Том VII 13 страница. Господь, его же любит, наказует, и кому приуготовляет блаженную вечность, тому посылает скорби и болезни

Анна Алексеевна!

Господь, его же любит, наказует, и кому приуготовляет блаженную вечность, тому посылает скорби и болезни.

Поэтому тот, кому послана будет болезнь, должен проводить время в благодарении Богу, в славословии Бога. Благодарением душа содержится в терпении и мире и таким образом усугубляет мзду свою на небеси.

Благодарить Бога надо так: -«Благодарю Тебя, Господи, Боже мой, за все, что Ты благоволил послать мне для очищения грехов моих. Буди воля Твоя».

Славословить Бога надо так: -«Господи, слава Тебе за все совершающееся надо мною! Буди святая воля Твоя!»

Советую Вам в течение дня повторять почаще благодарение и славословие. С ними мало-помалу внидет в душу Вашу спокойствие и утешение, которые будут для Вас уже отселе залогом вечного утешения. Суетные же занятия отложите.

Примите мой усердный совет в утешении и спасении души Вашей. Духовное упражнение Ваше да будет благоприятно Богу, яко кадило благовонное, яко всесожжение тучное.

Ваш усерднейший Богомолец

н<едостойный> А<рхимамдрит > И<гнатий>.

15 февраля 1847 г.

№2

Письмо святителя Игнатия к вдове Г. Р. Державина, Дарье Алексеевне[112]

Милостивая Государыня Дарья Алексеевна!

Присланные Вами 500 рублей ассигнациями, сумма составляющая половину той цены, которую расположились внести в Сергиеву пустыню за ежедневное служение Божественной Литургии в течение года, мною получена. По субботам сия служба будет начинаться в девять часов, не раньше, не позже.

С истинным почтением имею честь быть Ваш покорнейший слуга и Богомолец

Архимандрит Игнатий. 1839, июля 1-го дня

№3

Постриженик архимандрита Фотия, иеромонах Аникита (Шихматов)

16 мая 1837 г. святитель Игнатий неожиданно получил письмо из Афин — от иеромонаха Аникиты.

Иеромонах Аникита, в миру князь Сергий Александрович Ширинский-Шихматов (1783-1837) — интереснейшая личность, оставившая по себе благоговейную память в России и на Востоке. Он родился у благочестивых родителей в принадлежащем им селе Дернове Смоленской губернии. Уже с детства отличался он незаурядными способностями, особенно легко давались ему иностранные языки — французский и немецкий. Также с раннего возраста он усвоил славянский язык, и любимым его чтением были псалмы и молитвы. В 10 лет он потерял отца. В14 лет был принят в Морской кадетский корпус, из которого выпущен в 1800 г. мичманом и определен в Ученый комитет Коллегии при Адмиралтействе. С 1804 по 1827 г. он служил в морском кадетском корпусе, откуда вышел в чине капитана II ранга. Во время службы продолжал заниматься самообразованием, обучался английскому, латинскому и греческому языкам. Также увлекался поэзией, писал стихи патриотические и на евангельские темы. Его «Псалтирь десятиструнный», содержащий в себе преложения десяти псалмов, послужил поводом для избрания его в 1809 г. в действительные члены Российской Академии.

При всем том благочестивые уроки детства все больше проявлялись в образе жизни князя Сергия Александровича Шихматова: он учащал в Божий храмы, занимался благотворительностью, был необыкновенно воздержан. Еще в 1817 г. он познакомился со знаменитым архимандритом Юрьева монастыря Фотием и тогда же стал его последователем в противлении модернизации православия. В этом он расходился со своими старшими братьями, Павлом и Алексеем Ширинскими-Шихматовыми. Братья считали, что православие могло бы что-то заимствовать из практики иных христианских церквей и иностранной религиозной литературы. Сергий Александрович писал им по этому поводу: «Осмелюсь заметить, что я сомневаюсь, полезно ли учиться совершенству веры из книг, писанных ересью, которой Дух Божий тайн своих открыть не может». Особенно братьям не нравилось сближение Сергия Александровича с архимандритом Фотием и его намерение вступить в Юрьев монастырь. Они полагали, что Юрьев монастырь — это место, где «имеют приют противные Церкви мнения». Сергий Александрович старался их переубедить: «Прошу поверить мне, что Юрьев монастырь не есть гнездо еретичества, а напротив хранилище православия церковного».

В ноябре 1827 г. он оставил службу и покинул столицу. Прежде всего он отправился на родину навестить матушку, и как раз успел проводить ее в последний путь. «В первую же ночь он увидел ее во сне и на просьбу благословить его на иноческое подвижничество, услышал: «благословить много, а дозволить можно». В начале 1828 г. он переселился в Юрьев монастырь. Лето и осень этого же года, отпросившись у Фотия, он провел в благочестивом странствовании по древним русским святыням.

25 марта 1830 г. в день Благовещения князь Сергий Александрович Ширинский-Шихматов был пострижен в монашество с переименованием Аникитою. 30 марта он был рукоположен в иеродиакона, 3 апреля — в иеромонаха. В его лице архимандрит Фотий получил очень ценного единомышленника и сотрудника, который помогал ему в его литературных трудах и переписке. Основным послушанием его было начальствовать в Скиту. Ему предлагалось настоятельство в одном из монастырей. Но устремления Аникиты были направлены к Гробу Господню.

5 мая 1834 г., получив благословение архимандрита Фотия, он отправился в путь и, посещая все встречающиеся монастыри, прибыл в Воронеж. Здесь архиепископ Воронежский, знавший о литературных дарованиях Аникиты, попросил его написать житие святителя Митрофана[113]. Затем еще на восемь месяцев он задержался в монастыре близ Одессы из-за открывшейся в Константинополе моровой язвы. Таким образом, к Афонской горе он прибыл 7 июня 1835 г. Он поселился в Русском ските святого пророка Илии, причем Настоятель уступил ему свою келлию, которую ранее занимал строитель Скита Паисий Величковский. Проникшись во время работы над житием Митрофана Воронежского высоким подвижническим духом этого новоявленного русского чудотворца, Аникита мечтал устроить и освятить на Афоне церковь во имя его. Для осуществления мечты он передал Настоятелю Скита значительную денежную сумму.

¦¦¦

В 1828 г. князь Сергий Александрович Шихматов (будущий иеромонах Аникита), направляясь в Юрьевский монастырь, посетил по пути Оптину Пустынь, где встретился с Дмитрием Александровичем Брянчаниновым (будущим святителем Игнатием). Об этой их встрече о. Аникита сам напомнил архимандриту Игнатию в своем письме. Больше их жизненные пути не пересекались. Уйдя в монастырь, затем отбыв в дальние края, о. Аникита о столичных новостях узнавал из писем брата, Платона Александровича Ширинского-Шихматова.

Сам князь Платон Александрович Ширинский-Шихматов (1790-1852) тоже был незаурядной личностью. Н. В. Елагин писал о нем: «К общему назиданию и украшению человечества являются в мире люди, которые, с ранних лет глубоко проникаясь истинно-христианским благочестием, заботливо и непоколебимо хранят его во все дни своей жизни, как твердый залог небесного милосердия, помощи и силы».

Князь Платон Александрович поступил в Морской кадетский корпус в тот 1804 г., в который брат его, Сергий Александрович был назначен туда же кадетским офицером. Таким образом, годы учебы в корпусе младший брат находился под опекой и влиянием старшего, что усугубило их родственную и духовную близость. В 1811 г. Платон Александрович был произведен в лейтенанты, в 1813 г. участвовал в заграничных сражениях, в 1816 г. по расстроенному в походах здоровью вышел в отставку и поселился в деревне. В 1820 г. он вернулся к общественной деятельности, но не на военную, а на государственную службу. Все эти годы он продолжал заниматься самообразованием, как и брат, писал стихи. В 1824 г. поступил в Министерство народного просвещения и оставался здесь до конца своих дней: более четверти века. 27 января 1850 г. был назначен Министром народного просвещения. В отличие от старших братьев, младший брат Аникиты с почтением относился к архимандриту Фотию: в сентябре 1830 г. он со всей семьей целую неделю гостил в Юрьеве монастыре. Скончался он 4 мая 1852 г., успев перед кончиной написать небольшую книжицу: «О жизни и трудах иеромонаха Аникиты в мире князя Сергия Александровича Шихматова» (СПб., 1853). Конечно, сообщая Аниките о столичных новостях, Платон Александрович писал ему и о влиятельном настоятеле Сергиевой пустыни, с которым находился в дружеских отношениях. А почему Аникита обратился именно к архимандриту Игнатию, об этом он сам достаточно подробно пишет в своем письме.

***

...30 июля этого же 1835 г. Аникита пустился в дальнейший путь к цели своего путешествия, сначала на корабле в Салоники, затем в Яффу и наконец 10 сентября прибыл в Иерусалим. 4 С наступлением осени, — писал он Платону Александровичу, — заключился я в храме Воскресения. Здесь, питаясь хлебом и водою, провел я четыредесять дней, и дни сии были для меня дни неба... Небесным восторгом горела душа моя, когда нечистыми устами воспевал я: Христос Воскресе из мертвых, при священнодействиях Божественных Тайн там, во святилище гроба Живодавца, где Он воистину воскресе и нас совоскреси с собою».

7 апреля 1836 г. Аникита отправился обратно на Афон, но в Яффе узнал, что его назначили служить в церкви при посольстве в Афинах. Он выпросил себе на некоторое время отпуск, чтобы побывать еще раз на Святой Горе. Там он заложил в Скиту церковь во имя святителя Митрофана, добавив к ранее пожертвованным суммам новые, полученные от благочестивых лиц.

По прибытии в Афины у Аникиты обострилась его старая болезнь. Болезненное состояние усугубило бедствие, постигшее Скит на Афоне, о котором он пишет в письме святителю Игнатию.

6 июня 1837 г., накануне праздника Сошествия Святого Духа, он причастился и 7 июня — скончался.

По истечении трех лет останки Аникиты были присланы на Афонскую гору в Скит святого пророка Илии. В мае 1854 г., при открытии нового храма святителя Митрофана, останки его основоположника торжественно при звоне колоколов и хорном пении «Святый Боже», были помещены там в стене у правого клироса.

А ты, священный прах, до пакибытия, Покойся в тишине глубокой, безнаветной. Тогда возникнешь ты из тьмы и сени смертной, Как огнезлатый, стрелы быстрейший луч, Сверкающий струей из толщи черных туч, Из гроба возблестишь во славе боголепной И с плеском воспаришь, и с песнею хвалебной, И сам себе дивясь в восторге торжества, Поклонишься лицу благого Божества.

(Из поэмы С. А. Шихматова «Ночь на гробах»)

***

Следует добавить, что с кончиною Платона Александровича связь его семьи с Сергиевой пустынью не прекратилась. В 1869 г. вдова князя Платона Александровича Ширинского-Шихматова, в память умершего сына Александра Платоновича, пожертвовала в Пустынь 8000 рублей, чтобы на проценты с этой суммы содержались там шесть человек больных: четверо из братии и двое из других сословий. Кроме того, она пожертвовала еще тысячу рублей, на проценты с которых должны были содержаться две лампады: одна в больнице, другая перед иконой Божией Матери и ковчегом со святыми мощами, завещанными княгиней в Пустынь после ее смерти.

Письмо Афонского иеромонаха Аникиты к святителю Игнатию[114]

Получ. 16 мая 1837 года (рукой святителя Игнатия)

Почтеннейший Отец Архимандрит,

Возлюбленный о Господе брат!

Предел положил ecu, егоже не прейдут [115], — сказал божественный Псалмопевец о волнах морских и о днях скоротечной нашей жизни, подобно волнам, одни за другим к вечности стремящимся, и о крутой берег смертности нашей всеобщей разбивающимся с большим или меньшим шумом. Как далеко отстоит каждый из нас от своего предела, хотя нам и неизвестно; но то мы знаем все, что все к оному близки, и нередко достигаем оного вдруг, тогда как полагаем себе быть на средине нашего течения. Премногие из преждеотшедших отцев и братии наших собственным своим опытом истину сию подтвердили (да мы бодрствуем на страже нашего жития) и между прочими недавно и нечаянно преселившийся от временных в вечная общий наш собрат и вашей иноческия ограды овча смиренное, отец Палладий. Не знаю, дошел ли до вас слух о его кончине, доставляю, чтобы вас о том уведомить верно и подробно, да воспоминается имя его в святой вашей обители во спасение души его при совершении умилостивительной о живых и мертвых бескровной жертвы.

Он был усерднейшим моим сомолитвенником на всех святых местах святого града н окрестных, и потом на Святой Горе Афонской, на которую мы вместе возвратились из Иерусалима, на которой и расстались, по предположению нашему на краткое, но по суду Божию, на всегдашнее время. Он отправился в Царьград для исходатайствования себе нового пашпорта, имея намерение побезмолвствовать иночески на Святой Горе, а я поспешил, единственно из послушания вышнему нашему начальству, к назначенному мне паче всякого чаяния и вопреки воле моей, при здешней миссии месту. Из Царьграда писал он ко мне письмо при отъезде оттоле на Святую Гору, куда и прибыл 18-го сентября в скитскую Русскую нашу обитель святого пророка Илии, но неблагополучно: ибо на пути еще заболев, по прибытии своем почувствовал болезнь свою смертельную, и поспешил и сподобился облечения в великий Ангельский образ с переименованием в Павла, и 24-го числа того же месяца, с покаянием отыде ко Господу, сделав при сем распоряжение остающимся крохам своего имущества. С кончиною его начались дни плача для обители святой, приявшей его в материнское недро, ибо вскоре из последствий печальнейших оказалось, что болезнь его была смертоносная чума, каковою он в Царьграде на отъезде своем заразился. От прикосновения к телу его при погребении, и потом к оставшимся вещам его, зараза в обнтелн сделалась всеобщая, и первая жертва оныя был почтеннейший настоятель иеросхимонах отец Парфений (отец мой духовный, которого прошу усерднейше записать в Синодик вашей святой обители, равно как и схимонаха Феодора, вслед за ним отшедшего, о коем еще будет слово), а потом и братия последовала за настоятелем, так что в краткое время 19-ть отцов легли в сырую землю, сами каждый себе заблаговременно изрывая в ней могилу, а 13-ть еще остались в живых, но еще трепещут той же участи, и находятся в карантинном оцеплении. Но впрочем все меры осторожности приняты, дабы живые пребыли живы. Судьбы Божий суть бездна многа, но и в хорошие судьбы Его благи и нам не испытывать оные, а покоряться оным подобает со смирением и благодарением. Весть о сем нечаянно постигшем святую обитель Ильинскую Русскую Святогорскую (в которой я двукратно по два месяца пользовался во спасение души приятнейшим странноприимством) бедствии поразила меня до глубины сердца, и не скоро заживет сия сердечная моя язва, но буди имя Господне благословенно, и не только уповаю я, что посещение сие отеческое от Господа послужит во спасение братии умершей и живущей, но и несомненно верую, что молитвами святого великого нового нашего Заступника пред Богом святителя Митрофана, будет началом обновления Святоильинской Святогорской обители, и утверждения и прославления.

Много слышал я доброго, как прежде от разных достоверных лиц, так и после, от покойного отца Палладия — Павла о вашем иноческом благочестии, которого начаткам и сам радостный был свидетель 1828-го года в Оптинской пустыни, которую сподобил меня Господь посетить на возвратном пути моем от поклонения святым Киевопечерским угодникам, а потому, радуясь о излиянном на вас свыше даре изобильный благодати, яко возлюбленному о Господе брату, с братскою откровенностию поведаю вам желание моего сердца и прошу усерднейше к исполнению оного вашего споспешения, предоставляя, впрочем, совершенно воле вашей принять в том участие или нет, смотря по возможности, дабы в последнем случае совесть ваша нисколько не тревожилась. В вышеупомянутой свыше посещенной обители, в последнее мое в оной пребывание сподобил меня Господь, совокупно со старцем схимонахом Феодором, ныне уже в Бозе почивающем (как выше было сказано) заложить новый небольшой храм, но отдельный и особый, во имя великого угодника Божия Митрофана Воронежского; и как я должен был вскоре сюда отправиться, то сделав с о. Феодором складчину из пожертвований благочестивых чтителей угодника из наших соотечественников, достаточную на построение заложенного здания священного, предоставил ему строить оное по контракту от общего нашего имени с мастерами заключенному. Материалы все были приготовлены, но зараза, не допустив начать строение, похитила и строителя, и других опытных старцев на сие дело искусных. От оставшихся в живых братии получил я известие, что деньги, на строение определенные, целы и материалы также, и по снятии карантина можно приступить к строению. Причем они просят меня убедительнейше самому лично положить строению сему начало, равно и пособить им ко введению прежнего иноческого порядка в опустевшую их обитель, и просьбу их весьма бы желал я исполнить, особливо по отношению первой статьи, ибо я не оставлю употребить все силы к тому, чтобы заложенный во имя угодника Божия храм был состроен и освящен и оглашался бы славословием Божиим, особенно при совершении страшной Бескровной Жертвы. Господь помощник мне и Пречистая Его Матерь, последне явленному нашему Святому честь великую дающая, яко ему первому из всех наших соотечественных святых, на Горе Ее Святой, почитаему быти во храме именем Его нареченном, и Сам Господень угодник [поможет] благое дело в честь его совершить с своим чудным пособием. Но как слава угодника Божия на Горе Святой Жребия собственного Царицы Небесной есть слава всех православных Россиян, а паче самого боговенчанного нашего помазанника Божия, которого царствование, как многими другими опытами благоволения Божия ознаменованы, так наипаче запечатлено явлением во дни его благословенные нового Ему и всему Царству Его заступника святителя Митрофана, от нетленных святых своих мощей реки чудес изливающего во благодеяние Царю и Царству православному. И как упоминаемая Ильинская Русская скитская обитель есть единственное на Горе Святой место, в котором при всяком богослужении, особливо же при совершении Божественной литургии, приносится Господу Богу моление о благочестивейшем нашем Самодержце и о всех поимянно высочайших Его кровных, то чести ради угодника Господня, и в милостыню усердным своим богомольцам, да преклонится благочестивейший наш Самодержец и все высочайшие Его кровные, щедрым даянием своим, новозаложенный храм святителю Митрофану, яко дом Божий, облечь в подобающее благолепие, да воспрославит их Господь и Пречистая Его Матерь, по предстательству Своего угодника божественною Своею силою к благоденствию временному и к блаженству вечному. Вас же, яко по дару свыше имеющих дерзновение к Державным, сподобляет угодник Божий милости быть ходатаем по сему к славе его и славе Божией начинанию. И потому при удобном случае, ежели, опять повторяю, найдете сие возможным к исполнению (а ежели нет, то будьте совершенно спокойны в совести своей, отказавшись от сего подвига), испросите щедроту Царскую и милость святой обители Ильинской, щедроту на совершение и украшение храма, милость призрения на ее запустение, чтобы по манию Царя нашего православного чрез посредство нашего посланника в Царьграде, обитель сия извне ограждена была покровительством турецкого правительства и к чести Русского имени пользовалась бы совершенною свободою от тяжких податей (каковыми праведно обложены от султана Афонские Греческие монастыри за участие их во всеобщем восстании греков против него и каковыми неповинно отягощаются и наши соотечественные отшельники) и внутри снабдена бы была довольством, дабы чада ея с радостию, а не воздыхающе, возносили бы ко Господу и к Пречистой Его Матери сердца свои и души, при воспоминании в частных и общественных молитвах своих высочайшего имени Царского и всех Царския крови ветвей и отраслей, в которых богоспасаемая Россия зрит надежду и залог будущего своего благополучия.

Таким образом, из вашей обители святой как проистекло несчастне Ильинскому Святогорскому скиту, так из вашей же обители да изнесется милость Божия и обновление благоденствия на все будущее время. В первом случае вы нисколько не виновны, во втором — предлежат вам венцы воздаяния свыше в сем мире и будущем, да будет имя ваше, яко создателя обители, воспоминаемо в ней в род и род с молениями о вашем спасении и с благословением от всех в ней иночествующих устным и сердечным. Не тощ будет труд ваш пред Господом; но по молитвам Царицы Небесной о вас, яко благоговейном чтителе святыни Ее храмов Святой Афонской горы, и по молениям святителя святого Митрофана о вас, яко о ревнителе прославления его на земли во спасение многих, не оставит Господь уделить милости Своя на вас и на святой вашей обители.

Ежели вы решитесь просить и свыше благоспоспешителя вам испросить щедрую монаршую милостыню на созидание и достойное украшение нового храма во имя нашего нового святого, так, чтобы он благолепием своим во все концы Афона сияющим свидетельствовал ныне и в будущее время всем во всех монастырях греческих иночествующим православным нашим собратиям грекам о благоговении благочестивейшего нашего дома Царского к святыне, яко подобает дому Господню, то не оставьте, к щедроте милостыни исходатайствовать мне великую милость, необходимо нужную к исполнению предположительно зачинающегося строения, а именно ту, чтобы меня начальство духовное уволило от настоящего моего места с выдачею, по обыкновенному, прогонных на обратный путь в Россию, и с позволением прежде сего возвращения пожить на Горе Святой с год времени для надлежащего приведения к концу новостроящейся святителя Митрофана церкви в обители св. пророка Илии, с доставлением ей возможного благолепия. Сие увольнение, как выше видели, необходимо мне нужно по причине смерти почтенного моего в строении сотоварища и других оной обители старцев, на которых бы можно возложить сие священное дело. И так как ныне Его Высочество Цесаревич изволит посещать, как сказывали мне, синодальные заседания, то имея к нему свободный доступ, вы удобно можете освободить меня от службы при здешней миссии, на послужение Господу и Пречистой Его Матери на Горе Святой сооружением храма в честь и память великого Их угодника. Вера чиста и нескверна пред Богом Отцем сия есть, еже посещати сирых и вдовиц в скорбех их, и нескверна себе блюсти от мира, по слову святого апостола Богобрата. И вы, соблюдающий сие, воистину чиста и нескверна от мира, строгим монашеским житием явите сие богоугодное дело веры посещения сирых и вдовиц в скорбех их. Ибо велия скорбь пришла на святую упоминаемую обитель, и воистину есть она вдовица, и воистину сироты суть чада ее. Посетите их утешением в скорби, для которого имеете вы от Господа способ и средство в дерзновении вашем у лиц Высочайших. Дело сие предыдет вам ко Господу и заступника нашего великого Митрофана молитвами, за труд ваш в пользу обители Святогорской, в которой имя его величится от соплеменных и от присных в вере, устроит вам обитель в дому Отца Небесного. Сего от сердца моего желая, прошу мне простить великодушно смелость моей к вам просьбы, которую ежели можно, не оставьте без внимания, а ежели можно не поставьте мне в вину, ибо единственно по доверию моего к вам уважения, предложил я оную вашей любви о Господе. Во всяком случае однако же прошу вас всепокорнейше удостоить меня вашего ответа, каковый и благоволите препроводить ко мне чрез брата моего, имеющего доставить вам сии строки. Молю вас не забывать меня грешного во святых ваших молитвах ко Господу и ко святому Его угоднику преподобному Сергию, которого имя святое во святом крещении на мне грешном наречеся. Я же как сегодня при совершении Божественной службы воспоминал вас в недостойных моих молитвах, тем и впредь не премину.

Призывая на вас и на всех чад ваших о Господе благословение Господне, с истинным уважением имею честь быть ваш нижайший слуга и недостойный сомолитвенник грешный

Иеромонах Аникита.

Февраля 8-го дня 1837 года

Афины

+ Скит святого пророка Илии на Святой Афонской Горе основан и построен знаменитым старцем Паисием, бывшим потом игуменом Нямецкого Молдавского монастыря; и теперь еще существует в скиту та самая келлия, в которой он яко настоятель жительствовал и занимался составлением драгоценнейшего для монахов ко внутреннему монашеству руководства, книги Добротолюбия. Греческие при монастырях скиты суть отделенные от обителей, но зависящие от них совокупления монахов, живущих хотя и на том же месте, но порознь каждый в собственной особой своей келлии, и токмо по субботам и воскресным дням собирающихся в общую церковь для отправления общего богослужения. Наш же Русский скит есть малый монастырь, в котором братия живут все вкупе, отправляя ежедневно совокупно все церковные службы и общими силами труждаясь в послушании для общего своего благосостояния, и находится в зависимости греческого Пантократорова монастыря.

Самое важное для скита Русского, в котором прославляется новый России заступник святитель Митрофан, ознаменовавший явлением свято-нетленных мощей своих и многоцелебных, благоволение Царя нашего Небесного к царю нашему земному, и в котором токмо одном изо всех обителей на Святой Горе приносится Господу Богу и Спасу нашему и Пречистой Его Богоматери о православном Царе Русском и о всем его царском роде и о всем его богохранимом царстве всегдашнее усердное моление торжественное при службах церковных, — самое великое было бы благодеяние, ежели бы посольству нашему в Царьграде предписано было принять оный скит под особенное покровительство, и войти в ближайшее рассмотрение нужд его, дабы удовлетворить оные и упрочить навсегда его благосостояние исходатайствованием ему султанского милостивого фирмана, которым бы ограждались все его льготы и оставались неприкосновенными на будущее время. Се подвиг добр, имже подвизающийся приобрещет венец правды!

IV

Друг архимандрита Игнатия Брянчанинова — отец Исайя Никифоровский

Отец строитель Никифоровской пустыни Олонецкой епархии Исайя из всех друзей святителя Игнатия выделялся тем, что позволял себе выражать критические мысли о монашеском делании в Сергиевой пустыни. Знающие отца Исайю люди говорили, что он был выдающийся подвижник и делатель умной молитвы. Татьяна Борисовна Потемкина вспоминала, что он гостил в ее доме, когда приезжал в Петербург «хлопотать об отчислении своей пустыни от Александро-Свирского монастыря», что и удалось благодаря ее просьбе, обращенной к Министру духовных дел князю А. Н. Голицыну. Она рассказывала о впечатлении, которое произвел на нее Никифоровский старец: «Такого человека, каков был о. Исайя, я более не видала, в нем было что-то особенное, невольно привлекавшее к нему душу. По наружности был он весьма прост и молчалив, но зато, когда начнет бывало говорить, то всякое его слово звучало силою необыкновенною. Даже в молчании своем, одним присутствием своим имел он заметное влияние на ближних. Однажды было у нас довольно посетителей, в том числе одна моя родственница, весьма не расположенная к монашеству. О. Исайя тоже приглашен был к закуске: он поместился в дальнем углу залы и, по простоте своей, руками начал очищать рыбные кости поданного ему кушанья. Родственница моя, видимо, этим возмутилась. Старец, взглянув на нее пристально, взялся за вилку и нож. Взгляд его был так проницателен, что родственница моя долго потом не могла его забыть. По ее словам, точно сила какая коснулась ее тогда, потрясла все ее существо. <...> А как он молился! Бывало в церкви взглянуть на него не решалась я, потому что лицо старца при молитве точно озарялось светом неземным. Просишь бывало его, — помолитесь, батюшка, о том, о другом. «Для чего молиться о многом? — ответит он сурово. — Молиться нужно об одном, о спасении, о помиловании души, о прощении грехов; а прочее все, Господь сказал, приложится вам». Скорби наши о. Исайя считал сокровищами бесценными, и всегда удивлялся моим иногда жалобам, говоря: «что за скорби теперь? вот будет скорбь, когда не увидим ей конца — мука вечная. Пред этою скорбию всякая временная скорбь покажется шуткою»[116].

В Александро-Свирском монастыре и состоялось знакомство святителя Игнатия с отцом Исаиею. 28 августа 1843 г. он писал П. П. Яковлеву: «В Свирском провел я время довольно приятно, познакомился с Отцом Исаиею, который приехал со мною и в Введенский». Они сразу почувствовали взаимное расположение. Из приведенных ниже писем видно, что Святитель неоднократно приглашал отца Исайю в Сергиеву пустынь. Интересно, что отец Исайя отговаривался, помимо плохого самочувствия, еще и тем, что беспокоился встретить там «устроение монастыря не Духовное, но душевное. А в душевном делании только ум умножают, а души не оживлят, и души живота не ощущают». Но 10 февраля 1844 г. Святитель писал одной своей ученице в Старо-Ладожский Успенский монастырь: «О. Исайя в настоящее время гостит у меня, и я утешаюсь, видя в нем обильную благодать Божию». И ей же, в связи с ее желанием переместиться в другой монастырь: «О. Исайя советует вам путь, который он сам проходил, на котором Господь покрыл его, но который вне общего закона н на котором многие могут преткнуться».

Старец Исайя еще раз навестил своего друга в тот свой приезд, о котором рассказывала Т. Б. Потемкина. 12 февраля 1846 г. архимандрит Игнатий писал отцу Макарию Оптинскому: «В настоящее время гостит у меня Отец Исайя, монах, а ныне Строитель Никифоровской Пустыни, которая на днях отделена от Свирского монастыря и образован из нее скит. Он, возвращаясь из Афонской Горы, был в Площанской Пустыни, гостил там три дня, был принят Вами и покойным старцем Афанасием; он просил меня засвидетельствовать Вам от него поклонение с прошением Святых Молитв»[117].

Спустя четырнадцать лет святитель Игнатий снова вспоминал Никифоровского старца. 10 августа 1860 г. он писал М. В. Чихачеву, делясь сомнениями относительно издания своих творений: «Мне старец Исайя говаривал: «Не пиши! Не для кого»»

Письма монаха Исайи,

Дата добавления: 2015-06-04