император Николай Павлович, бывший в то время Великим Князем и генерал-инспектором инженеров, только что основавший упомянутое Училище и обращавший на него бдительное внимание, в знак особенного благоволения представил ученого юношу супруге своей, которая удостоила наименовать его своим пансионером. Во втором классе, к половине второго курса Брянчанинов стал первым по курсу и с тех пор сохранял это место по наукам до верхнего офицерского класса, где он достиг уже граней знаний человеческих высших, окончательных в науках по современному состоянию их, когда болезнь груди заставила его прибегнуть к пособиям медицины. По Высочайшему повелению лейб-медики Крейтов и Вилье и доктор Главного инженерного училища Волькенау пользовали молодого ученого инженер-подпоручика, давая отчет в успехе лечения самому Государю. В этот период болезни, продолжавшейся несколько месяцев, доктора эти объявляли неоднократно пациенту своего [пособия] смертельный приговор. Он стал готовиться к смерти. И дело приготовления к смерти — как и всегда, все, что предпринимал покойный Епископ, — он не мог не довести основательно. Этот год (1826) его жизни есть тот решительный момент, который дал новое направление деятельности подпоручика Брянчанинова, с детства богобоязненного, благочестивого христианина, жившего всегда жизнью по евангельским заповедям, несмотря на свое блестящее положение в обществе и по службе. К удивлению самих докторов, в позднюю осень 1826 года больной их поднялся на ноги. В конце декабря он сдал экзамены, но уже без конкуренции с товарищами, которые окончили их к ноябрю месяцу, и тогда же по окончании учебного курса просил увольнения от службы, но Государь, узнав, что он желает поступить в монашество, приказа отправить его на службу в Динабургскую крепость. Откуда уже осенью 1827 года он пошел в послушники в один из самых пустынных монастырей к Старцам, известным по строгой монашеской жизни.

Из этих пустынных монастырей Императору Николаю I угодно было в исходе 1833 года вызвать его в Петербург и поставить Настоятелем Сергиевой пустыни, в которой он пробыл архимандритом 23 года и десять месяцев, то есть до выезда своего в Ставрополь — Кавказ, по посвящении в сан Епископа Кавказского и Черноморского.

Здоровье покойного Преосвященного расстроено было с самого юного возраста, а не на Кавказе.

Духовно-литературная деятельность Преосвященного Игнатия, плод его духовной жизни окончательно выразилась в изданных книгоиздателем И. И. Глазуновым в четырех больших томах сочинений Епископа: два первых тома заключают в себе «Аскетические опыты», 3-й том — «Аскетическую проповедь» и 4-й — «Приношение современному монашеству».

Ж[андр Александра ]

Из Летописи Скита Оптиной Пустыни 9 мая 1867 [1374]

…Сего числа пришло известие о кончине 30-го апреля Преосвященного Епископа Игнатия Брянчанинова, бывшего на покое в Бабаевском монастыре, который в новоначалии несколько времени жил в Оптиной Пустыни при старце о. Льве.

Кончина Преосвященного епископа Игнатия [1375]

Еще в 1864 году Преосвященный Игнатий писал к одному из преданнейших детей своих духовных, которые, посетив его на Бабайках, были поражены переменою, совершившеюся в нем. Видно уже было, что он не жилец на земле. Все привыкли видеть его великолепным Архимандритом, величественным Архиереем, и вот перед ними предстоял согбенный старец с белоснежными волосами, с младенческим выражением в глазах, с тихим, кротким голосом. «Не бойтесь, — писал он после этого к одному из посетивших его тогда, — я не умру до тех пор, пока не окончу дела своего служения человечеству и не передам ему слов истины, хотя действительно так ослабел и изнемог в телесных силах, как это вам кажется».

1867 г. 21 апреля привезен был из Ярославля посланный по почте тюк с двумя последними частями его сочинений. Когда раскрыли посылку и подали ему книги, он перекрестился и сказал: «Слава Богу! снято с меня это иго!» — но не стал уже разбирать и раздавать книги, сказав: «Оставить это до приезда брата, Петра Александровича».

В то же время написал он к тому же лицу, еще прежде извещавшему его об окончании печатания книг: «Слава Богу! Благодарю всех вас, потрудившихся в этом деле! Силы мои, видимо, оскудевают; грудь и спина так болят, что не позволяют уже заниматься письменными занятиями. Да и пора уже оставить письменные дела, чтобы всецело предаться делу приуготовления себя к переходу в вечность».

30 апреля. Преосвященный Игнатий встал, по обыкновению, в шесть часов утра; после ранней обедни выпил две чашки чаю и не приказал входить к нему до девяти часов. Впрочем, в этом приказании для служащих при нем не было ничего особенного, так как отдавна уже оставляли его в эти часы одного, ибо всем было известно, что он это время особенно посвящал молитве и письменным занятиям.

Спустя немного времени кто-то из братии пришел с просьбою доложить Его Преосвященству, что он явился по делу. Келейник Васенька, как называл его Преосвященный, не посмел отказать и вошел к Владыке. Было около девяти часов утра; ударили в колокол к поздней обедне.

На зов келейника не последовало никакого ответа. Он подошел ближе — смотрит: Преосвященный, склонив голову на левую руку и держа в правой канонник, лежит, как бы углубленный в чтение. Келейник еще раз позвал его и, наклонившись к нему, увидел, что глаза Святителя устремлены неподвижно. Испуганный, он бросился за архимандритом и казначеем. Прибежав и видя Преосвященного светлым и спокойным, с наложенным пальцем на третьей утренней молитве, как бы в размышлении о сейчас прочитанном, они подумали, что ему сделалось только дурно; давали ему нюхать спирт и терли виски одеколоном. Но светлая душа отошла уже к Предвечному Свету, оставив отблеск света на лице того, кто с юных лет жил жизнию Света Истины и при конце дней своих, всецело посвященных Богу, все еще полагал, что ему только «пора начать дело приуготовления себя к переходу в вечность»…

Быстро разнеслась в обители весть о кончине Старца благодатного, Святителя милостивого… Братия поражена была таким неожиданным событием. Еще вчера поучал он их словами жизни вечной, нимало не жалуясь на свои страдания, и хотя был скуден телесными силами, но так был бодр и мощен духом, с такою щедростию изливал богатство благодати на всех, стремившихся к Богу, — и вдруг пред ними бездыханное тело их отца, учителя и защитника…

И стали вспоминать братия предшествовавшие, но не уразуменные ими знамения близкой его кончины. В один из дней Страстной Седмицы приходит к нему утром один из любимейших учеников его, о. архимандрит Иустин, и, пораженный необыкновенно светлым и радостным выражением его лица, говорит ему: «Видно, Владыко, Вы очень хорошо провели эту ночь, что у Вас такой бодрый вид!» «У меня, батюшка, — отвечал он с тихою радостию, — был сегодня маленький удар. Я чувствую себя очень легко и хорошо». «Не послать ли за доктором?» — спросил архимандрит. «Нет, не надо», — отвечал Владыка. В среду, 25-го апреля, повторилось то же. Отец архимандрит, удивленный необыкновенным спокойствием, выражавшимся на его лице, сделал тот же вопрос. «Да, — отвечал Владыка, — со мною был сегодня опять маленький удар, самый легенький удар, еще слабее того. — И затем повторил еще несколько раз: — Мне так легко, так весело! Я давно уже не чувствовал себя так хорошо».

Что это за таинственные удары — Бог один знает. Во всяком случае, из последствий их видно, что это были не те удары, которые сопровождаются расстройством организма и сокращают деятельность душевную. Святителю было от них «хорошо, легко и весело». Не были ли то откровения ему свыше, ихже око не виде, ухо не слыша и на сердце человеку не взыдоша [1376]. Святитель Божий скрыл их под иносказательным словом, боясь, чтобы, вопреки заповеди Писания, не стали блажити его прежде смерти. Он во всю жизнь свою не боялся суда людского и веселился духом, когда этот суд произносил строгие и неосмотрительные приговоры над ним как над величайшим грешником; но он пугался всегда, когда начинали прославлять его.

Дата добавления: 2015-06-04