Часть третья 16 страница

— Слушаюсь! — вытянулся прапорщик.

— Желаю успеха! Я дам вам взвод скорострельных пушек. С ними вы зайдете в тыл противнику и обстреляете его скопления у подошвы Высокой горы.

Подозвав к себе утесовцев, Звонарев спросил, согласны ли они идти с ним.

— С вами — хоть к черту в пасть! — первым высказался Блохин. К нему присоединились Ярцев и Юркин.

В распоряжение Звонарева были предоставлены два орудия второй батареи четвертой артиллерийской бригады и несколько канониров в качестве номеров. Прапорщик решил вести орудия лишь на коренном уносе, чтобы было менее заметно. Пушки замаскировали тюками сена, и они стали похожи на простые телеги с фуражом. Для уменьшения шума при движении колеса обернули соломой.

Звонарев повел орудия далеко в обход и вышел почти к Голубиной бухте. Здесь русские и японские позиции разделяла пологая долина почти в четыре версты шириною. По дну ее, среди зарослей уже засыхающего гаоляна, вилась узенькая проселочная дорога. Японцы и русские косили тут гаолян на топливо и сено для лошадей. По молчаливому соглашению обе стороны не обстреливали этих отрядов фуражиров. Поэтому орудия, замаскированные под повозки, не привлекли к себе внимания японцев.

Вскоре взвод миновал последние русские заставы и оказался между враждующими армиями. Звонарев с Блохиным шли шагах в ста впереди, внимательно оглядывая местность. За ними, чуть погромыхивая, двигались пушки. Шествие замыкали пять человек.

Вскоре их обстреляли свои же.

— Вам глаза, что ли, позастило, аль вы не видите, в кого палите! — начали ругаться артиллеристы.

Не в меру рьяные секреты поспешили прекратить огонь. Наконец взвод добрался до небольшого перевала, откуда были хорошо видны все японские тылы у Высокой. Во впадине на половине горы собралось до двух полков, готовящихся к штурму. Было ясно видно, как японские солдаты и офицеры, лежа и сидя на земле, подкрепляли свой самурайский дух — коньяком. Из тыла к ним беспрерывно подходили все новые и новые резервы. К вершине горы ползли разведчики.

— Живо с передков! — скомандовал Звонарев.

Орудия осторожно сняли и на руках выкатили из высокого гаоляна. Отсюда до цели было около полутора верст. Блохин и Ярцев стали за наводчиков, Юркина же оставили при передках, чтобы в случае нужды поскорее их подать к орудиям. Ничего не подозревая, японцы заканчивали последние приготовления к атаке. Раздался резкий и протяжный звук военного горна. Солдаты вскочили и сплошной массой двинулись на гору. Прапорщик, стоявший несколько поодаль за кустарником, торопливо скомандовал:

— Прицел сорок, угломер триста‑ноль. Орудиями — правое, огонь!

Воздух рассекли два резких выстрела, и снаряды с завыванием понеслись в атакующих. Несколько десятков убитых и раненых японцев остались на месте, остальные же бросились в разные стороны.

— Беглый огонь! — скомандовал Звонарев. Но солдаты без команды уже посылали снаряд за снарядом, поражая обезумевшего от страха и неожиданности врага. Японцы беспорядочной толпой выбегали из‑за укрытия и тотчас же попадали под сосредоточенный огонь крепостных батарей. Множество трупов покрыло склоны Высокой.

Рыча от восторга, Блохин с Ярцевым давали выстрел за выстрелом. Звонарев, оглохший от непрерывного грохота, наблюдал в бинокль за происходящим впереди.

Было видно, как японские офицеры, избивая солдат шашками, старались навести среди них порядок, но никто не слушался. В этот момент с горы стремительно ринулась лавина стрелков и матросов. Остатки японцев в полном беспорядке бросились наутек. Высокая опять была отбита русскими.

— Патронов больше нет, — доложил Блохин.

— В передки! — скомандовал Звонарев.

Ездовые, стоявшие на ближнем отъезде, всего в пяти шагах от орудий, тотчас же осадили передки к самым орудиям, и в следующую минуту обе запряжки уже неслись вскачь по дороге. Опомнившиеся наконец японские батареи открыли огонь по уходившему взводу. Несколько снарядов, посланных японцами вслед, разорвались очень близко, осыпав землю свинцовым дождем. Почти у русских линий в переднем орудии была убита лошадь. Быстро освободившись от нее, взвод продолжал свой путь, хотя и замедленным ходом. Воспользовавшись этим, японские аванпосты решили захватить заднюю пушку и кинулись за ней.

— Вашескородие, разрешите пугануть их, — попросил Блохин.

— Валяй! — махнул рукой прапорщик.

Сняв орудие с передков, артиллеристы сделали вид, что хотят стрелять. Японцы опрометью бросились назад. Через пять минут взвод был уже в безопасности.

Когда Звонарев явился с докладом к Ирману, полковник ограничился лишь упреком в напрасной, по его мнению, гибели лошади.

Звонарев хотел было со своими солдатами вернуться на Саперную батарею, но его встретил Гурский и настойчиво просил повременить с уходом.

— Нам надо будет еще оборудовать позицию для минометов. Без этого Ирман вас не отпустит, — уверял лейтенант.

Звонарев согласился. Вместе со своими артиллеристами он поместился в одном из свободных блиндажей.

— Сегодня японцу перцу подсыпали малость, будет утесовцев помнить! — заметил Блохин.

— Всех вас я представляю к крестам, — ответил Звонарев,

— Ежели за всякую малость их давать, то скоро и вешать некуда будет! — бросил Блохин.

— Соснуть, что ли, пока тихо? — проговорил Юркин.

Скоро он и Блохин задремали,

Ярцев вытащил из кармана измятую, засаленную книжку и, шевеля губами, начал водить пальцем по строчкам. По его скуластому загорелому лицу разлилось выражение умиленного восторга. От удовольствия он иногда зажмуривал даже глаза, повторяя про себя понравившиеся ему выражения.

— Что ты читаешь? — спросил заинтересованный прапорщик.

Ярцев смутился.

— Так, пустяковые сказки, — ответил он нехотя.

Книжка оказалась «Русланом и Людмилой»в дешевом народном издании.

— Это же прекрасная вещь! Ты знаешь, кто был Пушкин?

— Великий стихотворец. Сказки у него, как песни, сами на голос просятся.

— Как это ты добрался до Пушкина?

— Я сызмальства остался сиротой. Поп один научил меня грамоте. Как‑то попалась мне книжка господина Пушкина, с тех пор ровно свет увидел, все стишки его в голове вертятся.

— Оказывается, ты поэт! Сам‑то стихи сочиняешь?

— Куда мне! Я вот наизусть хочу выучить «Руслана»и «Полтаву», а сам придумать ничего не могу, складу не получается, — печально вздохнул Ярцев.

— За проявленную сегодня храбрость я награжу тебя книгой Пушкина. Крест же получишь само собою.

— Вашбродь, Сергей Владимирович, по гроб жизни буду вам благодарен! — весь расцвел солдат, даже привстав от волнения. — Чем ни на есть, а отслужу вам! Креста же мне вовсе и не надо.

Было уже темно, когда появился Акинфиев. Он был утомлен и бледен.

— Пойдем ужинать, — пригласил он.

Звонарев охотно согласился.

Надя уже ждала их с ужином.

— Сережа сегодня отличился! — поспешил сообщить жене Акинфиев и рассказал о вылазке.

— Крест, значит, получите. То‑то Варя обрадуется!

Она давно всем уши прожужжала о ваших подвигах.

— Ей, несомненно, надо бы надеть — эполеты. Нет ли у вас сочинений Пушкина? — перевел разговор Звонарев.

— Зачем вам? Варе, что ли, любовные послания в стихах писать? — удивилась Акинфиева.

Надя встала из‑за стола и вернулась с двумя томиками Пушкина.

— Избранные произведения, — протянула она их прапорщику. — Вам с Варей подарок от меня и Андрюши.

Звонарев поблагодарил.

Приход Блохина прервал разговор.

— Так что вас лейтенант Гурский требует, — доложил он. — Минометы хотят ставить.

Прапорщик поднялся. Блохин умильно поглядывал на стол с едой.

— Вы голодны? — заметив это, спросила Надя.

— Никак нет! Только что поужинали, но глотка чтото пересохла. — И в доказательство он несколько раз негромко кашлянул.

— Разве тебе чарки не выдали? — удивился Акинфиев.

— Так точно, выдали! Должно, горло ветром продуло, как сюда шел. Першит — сил нет, — с серьезным видом уверял солдат.

Надя засмеялась и налила ему стакан водки.

— Это вам лучше всего поможет, — улыбнулась она.

Простившись с хозяевами, Звонарев направился к Высокой. Было темно. Высокая тонула во мгле. По дороге к ней тянулись повозки со строительными материалами, кухни, лазаретные двуколки. Навстречу шли раненые, санитары несли убитых. Вскоре показалась длинная вереница стрелков. Каждый из них держался за пояс или за плечо идущего впереди. Спотыкаясь, солдаты то и дело, как слепые, наталкивались один на другого.

— Что это такое? — удивился Звонарев.

— Слепаки идут — больные куриной слепотой. Они с темноты до рассвета, как курицы, ничего не видят. На ночь их отводят в тыл, — пояснил Блохин.

Вскоре повстречалась и еще такая колонна, затем на Звонарева налетел солдат, который шел с протянутыми вперед руками.

— Помогите, братцы, добраться до светлого места, — попросил он.

— И мне, и мне тоже! — послышались с разных сторон голоса из темноты.

— Помоги‑ка им, Блохин, — распорядился Звонарев.

— Эй, которые тут есть слепцы, вали ко мне! Миром поведу вниз! — заорал Блохин.

Со всех сторон — в одиночку, по двое, по трое — стали подходить спотыкающиеся темные фигуры.

— Становись, друг за дружку держись, в ямы не вались и за мной катись! Шагом марш! — скомандовал артиллерист, и новая вереница двинулась в тыл.

— Сколько же у вас в роте таких больных? — справился у одного из солдат прапорщик.

— Половина. На ночь в роте остается всего человек шестьдесят‑семьдесят зрячих.

Отыскав Гурского, Звонарев пригласил его на гору.

— Сию минуту. Я хотел вам показать наши шаровые мины. Не хотите ли полюбоваться? Они лежат около блиндажа.

Когда вышли наружу, прапорщик увидел несколько больших стальных шаров различных размеров.

— Эти, побольше, — на двенадцать пудов, средние — на восемь, а маленькие — на шесть. Благодаря круглой форме они хорошо катятся под гору и, ударяясь с разгона о препятствие, взрываются, — пояснил моряк.

— Знатная штука! — появился из темноты Блохин. — Гостинец первый сорт для японцев.

Едва офицеры прошли несколько шагов, как неожиданно со всех сторон раздались крики «банзай». Началась беспорядочная ружейная стрельба, временами заглушаемая грохотом взрывов ручных гранат. В темноте появились отдельные фигуры бегущих в тыл солдат.

— Стой! В чем дело? — закричал выскочивший из блиндажа Стемпковский, хватая их за шиворот.

— Японец полез, вашбродь!.. Видимо‑невидимо… Подкрался в темноте и сразу в штыки, В нижнем окопе всех чисто побил,

— Подтянуть резервную роту! — приказал капитан. — Вас, господа офицеры, прошу подняться наверх и помочь мне навести там порядок.

Офицеры тотчас же отправились на гору. Блохин неотступно следовал за Звонаревым.

— Намазывай, ребята, пятки — ловчей бежать будет! — кричал он отступающим солдатам.

Те отругивались. Засунув два пальца в рот, Блохин по‑разбойничьи свистнул и закричал:

— А ну, вертай назад, ребята! Довольно свои задницы японцам показывать. Ура! — и бросился вперед на гору.

Один за другим солдаты начали останавливаться.

Вслед за Блохиным устремилась добрая сотня стрелков.

Звонарев тоже что‑то кричал, уговаривал солдат вернуться, но в темноте не были видны его офицерские погоны, и поэтому на него не обращали внимания. В конце концов и он побежал вслед за Блохиным в толпе стрелков. Контратакой удалось отбить лишь правую вершину горы, на левой же японцы успели закрепиться и отбили все атаки русских. Судьба Высокой опять висела на волоске.

Звонарев нашел Гурского в одном из блиндажей правой сопки. Лейтенант был легко ранен в руку и наскоро перевязывался при свете керосиновой коптилки.

— Опять проворонили, сволочи! Не менее двух полков японцев заняли гору. Изволь‑ка теперь выбивать! Надо действовать немедленно, а то к утру так окопаются, что их не выкуришь.

— Вашбродь! — появился в дверях Буторин. — Японец засел в бетонный блиндаж, поставил пулемет и не дает нашим подойти. Пока не разрушим блиндажа, нам его не выбить.

— Как же это сделать?

— Подползти и закидать подрывными патронами, — предложил матрос.

— Надо сначала разобраться, где наши и где японцы, а то угодишь прямо им в лапы. Кого бы отправить в разведку?

— Мы можем, — отозвался из‑за двери Блохин. — Юркин со мной пойдет, а сказочник останется с прапорщиком.

— Откуда вы взялись? — удивился Звонарев.

— Мы за вами, вашбродь, что ниточка за иголочкой. Где вы, туда и мы поспеваем, — отозвался Ярцев. — Как услыхали свист Блохина, к нему и кинулись, а затем и вас нашли.

— Надежные ребята? — спросил Гурский, кивнув в сторону артиллеристов.

— Вполне.

— Вот и отлично! Вы пойдете в обход справа, а ты, Буторин, возьмешь кого‑нибудь с собой и зайдешь слева.

Разведать надо подступы до самого блиндажа, только осторожно. Поняли?

— Так точно! — ответили разведчики.

Солдаты и матрос вышли.

— Познакомьтесь, пока, Сергей Владимирович, с устройством подрывных патронов, — предложил моряк. — Я думаю ими забросать блиндаж. Вы атакуйте его справа, а я слева, — распределил он роли.

Подрывные патроны представляли собой шестифунтовые пироксилиновые шашки с коротко обрезанным бикфордовым шнуром в качестве запала. Его надо было зажечь от тлеющего фитиля и затем бросить.

— Лежа дальше двадцати шагов такую тяжесть не забросишь, — заметил Звонарев. — Подползти же незамеченным на более близкое расстояние очень трудно.

— Да, дело рискованное. Может быть, вы хотите отказаться от него?

Прапорщик посмотрел на серьезное, чуть насмешливое лицо собеседника.

— Я давно бы вас поставил об этом в известность, господин лейтенант.

— Что так официально? Все мы люди, все человеки, и все за свою шкуру трясемся! Я откровенно скажу про себя — боюсь, но иду. Думаю, что и вы испытываете то же чувство.

— Ради чего вы идете на риск? В чаянии награды, из удальства или хотите пощекотать свои нервы опасностью?

— Ни то, ни другое. Знаю, что это‑долг перед родиной, — задумчиво ответил лейтенант. — Так же, как и вы, — добавил он, помолчав.

— Родина — отвлеченное, но великое понятие. Его часто даже не сознаешь, но в конечном счете все делаешь именно для нее, — согласился Звонарев.

Вернувшийся Блохин подробно доложил, как легче всего добраться до блиндажа. Затем подошел Буторин. Условившись окончательно о действиях обеих партии, Звонарев и лейтенант вышли наружу и двинулись к цели. Быстро пройдя окопы, занятые стрелками, они разделились. Звонарев с Блохиным поползли влево, укрываясь в каждой яме, в каждой воронке.

Ночь стала светлее. Сквозь разорванные тучи временами проглядывал лунный серпик на ущербе. Над головами посвистывали пули. Японцев не было видно, и только короткие, сухие звуки выстрелов указывали их расположение. Неожиданно по горе скользнул луч прожектора. Звонарев и Блохин мгновенно припали к земле. Лежавшие вокруг неубранные трупы прекрасно их маскировали, и луч света медленно прополз мимо. Двинулись дальше, останавливаясь при каждом шорохе.

Временами прапорщику казалось, что у него сердце готово выскочить из груди. Он останавливался, чтобы перевести дух и взять себя в руки. Мгновениями он совсем уже решал вернуться назад и отказаться от намеченного предприятия, но рядом слышалось сильное приглушенное дыхание Блохина, который, ловко лавируя между препятствиями, безостановочно двигался вперед, и Звонареву становилось стыдно за свое малодушие.

— Уже скоро доберемся, — шепнул Блохин и начал сворачивать вправо.

Вдруг перед ними выросла темная фигура японского часового. Оба замерли на месте. Но часовой смотрел куда‑то вверх и не замечал их. Постояв немного и крякнув по‑утиному, он повернул к своим окопам. Прапорщик и солдат облегченно вздохнули.

До блиндажа было уже совсем близко. Его гребень ясно темнел на фоне неба. Отчетливо доносились голоса японцев. Выбрав воронку побольше, оба лазутчика забрались в нее, тесно прижавшись друг к другу.

— Начинайте, Сергей Владимирович, — шепнул Блохин и, вытащив из жестяной коробки зажженный фитиль, поочередно приложил его к запалам шашек, которые загорелись с легким треском. Затем, быстро вскочив, Звонарев и Блохин изо всей силы швырнули патроны в сторону японцев и тотчас припали к земле.

Раздался оглушительный грохот, дождем посыпались комья земли, доски, камни. Вслед за этим грохнули еще два взрыва справа, и, как бы в ответ им, в самом блиндаже вспыхнул ослепительный огонь, сопровождаемый страшным грохотом. Переждав немного, Звонарев осторожно поднял голову. Блиндаж осел посредине и ярко горел изнутри. С диким ревом японцы стремительно выскочили из окопа и, давя друг друга, без ружей, без амуниции, исчезли за горой.

— Бей их, крой, мать перемать!.. — вскочил Блохин и бросился за ними.

— Куда ты? — звал его Звонарев.

Солдат, размахнувшись, кинул вслед бегущим еще один патрон, увеличив панику среди японцев. Все русские окопы оказались пустыми. Звонарев поднялся и подошел к взорванному блиндажу. Тут он при свете пожара увидел Гурского и Буторина.

— Все вышло как нельзя лучше, Сергей Владимирович, — радостно встретил его лейтенант. — Теперь надо окончательно добить японцев. Тащи‑ка сюда наши гостинцы! — крикнул он матросам.

Из темноты выкатили три шаровых мины и, подняв на руках на бруствер, начали полегоньку сталкивать под гору.

— Осторожней, — предупредил Гурский, вскакивая сам на бруствер.

Звонарев последовал за ним. По изрытой земле мина передвигалась с большим трудом, ее все время приходилось поддерживать с разных сторон. Скрывшись в нижнем окопе, японцы начали обстреливать русских.

«Попадет пуля в мину — всех разнесет в клочья», — подумал Звонарев, задерживаясь из осторожности на месте.

— Поднажми, — донесся до него хриплый голос Блохина и тяжелое дыхание натужившихся людей. — Пошла! Ложись!

Едва успел прапорщик распластаться на земле, как внизу раздался оглушительный взрыв.

На горе показались матросы и бросились вниз со штыками наперевес. Через десять минут вся гора до самой подошвы была очищена от врага.

Высокая вновь стала русской.

Звонарев и Гурский пошли в тыл.

Обходя трупы и стонущих раненых, они добрались до блиндажа, откуда были выбиты японцы. На них пахнуло дымом и отвратительным запахом горелого мяса.

— Мне подвезло: второй патрон угодил прямо внутрь и взорвал там ручные бомбочки. Это и напугало так японцев, — пояснил лейтенант.

В штабе Ирмана офицеры застали Кондратенко. Генерал поблагодарил их за успешное выполнение трудной задачи.

— Что же касается солдат, то я уже заранее выпросил для них у Стесселя кресты. Сколько всего у вас человек?

— У меня трое и артиллеристов трое, — доложил моряк.

— Пожалуйста, передайте им кресты в торжественной обстановке, — протянул ордена Кондратенко. — О вас обоих также сделаю представление, а теперь можете отправиться на вполне заслуженный вами отдых.

Офицеры откланялись. На дворе уже светало. С моря дул сырой, холодный ветер. С Высокой тянулись в тыл вереницы раненых и идущих на отдых солдат. Среди них Звонарев увидел и своих утесовцев. Подозвав их, он вручил каждому крест.

— Чествовать вас будем уже на Залитерной, — предупредил он.

— Бутылки две за него дадут, — заметил Блохин, подкидывая свой крест на ладони.

— Как тебе не стыдно так говорить! — возмутился прапорщик.

— Так он у меня уже второй, вашескородие. Если все сохранять, так и вешать их скоро будет некуда, — усмехнулся солдат.

— А тебе, Ярцев, кроме того, от меня обещанные книги, — протянул прапорщик томики Пушкина.

— Покорнейше вас благодарю, Сергей Владимиревич! — с большим чувством ответил сказочник.

Глава пятая

Отдыхать артиллеристы направились на Саперную батарею. За время их отсутствия строительство сильно продвинулось. Помимо площадок для орудий, были сооружены хорошие, просторные блиндажи для солдат и Вениаминова. Матросы и артиллеристы уже копошились около своих орудий. Более простая технически установка крепостных пушек была — почти закончена, моряки же еще только регулировали свои лафеты.

— Здорово, чалдоны! — приветствовал работающих Блохин.

— Здравствуй, варначья душа! — отозвался Луговой. — Не пришибли‑таки тебя японцы, а следовало: одним лешаком на свете меньше бы стало!

Звонарев прошел к Вениаминову. Сладко потягиваясь со сна, капитан предложил прапорщику расположиться у него.

— Японцы нас не тревожат, стрелять не собираюсь и с работой людей не тороплю. Успеем еще навоеваться всласть. Можете спокойно и беззаботно почивать хоть до самого вечера. Я же загляну на Зубчатую, к Анне Павловне, — зван на пирог по случаю двадцатипятилетного юбилея каторжных работ, именуемых супружеской жизнью.

— Батарею‑то когда надеетесь закончить?

— Дня через два, с вашей помощью. Ну, отдыхайте!

Долго спать прапорщику все же не пришлось. Вскоре после полудня на батарею прискакала Варя, ведя в поводу другую оседланную лошадь. Она передала пакет из Управления артиллерии с приказом утесовцам вернуться на Залитерную. Узнав об этом, Вениаминов запротестовал:

— Я не сумею сам достроить батарею, поэтому Сергея Владимировича не отпущу.

— Мое дело маленькое, — передать вам пакет, а там как знаете, Петр Ерофеич, — отозвалась девушка.

— Я же прекрасно понимаю тайные пружины, вызвавшие это распоряжение, — хитро улыбнулся капитан. — Готов ежедневно отпускать к вам мосье Звонарева.

— Я здесь совершенно ни при чем! На что мне нужен ваш прапорщик! — вздернула нос Варя. — Он герой не моего романа. Я таких клякс не люблю!

Пока они пикировались, Звонарев проснулся и вышел к ним.

— Собирайтесь, поедемте со мной, я привела вам лошадь, — распорядилась Варя.

— Слушаюсь, госпожа свирепая амазонка! — вытянулся прапорщик.

— Не отпущу, хоть что хотите делайте, не отпущу! — вцепился в него Вениаминов. — Вас, кроме того, приглашала к себе Страшникова, — уговаривал Звонарева Вениаминов.

После длительных переговоров было решено, что сначала они все втроем отправятся с визитом на Зубчатую батарею, а затем уже Звонарев поедет в Управление артиллерии.

— Блохин, Ярцев, Юркин! — позвал прапорщик. — Отправляйтесь на Залитерную, довольно здесь погостевали.

Солдаты мгновенно собрались.

— Разрешите по дороге зайти на Утес? — попросили они.

— Только не застряньте в кабаке.

— Никак нет, разве что, идя через мосточек, ухватим кленовый листочек, — скроил умильную рожу Блохин.

— Я тебе ухвачу! — пригрозил прапорщик.

Солдаты откозыряли и ушли.

Оставив лошадей на Саперной, Варя вместе с Звонаревым и Вениаминовым пешком направилась на Зубчатую.

Батарея была украшена флагами. В стороне тянулись длинные ряды столов, уставленных мисками и котелками. Парадно одетые солдаты выстроились у своего блиндажа. Тут же около аналоя расхаживал священник в золотой ризе. Чета юбиляров приветливо встретила гостей. При виде Вари Страшникова расплылась в улыбке.

— Как ипло со стороны ваших родителей вспомнить о нашем семейном торжестве и прислать вас к нам, — пропела она, целуя девушку.

У Вари от удивления даже рот раскрылся. Ей и в голову не приходило, что ее могут принять за посланницу. Сообразив это, она поспешила принести поздравления и наилучшие пожелания капитанше. Сам Страшников, несмотря на теплый день, был в парадном мундире, при всех орденах. Вениаминову и Звонареву пришлось извиниться за свой будничный вид.

После молебствия с провозглашением многолетия юбилярам все направились к накрытым для солдат столам. Каждому было выдано по чарке водки, паре соленых огурцов и куску солонины. Фельдфебелю и фейерверкерам капитанша подносила чарку собственноручно. Присутствие начальства явно стесняло солдат, и они ели без особой охоты.

Звонарев по приглашению капитана с трудом проглотил сильно наперченную соленую бурду, именуемую щами, и наполовину протухшую солонину.

— Не правда ли, очень вкусно? — спросила его Анна

Павловна.

Из вежливости прапорщик выразил одобрение, но

Варя простосердечно заметила;

— В госпитале кормят гораздо лучше.

— Но там же больные.

Вениаминов поспешил перевести разговор на менее щекотливую тему:

— Анна Павловна прекрасная хозяйка, в чем вы сейчас и убедитесь, отведав ее пирогов.

Капитанша не замедлила пригласить гостей в блиндаж, где уже был накрыт стол.

— В тесноте, да не в обиде. Прошу рассаживаться, где кто может, — говорил Страшников.

Обед оказался изысканным, вкусным и сопровождался обильной выпивкой в виде различных наливок и настоек.

— Мы решили пустить в ход все свои запасы. Ведь неизвестно еще, долго ли мы проживем. Один шальной снаряд — и жизнь будет оборвана, — вздыхала капитанша.

— Что ты, Нюсик! Бог не без милости, как‑нибудь уцелеем, — поспешил успокоить супруг.

— Ваш блиндаж настолько прочен, что его с одного попадания не разрушишь, — заметил Звонарев.

— Две недели работала почти вся рота, — с удовольствием пояснил капитан.

Появились песельники‑солдаты. Они затянули какуюто заунывно‑торжественную кантату в честь своего командира. Затем последовали различные церковные песнопения, которым умиленный Страшников подпевал во весь голос.

Пиршество закончилось шампанским под крики гостей «горько молодым». «Молодые»с двадцатипятилетним стажем супружеской жизни торжественно облобызались и прослезились.

— Сколько они друг другу испортили крови за это время! — шепнул Звонарев на ухо Варе.

— Меньше, чем вы мне за последние дни своей никому не нужной бравадой, — ответила она.

Гости отправились обратно на Саперную.

— Интересно, во что обошлось Страшниковым сегодняшнее торжество? Накормить целую роту — это чегонибудь да стоит, — заметил Звонарев.

— Святая наивность! — отозвался Вениаминов. — Конечно, ни во что! Солдат накормили и напоили за счет артельных сумм, а нас угощали тоже, верно, на экономические суммы, имеющиеся в каждой роте.

— Значит, мы сегодня объедали солдат, которых и без того отвратительно кормят? — спросила Варя.

— Вы ставите вопрос уж слишком ребром, мадемуазель, — уклонился от ответа капитан.

— Знала бы, так ни за что не пошла бы на Зубчатую. Мне в горло не полез бы кусок!

Добравшись до Саперной, Варя и Звонарев распростились с Вениаминовым и сели на лошадей. Когда они проезжали мимо дома Акинфиевых, их из окна окликнула Надя. Поздоровавшись, она упрекнула прапорщика:

— Зачем вы все время рискуете собой, милый Сережа? Хорошо раз, хорошо два, но когда‑нибудь это кончится плохо для вас. Хоть бы вы, Варя, запретили ему лезть бог знает куда очертя голову.

— А что он еще выкинул? — строго спросила девушка.

Надя подробно рассказала о приключениях Звонарева в последние дни.

— Никогда не поверю, чтобы этот трусишка был способен на такие дела. Все это страшно преувеличено, — притворно усомнилась Варя.

Акинфиева начала уверять ее в достоверности своих сообщений.

— Так и быть, намылю ему голову, — пообещала девушка, прощаясь с лейтенантшей.

— С каких это пор вы стали для нее «милым Сереженькой»? — недовольно спросила Варя, когда они отъехали. — Откуда такая интимность?

— С Надюшей мы старые друзья, с самого моего приезда в Артур.

Варя нахмурилась и вздохнула.

Затем она ускакала вперед, чтобы — скрыть свое смущенье. Прапорщик не стал догонять ее.

Доложив Белому обо всем происшедшем, Звонарев направился на Залитерную. Там он застал Борейко за конструированием «артурского пулемета»— приспособления, позволяющего одному человеку стрелять одновременно из десяти винтовок. Тут же находился и инициатор этого дела, стрелковый капитан.

— Шметилло, — отрекомендовался он с мягким польским акцентом.

— Игнатий Брониславович решил для использования старых китайских винтовок Манлихера соединить их вместе таким образом, чтобы один человек мог сразу стрелять из всех, — пояснил Борейко.

— Кое‑что у меня при этом не получилось, и я решил обратиться к друзьям артиллеристам. Вы народ ученый, не то что мы.

— Сережа у нас настоящий инженер‑механик и быстро раскумекает, что и как.

Звонарев осмотрел предложенное Шметилло приспособление. В общей деревянной раме соединялись десять параллельно расположенных винтовое. При помощи металлического стержня, касающегося всех спусковых крючков, можно было произвести одновременный выстрел из всех ружей. Но заряжать каждое из них приходилось отдельно. Встал вопрос, как добиться и одновременного действия винтовочного затвора.

Просидев до вечера, все три изобретателя добились все же одновременности заряжания. Шметилло был в полном восторге.

— Не знаю, как мне вас и благодарить! Вы меня выручили из большой беды. У меня не хватало людей для обороны своего участка. Теперь же каждый десяток стрелков я заменю одним, потерь будет меньше, огонь сильнее, и отдыхать люди станут больше.

Капитан ушел, пригласив артиллеристов к себе в окопы на, пробу «артурских пулеметов».

— Как дела, боря? — справился Звонарев, когда Шметилло ушел.

— Скучища, друг мой! Бывают дни, когда не делаем ни одного выстрела. Я занялся хозяйственным оборудованием батарей. Под горой устраиваю кухню для нас и батареи литеры Б, при ней погреб для продуктов и баню, чтобы не приходилось бегать на Утес.

Дата добавления: 2015-06-04