Восточная Гаунау. Нижняя Кагета. Гурпо

400 год К.С. 21-й день Весенних Молний

Рядом весело говорили о полуденном привале. В хорне или чуть дальше обнаружилось селение; Реддинг его уже проверил – чисто, маршал решил…

Еще бы он не решил! Маршал у нас молодец, снова угадал, успел протащить армию в узкую щель между наваливающимся врагом и взбесившимися скалами… А кто, хотелось бы знать, ее туда завел? Леворукий? Чарльз ухватил себя за язык, вознамерившийся ляпнуть ненужную и несправедливую гадость, и огляделся. Обвал случился пять дней назад, а капитан все еще был как с похмелья, с трудом соображая, где он и что делает. Колонны талигойцев вовсю куда-то маршировали. Судя по висящему за спиной солнцу, командующий повернул не на юг, как намечалось, а на север. Опять в глубь Гаунау, из которой вроде бы собрался уходить. Как всегда, ничего не объясняя, хотя тогда Сэц-Алан с Лецке гадали бы, что задумал Савиньяк, а не болтали про обед. Значит, он сам что-то недослышал. Капитан вгляделся в лица свитских, потом привстал в стременах и узрел за спиной Айхенвальда маршальскую шляпу. Понятнее, само собой, не стало, и Чарльз обернулся на еще не ставшие холмами горы. Это было ошибкой.

– Надеюсь, на нас сейчас ничего не посыплется? – немедленно пошутил Лецке. – Терпеть не могу обвалы перед обедом. Уж лучше драка.

– Сперва найди, с кем драться…

– В такую погоду? Я не желаю, чтоб мне портили прогулку какие-то «медведи». Вот в дождик…

Шутки были глупыми, разговор – раздражающим, но деваться было некуда. Офицер для особых поручений следует вместе с маршальской свитой. Хочется ему кусаться или нет, никого не волнует и не должно волновать.

Лецке заговорил про быструю скачку и великолепные прыжки своего Стрижа, Сэц-Алан ответил, Чарльз кивнул. Он чувствовал себя прилично, но не настолько, чтобы обсуждать чужих лошадей.

– Леворукий! Это еще откуда?

Теньент-драгун выскочил сбоку, галопом пронесся напрямик через кустарник и еще издали заорал:

– Срочное донесение! От капитана Уилера!

– Хотел бы я знать, что ловят кошки, – улыбнулся Лецке.

– Кошки ловят медведей, – шепнул Сэц-Алан, – по крайней мере наши кошки. Кто тут хотел драки?

Офицеры переглянулись и вновь уставились на драгуна, который уже добрался до капитана охраны. На вышедшего из боя гонец не походил, но лошадь успела хорошо пробежаться: Уилер шел последним, вслед за арьергардом. На всякий случай. Схваток после обвала не было, как, собственно говоря, не было и гаунау. Противники потеряли друг друга и найти вновь не особо спешили: и Хайнриху, и талигойцам требовалось прийти в себя.

– Давенпорт, Лецке, к маршалу.

Передние расступаются, пропуская адъютанта и офицера для особых поручений. Колонна стоит. Теньент докладывает, Савиньяк слушает. Очень спокойно, Леворукий бы его побрал. Сейчас что-то опять начнется, что-то пакостное.

– …мы решили, засаду устроим, если приблизятся, – частит драгун. И его никто не учит, как докладывать! – Не получилось – они, как на дорогу выехали, серый флаг подняли и в открытую двинулись. На дороге следов полно, трудно не догадаться, что здесь армия еще утром проходила. А где армия, там и мы неподалеку. Так и встретились… Уилер своих «фульгатов» там оставил, на всякий случай, а из наших я лучший наездник, да и конь мой порезвее остальных.

Савиньяк кивнул и повернулся к свитским. Чарльз не переносил этот его взгляд, пробегающий по лицам, словно по выставленным на стол закускам.

– Вайспферт, кто из знающих «медвежьи» повадки есть поблизости?

– Капитан Шлянгер.

– Очень хорошо. Давенпорт, ваша лошадь в порядке?

– Да.

– От нашего неугомонного друга Хайнриха прибыл парламентер. Вам придется его встретить, но пускать не самого глупого гаунау в гущу наших частей я не намерен. Везите его стороной, на подходе отправите гонца. Лецке, выделите им десяток гвардейцев.

Вопрос с увеличением поставок свежего мяса, овощей и вина был решен. Цена, которую, как дал понять явившийся на сей раз в одиночестве Панага, обеспечил лично он, вполне устраивала и Капраса, и его интендантов. И о лошадях для пополнения кавалерии договорились, и о работниках. Пара мелких казаронов из местных за очень скромную плату соглашалась предоставить для разного рода хозяйственных работ крестьян, чтобы маршалу не приходилось отвлекать своих новобранцев.

Очень неплохими были и присланные Хаммаилом вина. Капрас с удовольствием смаковал свое любимое белое и ждал, когда у гостя закончится овес и начнутся шпоры. Ждать пришлось недолго, «Курподай» заговорил о том, чего маршал и ожидал с тех пор, как до его сведения довели подробности учиненных приспешниками Лисенка зверств. Казар желал, чтобы несколько гайифских отрядов были выдвинуты к речонке с зубодробительным названием, разделявшей Кагету Лисенка, которую Капрас для удобства называл талигойской, и Кагету гайифскую, то есть, простите, Хаммаила.

Казарон замолчал и воззрился на дорогого союзника. Союзник сочувственно покачал головой и сказал, что появление на берегу, – он замялся и обернулся к Ламбросу, – на берегу…

– Пантаяксы-Хандуги, – подсказал артиллерист.

Капрас кивнул и объяснил, что появление гайифских отрядов на берегу Пантаяксы может быть расценено как выпад против Бааты. И что Военная коллегия Гайифы и лично военный министр Квано Забардзакис запретили любые действия, способные подтолкнуть Талиг на помощь Лисенку.

Похоже, Панага чего-то подобного и ожидал. Он сразу же объяснил, что неточно передал смысл просьбы благородного казара, так как слишком волновался. На самом деле Хаммаил-ло-Заггаз просит выдвинуть войска не на саму границу, а в любое удобное дорогому союзнику место на пути к оной. Гайифские отряды могут опереться на укрепления казаронских замков и перекрыть основные ведущие на юго-восток дороги.

«Одновременно защищая эти самые замки», – дополнил про себя речь посланца маршал, а вслух объяснил, что запросит Военную коллегию. «Курподай» настаивать не стал. Выразив надежду, что к назначенному Хаммаилом съезду казаронов друг и союзник получит ответ из великой Паоны, кагет поднялся, чем поверг Капраса в удивление. Казарон, передающий то, что ему поручено, и отбывающий назад, не обглодав ни единой бараньей ноги, не проревев ни единой песни и не рассказав ни про единого родственника, – это было немыслимо, но прекрасно. Не веря собственным глазам, ушам и разуму, Капрас отправился провожать посланца казара. Лестницы миновали благополучно, но в нижнем зале кагет остановился, и маршал понял, что мир становится на место, но вечер все-таки испорчен.

– Могу я просить дорогого гостя и уважаемого маршала о личной услуге? – Красивое, очень красивое лицо Панаги стало озабоченным.

– Если это в моих силах. – Такой ответ ни к чему не обязывает, особенно если свои силы оцениваешь ты сам.

– Это не составит никакого труда! – Собеседник замахал руками: он все же был кагетом. – Я хочу определить в обучение некоторое число молодых парней из своих крестьян. В обучение к вам… Они перейдут под ваше полное начало, а потом укрепят мою дружину. Раньше о сабле думали мои братья, сейчас я рассчитываю лишь на себя, а граница подошла… Нет, подползла к лучшим моим виноградникам. Если просьба благородного казара будет исполнена, мои замки с радостью примут ваши отряды, и дальнейшее не составит никакого труда…

– Сперва я должен получить ответ Военной коллегии, – перебил Капрас.

Странный казарон немедленно согласился ждать и без лишних слов убрался. Пора было посылать донесение, обдуманное еще неделю назад. Тянуть с депешами в Паону Капрас не мог, оставалось надеяться, что Забардзакису сейчас не до просьб Хаммаила и не до сведения счетов с опальным маршалом.

Будь на то его воля, Карло предпочел бы остаться на месте: пускай и удалось научить этих криворуких ходить строем и правильно заряжать мушкет, их еще гонять и гонять. Чем, собственно, он ежедневно, все светлое время, и занимался. Побери их всех Леворукий! Неужели нельзя прижать этого расфуфыренного Хаммаила, чтобы он не лез в пасть закатным тварям хотя бы сейчас, пока мориски не угомонятся? А Панага, пожалуй, совсем не то, чем кажется. Когда поднаторевший на торговых сделках казарон завязывал знакомство с гайифскими офицерами и помогал обустроить корпус на новом месте, казалось, он старается для своей мошны, но эта его просьба… Дружины казаронов, даже лучшие, это не армия. А «Курподай», видите ли, желает обучить своих на современный манер, да еще вдали от чужих глаз. Крупнейший владетель провинции, богат, умен, знатен – чем не казар? Не сейчас, разумеется, сейчас на трон Южной Кагеты может лезть только дурак…

– Господин маршал, что-то случилось?

– Нет, Ламброс. Правда, я был несколько удивлен… И вот еще что. Помнится, пару месяцев назад бирисские отряды, те немногие, что не поладили с Лисенком, исчезли из мест своего размещения. Стояли, зимовали, выезжали коней, а потом раз – и нет никого. И никаких криков насчет измены от сторонников Хаммаила. Ну и куда, по-вашему, отправились эти «барсы»?

– Ссорить нас с Лисенком? Похоже на то… Одни «гости» с запада на восток, другие – с востока на запад…

– Если с запада вообще приходили.

– Вы думаете, сторонников Хаммаила рубили в мясную лапшу его собственные «барсы»? Это было бы очень по-кагетски и очень по-казарски, если б только Адгемар был жив.

– Это может быть будущий казар… Ламброс, проследите, чтобы «головорезы Лисенка» не похитили у вас парочку артиллеристов. Я своих людей терять не намерен.

– О, вот и наши! – обрадовался проводник при виде выехавших из-за очередного поворота драгун. – «Медведей» мы дальше оставили, за горкой. Еще с четверть хорны…

– Там они и торчат, – подтвердил еще один теньент. – «Бурые» и парламентер. Как гусак среди уточек. Желаете глянуть?

Бергер желал, Чарльзу было все равно. От него ничего не зависело, а голова сразу и болела, и хотела спать, хоть водой обливай. Чалый сам завернул за остальными лошадьми, и Давенпорту вдруг стало странно, что он не только не зовет коня по имени, но даже это имя позабыл. Попытка вспомнить съела пресловутые четверть хорны. Бергер, имя которого тоже вылетело из головы, поднял трубу. Чарльз ограничился тем, что сощурился.

Гаунау честно ждали. Стайка егерей в коричневых куртках, и среди них – осанистый всадник в темно-зеленом мундире. Слишком крупный для местной горной лошадки.

– Ронсвикский полк, – вынес вердикт бергер. – Любимцы Жирного. Перевязь, шитье, цепь «Секиры»… На первый взгляд на маскарад не похоже. Капитан Давенпорт, ваше мнение?

Мнения у капитана не имелось, а значит, было оно таким же, как у этого, как же его…

– Я целиком полагаюсь на вас. – Разговоры все еще давались Чарльзу с трудом, хотя окрестные склоны больше не рычали и не жаловались.

– Благодарю. Предлагаю показаться и выяснить, что нужно ронсвикцу, но спрашивать будете вы.

– Хорошо.

Солнечные пятна, невнятные лесные шорохи и две группы по десятку всадников в каждой посреди заросшей таволгой лощинки. Враги. Так странно смотреть на врагов, не хватаясь за оружие. Лица обычные, спокойные, если б не мундиры и не мелкие лошади, от своих не отличишь.

– Капитан, мы чего-нибудь ждем?

– Ничего. – Чарльз выслал чалого вперед. Бергер… Шлянгер, его фамилия Шлянгер, приотстал, отдавая первенство посланцу командующего.

– Капитан Давенпорт, офицер для особых поручений маршала Савиньяка. Чем могу быть полезен?

Егеря как на подбор – невысокие, сухощавые, и среди них – здоровенный полковник с орденом на груди, похожий сразу и на Вайспферта, и на Стоунволла. Спокойные серые глаза разглядывают талигойцев. Чарльза меньше, бергера – больше. Бергеры и гаунау – это хуже, чем дриксенцы и марагонцы…

– Господа, мое имя Пер фок Лауэншельд. Я – полковник гвардии и личный посланник его величества Хайнриха. У меня есть письмо к маршалу Савиньяку. Согласно воле моего короля, я должен передать его из рук в руки. Прошу доставить меня к вашему командующему. Это чрезвычайно важно не только для нас, но и для вас.

– У меня приказ – доставить вас как раз туда, куда вам надо. Но только вас одного, ваша охрана останется здесь.

– Я понимаю. – Талиг полковника был вполне приличен; отец, всю жизнь воевавший на севере, знал варитские языки много хуже. – Вы не должны мне верить, но я все-таки скажу. Вашим «кошкам» не о чем беспокоиться. Мы не склонны поднимать серые флаги по пустякам, но если делаем это, то честно и добропорядочно.

– Благодарю вас, – зачем-то сказал Чарльз.

Лауэншельд чуть наклонил голову, затем повернулся к своим и что-то коротко произнес. Командир егерей отдал честь и тронул своего конька.

– Мои люди останутся на опушке и не покинут ее до моего возвращения.

– Следуйте с нами.

Еще один наклон головы; маленькая лошадь, несущая большого человека, идет рядом с чалым. «Секира»… Кажется, это вроде талигойской «Охоты», придворным ее не получить, да и лицо у полковника совсем не придворное. Не из-за пересекающего щеку шрама, просто во дворцах таких лиц не найдешь, это Давенпорт понял еще в Олларии. Другое дело, что Савиньяки и Алва успешны и на паркете, и под пулями, такие, как этот Лауэншельд, – только в армии. В боевой армии, не в гвардии…

Тихо. Талигойцы молчат, не слышно даже драгуна – в присутствии монументального «медведя» стало как-то не до болтовни. Парламентер тоже ни единым намеком не выдает желания поговорить, потом замечает в придорожном кустарнике мундиры: Уилер с безопасного расстояния наблюдает за егерями и парламентерами. Он «фульгат», он должен.

– Я же говорил, – ворчит полковник. – С нашей стороны никакого предательства не будет. Но ваша осторожность понятна, я бы поступил так же.

И снова – лесная дорога и сонная одурь, что никак не желает проходить. Сон… Он сменил ярость и страх, горы отсыпаются, как отсыпаются солдаты после битвы, а крестьяне – после работы. На обочинах цветет ежевика, тянет колючие плети к тропе. Птицы спокойны, как и насекомые. Можно отдыхать.

– Капитан Давенпорт, я правильно понимаю, что вижу вашего командующего?

– Да. – С маршалом только Сэц-Алан, словно они не во вражеской стране, а на прогулке в Тарнике. Серый в яблоках Грато горделиво несет безупречного всадника. Кто-то все же озаботился послать гонца. Шлянгер или Уилер? А ты хорош – проспать всю дорогу, забыв о приказе!

Савиньяк небрежным и каким-то непривычным движением отпустил адъютанта и двинулся дальше один. Он был при всех регалиях, но почему-то без шляпы. Легкий ветер отбрасывал белокурые волосы назад, открывая правильное худое лицо. Чарльз покосился на гаунау. Тот, разумеется, и бровью не повел, но что-то неуловимо изменилось. Полковнику было не по себе, это чувствовалось, хотя внятно объяснить, в чем дело, Давенпорт не смог бы.

Чарльз со Шлянгером разом натянули поводья, но посланник был поручен Давенпорту.

– Господин фок Лауэншельд, командующий вас ждет.

Заминка, мгновенная, но заминка, затем горная лошадка двигается с места. Полковник скалой высится в седле, он напряжен до предела, а Грато уже замер перед перечеркнувшей тропинку тенью. Пара мгновений, и Лауэншельд остановил лошадь у той же темной полосы. Савиньяк резко и красиво вскинул голову, и Давенпорт вдруг вспомнил, что Леворукий у гаунау черноглаз. Маршал появился перед парламентером с непокрытой головой не случайно: это было даже не намеком – предупреждением. Иначе Проэмперадор Севера отослал бы Сэц-Алана правой рукой.

Глава 5

Дата добавления: 2015-06-04