Года К.С. 9-й день Осенних Молний

Комендант Багерлее был бароном и генералом. Генералом он стал по воле Фердинанда, а баронство получил за «победу» над злосчастным королем. Морен весьма дорожил новым титулом, и попасть во вверенный ему замок без личного рескрипта Его Величества было невозможно. Удо за какими-то кошками попытался, ссылаясь на старое знакомство, добраться до Штанцлера, но потерпел сокрушительную неудачу. Эпинэ же мысль прогуляться по Багерлее с недавних пор отбросил. Авантюра с Савиньяком требовала строжайшей тайны и высочайшего доверия, а Иноходец твердо решил довести интригу до конца. Все попытки дорваться до Алвы были оставлены, и Робер мимо Багерлее даже не ездил, но не спорить же с кардиналом?

Первый маршал Талигойи осадил коня рядом с похожей на бастион привратницкой и властно постучал. В окошечке немедленно возникла рыбоглазая физиономия.

– Его Высокопреосвященство кардинал Талигойи, – отчеканил Эпинэ, – желает видеть коменданта Багерлее.

Рыбьи глаза заморгали, после чего исчезли. Ненадолго. Открылась калитка, и на дорогу выкатился похожий на дыню теньент, после чего дверца захлопнулась.

– Монсеньор, – дыня щелкнула каблуками и от усердия позеленела, превратившись в кабачок, – за господином комендантом послано.

– Открывайте ворота, – распорядился Эпинэ.

– Монсеньор, – залепетал кабачок, – господин комендант... Господин комендант только сам лично... Только сам лично господин комендант...

– Я подожду коменданта в привратницкой. – Левий вышел из кареты и направился к дверце. Робер торопливо соскочил с Дракко и бросился за клириком, уже взявшимся за тяжелое бронзовое кольцо.

– Ваше Высокопреосвященство, – казалось, кабачок сейчас скончается на месте от ужаса, – господин комендант!.. Только лично...

– Сын мой, – голос Левия был исполнен истинного милосердия, – нет греха страшней, чем нарушить волю Создателя в угоду воле мирского владыки, но я отпущу тебе твои прегрешения. В привратницкой.

– Сержант, – выдавил несчастный теньент, – открывай... Я приказываю.

Украшенная драконьими мордами калитка покаянно взвизгнула и отворилась. Кардинал осенил себя знаком и исчез в темном провале. Герцог Эпинэ вошел следом. Ничего не случилось: гром не грянул, они с Его Высокопреосвященством не провалились в заваленный костями подвал. Страшный Багерлее начинался с просторной, хоть и темноватой комнаты, посреди которой топталась пятерка солдат в кирасах.

Левий огляделся и невозмутимо прошествовал в угол, где мирно стояли стол и два кресла.

– Садитесь, герцог, – кардинал подал пример, опустившись на кожаные подушки. – Вижу, вы удивлены моей настойчивостью? Дело в том, что я принял подвиг в ордене Славы, это потом сердце мое преисполнилось Милосердия к ближним.

– Вы знали Его Святейшество Адриана? – Робер спросил прежде, чем подумал, но Его Высокопреосвященство и не подумал одернуть настырного маршала.

– Адриан был моим наставником. Именно он... ммм, посоветовал мне перейти в другой орден. Сперва речь шла об ордене Истины, но я не соответствовал, ммм, нужным требованиям. Кроме роста, разумеется.

Левий ушел из ордена Славы по просьбе Адриана? Уж не затем ли, чтоб приглядывать за Клементом и иже с ним? Надо поговорить с Матильдой и об Адриане, и об агарисской грызне, и о кардинале. Они вместе ехали, а принцесса всегда разбиралась в людях.

– Хотите о чем-то спросить? – Левий поправил своего голубя. – Спрашивайте, время есть.

– Я плохо осведомлен о делах Церкви, – Иноходец поднял глаза и столкнулся с открытым, даже веселым взглядом, – хоть и прожил несколько лет в Агарисе.

– Человек не может объять необъятное, герцог, – клирик снова тронул наперсный знак, видимо, это было привычкой, – но что-то знать вы просто обязаны. Хотя бы о ваших родственниках, стоявших у истоков Церкви. Житие Адриана, вернее Чезаре Марикьяре, весьма поучительно. Особенно первые списки. Неужели Повелители Молний все позабыли?

– Кажется, где-то старые записи были, – перед глазами Робера встали сумрачные, забитые книгами и рукописями комнаты, – но я читал меньше, чем следовало, а потом стало не до чтения.

– Жаль, – сощурился Левий, – но я готов при случае рассказать вам о блистательном Чезаре, до последнего отрицавшем очевидное.

– Адриан что-то отрицал? – вопрос прозвучал глупо, но Повелитель Молний не обязан говорить, как сьентифик.

– Не Адриан, Чезаре. Он был другом Ринальди Ракана и, когда узнал о том, что тот натворил, не поверил. Марикьяре бросился искать доказательства невиновности Ринальди. На земле не нашел и спустился в подземелья. Что он там видел, не знает никто, но из катакомб вышел уже Адриан. Некоторые, впрочем, полагают, что Чезаре поделился увиденным со своим единокровным братом, от которого и пошли Эпинэ.

– Если это так, – пробормотал Робер, – я ничего не знаю. Может быть, дед...

– Герцог Гийом уже никому ничего не расскажет, – вздохнул Его Высокопреосвященство, – он был гордым человеком и зажег большой огонь. Погасить его будет трудно.

Кардинал приехал сюда гасить огонь? Лэйэ Астрапе, если это так, крови в Олларии не будет. Или будет еще больше. Если кардинал, вместо того чтоб вести подкоп, примется бить в ворота тараном. Он приехал с Матильдой и к внуку Матильды, но что знает вдовствующая принцесса о теперешнем Альдо?!

– Ваше Высокопреосвященство, – начал Робер, – я должен вам сказать...

– Ваше Высокопреосвященство, – барон Морен стоял в дверях, выпятив сразу и грудь и грачиный нос, – я счастлив приветствовать вас в Багерлее!

Левий неспешно и величаво развернулся к коменданту. Словно многопушечный корабль. Казалось странным, что этот человек умеет подмигивать, улыбаться, шутить.

– Господин генерал, – голос бывшего адепта Славы тоже изменился, – я желаю видеть Фердинанда Оллара, Августа Штанцлера и Рокэ Алву.

Надо отдать Морену должное, на ногах он устоял. Более того, он вообще устоял. Комендант чопорно поклонился:

– С радостью, Ваше Высокопреосвященство, но мне нужно дозволение Его Величества Альдо Первого.

– Его Величество Альдо еще не существует, – поправил кардинал. – Молодой Ракан станет таковым лишь после миропомазания. А с разрешением Его Высочества вы можете ознакомиться. Герцог Эпинэ, – Левий протянул Роберу простой футляр серой кожи, – откройте, прочитайте и передайте господину коменданту.

«...сим подтверждаю, что Его Высокопреосвященство кардинал талигойский и бергмаркский Левий обладает правом посещать замок Багерлее в любое время и беседовать без свидетелей с любым узником, офицером, солдатом либо же служителем. Он также может приводить с собой священников либо же иных лиц по своему усмотрению. Альдо Ракан».

Воистину в ордене Славы присягали не только мечу, но и перу! Кардинал подождал, пока Морен переживет послание, и протянул руку. Комендант с окаменевшим лицом вернул приказ.

– С кем из узников Ваше Высокопреосвященство желает говорить первым?

Кардинал убрал документ обратно в футляр и неспешно поднялся.

– С герцогом Алва.

Где они шли, о чем кардинал говорил с комендантом, сколько времени заняла дорога, была Багерлее огромной или, наоборот, маленькой?

Робер куда-то сворачивал вместе со всеми, когда его спрашивали, отвечал «да» или «нет», лихорадочно соображая, как передать Ворону, что герцог Эпинэ предал Альдо Ракана и послал за Савиньяком. Еще утром самым трудным казалось попасть в замок. Он попал, а что дальше?

Рокэ спросит про Моро, он ответит, а потом? Они не должны беседовать как друзья, а как должны? Что говорят, придя в тюрьму к врагу, который тебя не убил, не выдал, а отпустил? К врагу, не предавшему ни своего короля, ни своей клятвы? Как дать понять, что ты не просто готов отдать долг, а переходишь под другие знамена?

Служитель зазвенел запорами и замками, дверь, толщиной равная крепостным воротам, неохотно распахнулась, и в лицо продрогшему в бесконечных переходах Роберу ударила почти кагетская жара. Левий сморщился и обернулся к Морену:

– Слишком душно.

– Внизу пекарня, – равнодушно сообщил комендант, и Роберу захотелось его убить.

Комната, в которую они вошли, была самой обычной, разве что в ней не было окон. Свет фонарей причудливо плясал по голым сухим стенам, выхватывая то угол стола, то деревянную скамью, то старое бюро. Ворона в комнате не было, зато в стене темнели две узкие арки. Сержант поставил фонарь на стол, четверо стражников встали у дверей. Эпинэ видел лицо Морена, оно было злым и растерянным: комендант явно не знал, что ему делать. Левий досадливо махнул рукой, и генерал с готовностью сел на отчаянно заскрипевшую скамью.

– Герцог Алва, – негромко произнес Его Высокопреосвященство. – Я – Левий, кардинал талигойский и бергмаркский. Я прибыл из Агариса, и мне нужно с вами поговорить. Вы здесь?

– Кардинал? – переспросил хрипловатый сонный голос. – Выходит, я не в Закате, а в Рассвете? Как неожиданно...

– Рокэ Алва, – обозначил свое присутствие Морен, – вы в Багерлее, и с вами желает говорить Его Высокопреосвященство.

– Полковник, – заверил невидимый Алва, – когда вы окажетесь в Рассвете, вас, без сомнения, назначат гласом Создателя.

Щека Морена дернулась. Левий без лишних слов поднял фонарь и двинулся на голос. Комендант дернулся следом.

– Оставайтесь здесь. – Несмотря на жару, глаза клирика были ледяными. Названный полковником генерал примерз к полу. Любоваться на образовавшуюся статую Эпинэ не стал.

В спальне, если это была спальня, было еще жарче, чем в прихожей. И темней. Желтый свет выхватил угол кровати, прислоненную к стене гитару, одинокий стул, на который кардинал и опустился. Иноходец, утерев испарину, стал за плечом Его Высокопреосвященства. Глаза постепенно привыкали к полутьме, и Робер разглядел узника в светлой рубахе, цвета которой было не разобрать. Алва сидел на кровати, поджав под себя одну ногу и вытянув другую. Распахнутый ворот, припухшие губы и рассыпавшиеся по плечам волосы молодили маршала, превращая его чуть ли не в юношу.

– Здесь же дышать невозможно, – Левий поднял руку, ослабляя воротник. – Вас сегодня же переведут в другое место!

– Кэналлийцу не может быть жарко, – пожал плечами Ворон. – К тому же не стоит доставлять хлопот нашему полковнику. Он только вчера подобрал мне эти покои.

– Вчера? – Левий хотел спросить что-то еще, но из первой комнаты донеслось:

– Рокэ Алва лжет. Он находится в этом помещении восьмой день.

– Да? – удивился узник. – А мне казалось, господин Ракан в последний раз навещал меня вчера. Как быстро летит время.

– Герцог, – руки кардинала привычно коснулись тускло блеснувшего голубя, – здесь не по себе даже мне, хотя я только что вошел и волен уйти. Не сомневаюсь, Его Высочество не имеет к этому издевательству никакого отношения. Я буду настаивать на замене коменданта Багерлее.

– Не сто́ит, – покачал головой Ворон, – из тех, кого я не успел убить, Морен, без сомнения, лучший.

– В таком случае поговорим о вас. Я могу чем-нибудь облегчить вашу участь?

– Не думаю, чтоб в этом была нужда, – улыбнулся Алва, – тем более, моя участь от вас никоим образом не зависит.

– Вы так полагаете? – осведомился кардинал.

– Я в этом уверен, – подтвердил Алва. Лэйе Астрапэ, он тут восьмой день. Восьмой!

– Тем не менее, – бесстрастно произнес Его Высокопреосвященство, – я должен спросить, кто ваш духовник и нуждаетесь ли вы в его помощи?

– Насколько я помню, духовника у меня нет, – Алва снова улыбнулся, – но, если вы настаиваете, я готов принять отпущение грехов у моего короля как у главы моей же церкви.

– Герцог Алва, – Левий нехорошо сощурился, – я могу попросить вас встать?

– Зачем? – удивился Ворон. – Вы не дама и не король, а я не эсператист.

– Мне кажется, на вас цепи.

– А, – тряхнул головой Алва, – какие пустяки. Не обращайте внимания.

– Хорошо, не вставайте. – Кардинал поднялся с возмущенно скрипнувшего седалища и подошел к кровати: – Герцог Эпинэ, одолжите мне кинжал.

Робер вытащил клинок Мильжи, подал Левию. Снимать цепи кинжалом? Смешно! Такое могло прийти в голову разве что священнику. Или Айрис Окделл.

Левий нагнулся над Вороном, изучая кандалы, способные удержать быка. Герцог, склонив голову к плечу, наблюдал за кардиналом с вежливым равнодушием. Вблизи Алва юным уже не казался. Осунувшийся, под глазами – круги, губы темные, на скулах – румянец. Слишком яркий для здорового. И ему не жарко в этом аду! Лихорадка? Робер огляделся в поисках воды или, еще лучше, вина и сразу же увидел внушительный хрустальный кувшин. К счастью, полный.

– Рокэ, хотите воды? – закатные твари, он не должен называть Ворона по имени. Здесь не должен!

– Герцог Эпинэ, – поморщился Алва, – не припомню, чтоб мы пили на брудершафт.

– Прошу прощенья, – с благодарностью извинился Робер, – так вам налить? Я, по крайней мере, хочу пить.

– Тогда попросите полковника, – посоветовал Ворон. – Эта вода соленая, она тут для красоты. Пресной сегодня еще не приносили.

– Хорошо, – Робер понял, что задыхается, – сейчас попрошу.

Морен с удивлением уставился на Первого маршала Талигойи, с бергерской методичностью расставлявшего на столе кувшин и кубки.

– Господин комендант, – вот так и делают глупости, бесполезные, ненужные, гробящие себя и других, – потрудитесь разлить воду.

– Монсеньор, – вздернул подбородок Морен, – я прошу объяснений.

– Вот они, – Робер вытащил пистолет, положил на край стола. Ненависть была холодной и тяжелой, как промерзший валун. – Наливайте. До краев!

Морен вздрогнул, но кувшин наклонил. Полилась вода. Блестящая струя, издевательски булькая, наполняла один за другим роскошные, впору королю, кубки. Алатский хрусталь, темнота, жара, соль... Руки Морена дрожали. И хорошо. Очень хорошо, просто превосходно!

Иноходец Эпинэ смотрел на коменданта Багерлее, но видел Штанцлера. Бледного, с перекошенным лицом и бегающими, затравленными глазками. И этот человек тянет лапы к душам и коронам? Какими бы страшными ни были изначальные твари, нас сожрут не они, а ызарги!

– Пейте, эр Август. Уверяю вас, вы никогда не пили такого вина!

Почему он столько тянул? Ведь ясно же было... Убивать нужно вовремя, а он опоздал. Лет на пять, если не больше...

– Монсеньор! Что вы делаете?! Ваше Высокопреосвященство!

Штанцлер исчез. От наведенного дула, прикрываясь рукой, пятился полковник Морен. Какая же мразь! Но карте место. Выпьет – пусть проваливает, хоть в Закат, хоть в Паону!

– Пейте, – велел Робер, – до дна.

Морен быстро поднял крайний кубок, немного воды выплеснулось на стол. Кардинал не появлялся. Не слышит? Вряд ли.

– Пейте, – повторил герцог Эпинэ, и генерал глотнул. Гладко выбритое лицо сморщилось, стянулось к острому носу, превратившись в какую-то морду. Комендант Багерлее пил, заливая негодной водой опозоренный мундир, а Первый маршал великой Талигойи смотрел, не в силах разжать впившиеся в пистолет пальцы. Морен опустошил кубок, на усах и шее блестели капли, глаза налились кровью.

– Берите второй, – Иноходец кивнул на стол, – берите и пейте.

– Нет, – голос Морена стал хриплым. От страха или от соли? – Монсеньор... уверяю вас... Я выполнял приказ Его Величества...

– Альдо велел тебе держать Ворона в этой печке и поить солью? – рявкнул Робер, забыв, что сюзерена по имени не называют. – Это он тебе приказал?

– Его Вели... Он, когда здесь был четвертый раз... Приказал объяснить маршалу, что его время ушло.

– А ты решил объяснить, что пришло время негодяев? – Лэйе Астрапэ, все придумал усердный подлец, Альдо ничего не знает! Ни про пекарню, ни про воду, которую нельзя пить... Конечно, не знает! Сюзерен заигрался, потерял голову, но он сумасброд, а не живодер.

– Вы больше не будете распоряжаться в Багерлее. – Левий все-таки появился. В проеме арки Его Высокопреосвященство сошел бы за эсператистскую икону, не будь у него на лице выражения, весьма далекого и от кротости, и от милосердия.

– Я подчиняюсь лично Его Величеству. – В присутствии кардинала не убивают, мерзавец это понимает и оживает на глазах. Какая же падаль! И ведь таких у Альдо большинство.

– Его Высочество Альдо Ракан – верный сын церкви, – отрезал Левий, – он прислушается к словам служителей Создателя. Прикажите подать вина, воды и свечей и немедленно снять цепи. Герцог Эпинэ, вас не затруднит остаться здесь, пока я выберу для герцога Алва пристойное помещение?

Хлопнула дверь, загремели многочисленные засовы. Это на полчаса, от силы на час, он сам решил остаться, и все же... Смерть в бою лучше тюрьмы, так что братьям, можно сказать, повезло. Робер подхватил второй фонарь и вернулся к Алве. Ворон по-прежнему сидел на кровати, полуприкрыв глаза.

– Герцог... – В первой комнате четыре стражника. Что они услышат, что поймут?

– Эпинэ? – осведомился Алва, не поворачивая головы. – Вас что-то интересует?

Интересует. За какими кошками ты вернулся в Талиг и сложил оружие? Ради короля и заложников? Но о казни объявили за двенадцать дней, только-только до Урготеллы добраться. Нет, Ворон, ты полез в петлю по другой причине. Сделал ли ты, что хотел, или не смог?

– Моро здоров, – сообщил Повелитель Молний, хотя его никто не спрашивал, – но скучает. Я его проминаю каждый день.

– Спасибо, – хрипло поблагодарил Алва. Лэйе Астрапэ, о чем с ним говорить? И как? Хоть бы воды скорей принесли, уроды!

– Вы играете? – Робер указал на гитару у стены.

– О нет, – отмахнулся Алва, – господин полковник был столь любезен, что прислал мне портрет своего нового господина.

Эпинэ зачем-то встал и коснулся инструмента. На злосчастной гитаре не было струн.

– Удивительное сходство, не правда ли? – звякнули цепи, Алва все же соизволил повернуться лицом к собеседнику. На рукаве рубахи что-то темнело. Кровь?

– Что у вас с рукой? – С рукой, с жизнью, с душой? Закатные твари, да не молчи же ты! Оскорбляй, издевайся, проклинай, только не молчи!

– Ничего особенного, – светским тоном произнес Ворон, – господин Левий пытался снять цепи, пролилась кровь. С клириками это случается.

– Вы несправедливы к Его Высокопреосвященству, он хочет вам помочь. – Это чистая правда, но попробуй объясни угодившему в капкан волку, что у него есть друзья!

– Возможно, я несколько пристрастен, – согласился Алва и снова замолчал. Робер рванул ворот рубашки, не соображая, кто из них двоих задыхается от черной, глухой жары. Сварливо треснуло пересохшее дерево, в дальней комнате несколько раз кряду чихнул солдат. Ворон шевельнулся, то ли попытался откинуть со лба волосы, то ли вздрогнул. Лэйе Астрапэ, как сказать ему, что он больше не один?

– Я собираюсь жениться, – выпалил Робер, – на Айрис Окделл. Она уже отбыла в Надор. После Зимнего Излома я еду за ней. Возможно, дела задержат меня... на севере, но потом мы вернемся в столицу.

– Вы – смелый человек, – скучающим голосом объявил Ворон, – я бы на вашем месте сбежал.

Алва вскинул скованные руки, причудливым образом сложив пальцы. В круге света возник рогатый олень. Черная тень рванулась вверх, словно в прыжке. Алва вновь сложил пальцы, на стене тряхнула гривой конская голова. Конь... Олень... Снова конь. Эпинэ – Савиньяк – Эпинэ...

– Есть дамы, от которых лучше держаться подальше, – хохотнул Рокэ и закашлялся. – Простите, герцог. Столичный климат южанам не подходит.

– Монсеньор! – в проеме возникла неуклюжая фигура. – Комендант цепи прислали снять...

– Так снимай!

Кузнец завозился с зубилом, и Робер зачем-то отвернулся. В висках стучало, волосы слиплись и лезли в глаза. Сколько б он выдержал в этой жаровне, не рехнувшись и не разбив себе голову о стену? Три дня? Пять? Или дотянул бы до восьми?

– Вы видитесь с Окделлом? – осведомился Алва сквозь стук зубила. – Я слышал, этот достойный юноша вернулся, вас не затруднит ему кое-что передать?

– Нет, сударь, – в тон Рокэ откликнулся Эпинэ. – Три дня назад Ричард Окделл дрался с Валентином Приддом.

– Дрался? – в хриплом голосе прорезалось любопытство. – И кто победил?

– Оба ранены. Ричард – в руку, Придд – в бедро. Мы фехтовали с Диком, он неплохой боец. – Лэйе Астрапэ, о какой ерунде они говорят, хотя почему «они»? Говорит, то есть пытается говорить, только один.

– Неплохой? Что ж, приятно слышать. – На красивом лице не было ни интереса, ни хотя бы злости, только вежливое внимание хозяина, обреченного слушать скучного гостя. – Видимо, те же слова стоит адресовать и молодому Придду.

– Насколько я понял, Ричард побеждал. Он ранил соперника, но тот сумел отыграться.

Дикон зарвался. Он слишком легко теряет голову, хотя кто бы говорил.... А вот Валентин – ледяная бестия. С раной в бедро не побегаешь, все решил один удар. Неожиданный, необычный... Поднять отлетевшую шпагу левой, «проклятой» рукой и сделать выпад. Снизу вверх, со всей силы. Очень просто, если знаешь, как.

Закатные твари, и кто только их, таких, учит. Хорошо, дурак умчался из Олларии, а не затеял дюжину дуэлей. И ведь за неделю не переучишь, хотя...

– Сударь, вы убиты, выйдите из круга! Следующий!

– Погоди, Альберт. Он только ранен. В ногу.

– Ну, как знаешь...

– Тянитесь к шпаге, граф. Не вставать! Вы ранены, и серьезно... Тянитесь к ней левой... Да, я сказал «левой», выкиньте из головы еще и эту глупость... Смотрите мне в глаза и тянитесь! В глаза, я сказал! Свяжите меня взглядом. Дотянулись? А теперь – выпад! Ну! Сильней! Резче! Это ваша жизнь, сударь! Она вам еще пригодится...

– Готово, Монсеньор, – кузнец ловил воздух ртом, словно рыба.

– Убирайся к кошкам и напомни про воду!

– Слушаюсь, – сутуловатая тень на мгновенье загородила Алву и исчезла.

– Герцог, – Ворон прикрыл ладонями глаза, такой знакомый жест, – будьте сдержанней, особенно при слугах.

– Я не железный, – огрызнулся Эпинэ, – в отличие от вас.

Человек на кровати откинул со лба прилипшую прядь:

– Кстати о железе, не забудьте свой кинжал.

Что-то свистнуло, бирисский клинок чуть ли не на треть вошел в рассохшуюся деревянную розу. Первый маршал Талига в очередной раз не убил Первого маршала Талигойи. Робер с трудом выдернул подарок Мильжи и сунул в ножны, гадая, узнал ли Ворон кинжал, который сам же и вернул пленнику, или нет.

– Благодарю, сударь.

– Не стоит...

Духота становилась невыносимой, рубашка липла к спине, камзол и вовсе превратился в орудие пытки, но снять его в присутствии Алвы Иноходец отчего-то не мог. Стукнули запоры, и Эпинэ выскочил навстречу стражнику, принесшему вино, воду и свечи.

– Вам вина или воды?

– Смотря какое вино. – Рокэ, наконец, соизволил подняться и подошел к столу. – Кагетское, на первый взгляд сносное... Вам налить?

– Налейте.

Белые ласточки среди оранжевых роз, сладкое вино, сладкие слова... Неужели это Робер Эпинэ сидел у бьющего из золотой раковины фонтана, а седой казар предлагал ему руку дочери и советовал держаться подальше от старых тайн?

– Адгемар Кагетский был мудр, – Рокэ Алва задумчиво вертел в руке бокал, – он никому не верил. Особенно союзникам. Жаль, ему не повезло.

– Жаль?!

– Он и впрямь мог сделать из Кагеты что-то пристойное. – Ворон пригубил вино. Робер бы на его месте уже выпил полкувшина вина, а воду вылил на голову.

– Слишком сладко, – кэналлиец поставил бокал, темные губы исказила усмешка. – Уж лучше вода.

– Не могу не согласиться. – Неужели нельзя просто напиться? Зачем мучить себя, какой в этом смысл?

– Вам жарко? – Руки Ворона вновь сплелись в оленью голову. – Снимите мундир, станет легче, а дам здесь нет и не предвидится. А жаль. Как вы думаете, если я попрошу Левия об услуге подобного рода, он упадет в обморок?

– Вряд ли. – Робер торопливо осушил кубок и налил еще. – Он начинал в ордене Славы, когда магнусом там был Адриан.

Алва пожал плечами. До покойного Эсперадора ему дела не было, а до чего было? Робер вгляделся в неподвижное заострившееся лицо. Ворон медленно пил воду, смакуя каждый глоток, а пятно на рубашке из алого становилось бурым.

– Монсеньор, – незнакомый теньент вынырнул из тьмы закатной тварью, – все готово. Герцога Алву переводят в комендантское крыло. Его Высокопреосвященство просит передать, что исповедует господина Штанцлера, но придет, если герцог Алва нуждается в утешении и совете.

– Он не нуждается, – заверил Ворон, в очередной раз прикрывая глаза. – Что ж, Эпинэ, прощайте. Был рад вас повидать, но четвертая встреча нам вряд ли понадобится.

– Вы хотели что-то передать герцогу Окделлу, – напомнил Робер.

– Ах да. – Рокэ Алва потянулся. – Это, конечно, ерунда, но в некоторых семьях подобным вещам отчего-то придают большое значение. Передайте Повелителю Скал, что я считаю его обучение законченным. Он достоин стать одним из талигойских рыцарей. Я подтверждаю сие пред землей и небесами. Юный Окделл свободен от клятвы оруженосца и с сего мгновенья не несет никаких обязательств передо мной.

Глава 5

Гельбе и Ракана (б. Оллария)

Дата добавления: 2015-06-04