Часть первая 13 страница. — Что за погода распроклятая

— Что за погода распроклятая! Сиди вот тут и мерзни да выглядывай, не собираются ли тебе япошки какуюнибудь пакость подстроить. И с чего это война началась, — понять невозможно. Жили мирно и тихо, а тут вдруг: раз — ив морду один другому, — задумчиво проговорил Денисенко.

— Дай время, до всего доберемся: почему и отчего, — ответил Серегин.

Матросы умолкли, вглядываясь в ночную мглу.

По‑прежнему на море медленно шарили щупальца прожекторов; на «Ретвизане» двигались какие‑то огоньки; «Отважный» стоял с потушенными боевыми фонарями. Серегин и Денисенко между делом соскребали с палубы лед. Все было тихо и спокойно. Вдруг прожекторные лучи заметались по морю и разом остановились на одном месте, осветив большой пароход, крадущийся вдоль берега от Ляотешаня. С Тигровки грянул выстрел, за ним другой, за Тигровкой загрохотал Электрический Утес, и, наконец, перекрывая все остальные звуки, рявкнули двенадцатидюймовые пушки с «Ретвизана».

— Свистать всех наверх! — скомандовал Акинфиев.

Через мгновение Юрасовский уже легко «взбежал на мостик, застегивая на ходу шинель, матросы быстро разошлись по орудиям и минным аппаратам.

С» Отважного» засемафорили огнями.

— Атаковать брандер, — доложил сигнальщик.

— Есть атаковать брандер, — повторил Юрасовский. — Выбрать якоря, приготовить орудия и минные аппараты!

Загремела якорная цепь, заблестели огни у орудий. Малеев кинулся к носовой семидесятипятимиллиметровой пушке, Акинфиев спустился к минным аппаратам, с которых уже снимали чехлы.

— Вперед до полного! — скомандовал в машинное отделение командир. Миноносец вздрогнул и, набирая ход, двинулся по направлению к брандеру.

Между тем уже весь берег осветился огнями выстрелов. Удары тяжелых орудий слились в протяжный гул. За первым брандером показались еще три. Они полным ходом шли по направлению к проходу.

На Золотой горе взвились две ракеты, ярко осветили море, и огонь батарей мгновенно прекратился. Теперь только «Страшный», зарываясь по самый мостик в ледяную воду, стремительно несся к головному брандеру, в то же время осыпая его своими снарядами.

— Носовой — товсь! — скомандовал минному аппарату Юрасовский.

Ажинфиев застыл на месте, ожидая команды «пли». В это время с брандера открыли по миноносцу сильный огонь из малокалиберных скорострельных пушек и пулеметов. Несколько снарядов с воем пронеслись над миноносцем, и по обе стороны «Страшного» взвились водяные столбы.

— Пли! — наконец скомандовал командир. Вспыхнул красноватый огонек, и мина, нырнув в воду, понеслась по направлению к брандеру.

— Лево на борт! Приготовить кормовой аппарат! — Миноносец круто покатился вправо, поворачиваясь кормой к противнику.

Через несколько секунд у брандера с тяжелым ударом взметнулся к небу огненный веер взрыва, и пароход сразу круто осел на правый борт.

— Ура! — радостно закричало сразу несколько голосов на палубе миноносца. Несмотря на мороз, матросы весело перекликались между собой в темноте.

Подбитый брандер быстро оседал носом в воду. При свете прожектора было видно, как с него спешно спускали шлюпки

— По шлюпкам огонь! — едва успел скомандовать Юрасовский, как загремела кормовая пушка. Шлюпки торопливо отходили от тонущего корабля, но разъяренные волны опрокидывали их одну за другой. Окутанный паром брандер уже наполовину погрузился в воду, а на его палубе все еще продолжали бегать люди, обстреливая миноносец из ружей. Одной шлюпке удалось выплыть, и она быстро ушла в море.

— Слева по носу миноносец! — вдруг истошным голосом закричал сигнальщик, и тотчас же из ночной тьмы вынырнул темный силуэт. Почуй в тот же миг на японском миноносце разом сверкнуло несколько молний и грянул орудийный залп. Вокруг «Страшного» вновь заметались в бешеной пляске водяные смерчи.

— Еще два на левом траверзе! — крикнул Серегин.

Снова и снова глухие удары выстрелов потрясли море и небо. Акинфиев оглянулся на Порт‑Артур и с удивлением увидел, как далеко позади остались береговые батареи.

«Влопались!»— мелькнуло в его голове, но по команде Юрасовского миноносец, круто повернув, уже лег на обратный курс. Японцы в темноте потеряли «Страшный» из виду.

На Золотой горе опять взвилась ракета. При ее свете батареи заметили «Страшный»и, приняв его за японское судно, тотчас же обстреляли.

— Показать опознавательные, — скомандовал Юрасовский.

— Опять подобьют нас, — ворчали матросы, боязливо оглядываясь на водяные всплески от снарядов.

— Серегин, черт кривой, — ругался боцман, — живо подымай сигнал, пока нас не утопили!

Миноносец, спасаясь от снарядов, развил предельный ход и, лавируя, шел курсом прямо на «Ретвизан».

Около самого Артура «Страшный»с ходу протаранил шлюпку с одного из брандеров. Было слышно, как люди кричали о помощи.

— Не нравится в холодной воде купаться, — злорадствовали матросы.

— Мы хоть и не купались, а вымокли не меньше их, зубы так и стучат, — ответил Денисенко.

— Подберем? — спросил Малеев у командира,

— К черту! — бросил Юрасовский.

Вскоре «Страшный» уже подошел к своему прежнему месту. Справа и слева, под Золотой горой и у Тигрового Хвоста, пылали выбросившиеся на берег брандеры. Огромное пламя, выбиваясь наружу, ярко освещало красноватым светом узкий проход в Артур и заснеженные берега; горящие головни взлетали высоко вверх и с шипением падали в воду. Несколько портовых пароходов столпилось около брандеров, пытаясь своими помпами залить пожар.

— Не отойти ли нам подальше от них, — указал Малеев на брандеры, — не ровен час, еще взорвутся и нас повредят.

— Пожалуй, ты прав, — ответил Юрасовский, — станем ближе к Электрическому Утесу.

Когда «Страшный» стал на якорь, команду спустили вниз. Матросы, продрогшие и озябшие, поспешно спустились в кубрик.

— Выдать всем сейчас же по чарке водки, — приказал Юрасовский боцману. — Да подсменить вахтенных, чтобы переоделись в сухое.

— Тебе, Андрюша, еще целых две склянки достаивать вахту. Иди‑ка и ты переоденься, — небось тоже промок, — предложил Малеев.

Через пять минут Акинфиев, уже переодетый в сухое, снова шагал по мостику.

После пережитого волнения Андрюша сперва не замечал даже голода, погруженный в воспоминания о происшедшем. Стрельба, взрывы, свист снарядов, вихрем несущийся миноносец, крики утопающих‑все оживало в памяти и складывалось в яркую картину боя. Целый ряд деталей, ранее упущенных сознанием, теперь всплывал в памяти. То вспоминалась нелепо согнутая при свете ракеты фигура Малеева, которого обдало водой из‑за борта, то широко раскрытый рот Юрасовского, когда он отдавал приказания, стараясь перекричать грохот стрельбы. Мысли унеслись в далекий Кронштадт, где жила семья. Встал, как живой, отец, высокий, сутулый, лысый человек с золотыми очками на носу. Он был главным врачом в морском госпитале. Андрюша вспомнил, как противился отец его поступлению в морской корпус.

— Знаю я этих ветрогонов‑моряков, редко кто из них блещет умом и образованием, — говорил он. — Больше на внешнем лоске да подхалимстве выезжают. Ума от них не наберешься, а пустельгой стать легко. Кроме того, морская служба в России почти наследственная: у большинства офицеров и дед, и отец, и сын — все моряки. У таких и связи, и знакомства, и карьера обеспечена. А у нас с тобой? Мой дед — поп, отец — сельский учитель, я сам — врач. Никто, как видишь, в моряках и не служил. Куда нам с суконным рылом да в стародворянский ряд лезть!

Но Андрюша не внял увещаниям отца.

«Завтра же напишу им письмо обо всем», — решил он.

Сменившись с вахты, Акинфиев быстро разделся и едва лег на койку, как заснул.

Проснулся он от стука отдаваемого якоря и понял, что «Страшный» вошел в бухту.

Вошедший в каюту Малеев окончательно разбудил его.

— Сегодня утром в Артур приехал Макаров. Сейчас он в порту, а затем будет объезжать корабли. Старк уже спустил свой флаг на «Петропавловске».

— Ура! Наконец‑то у нас появился настоящий адмирал, — обрадовался Акинфиев и стал поспешно одеваться.

Глава седьмая

Прямо с вокзала адмирал Макаров направился в доки, чтобы познакомиться с ходом работ по исправлению подорванных судов. Никто из местного начальства не ожидал столь быстрого посещения доков новым командующим флотом, и Макаров мог лично убедиться, какими черепашьими темпами шел ремонт. В сопровождении младшего флагмана адмирала Ухтомского, командира порта Артур адмирала Греве и флаг‑офицера Дукельского он стал обходить мастерские. Рабочие с любопытством посматривали на бородатого адмирала с ласковыми глазами.

— Здравствуйте, братцы! — мягким баритоном поздоровался адмирал.

— Здравия желаем! — нестройно ответили рабочие, снимая фуражки.

— Это еще кого на нашу голову нелегкая принесла? — спросил один из них. — Мало нам здешних скорпионов, так еще новые сюда едут! — и недоверчиво и хмуро посмотрел на Макарова.

Внимательно оглядывая рабочих, Макаров обратил внимание на нездоровый вид многих и стал расспрашивать о том, как и где они живут, где питаются, сколько получают, много ли семейных. Сперва нехотя и коротко, а затем все подробнее и живее рабочие отвечали на расспросы Макарова. Он узнал, что, помимо местных портартурцев, успевших обжиться на месте, в доках работает до тысячи человек недавно приехавших из Питера по контрактам с морским ведомством. На местах им сулили золотые горы, а в Артуре они попали в тяжелые условия. Квартир у большинства не было, и они ютились в холодных китайских фанзах, питались где и как попало.

Слушая жалобы, адмирал все больше хмурился, наконец начал сердито посапывать носом и подергивать правым плечом.

— Немедленно отвести для жилья рабочих одну из флотских казарм вблизи доков и зачислить всех вольнонаемных на флотский паек, — приказал Макаров.

Гул одобрения пронесся по толпе, многие, улыбаясь, стали благодарить адмирала.

— Только помните мои условия, — работать за четверых, чтобы в кратчайший срок все корабли были готовы, — обратился к рабочим Макаров.

— Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство, как черти станем работать! — заверяли рабочие.

— Нам бы еще, ваше превосходительство, господин адмирал, насчет баньки — вша да блоха заела, а в городе и бани‑то настоящей нет.

— Правильно! Русскому человеку без бани не прожить! Разрешаю вольнонаемным пользоваться экипажной баней на общих основаниях с матросами, — решил Макаров.

— Затем насчет околотка. Заболеешь, полечиться негде.

— Разрешаю лечиться в экипажном околотке. Еще что? Лейтенант Дукельский, прошу проследить за выполнением моих распоряжений, — обернулся адмирал к флагофицеру.

— Наместник считает нежелательным тесное общение рабочих с матросами и едва ли одобрит последнее распоряжение вашего превосходительства, — предупредил Макарова командир порта адмирал Греве, когда они вышли из мастерских.

— Вы все равно не избежите общения при совместной работе по ремонту кораблей. Я сам урегулирую этот вопрос с Алексеевым.

— Есть! — ответил Греве.

Затем Макаров отправился к стоящему у причала броненосцу «Цесаревич». Команда корабля была уже выстроена на шканцах. У трапа адмирала встретил командир корабля капитан первого ранга Григорович. Едва Макаров вступил на палубу корабля, как заиграла музыка, матросы вскинули винтовки на караул. Обойдя команду по фронту, Макаров громко поздоровался с матросами.

Даже на придирчивый взгляд старого моряка матросы выглядели молодцевато в безупречно пригнанном обмундировании, начищенных до блеска сапогах и лихо заломленных бескозырках. Они имели здоровый, сытый вид и поражали ярким румянцем на щеках.

Хмурое вначале лицо Макарова просветлело, и он внутренним чутьем старого моряка понял, что матросам на корабле живется неплохо. Недаром Григорович славился на всю эскадру своими хозяйственными способностями и считался одним из лучших командиров на флоте.

Пройдя по фронту, Макаров отпустил команду и отправился осматривать повреждения корабля. Подоспевший флаг‑инженер Кутейников начал было длинный доклад о проделанной работе, но адмирал прервал его вопросом:

— Когда вы закончите починку?

— «Цесаревич» будет отремонтирован к маю, «Паллада»к середине апреля, а «Ретвизан» не раньше чем через три месяца по подводке кессонов.

— Я столько ждать не могу! «Цесаревич»и «Паллада» должны быть готовы к первому апреля, а «Ретвизан»— к десятому. Ваше дело, господин Кутейников, всеми наличными средствами обеспечить выполнение моего приказа, — настойчиво проговорил Макаров.

— Разрешите свистать к обеду? — спросил Григорович.

— Да! Только пищу я буду пробовать из матросских баков, — предупредил Макаров.

В кают‑компанию он не зашел, а, собрав офицеров наверху около мостика, начал с ними беседовать.

— Вы, господа, должны прежде всего сами проникнуться духом борьбы и затем внушить его своим матросам. Помните заветы Корнилова и Нахимова: атаковать неприятеля, где только его увидишь, не считаясь с его численностью. Конечно, дело не в одной лихости, — надо овладеть также техникой боя, но прежде всего надо помнить, что не так страшен японец, как его малюют! Нужно обрести веру в свою победу и внушить ее и себе и матросам. Наш матрос способен на любой подвиг под руководством настоящих командиров.

— Пока что они творят чудеса только в артурских кабаках! — вставил лейтенант.

— Виню в этом прежде всего господ офицеров, которые не сумели должным образом воспитать своих матросов. Я буду прежде всего и больше всего взыскивать с офицеров и считаться буду только с теми, которые сумеют повести за собой матросов. Зазнаек и белоручек мне не надо!

Отпустив офицеров, Макаров отправился на батарейную палубу, где обедали матросы. Подсев к одному из баков, адмирал попросил ложку и попробовал щи и кашу. Обед был приготовлен на славу, хотя и вообще на «Цесаревиче» кормили лучше, чем на других кораблях эскадры.

— Всегда вас так хорошо кормят? — спросил Макаров.

— На харчи не обижаемся, ваше превосходительство! Вот в порту сидеть надоело, это правда, — ответил один из матросов. — Только два дня пришлось по япошкам пострелять, с тех пор все на ремонте стоим.

— Небось страшновато было в те дни? — шутил Макаров. — Теперь из дока вылезать не хотите?

— Оно правда, испугались было сперва, как среди ночи под корму ударило, но затем вскоре опомнились и бросились подводить пластырь, — бойко отвечали матросы. — Теперь у японцев мы в долгу, надо бы поскорее с ними расквитаться.

— Смотрите ему спуску не давайте. Через месяц ваш «Цесаревич» должен уже выйти в море. Работать надо много и усердно. Я на вас, ребята, надеюсь, — закончил беседу Макаров.

— Постараемся, ваше превосходительство! — ответили матросы уходящему адмиралу.

Как только Макаров отошел, все матросы сгрудились около тех, с кем он разговаривал, и засыпали их вопросами.

— Видать, что сам из матросов! — заметил баталер.

— Ни в жисть не поверю, чтобы из матросов в адмиралы выйти можно было, — усомнился один из комендоров.

— Сомнительно что‑то, но до матроса, видать, добер и не гордый, как Старк. От того, кроме брани, и слова не услышишь.

— Бородища у него знатная! И из себя видный, — обменивались замечаниями матросы. — Брови у него густые, а глаза, как у дитяти, — ясные. Даром что вид сердитый, а видать — добрый, зря матроса не обидит!

На «Палладе» Макаров сразу пришел в раздражение при виде грязи и захламленности на корабле.

Исковерканные трапы, погнутые поручни, концы тросов, канаты — все это беспорядочно валялось на палубе. Напрасно командир «Паллады» капитан первого ранга Косович уверял адмирала в невозможности поддержания на корабле чистоты, когда идут ремонтные работы.

— Даю вам трехдневный срок для приведения всего в порядок. Запишите, лейтенант Дукельский. И лично проверю исполнение моего приказания, — сурово отвечал ему адмирал.

После щеголеватых матросов «Цесаревича» матросы «Паллады» выглядели замухрышками.

— Не удивительно, что двадцать шестого января на «Палладе» так долго возились с подводкой пластыря и никак не могли добраться до берега, — резко проговорил Макаров.

— Меня в тот момент на крейсере по болезни не было! — заикнулся было Косович.

— Все же вы виноваты в том, что не сумели своевременно обучить матросов такой необходимой в бою вещи, как подводка пластыря.

Не заходя больше никуда, Макаров уехал на «Ретвизан». На нем уже были подведены носовые кессоны и шла откачка затопленных носовых отсеков. Броненосец с минуты на минуту должен был обрести плавучесть и сдвинуться с мели, на которой стоял.

Как только на «Ретвизане» заметили приближение Макарова, команда была немедленно выстроена, рабочие же собрались на полубаке.

У парадного трапа Макарова встретил командир «Ретвизана» капитан первого ранга Шенснович.

Макаров, уже остывший после разносов на «Палладе», с видимым удовольствием выслушал сообщение о скором снятии «Ретвизана»с мели.

Шенснович поспешил довести до его сведения о той работе, которую он вместе со своей командой проделал для спасения корабля.

— Измучились, ваше превосходительство! Ни днем, ни ночью не имели покоя. Днем чинились, невзирая на погоду. Три раза волна разбивала кессоны, и все приходилось начинать заново. По ночам же, вернее даже — чуть стемнеет, на рейде начинают рыскать японские миноносцы. За ночь отбивали по десяти минных атак. Поведение всей команды, особенно господ офицеров, выше всяких похвал! С вашего разрешения, я войду в штаб с представлением о наградах офицерам и нижним чинам, — разливался Шенснович.

— Прежде войдите в порт, а тогда уж и о наградах поговорим, — остановил его адмирал.

Затем он обошел команду.

— Спасибо за службу! — поблагодарил Макаров матросов.

— Рады стараться!

— Вам пришлось на себе испытать первый удар врага и пережить все боевые невзгоды, находясь у входа в порт, — продолжал Макаров. — Даст бог, не сегодня‑завтра вы пойдете в порт и там, в спокойной уже обстановке, окончательно залечите нанесенные вашему броненосцу раны. Чем скорее «Ретвизан» вернется в строй, тем скорее мы сможем побороть японцев. Приношу благодарность также всем господам офицерам броненосца, — закончил речь Макаров.

Затем, подойдя к рабочим, он поблагодарил также и их. Сняв фуражки, они нестройно ответили адмиралу.

— Когда все работы по снятию броненосца будут окончены, выдать всем не в зачет по полумесячному окладу и представить отличившихся к наградам! — распорядился Макаров.

— Покорнейше благодарим, спасибо, ваше превосходительство, господин адмирал! — зашумели в толпе.

Макаров, желая ознакомиться с причиненными «Ретвизану» повреждениями, спустился в трюм, пролез через сеть деревянных подпорок, добрался до откачиваемых отсеков и осмотрел их при помощи ручного фонаря. Весь испачканный, утомленный, измучив сопровождавших его офицеров, он вернулся на палубу.

— Теперь можно будет и закусить после трудов праведных, — не замедлил предложить Шенснович.

— Спасибо, не откажусь, — просто ответил Макаров.

За завтраком адмирал оживленно беседовал с офицерами.

— Вам повезло: в первый же месяц войны вы получили такой богатый боевой опыт.

— Опыт, конечно, большой, — дипломатично заметил Шенснович, — но едва ли кто‑нибудь желает приобретать его дальше. Нужна хотя бы небольшая передышка в порту.

— Только не увлекайтесь городом. Не более десяти процентов офицеров могут одновременно съезжать с корабля, а матросы только в праздничные дни. Слыхал я, что в Артуре установилось правило, по которому чуть не все офицеры, кроме вахтенных, съезжают ежедневно на берег. Даже в море будто бы эскадра выходила не с полным составом офицеров и матросов! Я считаю это совершенно недопустимым, — предупреждал Макаров.

Лица у многих офицеров вытянулись.

— На каком корабле изволите поднять свой флаг, ваше превосходительство? — справился Шенснович.

— Штаб придется оставить на «Петропавловске», а сам я помещусь на каком‑нибудь крейсере: «Аскольде», «Диане», «Баяне».

— Но в бою это едва ли удобно, да на броненосцах и безопаснее, — проговорил Шенснович.

— Броненосец — штука тяжелая и неповоротливая, на нем далеко вперед не ускачешь. Это старый предрассудок, что адмирал должен быть всегда на самом защищенном корабле. Крейсера же имеют за собой ряд преимуществ: на них можно и в разведку сходить, и осмотреть всю эскадру; за ними быстрота хода, удобство, гибкость маневрирования. Поэтому в бою на крейсере скорее доберешься, куда нужно, и увидишь, что надо.

Офицеры внимательно слушали Макарова. Выдвинутые им положения ломали давно укоренившиеся во флоте традиции.

Шенснович провозгласил тост за нового командующего. Все его дружно поддержали и стали подходить к Макарову с бокалами в руках; адмирал, приветливо чокаясь, просил Шенсновича называть ему фамилии подходивших.

Затем он сам предложил тост за офицеров и командира «Ретвизана», после чего стал прощаться. Он вызвал к «Ретвизану» «Страшного»и на нем объехал всю эскадру. Юрасовский в полной парадной форме стоял на мостике рядом с адмиралом и Дукельским. Андрюша Акинфиев, как зачарованный, не спускал глаз с Макарова. Матросы, быстро двигаясь по палубе, издали с любопытством рассматривали нового адмирала.

— Здорово, Демчук! — узнал Макаров боцмана, который был с ним в плавании на «Ермаке».

— Здравия желаю вашему превосходительству! — неторопливо, с чувством собственного достоинства ответил боцман.

— Опять пришлось нам с тобой встретиться! Ты вон уже до боцмана дослужился! Как живешь?

— Покорно благодарим! Бог грехи терпит, не сожрали еще акулы.

— Постарел ты все же, седина появилась!

— И у вашего превосходительства борода тоже побелела!

— Да, бегут года, стареем все!

Узнав, что «Страшный» собран в артурском порту, Макаров особенно заинтересовался им и обошел все помещения.

— Дорого и скверно, — резюмировал он свои впечатления, узнав стоимость миноносца. — Наше адмиралтейство верно себе — больше ворует, чем строит.

«Страшный» по очереди подходил к различным кораблям эскадры. Макаров в мегафон здоровался с выстроенными на борту матросами, благодарил их за службу и двигался дальше.

Последним адмирал осмотрел крейсер «Аскольд». Заграничной постройки, пятитрубный быстроходный бронепалубный крейсер «Аскольд» считался одним из лучших кораблей эскадры. Командовал им капитан первого ранга Граыматчиков, которого адмирал знал с детских лет. Рассказы адмирала о море, моряках и толкнули талантливого юношу на тернистый путь морской службы.

Макаров особенно тепло поздоровался с ним и, обойдя весь корабль, приказал пробить боевую тревогу. Матросы быстро заняли свои места по боевому расписанию. Адмирал подходил то к одному, то к другому орудию и беседовал с комендорами.

— Соскучились поди сидеть без дела в гавани? — справлялся он у матросов.

— Так точно, ваше превосходительство! Руки чешутся пострелять по японцу, — бойко отвечал ему комендор.

— С новыми оптическими прицелами уже ознакомились? — допытывался Макаров у них.

— Ознакомились, но в бою еще применять не приходилось, охота поскорее попробовать их на деле.

— Постараюсь в ближайшие же дни доставить вам эту возможность, — улыбнулся в бороду адмирал.

С «Аскольда» Макаров поехал на «Петропавловск». Обойдя и здесь команду и познакомившись с офицерами, адмирал прошел к Старку, который уже с нетерпением поджидал его в своем салоне.

Усталый и продрогший за день, Макаров с удовольствием принял предложение Старка выпить чаю с ромом. Пока вестовые готовили чай, адмиралы уселись в кресла и начали говорить о разных второстепенных вопросах. Макаров выразил сожаление по поводу болезни Старка и пожелал ему скорейшего выздоровления. Старк громко восхищался прекрасным видом Макарова и уверял, что ему никак нельзя дать больше сорока пяти лет, хотя адмиралу уже исполнилось пятьдесят пять. Затем Старк осторожно справился о петербургских новостях.

— Новости нынче надо узнавать не в Питере, а в Артуре. Весь мир сейчас больше всего интересуется военными делами на Тихом океане, — отозвался Макаров.

— У нас все по‑старому — японцы атакуют, а мы отбиваемся, — в тон собеседнику ответил Старк.

Подали чай. Макаров почти залпом выпил первый стакан и попросил еще. После чаепития Старк с заметным волнением в голосе спросил:

— В морском министерстве, верно, всех собак вешают на меня?

— Само собой разумеется, Оскар Викторович! Вы ведь командующий эскадрой. Вам и ответ держать.

— Это неверно, Степан Осипович, Алексеев совсем меня обезличил, а теперь прикрывается мною.

— Зачем же вы позволили ему сесть себе па шею?

— Побывали бы вы на моем месте. Ничего другого мне не осталось делать.

— С сегодняшнего дня я влезаю в вашу шкуру, но действовать буду по‑другому. Сразу же поставлю вопрос ребром: или я командую флотом, или наместник. В случае несогласия со мной подам в отставку.

— У вас, Степан Осипович, другое положение. Вы назначены командующим флотом непосредственным рескриптом государя императора. Я же, во‑первых, командую лишь эскадрой, а не флотом и, во‑вторых, назначен в обычном порядке.

— Характер у вас, Оскар Викторович, слишком мягкий. Вы все боитесь поссориться с Алексеевым, а тот и использовал эту вашу податливость. С начальством надо говорить почтительно, но твердо, когда закон на вашей стороне.

— Закон, что дышло, куда повернешь, то и вышло. Особенно у Алексеева. — Он тут царь и бог, что хочет, то и делает, ни с кем и ни с чем не считаясь.

— Позавчера в Мукдене, когда я ему представился по случаю приезда, он обещал поддержку моим начинаниям.

— Хитрая бестия этот наместник! Кого хочешь вокруг пальца обведет, заметить этого не успеете.

— Мы тоже, чай, не лыком шиты! — хитренько улыбнулся себе в бороду Макаров.

Затем перешли к обсуждению нынешнего состояния эскадры. Макаров выразил свое неудовольствие расхлябанностью некоторых кораблей и плохой их боевой подготовкой.

— Придется сделать некоторую перестановку командного состава, да и Греве мне сразу не понравился, — Сольно не расторопен.

— Вы не правы, Степан Осипович. Командиры на эскадре неплохие. — И Старк начал перечислять офицеров, давая им при этом краткие характеристики. Макаров внимательно слушал его, соглашаясь с некоторыми и резко возражая против других.

— Слишком вы снисходительны, Оскар Викторович! Теперь время военное, и требования, особенно к офицерам, должны быть сильно повышены.

— Не всегда это бывает удобным, особенно в отношении офицеров, имеющих родственников в высших сферах, — убежденно проговорил Старк.

— На войне можно и должно считаться лишь с боевыми качествами, а не личными связями.

— Все это, дорогой Степан Осипович, теория, а на практике попробуйте‑ка задеть кого‑нибудь из наших аристократов! Поднимут такой шум, что и в Петербурге услышат. Пришлют всяких ревизоров и расследователей, и в результате вы же окажетесь виноваты, — вздохнул Старк.

— Пусть шумят сколько хотят, а если понадобится, то я без всяких разговоров спишу с корабля любого командира или даже флагмана и ни с кем не посчитаюсь, — решительно ответил Макаров.

— Завидую вашей молодой энергии, Степан Осипович, и, не обижайтесь, удивляюсь мичманскому задору, — с ноткой иронии в голосе отозвался Старк.

— Тут не задор, а решительность, которой часто не хватает, к большому нашему несчастью, многим из начальников, — не остался в долгу Макаров.

Затем он попросил ознакомить с планом ведения боевых операций. Старк вызвал начальника штаба эскадры и командира порта и предложил каждому из них сделать доклад по своей части.

Макаров уселся поудобнее в кресло, вооружился карандашом, бумагой и приготовился слушать своих подчиненных.

Вновь назначенный начальник штаба контр‑адмирал Молас спокойным, бесстрастным голосом начал излагать первоначальный план войны на море.

— Ранее мы считали, что основной задачей флота явится сохранение за собой преобладания в Желтом море и Корейском заливе. Но выход из строя трех кораблей в Артуре, гибель «Варяга», «Боярина», «Корейца»и «Енисея» настолько ослабили нашу эскадру, что мы принуждены перейти к чисто оборонительной тактике, не мечтая пока об обладании морем, — говорил адмирал. Затем он изложил мероприятия по обороне берегов Квантуна и Южной Маньчжурии.

— А Корея? — спросил Макаров.

— Хорошо, если мы Квантун сумеем охранить от высадки японцев, — отозвался Старк.

Чем больше Макаров слушал сначала Моласа, а затем Греве, тем больше хмурился. Когда наконец доклады были закончены, он резко проговорил:

— Все, что я сейчас слышал, вернее назвать планом поражения русского флота, а не планом победоносной войны. Никогда еще в истории человечества войны не выигрывались оборонительными мероприятиями.

— Сейчас ничего другого мы предпринять не можем, — вскочил даже с места Старк. — Иначе мы немедленно погубим и те корабли, которые еще у нас остались.

— Если думать о сохранении эскадры, то проще всего сидеть в Артуре сложа руки и предоставить японцам без боя полное господство на море.

— Это равносильно проигрышу войны, — возразил Старк.

— О чем я и говорю, Оскар Викторович! — веско закончил Макаров. — Необходимо решительно бороться с такими настроениями.

Дата добавления: 2015-06-04