Часть вторая 14 страница

Вдруг раздался глухой удар о землю и тихая возня. Часовой исчез, и Дроздов оглушительно засвистел. Шестьдесят человек одновременно поднялись на ноги и бросились к палаткам. Грянул выстрел, другой, кто‑то дико вскрикнул, десятки фигур замелькали в темноте, сталкиваясь на бегу, падая и вновь поднимаясь. На Звонарева выбежал из темноты маленький человек в белом — по‑видимому, в нижнем белье. Он быстро вскинул руки и выстрелил. Денисов мгновенно ткнул японца штыком, и тот с криком повалился на землю.

Еще два‑три выстрела, и на батарее было все кончено, но справа и слева раздалась частая ружейная трескотня, послышался лошадиный топот. Звонарев с солдатами поспешил к орудиям.

— Вынимай замки! — скомандовал он стрелкам.

Вскоре все четыре замка были сняты с орудий, стрелки камнями сбивали с пушек прицельные мушки, вынимали прицелы и всячески старались привести орудия в негодность.

Со всех сторон шла усиленная ружейная перестрелка, прерываемая гулом пушечных выстрелов.

— Ваше благородие, пора назад! — подбежал Денисов. — Евстахий Казимирович до себя кличут, свистки ихние слыхать.

— Потери у нас есть? — спросил Звонарев.

— Гриднев убит да двоих легко поцарапало — вот и все, — доложил Денисов.

Все кинулись по тропинке на гору, прапорщик с Чертовским остались в хвосте. Идти пришлось по тому же гаоляну, по которому шли раньше, но теперь он вдоль и поперек простреливался ружейным огнем. Сквозь заросли гаоляна вспыхивали огоньки ружейных выстрелов, вскрикивали и валились на землю раненые.

Отряд Звонарева таял с каждой минутой, число раненых увеличивалось, а с этим и увеличивались трудности продвижения в густом гаоляне. Кое‑как с трудом добрались до хребта, на котором были расположены русские окопы, но они оказались уже заняты японцами. Перестрелка шла далеко внизу у реки Лунвантань, около которой ранее были расположены резервы Семенова. Стало очевидным, что отряд был отброшен за реку. В суматохе боя связь с Енджеевским была утеряна. Звонареву пришлось принимать решение на свой страх и риск,

Собрав своих людей в небольшой укрытой лощинке, прапорщик подозвал к себе Денисова, Чертовского и еще нескольких стрелков и начал с ними советоваться, что делать дальше.

— Ума не приложим, как могло случиться, что японец сбил наш полк с позиции, — недоумевали солдаты, — не иначе, ему сообщили о нашем наступлении.

— Давайте лучше раскинем мозгами, как теперь нам добраться до своих, — остановил солдат Звонарев.

После обсуждения решили небольшими группами пробираться к реке. Одна из стрелков знал, где находится брод, другие брались провести к нему отряд.

Осторожно, под прикрытием темноты, удалось незамеченными пробраться в прибрежные камыши к нужному месту.

Кое‑как, часто останавливаясь и прислушиваясь, охотники добрались до речки и спрятались в прибрежных камышах. За рекой шел бой, слышалась ружейная стрельба и орудийная канонада.

Дождавшись рассвета, Звонарев с отрядом вышел наконец в расположение русских войск и вскоре, весь мокрый и грязный, был уже в штабе Кондратенко.

— Умойтесь, почиститесь, поешьте и приходите сюда опять, — распорядился генерал, выслушав его рапорт о вылазке. — Я, отправлю вас на Семафорную гору для связи с моряками. После артиллерийской подготовки Двадцать пятый и Двадцать шестой полки перейдут в наступление.

— Слушаюсь! — отозвался прапорщик и вышел.

— Что здесь произошло ночью? — спросил Звонарев у адъютанта Четырнадцатого полка.

— Произошло то, чего меньше всего можно было ожидать. Когда Двадцать шестой полк двинулся за охотниками и уже взял японские окопы, слева во фланг и тыл ударили два японских полка, смяли его, отбросили на первоначальные позиции и на его плечах ворвались в них, едва не захватив при этом нашу артиллерию. Японское наступление удалось задержать контратакой Двадцать пятого полка уже на этом берегу реки Лунвантань. Очевидно, японцы были прекрасно осведомлены о нашем наступлении и отлично рассчитали свой удар Кроме того, Четвертая дивизия пальцем не пошевелила, чтобы нам помочь. На все просьбы Фок ответил категорическим отказом. Вызванный Кондратенко из Артура Двадцать седьмой полк с дороги был возвращен Стесселем обратно. Результат: мы сидим на восточном берегу Лунвантаньской долины и собираемся атаковать противника после артиллерийской подготовки с суши и с моря с целью вернуть свои прежние окопы. Но что из этой затеи выйдет, сейчас сказать трудно, — сообщил адъютант, пока Звонарев приводил себя в порядок.

— Где Енджеевский? — вспомнил прапорщик.

— Дважды ранен и находится на перевязочном пункте.

— Да ну! Тяжело? — заволновался Звонарев.

— По‑видимому, не особенно, так как все время а сознании. Справлялся о вас.

В это время к штабу подъехал Фок в сопровождении Сахарова.

— К сожалению, Роман Исидорович, вас нельзя поздравить с успехами, — ехидно проговорил Фок, здороваясь с Кондратенко.

— В значительной степени своими неудачами я обязан вам, ваше превосходительство, — резко ответил Кондратенко.

— Вот уж, что называется, с больной головы да на здоровую! — воскликнул Фок. — Я ли вас не предупреждал против этой авантюры! Но вы меня и слушать не хотели.

— Можно подумать, что ваше превосходительство объявило о своем нейтралитете в этом бою.

— Думать, конечно, можно что угодно, но говорить подобные вещи не разрешается даже вашему превосходительству! Да чего, впрочем, можно ждать от незадачливого полководца, только что потерпевшего поражение. Имею честь кланяться!

— Редкая сволочь! — пробормотал ему вслед Кондратенко. — Евгений Николаевич, для восстановления положения на фронте мы должны рассчитывать только на свои силы, — обернулся генерал к своему начальнику штаба.

— И на помощь флота, — напомнил Науменко.

— Да, куда девался Звонарев? — вспомнил Кондратенко.

— Здесь, ваше превосходительство! — отозвался прапорщик.

— Привели себя в порядок? Поезжайте поскорее на Семафорную гору и установите связь с флотом. Как только подойдут суда, попросите немедленно открыть огонь по долине. О начале общей атаки мы вас предупредим, — распорядился генерал.

Звонарев велел подать себе лошадь и, наскоро проглотив стакан чаю, поскакал к морю. По дороге, проезжая мимо перевязочного пункта, он справился о Енджеевском.

— Я здесь! — отозвался сам поручик.

Он лежал под кустами, весь забинтованный, но бодрый.

— Как ваше самочувствие? — спросил прапорщик.

— Довольно хорошее, хотя сильно ноет левое плечо и прострелена нога, — отозвался Стах. — Что с вами‑то приключилось? Я вас и не думал уже видеть в живых.

Звонарев в двух словах рассказал о себе.

— В общем, дело обернулось скверно. Мы тоже попали чуть не в окружение и едва выбрались. Откуда японцы взялись, ума не приложу! Еще днем никого не было видно, — сокрушался Стах.

— Сейчас подойдут наши суда, и после обстрела с моря мы пойдем в контратаку, — сообщил Звонарев.

— Боюсь, как бы нам не помешала опять дивизия Фока! — заметил Стах. — Ночью они вели себя предательски: артиллерия молчала, а полки только делали вид, что стреляют.

— Таков был приказ Фока.

— Расстрелять надо этого предателя и подлеца. Под Цзинджоу он предал Пятый полк, а сейчас нас, — обозлено сказал Енджеевский.

Попрощавшись с ним, Звонарев поехал дальше. Вскоре он уже был на берегу моря. Оглядев горизонт, прапорщик увидел приближавшиеся со стороны Артура корабли. Впереди шли шесть миноносцев, затем крейсера «Паллада», «Диана», «Баян»и «Новик». Шествие замыкал броненосец «Полтава». Ближе к берегу на траверзе «Баяна» держались канонерки «Отважный»и «Гремящий». «Полтава»и крейсера остановились, немного не доходя до бухты Лунвантань, а миноносцы и канонерки вошли в самую бухту.

Как только они стали на якорь, с «Отважного» отчалила шлюпка, и вскоре на берег высадился мичман, посланный для связи с сухопутными частями. Звонарев подъехал к нему и слез с лошади. Поздоровавшись, они стали подниматься на Семафорную гору, где была установлена сигнальная мачта и находился морской пост. Звонарев в бинокль начал рассматривать Лунвантаньскую долину, в восточной части которой скапливались русские резервы. Японцы с больших дистанций вели по ним редкую артиллерийскую стрельбу. В западной части, густо поросшей гаоляном, почти ничего не было видно, только местами виднелись светлые полоски наскоро сооруженных японцами окопов.

— По всему гаоляну, ваше благородие, японцев полно, — сообщил матрос, бывший на посту за старшего.

— Не мешало бы связаться с полевыми батареями, пусть они их обстреляют, — высказал мысль Звонарев.

— Артиллеристы вон за теми камушками устроили себе пункт, — указали влево матросы.

Мичман с прапорщиком направились туда и вскоре увидели полковника Мехмапдарова с несколькими офицерами. Звонарев представился ему и сообщил о возложенных на них обязанностях.

Полковник тотчас открыл огонь по гаоляну, а через десять минут все миноносцы и канонерки начали обстрел гаоляна, и японцы стали торопливо выскакивать оттуда. Полевые батареи били по ним шрапнелью, и скоро вся долина заволоклась дымом разрывов и пылью поднятой земли. Сегментные снаряды моряков хорошо ложились во фланг японцам. Противник панически бежал по всему фронту, и русские стрелковые цепи перешли в наступление. Но тут ожила ранее молчавшая артиллерия противника, обрушившаяся и на стрелковые цепи и на Семафорную гору Несколько снарядов разорвалось около группы Мехмандарова, сам полковник был легко ранен, рядом с ним убило двух артиллеристов и ранило одного из матросов. Мичман с Звонаревым поспешили перебраться к сигнальной мачте, но и здесь вскоре начали падать снаряды.

— Поднять сигнал: судам отыскивать японские батареи, обстреливать их, — распорядился мичман от имени сухопутного начальства.

На мачте взвилось несколько флагов. Едва на кораблях был принят этот сигнал, как прямым попаданием снаряда сигнальная мачта — была снесена почти до самого основания, связь с судами оборвалась.

— Нам здесь делать больше нечего, — решил мичман.

Матросы усиленно засигналили флагами, и вскоре с «Отважного» отвалила шлюпка. Приняв Звонарева и мичмана, шлюпка стрелой полетела назад. Как только она подошла к канонерке, мичман кошкой взлетел на палубу по веревочному трапу. Звонарев последовал за ним Мичман быстро объяснил своему командиру обстановку на суше. Лазарев отдал нужные приказания, и на мачте взвилась новая комбинация флагов, разобрав которую, все корабли начали стрелять по самому хребту, простреливая его продольным огнем. В ответ японские батареи принялись громить русские цепи.

— Необходимо подавить японские батареи! — заволновался Звонарев.

— Как же мы их подавим, если их ниоткуда не видать? — отвечали ему моряки.

— Надо пройти дальше вперед по берегу, чтобы были видны все тылы, — советовал прапорщик.

— Лучше бы вы, Сергей Владимирович, сами съездили на «Баян»и доложили обо всем командиру отряда крейсеров капитану первого ранга Рейценштейну, — посоветовал Лазарев

Звонарев попросил доставить его на флагманский корабль. Капитан тотчас приказал спустить на воду паровой катер и сообщить сигналами о прибытии офицера с берега

Минут через двадцать Звонарев уже поспешно подымался на палубу «Баяна». На мостике, куда провели Звонарева, находились командир «Баяна» Вирен, капитан первого ранга Рейценштейн, Сойманов и еще два‑три незнакомых офицера. Сойманов представил прапорщика своему начальству. Его попросили наметить сперва на карте, куда следует стрелять, а затем указать цели на берегу. Звонареву трудно было сразу разобраться в развернувшейся перед ним картине, но помогла японская артиллерия, которая стала усиленно обстреливать передовые окопы Двадцать пятого полка и обнаружила себя блеском выстрелов и пылью.

— За этим хребтом, — показал Звонарев. — Только надо продвинуться вдоль берега.

Крейсер двинулся вперед, и вскоре стали ясно видны места расположения японских батарей. Обстрелянные с моря тяжелыми снарядами, они одна за другой замолкли. Звонарев хотел было распрощаться и съехать на берег, считая свою задачу исполненной, но Вирен его задержал.

— Хочется вам, прапорщик, или не хочется, а придется до Артура добраться на «Баяне», — заявил он. — Нам надо поскорее сниматься с якоря, ибо с моря подходит Того. — И он указал на появившиеся вдали дымки. Рейценштейн, глядя в сильную подзорную трубу, старался по силуэтам угадать японские корабли.

— «Чин‑Иен», за ним «Нисснн», дальше «Кассуга», потом, никак, «Микаса» или «Яшима». Выходит, что пожаловал действительно сам адмирал Того. Пора нам трогаться в Артур. Поднять сигнал: судам следовать в Артур! — распорядился он.

Заметив движение русской эскадры, японцы открыли огонь. Вскоре около десятка тяжелых снарядов обрушилось на «Полтаву»и идущий концевым «Баян». Хотя прямых попаданий и не было, но один из снарядов близко взорвался при ударе об воду и осыпал крейсер осколками. Матрос‑сигнальщик вдруг кубарем полетел с мостика на палубу, попытался встать, но упал снова. Около него быстро образовалось темное пятно крови. Фуражка Рейценштейна взвилась в воздухе и упала далеко на палубу, а сам капитан испуганно и удивленно схватился обеими руками за свою лысую голову. Вирен зажмурился и скривил такую гримасу, как будто ему засыпало глаза песком. Артиллерист лейтенант Деливрон поперхнулся на полуслове, Сойманов же с удивлением посмотрел на то место, где произошел взрыв снаряда. Звонарев усиленно отряхивал с себя воду, которая вместе с осколками долетела до костяка. Раненого подобрали. Вирен раскрыл глаза. Рейцеиштейи, несколько мгновений молчавший, вновь обрел дар слова и прежде всего облегчил свою взволнованную душу крепкой бранью.

— Думал я, что коя голова улетит вместе с фуражкой, так ударило меня воздухом. — И капитан повертел своей головой вправо и влево, как бы не веря, что она у него осталась на плечах.

— Удачный выстрел! На две‑три сажени ближе — и мы не избежали бы подводной пробоины. Есть пострадавшие, кроме Федотова? — справился Вирен.

— Как будто бы нет, Роберт Николаевич, — отозвался Дели врой.

— Подбита шлюпка с левого борта, есть пробоины в задней трубке, поврежден дальномер на формарсе, — доложил старший офицер «Баяна» капитан второго ранга Любимов.

— Не оставайтесь в долгу, Виктор Карлович, — обернулся Виреи к Деливрону.

— Есть! Постараюсь добросить до «Нисеина» восьмидюймовый снаряд из носовой башни. — И лейтенант поспешно сошел с мостика, направляясь на бак. Звонарев последовал за ним.

— Разрешите мне понаблюдать вблизи стрельбу ваших орудий, — попросил он у лейтенанта.

— Пожалуйста! Пойдемте вместе в башню, — любезно предложил лейтенант.

Прапорщика поразила впервые увиденная им полная автоматизация процессов стрельбы: снаряд и заряд подавались элеватором из расположенных в глубине корабля погребов, наводка производилась электричеством, угол возвышения, соответствующий скомандованному прицелу, придавался при помощи электромотора, горизонтальная наводка достигалась путем вращения при помощи электричества всей башни в нужном направлении. Командир башни помещался в задней ее части, в выступавшем над крышей башни броневом колпаке, снабженном прорезью для наблюдения за целью. Когда обе пушки были заряжены, кондуктор доложил лейтенанту командиру башни.

— Прицел двести семьдесят! — скомандовал лейтенант со своего места. — Пли!

Оба орудия со страшным грохотом выбросили свои снаряды и, откатившись по накатникам, медленно и плавно вернулись на прежнее место. Хотя звук выстрела в башне несколько был смягчен броней, тем не менее у Звонарева долго еще потом сильно звенело в ушах. Как только орудия стали на свои места, матросы заторопились, подготовляя их к новому выстрелу.

— Одно попадание в корму, кажется, «Хашидате», второе — правее! — сообщил башенный командир.

Матросы загудели, споря, какое из орудий попало в цель.

— Это Зинченко! — утверждали номера левого орудия, показывая на своего серьезного комендора с георгиевской петличкой на груди.

— Нет, наш Дивулин! Он как раз в корму самому адмиралу Того целил, — шутливо возражали матросы правого орудия.

— Бил в ворону, а попал в корову!

— Должен был попасть в «Микасу», а попал в «Хашидате», — смеялись сторонники Зинченко. — Наш комендор прямо в «Хашидате» наводил орудие и попал.

— Оба мы в один корабль целили, а кто из нас попал, неизвестно, — серьезно сказал Зинченко.

— Пробанить орудие после стрельбы! Гавриков, проследите, — приказал лейтенант кондуктору и вышел из башни.

Звонарев последовал за ним.

— Понравилась вам наша стрельба? — спросил у прапорщика Деливрон.

— Завидую вашей технике! К сожалению, на берегу ее нет!

— Помимо техники, нужна еще и выучка.

— Я восхищался слаженностью работы орудийной прислуги: видно сознательное отношение матросов к своему делу.

Деливрон расцвел от удовольствия.

Корабли подходили к Артуру. Миноносцы проскочили уже в порт, за ними начали втягиваться крейсера. Не дожидаясь входа «Баяна»в гавань, Звонарев съехал на берег на шлюпке и направился с докладом к Белому.

На следующий день с утра прапорщик отправился в штаб Кондратенко. Там он застал только приехавшего с передовых позиций генерала. Он был сильно не в духе. Мельком поздоровавшись с Звонаревым, Кондратенко заторопился к поджидавшему его Стесселю.

— Не зря, значит, мы с Фоком были против вашей авантюры, — встретил Кондратенко начальник района.

— Моя неудача объясняется тем, что мы слишком долго собирались с духом и японцы успели подвести свои резервы, затем генерал Фок меня не поддержал.

— Нечего на других пенять. Роман Исидорович, коли вы во всем виноваты, — оборвал Стессель. — Вы сперва хотели наступать чуть ли не до Дальнего, я разрешил лишь поиск разведчиков, но и это едва не кончилось катастрофой! Сколько людей мы потеряли!

— Триста раненых, около ста убитыми.

— Короче, мы потеряли целый батальон. Нет, батенька, как хотите, но я больше этого не позволю. Я решил Фока оставить на передовых позициях, а вас как инженера использовать в крепости, и назначаю вас начальником сухопутной обороны крепости с подчинением Смирнову. Фок же будет непосредственно находиться в моем ведении.

— Слушаюсь, если ваше превосходительство находит это необходимым для пользы службы.

— Нахожу, нахожу, Роман Исидорович, и рад, что вы со мной согласны, а пока прошу ко мне на завтрак, — уже дружелюбно, проговорил Стессель.

— Я не умыт с дороги.

— Пустяки! Вера Алексеевна мигом все приведет в порядок! Кстати, она все время стоит за вас горой!

— Чрезвычайно признателен ей за неизменно дружеское отношение, — ответил Кондратенко и последовал за Стесселем из штаба. Тут он заметил поджидавшего его Звонарева.

— Какие будут приказания вашего превосходительства? — спросил прапорщик.

— Приказание будет одно, — вместо Кондратенко ответил Стессель, — идти ко мне завтракать!

Звонарев поблагодарил и пошел за начальством.

— Вы где сейчас пребываете и что делаете? — обернулся к прапорщику Стессель.

— Состоит при мне, — объяснил Кондратенко. — Принимал участие в последнем деле и чудом только уцелел.

— Вы, я вижу, настоящий чудотворец, молодой человек. Под Цзинджоу проявили чудеса храбрости, сейчас опять чудом уцелели. Построили какой‑то чудесный, по словам Костенко, перевязочный пункт и, наконец, покорили сердце такой замечательной девушки, как Варя Белая, — шутил Стессель.

— Помилуй бог, нельзя же, ваше превосходительство, все объяснять чудесами, можно подумать и о проявлении ума, — проговорил Звонарев.

Вера Алексеевна встретила гостей, как всегда, очень любезно. Кондратенко поручила заботам своих денщиков, которые мгновенно привели одежду генерала в порядок и дали ему умыться.

Вскоре все уже сидели за столом. Подоспевший к завтраку Никитин не замедлил налечь на графинчик и пытался вовлечь в это дело и Звонарева, но потерпел неудачу.

Вера Алексеевна со своего места грозно поглядывала в их сторону, и Никитин конфузливо ограничился двумятремя рюмками.

— Как жаль, что ваш план. Роман Исидорович, не удался. Я убеждена, что, если бы все было как следует, вы добрались бы до с, ого Дальнего, — кокетничала генеральша, ласково поглядывая на Кондратенко.

— Сейчас не вышло — выйдет в другой раз, — ответил тот, с хитрой улыбкой поглядывая на Стесселя.

— И не мечтайте, Роман Исидорович. Не позволю, — отозвался начальник района. — Я и не знал, что вы такой упрямый!

— Недаром из хохлов, — поддержал Никитин.

— Успех сам идет нам в руки! Будь вчера подтянуты к месту боя Двадцать пятый и Двадцать седьмой полки, мы смяли бы японцев и сейчас завтракали бы не в Артуре, а в Дальнем, — возражал Кондратенко.

Спор был прерван приездом Фока.

Войдя в столовую, генерал, поздоровавшись, сел около Кондратенко.

— Что случилось в Артуре, что меня вызвали с позиции? — спросил он у Стесселя.

— Хотел потолковать с тобой и Романом Исидоровнчем о происшедшем вчера ночью.

— Говорить тут много не о чем. Оскандалился начальник Седьмой дивизии со своим наступлением, ему и ответ за то держать, а я ни при чем.

— Слушок есть, что ваше превосходительство, из особой любви к генералу Кондратенко, предоставили ему одному пожинать лавры побед, а свои полки увели подальше от греха, — съехидничал Никитин.

— Вас считают, Александр Викторович, повинным в неудаче Седьмой дивизии, — вмешалась Вера Алексеевна.

— Кто считает? Генерал Кондратенко? Так ему другого ничего не остается делать! Все остальные люди, в здравом уме и твердой памяти, этого сказать не могут.

— Не будем спорить, Александр Викторович, о том, кто виноват, — примирительно произнес Стессель, — лучше подумаем, как избежать этого в будущем.

— Сидеть и не рыпаться, — ответил Фок, — спешно укреплять Порт‑Артур и перебираться сюда с передовых позиций. Дольше середины июля я там держаться не стану.

— Нельзя допускать японцев к крепости, пока ее сухопутная оборона не закончена, — с тревогой проговорил Кондратенко.

Очевидно, желая предупредить дальнейшую пикировку, Стессель поднялся из‑за стола.

Работы по сооружению сухопутных батарей велись беспрерывно днем и ночью при свете прожекторов как а будни, так и в праздники. В петров день Звонарев с раннего утра уехал на западный участок фронта, расположенный от реки Лунхе и до Голубиной бухты. Особенное значение тут имела гора Высокая, с которой открывался вид на весь Артур и внутренний рейд со стоящей на нем эскадрой. Общее руководство инженерными работами в этом районе было поручено лучшему из инженеров крепости подполковнику Сергею Александровичу Рашевскому. Когда Звонарев подъехал сюда, работа уже кипела полным ходом. Несколько десятков солдат, матросов и китайцев копошились на небольшом участке вершины горы.

Звонарев обратил внимание на то, что китайцы здесь работали с особым увлечением. Они наравне с солдатами и матросами усердно трамбовали бетон, таскали мешки с землей, рыли окопы. Работали они вперемежку с русскими под командой саперных унтер‑офицеров. Но в одном месте прапорщик увидел, как группа солдат и матросов внимательно слушала указания еще не старого китайца, объяснявшего, как удобнее и легче бить траншеи в скале.

— Любуетесь на нашего Цзин Яна? — подошел изнемогающий от жары Рашевский. — Это прирожденный инженер. Прекрасно разбирается в технических вопросах, внес много ценных предложений по упрощению и облегчению земляных и бетонных работ. Его отметил сам Роман Исидорович и приказал сделать десятником. Мы опасались, что русские не станут слушаться китайца, но он сумел завоевать авторитет у солдат и матросов.

— Едва ли Стессель согласится, если узнает об этом, как бы он не счел Цзин Яна шпионом, — произнес Звонарев.

— Пока никто из начальства не обратил на это внимания. К тому же Кондратенко лично назначил Цзин Яна десятником по производству скальных работ с окладом в тридцать рублей в месяц.

— Почему в других местах китайцы работают очень неохотно, лениво, а у вас они трудятся с увлечением? — обратил внимание Звонарев.

— Прежде всего я китайцев не обижаю и не, позволяю обижать их. Затем я аккуратно каждую субботу выплачиваю им заработанные деньги, а не даю расписки с правом получения денег с русского правительства по окончании войны с Японией, как это практикуют другие инженеры. И, наконец, китайцы у меня фактически стоят на довольствии наравне с солдатами и матросами.

— Как же это можно! В крепости запасы продовольствия и так весьма ограничены, — удивился прапорщик.

— Русские солдаты и матросы не любят риса, который им полагается на довольствии, и охотно делятся с китайцами. Это их национальная еда. Горсть риса — китаец сыт на полдня. Так и помогают друг другу в работе и в жизни наши русские мужички и рабочие местному населению. Надо прямо сказать — живем с ними в ладу и дружбе.

Вскоре Звонарев вернулся в штаб Кондратенко. Выслушав его доклад о ходе работ на западном участке, генерал задумчиво пощипал бородку и сказал:

— За мое пребывание на передовых позициях работы в Артуре сильно замедлились. Инженеры занялись постройкой блиндажей в городе для себя и для своих друзей. С завтрашнего дня я сам возьмусь за инженеров и заставлю их делать то, что надо, — твердо проговорил генерал, слегка постукивая кулаком по столу.

— Почему за время вашего отсутствия так усердно работали над укреплением центральной ограды, на которой все равно долго не удержишься, а передовые позиции были оставлены без внимания? — спросил Звонарев.

— Фантазия Стесселя, вернее, Фока, ибо Стессель не додумался бы до переброски рабочих, материалов и средств на укрепление центральной ограды. Фок же действует по подсказке Сахарова, у которого всегда и везде на первом плане коммерческие расчеты, — пояснил Кондратенко.

— Какая же тут может быть коммерция?

— Очевидно, кому‑то выгодно, чтобы мы занимались не тем, чем нужно.

Прапорщик слушал шагающего по кабинету генерала и не понимал его пассивного отношения к творящимся в Артуре безобразиям. Когда он высказал эту мысль вслух, Кондратенко сразу остановился.

— Такова вся наша государственная система. Артур не составляет исключения, — резко проговорил генерал.

Приход инженер‑капитана Зедгенидзе прервал их разговор. Он был одним из ближайших помощников Кондратенко. Писаный красавец по наружности, он отличался необычайной скромностью в отношении женщин. Все свободное время отдавал музыке, которую в шутку называл своей единственной возлюбленной. С прибытием в Артур Кондратенко, еще до начала военных действий, Зедгенидзе сразу стал его верным сподвижником в деле укрепления Артура.

— Какие будут распоряжения вашего превосходительства? — справился, здороваясь, Зедгенидзе.

— Срочно выловить всех воров и взяточников в Артуре! — ответил с усмешкой генерал.

— Это совершенно невозможно, — улыбнулся капитан.

— Я решил немедленно прекратить все работы по укреплению центральной ограды крепости, как бессмысленные, и бросить все силы на западный участок, — проговорил Кондратенко.

— А Стессель?

— Попробую его уговорить. Смирнов со мной согласен.

— Значит, Стессель будет против.

— Злы вы на язык, Михаил Андреевич, — улыбнулся генерал.

Распределив работу между своими помощниками, Кондратенко уехал. Звонарев решил после работы заглянуть к Белым, где он давно не бывал. Дома оказалась только Мария Фоминична. Она попросила прапорщика съездить в госпиталь за Варей.

— Она уже две ночи не была дома. Берите верховых лошадей с ординарцем и обязательно вытащите ее из госпиталя. Беда моя, ни в чем она меры не знает.

Прапорщик охотно согласился. По вечерней прохладе он не торопясь добрался до госпиталя и нашел Варю в хирургическом отделении.

— Какими судьбами вы здесь, мой рыцарь без страха и упрека, — приветствовала его девушка.

— Приехал за вами. Кубань вас ожидает.

— Сейчас сдам дежурство, и поедем. — И девушка скрылась,

Через десять минут они уже ехали по направлению к Пушкинской школе.

— Заедем к учительницам, а заодно и справимся о здоровье Стаха, — предложила Варя.

Так и сделали.

В школе они застали Борейко, который принес «болящему» большую рыбину и свежий лук.

— У нас сегодня пир горой: достали на базаре ослятины, а тут еще рыба, — смеясь, сообщила Оля Селенина.

Звонарев справился о Стахе.

— Поправляется, можно надеяться на скорое выздоровление, — ответила Оля.

В это время из соседней комнаты вышла Леля и пригласила зайти к Стаху, который лежал весь перебинтованный на горе подушек.

— Меня, кажется, окончательно перевели в дивизию Кондратенко. Это явится лучшим лекарством для меня, — сообщил он.

Борейко хотел было сбегать за бутылкой вина, но Варя энергично запротестовала.

— При наличии подозрения на столбняк спиртные напитки строго воспрещаются, — докторским тоном заявила она.

— Не каркайте, господин профессор, никакого столбняка у меня не будет, — возразил Стах.

Звонарев справился, как идет жизнь на Утесе.

— Живем, как все в Артуре, слухами! То Куропаткин берет Цзинджоу и движется к Артуру. То японцы гонят его к Мукдену. Балтийская эскадра то появляется около Шанхая, то оказывается еще в Кронштадте и Либаве. Слухи и ничего достоверного, — ответил Борейко.

— Я слыхала, что нас скоро освободит Маньчжурская армия, — заметила Мария Петровна.

Дата добавления: 2015-06-04