Часть третья 3 страница. Все наличные бинокли и зрительные трубы были пущены в ход

Все наличные бинокли и зрительные трубы были пущены в ход. Затаив дыхание, все следили за развертывающейся перед ними трагедией. Многие женщины начали плакать, особенно когда снаряды попадали в те корабли, на которых находились их близкие.

— Не могу, не могу! — истерично закричала вдруг одна из пассажирок при виде огромного облака дыма, окутавшего «Победу». — Там, наверно, не осталось ни одного живого человека!

Но в следующее мгновение броненосец вновь стал ясно виден, и на нем не было заметно никаких повреждений.

Разнервничавшихся дам пришлось чуть не насильно увести вниз.

Рива мужественно продолжала следить за «Севастополем». Вот на нем взвился вихрь огня и дыма, и тотчас начался пожар в носовой части. Молодая женщина закрыла от ужаса глаза.

Вслед за «Севастополем» загорелось на «Полтаве». Огненные языки высоко вздымались сквозь дым. В бинокль виднелись белые точки суетящихся на палубе людей.

На «Пересвете» почти одновременно были сбиты стеньги на обеих мачтах. На «Ретвизане» снесло половину средней трубы.

По мере сближения эскадр стали яснее видны повреждения на японских кораблях. Стрельба их заметно ослабевала.

— Наши молодцами дерутся! — восхищался Охотский. — Неизвестно еще, чья возьмет.

Японские газеты так описывали этот бой:

«Получив известие о предстоящем выходе русской эскадры, адмирал Того поспешил сосредоточить на подступах к Артуру все находящиеся поблизости боевые суда своей эскадры — всего восемнадцать боевых кораблей, из них четыре броненосца, шесть броненосных крейсеров и восемь легких. Кроме того, была подтянута миноносная флотилия в составе пятидесяти миноносцев.

Но в генеральном сражении принимал участие лишь первый броненосный отряд, в составе четырех броненосцев и двух броненосных крейсеров новейшего типа, под начальством самого адмирала Того. Около полудня он увидел русскую эскадру, идущую курсом на юго‑восток, в десяти милях впереди себя, и, пользуясь преимуществом хода, устремился ей навстречу.

Во время первого боя в японские суда попало несколько крупных снарядов, причинивших значительные повреждения. Для исправления их адмирал Того временно вышел из боя. Русская эскадра уже почти скрылась из виду, когда наконец японцы смогли последовать за ней.

Второй бой шел на параллельно сближающихся курсах на дистанции пятьдесят один кабельтов. Сражение велось с необычайным ожесточением. Невзирая на численное превосходство японцев в тяжелой и особенно в средней артиллерии, русские упорно продолжали идти вперед, нанося нам весьма значительные повреждения».

Адмирал Того находился в боевой рубке головного флагманского броненосца «Микаса». Он напряженно следил за ходом боя в подзорную трубу, временами отдавая отрывистые распоряжения. На его бледно‑желтом, продолговатом, почти европейского типа лице, с небольшой коротко стриженной полуседой бородкой, застыло сосредоточенное выражение. Внешне он сохранял полное спокойствие, ничем не выдавая все сильнее нараставшую тревогу за исход сражения.

Никогда еще русские не проявляли в бою столько выдержки и упорства, как сейчас. «Микаса» весь был окутан дымом от взрывов и возникающих на нем пожаров; из‑за дыма временами русских почти не было видно. Грохот стрельбы смешивался с шумом разрывов попадавших в «Микасу» русских снарядов.

Почти все верхние надстройки были разрушены и снесены, на исковерканной палубе валялись неубранные трупы. Одно из орудий носовой башни было подбито, другое могло действовать с трудом. Кормовая двенадцатидюймовая башня тоже была выведена из строя, половина средней артиллерии левого борта не действовала. Не хватало прислуги для орудий.

Давно выбыл из строя командир броненосца капитан Хирота, были отправлены на перевязочный пункт почти все чины адмиральского штаба. В командование броненосцем вступил третий по старшинству капитан‑лейтенант. От главного врача пришло донесение, что уже выбыло из строя десять офицеров и около двухсот матросов.

Адмирал вышел на мостик и оглянулся на идущие сзади корабли. Стоящий рядом юнга‑горнисг поспешил подать цейсовский бинокль. Вслед за адмиралом из рубки вышли флаг‑офицеры и два сигнальщика. В это время русский снаряд попал в одну из дымовых труб, осколки застучали по броневой рубке и палубе. Адмирал поморщился и, приказав перейти на левое крыло мостика, стал разглядывать идущие сзади свои суда.

Горел «Асахи». Сквозь дым пожара были видны наполовину снесенная грот‑мачта и развороченные верхние надстройки. Тем не менее броненосец продолжал интенсивно вести огонь. За «Асахи» чуть выступал «Фуджи». По медленной стрельбе можно было судить о наличии на нем значительных разрушении. На концевом крейсере «Якумо» еще были видны языки пожара. В это время четвертый от мателота броненосец «Шикишнма» сильно метнулся влево и на мгновение стал отчетливо виден. Передний мостик был разрушен. Из кормовой башни сиротливо выглядывало лишь одно двенадцатидюймовое орудие, трубы были сильно помяты. Вскоре «Шикишима — опять лег на курс и скрылся за идущими впереди кораблями.

Адмирал оторвался от трубы и взглянул в сторону русских. Склонявшееся к западу солнце хорошо освещало эскадру. Несмотря на разрушения и пожары, она продолжала двигаться прежним курсом и не снижала интенсивности своего огня.

Того в задумчивости направился обратно в рубку. Страшный взрыв поблизости сильно толкнул его в спину. Сзади раздался негромкий крик. Адмирал оглянулся. На палубе корчился в предсмертной агонии юнга‑горнист, все еще держа в руке исковерканный горн. Один из флагофицеров исчез, другой, превозмогая боль, зажимал рукой раненый бок.

— Где лейтенант Коноэ? — спросил его адмирал.

— Пал смертью самурая во славу нашего обожаемого Тенно, — ответил с трудом офицер побелевшими от страдания губами.

— Идите сейчас же на перевязку, — приказал ему Того, заметив кровь.

— Позвольте только убрать это, — поднял руку офицер, и тут адмирал заметил, что на украшавшей его грудь звезде Восходящего Солнца прилип окровавленный комочек.

Того брезгливо смахнул его, с сожалением глядя на свой испачканный белоснежный китель.

В рубке он кивком головы подозвал к себе капитана второю ранга Изиду, заменившего раненого начальника штаба. Офицер тотчас подошел и почтительно вытянулся в ожидании приказаний. Адмирал мгновение помолчал. В его голове вихрем пронесся целый рой мыслей. Тяжелое положение японской эскадры было очевидно. Встал вопрос о выходе из боя, но отступление обозначало провал основного плана войны — не допустить соединения Артурской И Владивостокской эскадр. С другой стороны, продолжение боя грозило такими повреждениями, после которых броненосный отряд может надолго выйти из строя и русские приобретут хотя бы временное превосходство на море. Правда, у острова Цусимы находится еще эскадра броненосных крейсеров адмирала Камимуры, а в Корейских шхерах скрывается три десятка миноносцев. Но зато к русским могут подойти на помощь владивостокские крейсера.

Осторожность все же взяла верх.

— Поднять сигнал:» Я имею передать приказ «, — обратился адмирал к Изиде.

— Готово, — через минуту доложил офицер.

— Эскадре отходить в Сасгбо; — раздельно проговорил Того.

Изида с удивлением и испугом посмотрел на своего адмирала.

— Разве ваше превосходительство считает, что русские выиграли бой? — робко спросил он.

— Да.

Офицер широко раскрыл свои чуть раскосые черные глаза, затем взглянул в сторону неприятельской эскадры и радостно воскликнул:

— Флагманский корабль русских вышел из строя!

— Смотрите,» Цесаревич!«— вдруг крикнула одна из пассажирок.

Броненосец неожиданно круто бросился влево и при этом так накренился, что всем казалось, будто он сейчас перевернется.

По палубе и мостику пронесся крик ужаса. Все ожидали немедленной гибели» Цесаревича «, забыв на несколько мгновений о себе, о» Монголии «, обо всем окружающем. Но» Цесаревич» так же неожиданно выпрямился и, продолжая катиться влево, казалось, готов был таранить «Севастополь» или «Пересвет». Оба эти броненосца, давая ему дорогу, свернули в сторону противника.

Шедший за «Цесаревичем» «Ретвизан» сначала было пошел за флагманом, но затем быстро переложил руль и ринулся на японцев. Только «Победа»и «Полтава» остались на прежнем курсе. Строй эскадры был нарушен. Весь огонь японцев теперь сосредоточился на «Ретвизане», но, вследствие быстрого приближения его, снаряды давали перелет. Броненосец, полыхая огнями всех своих орудий, стремительно шел на «Микасу», который, не выдержав, начал поспешно отходить. Но остальные корабли русской эскадры не последовали за «Ретвизаном». Оказавшись ближе к японцам, чем к своим, и под ужасающим обстрелом всей эскадры противника, «Ретвизан» принужден был повернуть назад.

Прошло еще несколько мгновений. Русские броненосцы продолжали отстреливаться от неприятеля, но все уже лежали на разных курсах. Затем один за другим они в полном беспорядке начали поворачивать к Артуру.

На все еще продолжавшем описывать циркуляцию «Цесаревиче» взвилось несколько флагов.

— «Адмирал передает командование», — расшифровал сигнальщик.

— Значит, Витгефт или убит, или тяжело ранен, — стуча зубами от волнения, проговорил Охотский.

— Когда погиб Макаров, все говорили: бог с ним, с кораблем, лишь бы вернулся адмирал, а сегодня можно сказать: бог с ними, с адмиралами, лишь бы корабли были целы, — утешал его главный врач Петров.

Крейсера, следуя за флагманским «Аскольдом», пошли на сближение с броненосцами, но те продолжали идти нестройной кучей, на ходу обгоняя друг друга. При этом они стреляли во все стороны, так что два или три снаряда упали около «Монголии».

— Право руля! — скомандовал Охотский, и пароход начал поворачиваться кормой к эскадре. Несколько мгновений с мостика ничего не было видно за дымом из трубы.

— Разбиты, отступают, мать их так‑перетак! — заорал Охотский, неожиданно воспылав боевым азартом.

— Отступилась от нас царица небесная! — проговорил рулевой, снимая фуражку и набожно крестясь. — Много поди сегодня матросиков отправилось в царство небесное.

— Замолчи, дурак! И без тебя тошно! — оборвал его вахтенный начальник. — Все корабли на плаву, они оправятся и снова вступят в бой.

Но броненосцы продолжали, отстреливаясь, нестройной толпой отходить по направлению к Артуру. Японцы не преследовали их, ограничиваясь лишь огнем с дальней дистанции. В это время крейсера подошли к идущему впереди всех «Ретвизану». На «Аскольде» подняли какой‑то сигнал, и, густо задымив из всех труб, крейсер на всех парах ринулся на видневшийся поодаль японский отряд. За ним последовал «Новик». Оба они быстро исчезли в уже темнеющем на востоке море. Некоторое время издалека доносилась усиленная канонада, а затем все стихло.

Огромное, по‑вечернему красное солнце коснулось горизонта. Последние лучи его освещали красноватым светом мерно колышущиеся волны, на фоне которых четко вырисовывались силуэты русских кораблей. «Ретвизан», сильно зарываясь на ходу носом, со снесенной наполовину передней трубой, уходил все дальше вперед. За ним шла, оседая на корму, «Полтава». Несколько поодаль двигались «Цесаревич», на котором была снесена часть верхних надстроек, и «Севастополь»с нелепо задранной вверх двенадцатидюймовой пушкой в носовой башне и развороченной передней трубой. В стороне виднелись «Пересвет» со сбитыми верхушками мачт и разрушенными кормовыми надстройками и «Победа», у которой были разворочены две передние трубы и зияла надводная пробоина с левого борта. Только «Диана»и «Паллада» не имели никаких повреждений.

Рива с отчаянием смотрела на эти избитые, искалеченные корабли.

— Теперь, надо думать, наша эскадра уже окончательно вернется в Артур, — угрюмо проговорил Охотский.

— Полноте! Быть может, с темнотой мы опять ляжем на прежний курс, — отозвался поднявшийся на мостик Петров.

— Если повреждения незначительны, то нечего и возвращаться в Артур, а если они велики, то где же их там исправлять, да еще при бомбардировке с суши.

— Запасутся углем, водой, продовольствием, починяйся и опять попытают счастья в бою.

— Запасов в Артуре нет. Крепость отберет и то, что имеется сейчас. Просто перепишут моряков в пехоту, пушки передадут на форты, — угрюмо бубнил Охотский.

— Неизвестно, сколько кораблей еще доберется до дому. Японские миноносцы так и лезут со всех сторон, — мрачно присоединился вахтенный начальник, — как бы и нам в этой драке не попало.

— Это шествие кораблей напоминает мне погребальную процессию, — заметил вахтенный начальник.

— Почему погребальную процессию? — спросила Рива. — Вы считаете, что на эскадре много убитых? — И слезы брызнули из ее глаз, напряженные нервы сдали.

— Пойдемте вниз! — взял ее под руку капитан.

Рива бросила последний взгляд на исчезающее за горизонтом солнце. Закат был ярко‑красный, и казалось, будто море окрасилось кровью.

Ночь выдалась безлунная, но не очень темная. По небу стлались легкие, полупрозрачные облака, сквозь ровную пелену которых звезды светились мягким, рассеянным светом. С юга шла зыбь. «Монголию» порядочно качало.

В кают‑компании позванивала посуда. Кое‑что начал укачиваться и поспешил лечь.

Плавучий лазарет продолжал идти параллельным курсом с броненосцами, держась в нескольких кабельтовых от них.

С наступлением темноты были зажжены все огни. Все иллюминаторы были открыты и освещены.

Этими мерами Охотский хотел предохранить пароход от случайных нападений японских миноносцев, которые, пользуясь темнотой, ринулись в атаку на отступающие русские суда. Но, двигаясь параллельным курсом с эскадрой, он тем самым указывал противнику ее местонахождение, поэтому с «Пересвета» сигналом приказали или отойти и лечь на другой курс, или, потушив огни, подойти под охрану эскадры. Капитан «Монголии» предпочел находиться подальше от места схватки и вышел за пределы досягаемости артиллерийских снарядов. Увеличив ход, он стал обгонять медленно двигающуюся русскую эскадру.

Заметив это, пассажиры начали умолять капитана не уходить от броненосцев.

— Если же мы будем одни, то японцы наверное захватят нас и отведут к себе. Никто об этом и не узнает.

Охотский заколебался. Но в это время мимо парохода в сторону русской эскадры проскользнули легкими тенями японские миноносцы, и почти тотчас же в темноте заблистали выстрелы броненосцев и неподалеку в море упало несколько снарядов.

— Право руля! — испуганно скомандовал капитан, и «Монголия» на всех парах стала удаляться от эскадры.

Рива поднялась на палубу. Ночной ветерок приятно освежал лицо. Звезды мерцали над головой. Волны мерно покачивали быстро идущий пароход, изредка обдавая палубу мелкими солеными брызгами. Висящие на стрелках спасательные шлюпки тихо поскрипывали в такт качке. Из открытого люка доносилось ровное дыхание машины.

На палубе было пусто. Рива отошла к корме и, облокотившись на планширь, напряженно глядела в сторону русской эскадры. Канонада то затихала, то разгоралась с бешеной силой. Ни на одном из кораблей не светились прожекторы. Броненосцы скрывались во тьме, желая избежать минных атак.

«Как, однако, растянулась наша эскадра!»— подумала Рива.

В это время совсем по носу «Монголии» неожиданно выплыл силуэт большого военного корабля — пароход едва смог избежать столкновения с ним. Тотчас мимо борта проплыл, освещенный огнями с «Монголии», японский легкий крейсер. С него что‑то кричали поанглийски в мегафон, закончив свое обращение русской бранью.

Рива как зачарованная смотрела на серо‑вороной корабль с чуть поблескивающими в темноте длинными тонкими пушками, из которых, быть может, сегодня были убиты ее друзья и знакомые на русских судах И она содрогнулась при мысли, что в числе погибших может быть и ее Андрюша.

— Куда мы держим путь? — спросила она у подошедшего к ней Фейгельсона.

— Боюсь, что в преисподнюю! То нас обстреливали, сейчас чуть не протаранили, а впереди еще минные поля у Артура.

— Так мы возвращаемся домой? Но почему же тогда мы не идем параллельно эскадре?

— Чтобы японские миноносцы, упаси бог, не приняли нас за военный корабль и не отправили прямо на дно.

— Когда же мы попадем в Артур?

— Надо думать, что наш капитан не решится в темноте проходить минные заграждения, и мы будем на месте не раньше утра.

— Только бы наша эскадра добралась туда благополучно. Если какой‑нибудь из кораблей потонет, то мы даже не сможем спасти раненых и тонущих.

— Сейчас надо думать о своем спасении, а не о помощи другим.

— Зачем же тогда «Монголии» было выходить в море?

— Про то знает начальство, а я всегда предпочитал морской стихии твердую землю.

Появившийся наверху Петров в бинокль осмотрел горизонт и, недовольно пробурчав: «Куда это нас несет нелегкая! — поднялся на мостик. После короткого разговора с капитаном о назначении» Монголии» как плавучего лазарета Красного Креста, Петров приказал собрать на спардеке весь медицинский персонал и матросов и обратился к ним с речью:

— Друзья мои! Мы — госпитальное судно Красного Креста и можем свободно уйти в любой нейтральный порт или даже во Владивосток и оттуда вернуться домой в Россию. Японцы нас не задержат, но эго будет бегством из осажденного Артура, где, как вы знаете, большая нехватка во врачах, сестрах, санитарах, медикаментах. Наша рентгеновская установка весьма совершенна технически. В Артуре же есть только одна слабенькая установка в морском госпитале. Куда же, повашему, нам следует идти — в Артур или в нейтральные порты?

Почти двести человек с напряженным вниманием слушали своего начальника. Темные силуэты людей чуть вырисовывались на фоне ночного неба.

— Можно мне? — раздался взволнованный голос одной из сестер. Тихая, скромная, обычно малозаметная маленькая девушка неожиданно осмелела.

— По‑моему, ответ может быть только один — назад в Артур! Там мы нужны, — значит, туда и должны возвращаться. Конечно, в осажденной крепости мы легко можем погибнуть, но ведь на то мы и русские женщины, внучки севастопольских сестер, чтобы с нашими солдатами делить все трудности и опасности войны.

— Правильно, в Артур, к своим! Верно сказала сестра! — загудели в толпе.

— Вместе жили в Артуре, вместе будем и умирать, — громко проговорил один из матросов судовой команды. — Понадобится — пойдем на фронт, станем к пушкам, возьмем ружья.

— Ваше мнение, господа? — обратился Петров к врачам.

— Пас родина послала в Артур, там мы и должны остаться до конца войны. Уход в нейтральный порт будет дезертирством, — ответил за всех длинный, сухопарый младший врач Миротворцев, прибывший в Артур уже после начала войны.

— Придется моей жене овдоветь раньше времени, — прошептал провизор, но громко высказаться не посмел.

— Благодарю вас, друзья, за принятое решение. Русские люди, патриоты своей родины, иначе высказаться и не могли. Позвольте наш импровизированный военный совет считать закрытым, — с чувством проговорил Петров. — Капитан Охотский, прошу вас взять курс на Артур, — обернулся он к командиру «Монголии».

— Я снимаю с себя всякую ответственность, если мы будем потоплены миной или снарядом, — взволнованно ответил с мостика Охотский.

— Как работники Красного Креста мы должны рисковать своей жизнью во имя спасения других, — возразил ему Петров.

Несмотря на все опасения, «Монголия» благополучно подошла на рассвете к Артуру. Рано утром пошел сильный дождь. В предрассветных сумерках на горизонте затемнел массив Ляотешаня. Замедлив ход, «Монголия» уже при дневном свете осторожно остановилась далеко от берега, против самого входа. Тут же стояли «Севастополь», «Паллада»и миноносец «Бойкий». Справа, около бухты Тахе, виднелся «Ретвизан».

Почти всю ночь не спавшие пассажирки поспешили на палубу. Первое, что они увидели, была надводная пробоина в носовой части «Севастополя», наскоро заделанная деревом. На корме тоже зияла большая пробоина. Борт был усеян красными кругами с расходящимися во вес стороны трешниками — следы прямых попаданий японских снарядов. Разбиты обе мачты, разворочена передняя труба. Обуглившиеся, закопченные пожаром верхние надстройки, пушки с полуоборванными дулами — все это придавало броненосцу жалкий вид.

По всему кораблю, как муравьи в потревоженном муравейнике, сновали матросы, приводя его в порядок. На верхнем переднем мостике стоял Эссен со сбитой на затылок фуражкой и в мегафон отдавал различные приказания, а рядом с ним облокотился на поручни бледный, усталый Акинфиев.

Рива, сложив руки рупором, громко окликнула его и замахала платком. Лейтенант в мегафон сообщил, что он жив и здоров.

— Какие у вас потери? — послышалось сразу несколько голосов.

— Убитых нет. Ранено два офицера и пять матросов.

Вскоре показались идущие с юга в кильватерной колонне «Пересвет», «Победа»и «Полтава»с двумя миноносцами. Они изредка отстреливались от маячивших на горизонте японских кораблей. Таким образом, к Артуру собралась почти вся эскадра — не хватало «Цесаревича», «Аскольда», «Дианы», «Новика»и пяти миноносцев.

Высланные из Артура тральщики стали очищать для прохода судов рейд от мин. Со всех кораблей на «Монголию» повезли раненых.

Бездействовавший во время боя плавучий лазарет быстро стал наполняться. Весь медицинский персонал поспешил на свои места. Вслед за другими судами «Монголия» двинулась ко входу в гавань.

Ночь перед выходом эскадры адмирал Витгефт провел без сна. С вечера он беспрерывно совещался с командирами судов, отдавая последние распоряжения эскадре и остающимся в Артуре судам. Витгефт настроен был мрачно и высказал свое мнение о неизбежном разгроме эскадры в предстоящем бою. Напрасно старался его ободрить адмирал Матусевич, в противоположность командующему флотом преисполненный твердой уверенности в победе.

— Чего вы, Вильгельм Карлович, так расстроились? Бог не без милости, не так страшен Того, как его представляют! Конечно, без потерь дело не обойдется, ибо уклониться от боя мы не сможем. Но все же некоторым судам удастся прорваться во Владивосток, — уговаривал он Витгефта.

Адмирал в ответ только печально отмахивался.

— Что ни говорите, Николай Александрович, но завтрашний выход, по‑моему, сплошная авантюра, которая заранее обречена на неуспех. Быть может, покойный Степан Осипович Макаров и смог бы выполнить поставленную нам задачу, но я не флотоводец и с ней не справлюсь, — тихим, слабым голосом возражал он Матусевичу.

Прибывающие на «Цесаревич» для получения последних распоряжений командиры судов получали подробную инструкцию, как им действовать в бою, после чего Витгефт, переходя на интимный тон, спрашивал каждого из них, надеются ли они на победу. Почти все командиры отвечали стереотипно:

— Как воля божья… Поможет Никола‑угодник — одолеем японца, а не поможет — сумеем умереть с честью.

Всех командиров Витте на прощание целовал и отечески благословлял на ратный подвиг. Младшие флагманы были настроены различно. Князь Ухтомский откровенно заявлял, что он смотрит на выход не как на прорыв, а просто как на очередное боевое столкновение с японцами.

Зато командир отряда крейсеров Рейценштейн, только что произведенный в контр‑адмиралы, бросил кратко:

— Я с крейсерами сюда не вернусь. Буду ли во Владивостоке, на дне ли моря или в нейтральном порту — не знаю, но твердо уверен, что артурских луж, по недоразумению именуемых Западным и Восточным бассейнами, я больше не увижу.

Витгефт горячо поблагодарил его за мужество и тут же разрешил ему в трудную минуту со своим отрядом действовать по способности.

Отпустив около полуночи свой штаб на отдых, адмирал вызвал с «Пересвета» своего сына.

Молодой офицер явился к отцу, преисполненный боевого задора. Он ни минуты не сомневался в победе и мечтал уже о бомбардировке японских островов. Настроение отца его обескуражило.

— Как же ты, папа, поведешь завтра эскадру в бой, если сам не веришь в победу? — изумился он,

— На эскадре всего несколько человек надеются на успех, остальные же лишь выполняют царское повеление, — устало заметил отец.

Старый адмирал ласково смотрел на сына, так напоминавшего своей наружностью покойную жену. Те же карие живые глаза, яркие пухлые губы и женственно‑мягкий овал лица.

Адмирал припоминал долгую супружескую жизнь и вдруг неожиданно перевел разговор на семью. Подробно рассказал сыну о своем сватовстве к его матери, о появлении на свет Васи, вспоминал его детство. Затем перешел к наставлениям. Это было давно продуманное им до деталей духовное завещание,

— Почему, папа, ты говоришь так, как будто уверен в своей скорой смерти? — пытался было перебить мичман.

— Я и вызвал тебя так поздно, чтобы попрощаться. Все в руках божьих, но у меня предчувствие, что я погибну в завтрашнем бою.

Незаметно за разговорами пролетела ночь, и, благословив сына образком, Витгефт простился с ним и долго смотрел ему вслед, пока шлюпка не исчезла в предрассветном тумане…

Как только корабли начали выходить на рейд, адмирал поднялся на мостик и больше уже не сходил с него. Он безучастно следил, как медленно выходила на внешний рейд эскадра, предоставив всем распоряжаться Матусевичу.

Матусевич, прекрасно выспавшийся, был в приподнятом настроении, суетился, тормошил своих подчиненных, «фитилил» замешкавшихся командиров и весело напевал любимую арию из «Прекрасной Елены». Весь штаб постепенно начал обращаться к нему за всеми распоряжениями, а Витгефт лишь одобрительно кивал головой на все указания Матусевича.

Когда эскадра тронулась за тральщиками, Витгефт сел в принесенное для него на мостик мягкое кресло и стал молчаливо разглядывать в бинокль горизонт и идущую за «Цесаревичем» эскадру. Он подолгу останавливал свой взгляд на шедшем четвертым от головы «Пересвете», как бы надеясь увидеть на нем своего сына.

При появлении на горизонте отряда японских броненосцев адмирал отпустил в Артур тральщики и приказал «Новику» стать на свое место. Но когда «Цесаревич» вследствие порчи машины выкатился из строя, Витгефт сразу вышел из своей апатии и в резких выражениях начал выговаривать командиру броненосца капитану первого ранга Иванову. Изумленный непривычным тоном адмирала, командир попытался было возражать, но Витгефт приказал ему замолчать и озаботиться немедленным исправлением машины.

Чины адмиральского штаба с удивлением посматривали на своего всегда кроткого и спокойного адмирала. Матусевич даже перестал напевать и одобрительно заметил:

— Хотя и не стоит сердиться из‑за пустяков, но все же это лучше, чем сидеть в мрачном раздумье. Вот увидите, Вильгельм Карлович, мы сегодня побьем японцев, — подбадривал он командующего.

— Тьфу, тьфу, не сглазьте, Николай Александрович, — суеверно сплюнул через плечо адмирал.

Настроение адмирала не могло не отразиться на чинах его штаба, а через них и на всех офицерах броненосцев. Даже легкомысленная молодежь приуныла и мрачно поглядывала на идущий напересечку курса русской эскадры броненосный отряд адмирала Того. Ясно видимые японские корабли шли, как на параде. Точно соблюдая дистанцию и строго следуя в струе мателота, чуть поблескивая на солнце стальными дулами орудий, японцы быстро приближались.

Командир носовой двенадцатидюймовой башни мичман Сполатбог, сидя в своем грибе над башней, наблюдал в щель за приближением японцев и удивлялся, что так долго адмирал не отдает приказа об открытии огня. Правда, уже оба орудийных комендора‑хозяина возились около своих пушек и проверяли действия всех механизмов.

— Смотри, Гаркуша, не осрамись сегодня, — говорил комендор, первого орудия, обращаясь к соседу. — Проверь как следует действие подъемных механизмов, чтобы в самый главный момент не заело.

— Небось, Федя, все будет в исправности, если только японец не повредит.

— Алексей Васильевич! — окликнул Сполатбога подошедший к башне старший артиллерист броненосца лейтенант Ненюков. — Помни, огонь открывать только тогда, когда противник будет ясно виден, и зря снарядов не бросать.

— Есть, есть. Как там Виля, все еще в похоронном настроении?

— Малость оживился и даже зафитилил Иванову, но в общем он больше думает о том, как бы уклониться от боя, чем как его выиграть.

— А Матусевнч?

— Напевает шансонетку, рассказывает похабные анекдоты и на адмиральском мостике чувствует себя, как морском собрании. Если бы не он, дело было бы окончательный гроб. Что твои, Гаркуша и Котин, чувствуют себя орлами?

— Так точно, вашбродь. Хоть сейчас готовы самого Тогу подстрелить, — ответил Гаркуша.

В это время пробили боевую тревогу, башня наполнилась матросами. Загрохотали лебедки подачи, медленно заворочались дула орудий. Сполатбог спустился вниз и сам проверил исправность орудий.

— Не суетись, работай без толкотни, смотри, чтобы все было в исправности, — предупреждал он.

С моря донесся тяжелый звук выстрела из крупного орудия, и вскоре справа по носу взметнулся столб воды.

— Началось… Господи, благослови, — сразу посерьезнели матросы.

Сполатбог поднялся на свое место.

За первым выстрелом последовали другие. Бой начался.

— Убрать прислугу мелкой артиллерии и всех свободных вниз, — распорядился Витте. — Открыть огонь по головному кораблю противника.

Сигнальщики бросились набирать нужные флаги. Матусевич внимательно разглядывал японцев.

— Четыре броненосца и два броненосных крейсера, — проговорил он. — Всего двадцать семь крупных и около пятидесяти шестидюймовых орудий против двадцати трех крупных и тридцати средних с нашей стороны. Превосходство не так уж велико.

Дата добавления: 2015-06-04