Дриксен. Окраина Шека

400 год К.С. Ночь с 10-го на 11-й день Весенних Молний

Положить на одного коня Мартина, на другого влезть самому и вернуться в «Рогатого мужа». Послать людей за Генрихом и «Дицем», вернуться в замок, объяснить маме про Мартина, про Генриха, про убийц и ночную отлучку… Руперт вздохнул, поправил перевязь и поднялся. Вспомнились Придда и длинный барон. Бергер советовал помнить, чему научили в плену, Вальдес не советовал возвращаться… Бешеный чует то, до чего другие доходят разве что умом. Задним. Кэналлиец бы понял про Генриха раньше. Закатные твари, ну почему?! Должна же быть причина, и это не деньги. Он мог предать, мог убить только ради мамы, но это совсем уж невероятно. Значит, врал Мартин?! Но тогда что делал Генрих ночью на дороге с разбойничьим кольцом?

Лейтенант потер голову. Виски начинало ломить. Похоже, он допрыгался до лихорадки, значит, нужно скорее добраться до замка. Там хорошо, там могут найтись еще шпионы и убийцы, а могут и не найтись… Наследник Фельсенбурга заставил себя усмехнуться, хотя его не видел никто, кроме лошадей, покойников и вновь выпрыгнувшей из облаков луны, и быстро пошел назад, не позволяя себе перейти на бег и не забывая смотреть по сторонам. Так, наверное, чувствует себя стрела на тетиве лука. Состояние не из приятных.

Ночь молчала. Где-то притаился ветер, где-то могли караулить убийцы. Крыши, стены сараев и трупы стали еще чернее, утоптанная земля и камни слегка серебрились, возвращая луне ненужный им свет. Было холодно, то есть жарко. Руппи в последний раз огляделся и вышел на площадь. Он успел вовремя – «Диц» уже шевелился, слепо шаря руками по земле и при этом пытаясь стереть кровь с лица. Свободные руки такому ни к чему.

«Я полагаю, господин фок Фельсенбург, что вы имеете значительный шанс встретить на родине шутников, которые спросят, чему вас научил плен. И вам следует показать, чему и насколько успешно…» Допрашивать пленников господина Фельсенбурга в плену не учили. Пнув обманщика под ребра, лейтенант быстро связал мерзавца его же ремнем и усадил спиной к стене, потом подтащил фонарь.

– Мы потанцевали, – четко и равнодушно, словно на докладе, произнес Руппи, – теперь мы будем говорить. Ведь будем?

«Диц» бросил пару взглядов вокруг и скосил глаза в сторону угла. Подменыш в самом деле был рыжим, но шрама на ухе не имелось, и на Хельмута он походил, как бочка на цитру.

– Там тоже все кончено, – все тем же адъютантским голосом объяснил лейтенант. – Не надейся.

Рыжий попробовал пожать плечами. Из разбитого носа вновь потекла кровь. Если не заговорит, придется бить. Да, связанного, да, раненого. Речь идет даже не о покое «Ноордкроне», речь идет о жизни Олафа.

– Где премьер-лейтенант Диц?

– Я не стану говорить.

– Станешь. – Ты не палач, Руперт, ты – лейтенант флота, кое-как осиливший трактат по анатомии, но ты сможешь, хотя лучше бы обойтись словами… – Где настоящий Диц и кто вас послал? Считаю до сорока! Думай.

Руппи медленно считал, пленник пытался крутить головой. Он на что-то надеялся, он явно на что-то надеялся! Над миром висела тишина – ни ветра, ни шагов, ни хотя бы мелькнувшей тени, но сзади кто-то возник. Руппи это понял по тому, как напрягся пленник, как недобро и радостно блеснули его глаза. Со шпагой в руке Руперт отпрянул вбок, одновременно оборачиваясь, как учил в Старой Придде Бешеный. Там, где только что стоял лейтенант, торчала чья-то фигура. Офицер. Моряк…

– Ты плохо танцевал, – сказал моряк – и Руппи узнал собственный голос. Это в самом деле был он, Руперт фок Фельсенбург. Второй Руперт задумчиво смотрел на пленника, склонив голову к плечу, а по мундиру пробегали синие сполохи. – Где Диц? Кто ты? Кто тебя звал?

Руперт фок Фельсенбург сжимал в руке шпагу. Руперт фок Фельсенбург, танцуя, вскинул руки и запрокинул голову. Зазвенели дальние колокольчики. Пленник захрипел и забился в своих путах. Двойник Руппи звонко рассмеялся и растолстел.

– Убери, – вырвавшийся из горла убийцы хрип напоминал об удавленнике, – убери… Это… Этого!

– Зачем? – Руперт не понимал ничего, то есть понимал, что убийца заговорил, и плевать, что его заставило.

– Тут скучно… Идем отсюда… Он скажет, и идем… Он не нужен, никому не нужен. Тебе хочется весны?.. Поспеши!

Никого. Пустая площадь, сведенная ужасом рожа убийцы. «Диц» кашляет, словно его душили, и дрожит. Мерзость.

– Кто вас нанял?

– Вы… вы же знаете. Он… Он тут был!.. Только что!

Значит, толстяка на площади видели они оба, но Руппи видел его и раньше. Где?

– Кто он? Как его зовут?

– Не знаю, господин… Создателем клянусь, не знаю.

– Он не знает… Ты найдешь, захочешь и найдешь, но зачем? Зачем искать грязь? Оставь… Под твоими ногами будут звезды…

Звезды под ногами… Звезды и ветер, синяя ночь и весна, звезды и ветер, они зовут, они тянут за собой, но еще не время, еще не сейчас!

– Вы собирались меня убить?

– Да, гос…

– Сколько вас было? – Какая же мерзость… Липкая, муторная, зловонная! – Где ваши лошади? Что вы собирались делать потом?

– Лошади в Шеке… У одной вдовы, она ничего не знает. Торн обещал на ней жениться.

– Кто такой Торн?

– Он, – кивок на труп длинного, – звали его так. Сюда мы пешком пришли, зачем нам лошади? Выдадут еще…

– Ты умеешь драться, Торн нет. – То и дело вспоминавшийся Райнштайнер требовал внести ясность во все. – Зачем он вам такой сдался?

– Он из новичков… За сходство с Ледяным взяли. Чтобы ростом и сложением издали сошел. Никого другого быстро найти не удалось. А меня за масть… Сказали назваться Дицем, передать письмо господину Мартину и дождаться ответа.

– Где твой шрам?

– Нарисовали… Хюнтер нарисовал, вожак наш. Он обо всем договаривался.

– Какой он, этот Хюнтер?

– Он… Он…

Ражий малый в лихо заломленной шапке машет рукой и исчезает так же внезапно, как и появился, но Руппи успевает его узнать. Один из тех, кто лежит на дороге. Этот больше ничего не скажет.

– Долго, – сетует ночь, – слишком долго… Зачем столько говорить?

– Как вы собирались меня убить?

– Зачем знать? Ты живешь, ты танцуешь, они ушли… Забудь, и идем.

– Говори! Я спешу.

– Мы с Торном подманивали, а ребята на бойнях ждали. Шестеро… Вы еще ничего б не поняли, а они б уже… Навалились бы со спины, мешок на голову, чтоб шума не было и руками не махал…

– Дальше.

– Прирезали бы… А после – тем, кто на дороге, занялись. Больше одного не ждали, но на всякий случай четверку у тракта оставили.

– Как вы уговорили Генриха?

– Генриха? – выпучил глаза рыжий. – Какого Генриха?

– Сколько вас было? Сколько всего вас было?

– Нас двое, – принялся считать убийца, – шестеро за забором, доски мы загодя отодрали, как с местом решилось… Ну и четверо на дороге.

– Был тринадцатый. Из замка. Чем его купили?

– Господин! – взвыл «Диц». – Чем хотите клянусь! Не было больше никого!!! Мы ж дюжиной ходим. На счастье…

– Это так, – подтвердила темнота, но Руппи и сам знал, что убийца не врет. Правда была столь же очевидна, как ночь, как звезды, как ветер…

Ночь торопила, обещая что-то немыслимое и невозможное. Торопили и Мартин с Генрихом, лежащие в пыли даже без плащей. Торопила стоящая на башне и вглядывающаяся в темноту мама. Торопили слуги в «Рогатом муже», наверняка успевшие обнаружить исчезновение господ. А Руппи стоял над рыжим мерзавцем, уже понимая, что сделает, и еще не решаясь признаться в этом даже себе.

Послушному сыну и внуку следовало ехать в Фельсенбург и предоставить действовать старшим. Руппи так бы и поступил, будь его отцом Рудольф Ноймаринен или хотя бы бергерский барон, но в свою родню Руппи не верил, а маму… маму он просто боялся. Потому что страх за сына превратит волшебницу в стерегущего замок дракона. Мама принесет в жертву не только Олафа, но и кесаря и всю Дриксен, отец отступит и отступится, а бабушка… Бабушка может многое, если сочтет нужным, но сочтет ли она нужным помогать Олафу? Рука Руппи невольно скользнула в карман, где лежало письмо. Лейтенант очень надеялся, что фальшивое, – окажись оно настоящим, Олаф мог угодить в такую же ловушку. Диц предателем не был, иначе не понадобился бы двойник, но если Хельмут был гонцом, что с ним сталось?

Единственной ниточкой к разгадке был толстяк с приятным лицом, тот, кто нанимал убийц. Но он вряд ли летал высоко. Так высоко, чтобы наследник Фельсенбургов вспомнил его имя. Какой-нибудь дворецкий или нотариус…

– Ты устал, брось… Идем! Тут скучно…

– Сейчас, – откликнулся Руперт. Вздрогнул и отшатнулся пленник. Одинокий плащ трепыхнулся, взлетел и поплыл к забору, словно научившийся летать скат. Стало смешно. Руппи засмеялся, «Диц» вздрогнул еще раз и что-то забормотал. Молитву… Он, оказывается, еще и верует!

– Идем!

Вернуться в Фельсенбург – значит оказаться в плену. В настоящем плену, куда тебе Хексберг и Старая Придда. Значит, не возвращаться и ничего не говорить. Просто исчезнуть. Для убийц, для шпионов, для мамы… Жестоко? Да, и подло, но мама не оставляет выбора – или кануть в зачарованное озеро, или сделать больно всем, но вырваться. Он не собирался становиться фельсенбургской елкой или ирисом, просто разрыв выйдет раньше и резче, но на то и война. Не та, когда палят пушки и хлопают порванные паруса, другая, ночная и лживая, от которой не сбежишь…

Рука начала затекать, это послужило сигналом. Руперт поискал и подобрал свою шляпу и тут же бросил – в герцогской одежде до Эйнрехта не доберешься. Для начала придется взять плащ и шляпу Генриха, а все остальное менять по дороге. Частями, чтобы не привлекать внимания, но для этого нужны деньги. Мелкое серебро и медь.

Наследник Фельсенбургов поправил шейный платок и занялся трупами. Улов превзошел все ожидания. Убийцы в Дриксен оказались богаче моряков, а скорее всего, молодчики не доверяли невесте Торна и таскали задаток с собой. Забавно, но выходит почти по их: наследник Фельсенбургов куда-то смылся, никому ничего не сказав. Трупа нет, следов нет… Будут искать хозяева убийц, будут искать Фельсенбурги. Трупы, конечно, найдут, но тут уж ничего не попишешь, прятать слишком долго… Да, ничего не попишешь. Руппи ссыпал последние деньги в самый большой кошелек, заодно прихватив простенький кинжал – не сверкать же фамильным клинком. Оставалось последнее. «Диц». Он мог пригодиться, будь с Руппи хотя бы Генрих и знай мерзавец хотя бы Хохвенде, но тащить за собой связанного убийцу… Это еще глупей, чем взгромоздиться на зильбера и замотаться в трехцветный фамильный плащ.

– Ты не хочешь… И не надо. Иди… Ты иди…

Ветер становится тенью, тень обретает острые чаячьи крылья. Вьются облачные волосы, стройные ножки едва касаются земли. Она не идет и не летит, она танцует…

– Нет, Создатель, не-е-ет!

Такой знакомый звон. Крылатая и юная, замирает, оборачивается. Да, это она. Та, что танцевала на гребне, та, что приходит во сне.

– Уходи… Я тебя найду… Я всегда тебя найду, и мы станцуем… Тебе понравится…

Изломанные тела. Забитые ледяным крошевом рты. Они заслужили смерть, но смерть человеческую. Он и так поступает подло, бросая маму, но это подлость вынужденная, а тут…

– Стой, – велит Руппи, и крылатое создание останавливается. Смотрит голубыми сияющими глазами. Не корова, не лань. Девочка с длинными чаячьими крыльями. Тоненькая, легкая… Смерть. Любовь. Вечность… Они станцуют. Сегодня же, но сперва…

– Ты сегодня уже достаточно молился. Тебя либо услышали и простили, либо нет.

Лейтенант уже две недели в точности знал, где находится сердце. Разбойничий кинжал ударил куда следует.

Дата добавления: 2015-06-04