Перевод С. Степанова. В саду на вишню сел дракон —

ДРАКОН ПРИЛЕТЕЛ

(вариант 1965 г.)

В саду на вишню сел дракон —

а вишня зацветала!

Лежал зеленый в белом он,

и солнце припекало.

Он, золотом горя, летел,

чтобы в саду разлечься,

и жаждал только одного —

покушать и развлечься.

«В саду вы не были с утра —

мне, Хиггинс, интересно?

Ведь там у вас сидит дракон!»

«Дракон, простите? Честно?!!»

Кишку тут мистер Хиггинс взял

(известно, для полива!) —

дракона от души полил,

а тот сказал счастливо:

«Прохладно как и хорошо!

Я не схвачу простуду!

Петь благодарственную песнь

до сумерек я буду».

Но Хиггинс в двери стал стучать

соседке и соседу:

«Мисс Биггинс! Эй! Папаша Блин!

Он съест меня к обеду!»

Был сразу вызван дядя Джордж

с командою пожарной.

Дракон расстроился — не ждал

он шутки столь бездарной:

«Я вижу, каски их горят,

подобно древним латам —

так рыцари являлись к нам

за серебром и златом!»

Но Джордж с багром к нему полез

и подобрался с краю:

«В чем дело, сэр?» — Дракон в ответ:

«Я просто загораю!

Прошу вас, не мешайте мне —

иначе все порушу,

а после вами закушу

и тем утешу душу».

«Давай брандспойт!» — промолвил Джордж

и отскочил налево.

Глаза драконовы зажглись,

как уголья, от гнева!

Он задымил, хвостом забил —

и вишня облетела...

Но все ж пожарные свое

отлично знали дело!

Баграми тыкали в живот,

желая сделать больно.

Дракон взлетел и зарычал:

«Ну, нетушки! Довольно!»

По камню город он разнес,

и над заливом Бимбла

стояло зарево три дня

от Бумпуса до Тримбла.

Костляв был Хиггинс, нежен Блин

(оправдывая имя!) —

дракон уселся на скалу,

сказав: «Я кончил с ними!

Теперь в моем желудке Джордж

и там же мистер Хиггинс,

но почему-то до сих пор

не вижу я мисс Биггинс!»

Печально в сумерках он пел,

и море с ним вздыхало,

и поднимался дым столбом,

и пламя полыхало.

И с грустью вдаль глядел дракон,

где гор чернели складки,

и сравнивал старинных дней

и новых дней порядки.

«Ну, что бы похвалить мой цвет

и выслушать радушно?!

Иль твердою рукой убить,

как древле? — Скушно! Скушно!»

Собрался было он лететь

за дальних гор громады —

но тут мисс Биггинс нож в него

всадила из засады!

«Мне очень жаль вас убивать

и, в общем-то, обидно —

вы голоса не лишены,

хоть не учились, видно.

Но безобразник вы большой

по всем моим приметам!»

Дракон вздохнул в последний раз:

«Спасибо и на этом!»

ИМРАМ [17]

И вот из просторов бескрайних вод,

гонимый пенной волной,

в туман, воротившись из дальних стран,

корабль пришел домой —

в Ирландскую землю, где колокола

в Клуан-ферта на башне бьют,

где лес темнеет под сводом небес

и туманы стеной встают,

где Шаннон в Лох-Дерг течет не спеша,

где дождя висящая сеть —

сюда святой Брендан пришел навсегда,

пришел, чтобы здесь умереть.

«Отец, ты мне расскажи, наконец,

и ничего не таи —

о том, что встретил в просторе морском,

что узрели глаза твои.

Живет ли за морем эльфийский народ,

чьи скрыты от нас острова?

Семь лет ты искал — так нашел или нет

ту землю, что вечно жива?»

«Много забыл я того, что чудно,

но не забыть никогда —

поныне стоят пред глазами они:

Облако, Древо, Звезда.

Целый год мы плыли вперед и вперед,

и нам не встречалась земля,

нигде мы не видели птиц на воде,

ни встречного корабля.

Вдруг темное Облако встало — и гром

раскатами загремел.

О нет, не закат то был, не рассвет,

но запад побагровел.

И прямо под Облаком встала гора —

отвесные склоны черны,

вершина курилась, и были в тиши

удары прибоя слышны;

жерло на вершине пылало светло,

как пламя небесных лампад:

гора, словно столп, подпирающий Храм,

корнями сходила во ад.

Стояла она, основанье тая

во мгле затонувшей земли,

куда после смерти ушли навсегда

далекой страны короли.

Во мраке угрюмом утихли ветра,

и весла ворочали мы —

нас мучила жажда, и голод был жгуч,

мы больше не пели псалмы.

Зато миновали мы Облако то,

и открылся берег высок:

спокойной волною стучался прибой,

катая жемчужный песок.

Нам мнилось — неужто здесь будет волна

наши кости катать века?..

Найти не могли мы на скалы пути —

уж больно стена высока.

Вокруг мы пошли и увидели вдруг

обрывистый фьорд меж скал —

по водам свинцовым вошли мы в него,

и сумрак нас вновь объял.

Гребли мы все дальше в глубь этой земли,

ни звука вокруг — тишина,

лишь слабые всплески из-под весла —

святою казалась она.

И мы увидали долину, холмы,

чредой уходившие вдаль,

горела долина та, вся в серебре,

как будто Священный Грааль.

И Белое Древо росло посреди —

такие, должно быть, в Раю, —

в бездонное Небо вздымалось оно,

подъемля вершину свою.

Тяжелою башней высился ствол,

и крона была густа:

как лебедя перья, снега белей,

ладонь любого листа!

Недвижным казался нам, словно во сне,

под звездами времени бег.

И думали мы, что себе на беду

не уйдем отсюда вовек,

что останемся здесь, — и, отверзши уста,

тихо начали петь,

но сами дивились, что голоса,

словно в храме, стали греметь.

И листья, как белые птицы, взвились,

и дрогнуло Древо тогда —

лишь голые ветви остались да ствол,

а листья смело без следа.

И слово певучее к нам донеслось,

какого не знали вовек!

Не птицы то пели из горных границ,

не ангел и не человек,

а род благородный, что в мире живет

за дальней гранью морской:

но моря холодны и воды темны

за Белого Древа землей».

«Два чуда ты мне описал. Я хочу

о третьем узнать наконец!

О, где твой последний рассказ — о Звезде?

Зачем ты таишься, отец?»

«Звезда? Ее я увидел, когда

встал на развилке путей —

лучи на окраине Внешней Ночи,

у врат Нескончаемых Дней.

С карниза там мир обрывался вниз,

и вел на неведомый брег

висящий над бездной невидимый мост,

но там не ходил человек».

«А мне говорили, ты в некой стране,

в последней стране побывал —

без лжи мне об этой стране расскажи

и что ты там повидал!»

«Звезду еще в памяти, может, найду,

и помню развилку морей —

дыхание смерти там бриз колыхал,

нет слаще его и нежней...

Но коль ты желаешь изведать ту боль,

узреть, как растут те цветы,

на небе ль каком или в дальней стране

тогда выйди в плаванье ты.

И море подскажет дорогу само,

и парус тебя будет мчать —

и там ты изведаешь все это сам,

а я теперь буду молчать».

В Ирландскую землю, где колокола

в Клуан-ферта на башне бьют,

где лес темнеет под сводом небес

и туманы стеной встают,

пришли корабли из дальней земли,

откуда пути нет назад —

сюда святой Брендан пришел навсегда,

и здесь его кости лежат.

Дата добавления: 2015-06-04