Часть четвертая 2 страница. Скоро Варя и Звонарев увидели перед собою деревню Юдзянтунь

Скоро Варя и Звонарев увидели перед собою деревню Юдзянтунь. У крайних домов, преграждая дорогу, стоял длинный стол, за которым сидело человек двадцать офицеров. Тут же рядом в канаве копошились денщики, откупоривая бутылки. Несколько поодаль песельники выводили какую‑то залихватскую мелодию.

Заметив приближающихся всадников, сидевший на председательском месте полковник, в котором Звонарев узнал Ирмана, махнул рукой. Офицеры вскочили с бокалами в руках, хор грянул веселую песню.

Звонарев начал было придерживать лошадь, но Варя, ударив Кубань нагайкой, карьером понеслась навстречу расступившимся перед нею офицерам, птицей перелетела через накрытый стол и помчалась дальше. Дон тоже ринулся вперед и с размаху взял этот своеобразный барьер, причем Звонарев едва не вылетел из седла. Сзади раздались дружные аплодисменты.

Догнав Варю только за деревней, прапорщик сердито спросил:

— Что за фантазия пришла вам в голову брать с маху такие препятствия? Я чуть не упал и не покалечил Дона.

— Ну и чудак вы! Не ускачи мы, нас напоили бы допьяна.

— Я отказался бы от выпивки.

— Ирман приказал бы вам выпить, как старший в чине. И вообще отказываться страшно неприлично. Какой же вы тогда офицер? Мне было бы стыдно ехать с вами! А так вы против своей воли даже заслужили аплодисменты.

— Они предназначались вам, а не мне.

— Конечно, честь барьера гораздо больше принадлежит Дону, чем такому горе‑ездоку, как вы, который сидит на лошади, как собака на заборе. Ну вот и Юдзянтунь. Справа у большой фанзы виден красный флаг, и около стоят заседланные лошади. Там, верно, и помещается штаб Романовского. А вон дальше, на кумирне, флаг Красного Креста. Я туда и поеду. Когда освободитесь, заезжайте за мной.

— Хорошо.

Варя вздохнула.

— Мне бы очень хотелось проехать с вами до самого моря, но боюсь, что Романовский будет этим недоволен…

— Я упрошу его взять вас с собой.

— Я буду тиха, скромна, одним словом — пай‑девочка. Так ему и скажите. — Варя подняла лошадь в галоп.

— Прошу садиться, господин Звонарев, — придвинул Романовский стул прапорщику.

Звонарев сел и, пока Романовский читал бумаги, осмотрелся вокруг. Фанза, которую занимал капитан, была чистая, просторная; в узорчатых окнах вместо обычной у китайцев цветной бумаги блестели стекла. На стене против окон висела подробная карта Артура с нанесенными на ней укреплениями и две большие схемы севастопольской обороны. На столе лежали какие‑то книги. В глубине виднелась складная походная кровать.

— Значит, вы желаете проехаться со мной вдоль расположения моего отряда? — закончил чтение капитан.

— Так точно. Если, конечно, это вас не затруднит.

— Нисколько, погода прекрасная, и я с удовольствием прокачусь верхом.

Капитан позвал денщика и приказал седлать лошадь.

— Мы отправимся сначала на берег моря, а затем проедем вдоль фронта по направлению к Артуру, — объяснил капитан. — Возможные позиции и наблюдательные пункты я нанес на эту карту, которую возьму с собой. Это ускорит и облегчит нашу работу.

— Со мной приехала мадемуазель Белая, дочь нашего генерала. Она хотела бы сопутствовать нам, — робко проговорил прапорщик.

— Она интересная? — улыбнулся капитан.

— Весьма своеобразна, во всяком случае.

— И прилично ездит верхом?

— Очень.

— Буду рад с ней познакомиться.

Подъехав к кумирне, где расположился отряд Красного Креста, они вызвали Варю. Узнав о приезде начальника отряда, на крыльцо вышел врач.

— Нас можно поздравить: мы наконец получили необходимые нам медикаменты и перевязочный материал, — радостно сообщил он. — Нам его любезно доставила сестра Белая.

— Позвольте поблагодарить вас, мадемуазель, и выразить свое удовольствие по поводу предстоящей совместной прогулки, — протянул руку девушке капитан.

Через пять минут они ехали по направлению к Голубиной бухте — Варя посредине, офицеры по бокам.

— Вы прекрасно сидите на лошади, мадемуазель, — заметил Романовский, критически осматривая Варю. — Повод держите крепко, лошадь хорошо слушается вас. Дать вам в руки меч и копье, и вы станете воплощением девы‑воительницы.

— Я всего лишь скромная казачка, — ответила девушка, польщенная похвалой.

Вскоре впереди открылась Голубиная бухта. В нескольких десятках саженей от берега из воды торчал остов миноносца «Внушительный», взорванного здесь

11 февраля командой при приближении японцев. Исковерканные трубы, обломанные мачты и сиротливо стоявшие на палубе пушки четко виднелись на лазурно‑голубом фоне воды.

— Памятник трусости наших морячков. Вместо того чтобы принять бой, они поспешили выброситься на берег и взорваться, — высокомерно заметил Романовский.

Выехав к берегу севернее Юдзянтуня, всадники направились к небольшому скалистому, на полверсты выдающемуся в море мысу, именуемому Промежуточной горкой. На нем виднелись стрелковые окопы, а дальше, маскируясь со стороны моря, — скорострельная пушка и несколько фанз. На ближайшей из них висел маленький флажок. Сюда Романовский и направил своего коня. Спешившись, офицеры вошли в дом, а Варя пошла навестить знакомых китайцев. При появлении начальника отряда из‑за стола вскочило несколько человек.

Один из присутствующих, штабс‑капитан Соловьев, отдал рапорт Романовскому.

— Прошу вас, господа, отправиться к своим частям, я обойду весь участок, — обратился к ним Романовский.

Офицеры поспешили выйти из фанзы, за исключением Соловьева.

— Сейчас мы втроем — пардон, вчетвером, я упустил из виду мадемуазель Белую — направимся к деревне Шаньятоу. Побываем на горке, что к северу от нее. Там расположены окопы сборной роты штабс‑капитана Соловьева.

— Придется немного обождать, пока приведут мою лошадь, — предупредил Соловьев. — Мы тем временем пройдемся к ближайшим окопам.

В нескольких сотнях шагов по берегу виднелась скала высотою в тридцать — сорок саженей, на вершине которой был устроен полукругом окоп, фронтом на север и запад. Отсюда открывался широкий вид на бухту и море, а также и на прибрежные холмы, занятые японцами.

Романовский, на ходу здороваясь со стрелками, прошел вдоль окопа и поднялся на бруствер. Звонарев и Соловьев последовали за ним. Звонарев осмотрелся. Скала, на которой они находились, вдаваясь в море, делила Голубиную бухту на две части: меньшую — северную, берег которой был занят японцами, и большую — южную, оставшуюся за русскими. На стороне японцев было заметно движение. В море плавало много парусных и весельных шлюпок. На берегу суетились рыбаки, вытаскивая сети. Им помогали небольшие группы японских солдат. Несколько ближе к русским японцы косили пожелтевший гаолян, тут же рядом паслись лошади.

— Картина совсем мирная, — заметил Звонарев.

— Да, стреляют здесь редко. Мы экономим снаряды, а японцам стрелять не по чем — все голо и пусто. У нас здесь так мало войска, что задирать неприятеля нам не приходится.

Подошедший солдат доложил, что лошади заседланы.

— Где же мадемуазель Белая? — оглянулся Романовский. — Вы не видели сестры милосердия, что приехала с нами? — спросил он у стрелков.

— Они находятся в фанзе, в которой стоят артиллеристы, и подпоручик с ними.

Звонарев и Романовский застали Варю в разгаре операции. Она старательно обмыла нарыв и ловко вскрыла его. При этой операции солдат то и дело вскрикивал от боли, но Варя не обращала на него никакого внимания.

— Грязь у вас, господин подпоручик, поразительная. Все солдаты завшивели. Не мудрено, что они болеют в таких антисанитарных условиях, — вполголоса отчитывала Варя молодого офицера.

Романовский молча наблюдал эту сценку. Заметив его, подпоручик забормотал в ответ что‑то неразборчивое.

— Нужно сегодня же вынести и проветрить все тюфяки, а фанзу вычистить и побелить, а то у вас лошади прекрасно убраны, а люди живут по‑свински, — наставляла девушка.

— У кого еще что болит? — спросила она солдат.

— У меня сильно тело свербит, сестрица, — проговорил один из них.

— Сними рубашку.

Пока солдат раздевался. Варя обернулась и, увидав капитана, нахмурилась.

— Я, конечно, очень признателен вам за проделанную работу, мадемуазель, но сначала следовало бы спросить на это у меня разрешение, — заметил Романовский.

— Я сам попросил сестру осмотреть солдат. Наш фельдшер заболел, и мы лишены всякой медицинской помощи, — заступился за Варю подпоручик.

— В таком случае мне остается лишь извиниться перед мадемуазель Белой, а вам указать, что добровольные сестры не располагают знаниями даже ротного фельдшера.

— Я сдала фельдшерский экзамен, работаю в госпитале и знаю наверняка много больше, чем ваши ротные «эскулапы»— сердито отозвалась Варя.

— Опять неудача, — деланно засмеялся Романовский. — Еще раз извиняюсь. Вы клад: ездите верхом, как Брунегильда, лечите не хуже самого Эскулапа и воинственны не менее Афины Паллады!

Путь до Шаньятоу был проделан без приключений.

Романовский разговаривал с Соловьевым, а Звонарев с Варей ехали сзади.

— Терпеть не могу этого задаваку: «Я начальник отряда, потрудитесь меня слушать, я предупреждаю», — передразнивала Варя Романовского. — Папа‑генерал и то так не разговаривает со своими подчиненными. Давайте отстанем от них совсем или поедем другой дорогой.

— Мне неудобно. Я ведь командирован в его распоряжение.

Варя вздохнула и замолчала.

Соловьевская горка, как ее называли по имени командира оборонявшей роты, оказалась полевым укреплением усиленной профили с двумя рядами проволочных заграждений и прочными блиндажами для стрелков. На флангах стояли два пулемета, а несколько сзади, около деревни, находилась скорострельная пушка. С этой позиции открывалась огромная панорама от Голубиной бухты на западе до горы Высокой на востоке, то есть на протяжении почти восьми верст. Прекрасно были видны японские тылы в районе Высокой. И Звонарев с удивлением заметил, что японцы успели уже взобраться почти до половины горы.

— Однако они времени даром не теряют, — проговорил он, указывая на неприятельские траншеи.

— Зато мы о них совсем не думаем. Будь у нас здесь хотя бы две старые шестидюймовые пушки, никогда японцы не смогли бы не только взять, но и приблизиться к Высокой. Прошу вас обо всем этом довести до сведения вашего начальства, — ответил капитан.

Проходя мимо группы солдат‑стрелков, капитан неожиданно велел некоторым из них раздеться. Поеживаясь от свежего ветра, стояли голые люди. Осмотрев их, Романовский брезгливо потрогал заношенное грязное солдатское белье, кишевшее вшами.

— Мадемуазель Белая кое в чем права. Вши и грязь могут оказать большее влияние на длительность обороны крепости, чем все осадные батареи, вместе взятые. Поэтому борьба с ними не менее важна, чем с японскими шпионами и пушками. Господин штабс‑капитан, намотайте эго на свой длинный ус.

Прозябшие солдаты поспешили натянуть на себя одежду, вполголоса ругая начальство.

Уже вечерело, когда офицеры вернулись в деревню, где оставалась Варя. Увидя Звонарева, она торжественно потрясла объемистым мешочком.

— Я достала чесноку, который сейчас в Артуре на вес золота. Здесь его фунтов десять. Это все китайцы, им спасибо надо говорить, — пояснила девушка. — Обещал завтра принести нам домой большую рыбу, которую еще и сам не поймал.

— Рыболовство строго запрещено приказом Стесселя, — напомнил Звонарев.

— Есть‑то все хотят, и солдаты и офицеры. Поэтому начальство и, смотрит сквозь пальцы на нарушение этого распоряжения. Китайцы знают, как надо ловить здешнюю рыбу и где она больше всего водится. Если бы не наши китайские друзья, то мы давно, бы голодали.

— Значит, и я еще не умер с голоду благодаря китайцам? — спросил прапорщик.

— Конечно. Ели конину и чумизу, а теперь при их помощи питаетесь прилично, — пояснила Варя. — Вы покончили с делами?

— Так точно, госпожа амазонка, — откозырял прапорщик.

— Тогда поехали домой.

— Разрешите считать мою задачу выполненной? — спросил прапорщик у Романовского.

— Вполне.

Свернув на Юдзянтунь, Звонарев и Варя пустили коней рысью и, миновав деревню, вскоре оказались на окраине Нового города. Солнце уже садилось, но на западе четко выступали Высокая и окружающие ее горы. Царила полная тишина, — очевидно, на позициях шла вечерняя смена частей. Вдруг на батарее Золотой горы взлетел огромный столб огня, сопровождаемый целой тучей искр, за ним другой, третий. Донеслись гулкие звуки выстрелов, многократно повторенные эхом.

— Заяц старается. И когда он только спит? Каждую ночь будит меня своей канонадой, — проговорила Варя.

С тротуара их окликнули. Звонарев узнал Сахарова.

— Откуда путь держите? — поинтересовался, здороваясь, капитан. — Я так давно не видал вас, что решился даже задержать на дороге.

— Мы знакомились с расположением войск на левом фланге, — важно заявила Варя. — Сергей Владимирович интересовался артиллерийскими позициями, а я постановкой медицинской части.

— Которую она нашла в полном беспорядке, за что и объявила Романовскому выговор, — закончил Звонарев.

— Если не очень устали, милости прошу заглянуть ко мне — тут рядом. Третий раз справляю новоселье с момента начала тесной блокады. Сюда покуда снаряды еще не залетают. Я хотел бы показать мадемуазель Варе несколько японских кимоно, а также кое‑какие безделушки.

— На десять минут можем зайти, — решила Варя, соскакивая на землю.

Появившиеся денщики взяли лошадей. Небольшая, в три комнатки, уютная квартира Сахарова вся утопала в коврах: они лежали на полу, висели на стенах, покрывали кушетку, служили портьерами на дверях. Всюду красовались различные безделушки в виде драконов, рыб и мифических животных. В углу под иконой находился большой золоченый Будда с неизменным лотосом в руках.

Капитан провел своих гостей в спальню и распахнул большой гардероб. В нем висело несколько десятков кимоно всевозможных цветов и размеров, из самых разнообразных материй — тяжелые парчовые, вышитые золотыми и серебряными драконами, и совсем невесомые, из тончайшего шелка, похожего на паутину, и теплые, на вате, с меховыми воротниками, сплошь расшитые разноцветным бисером. Драконы, змеи, лотосы, хризантемы, цапли, вишни — все это переплеталось в сложном узоре вышивки. Варя с чисто женским любопытством рассматривала эту своеобразную коллекцию.

— Откуда они у вас?

— Досталось от одного знакомого. Я лишь постарался сохранить их от порчи. Разрешите предложить вам, мадемуазель, один из них на выбор.

— Что вы, Василий Васильевич, мне просто неудобно принимать такие подарки! — отнекивалась девушка.

— Мне они достались даром, и я, откровенно говоря, не знаю, что с ними делать. Вам же может пригодиться. Поэтому позвольте из личной симпатии к вам и из уважения к вашим родителям, которые всегда так мило относятся ко мне, сделать маленький подарок. Вы доставите мне этим большое удовольствие, — упрашивал Сахаров.

Соблазн взял верх, и небольшое, совсем прозрачное кимоно, которое все можно было собрать в горсть, перешло в собственность Вари. Она захотела тут же его примерить. Мужчины вышли в соседнюю комнату.

— Каково положение у Романовского? — справился капитан. — Я очень интересуюсь этим участком, так как вся моя связь с внешним миром идет через Голубиную бухту. Нельзя ли взглянуть на вашу карту?

Прапорщик любезно протянул свой планшет. Сахаров быстро перенес к себе линию сторожевого охранения с наличными укреплениями. Затем он расспросил о дальнейших планах обороны и мерах к усилению этого участка. Звонарев подробно рассказал все, что ему было известно по этому поводу. Капитан его поблагодарил.

— Позвольте в знак моей признательности подарить вам маленькую безделушку, — протянул он Звонареву брошку в виде красивой бабочки филигранной работы.

— Благодарю вас, но я, право, не знаю, что мне с ней делать.

— Подарите мадемуазель Белой, она ей, наверно, понравится. Не конфузьтесь, молодой человек. Мы все были когда‑то молоды и ухаживали за девушками, — ласково потрепал он по плечу прапорщика.

Последнему ничего не оставалось, как принять подарок.

— Не правда ли, оно мне очень к лицу? — впорхнула в комнату Варя в темно‑вишневом, расшитом золотом и серебром кимоно.

— Минуточку, сейчас раздобудем гребень и веер. — И Сахаров вышел из комнаты.

Звонарев молча протянул девушке подарок капитана.

— Какая прелесть! Это Василий Васильевич вам дал? — восхищалась Варя.

— Мет, мне прислали ее от китайского богдыхана. Кстати, с вашим продолговатым лицом и довольно‑таки основательным носиком вы мало походите на дочерей Страны Восходящего Солнца.

— Я, конечно, гораздо красивее их!

— Какое самомнение: те хорошенькие куколки, а вы — просто кубанская амазонка.

— А ну вас, замолчите! — рассердилась Варя.

Выбрав из принесенных Сахаровым вееров и гребней наиболее подходящие к ее кимоно, девушка потребовала зеркало и стала перед ним охорашиваться.

— Похожа я на гейшу? — спросила она у капитана.

— Конечно, только гораздо красивее.

— Вот видите! — торжествующе обернулась Варя к Звонареву.

— О вас последнее время много говорит князь Гантимуров, — вкрадчиво сообщил Сахаров.

— Я не переношу его.

— Зато он от вас без ума.

— Если он вздумает высказать мне свои чувства, то боюсь, что он останется без головы. Ну, нам пора. Большое, большое спасибо вам, Василий Васильевич.

Сахаров приложил руку ко лбу.

— Нет ли у вас средства от мигрени?

— Можно достать фенацетин. Завтра же вам привезу. Вид у вас не совсем здоровый. Дайте‑ка руку, — перешла на докторский тон Варя. — Учащенный пульс, небольшой жарок. Покажите язык, — я уже кое‑что понимаю в медицине. Обложен, надо немедленно же обратиться к врачам. Сейчас в связи с недостатком и ухудшением качества воды сильно распространяется брюшной тиф.

— Не пугайте, ради бога! Мне гадалка давно предсказала, что я умру от тяжелой болезни.

— Завтра с утра навещу вас по дороге в госпиталь, — на прощанье подтвердила Варя. — Теперь прямо домой, — обернулась она к Звонареву, когда они сели на лошадей.

Луна закрылась тучами, с моря налетел туман, и Артур утонул во мраке. Спотыкаясь на каждом шагу, лошади медленно двигались по разбитым бомбардировкой улицам города. Когда путники миновали доки и свернули к Артиллерийскому городку, до их слуха долетел из придорожной канавы тихий плач. Варя сразу остановила лошадь.

— Кто тут? — громко спросила она, вглядываясь во тьму. — Сергей Владимирович, чиркните спичку.

Всхлипывания сначала прекратились, а затем послышались вновь. Не дожидаясь, пока Звонарев зажжет огонь, девушка соскочила с лошади. Прапорщику удалось наконец зажечь спичку. При ее слабом свете Варя увидела бедно одетого ребенка лет десяти — двенадцати, вытиравшего кулаками заплаканное лицо.

— Сегодня избу разбило, тятьку убило, — сквозь слезы ответил он на вопрос Вари. — А мамка еще в апреле умерла.

— Пойдем со мной, я тебя накормлю и устрою. Как тебя звать‑то?

— Вася Зуев… Куда вы меня поведете?

— В Артиллерийский городок. Перестань плакать и пойдем, — распоряжалась Варя.

Мальчик повиновался.

Скоро они добрались до дому.

— Здесь живет усатый генерал, — проговорил Вася.

— Да. Это мой папа.

Мальчик недоверчиво покачал головой.

Отдав конюхам лошадей, Звонарев и Варя направились в дом. Вася неожиданно заупрямился и не захотел идти с ними.

— Боюсь я! Генералы — они сердитые.

— Мой папа совсем не сердитый, не упрямься, — уговаривала мальчика Варя.

Вася стоял в нерешительности.

— Иди без разговоров, — рассердилась Варя и повела мальчика за руку.

— Мама, посмотри, какого я тебе привела внука, — весело закричала она из передней.

— Чего еще придумала? — отозвалась Мария Фоминична, выходя в переднюю. — Где ты подобрала этого хлопчика?

Варя рассказала.

— Видать, плохо кормленный, такой худой и совсем раздет. Накорми его, а я поищу для него что‑нибудь из одежды. Смотри только не воруй, а то выгоню, — пригрозила Белая.

Вася густо покраснел и что‑то пробормотал себе под нос.

— Не обижай его, мама! Он хороший, честный, только бедный мальчик. Не правда ли, Вася? — ласково погладила Варя его по голове. — Сначала я его выкупаю. — И Варя поспешила увести его в ванную.

Звонарев тоже умылся, а затем направился с докладом в кабинет к генералу. Белый внимательно его выслушал.

— Я попрошу вас нанести линию расположения отряда Романовского мне на карту. Что касается его соображений о значении занимаемого им участка, то нам это хорошо известно.

Вскоре Мария Фоминична пригласила их к ужину. Проголодавшийся за день прапорщик отдал должное всему, что находилось на столе. Только к концу ужина появилась Варя.

— Вымыла я Васю зеленым мылом с головы до пят, обстригла его лохмы, накормила до отвала и уложила спать, — тараторила она. — Велела себя называть тетей

Варей. Он будет у меня на побегушках здесь и в госпитале.

— Ты прежде всего присмотрись, что он за ребенок, — охладила пыл дочери Мария Фоминична.

— Что же вы не похвастаетесь полученным от Сахарова подарком? — спросил Звонарев.

— Я совсем забыла! — спохватилась Варя и выбежала из комнаты.

Через некоторое время она появилась в кимоно, с брошкой на груди.

— Не правда ли, мамочка, оно прехорошенькое, совсем как из паутинки, и очень мне к лицу! Бабочка словно живая.

— Почему, собственно, Сахарову вздумалось делать тебе такие подарки? — недоумевала Мария Фоминична.

— Он говорил, что не знает, куда девать это кимоно. Брошку же я получила от Сергея Владимировича, а он от Сахарова.

— Сахаров большой умница и хитрец, никогда ничего зря не делает. Очевидно, вы ему зачем‑то нужны. Наверное, он скоро что‑либо попросит у вас, — предупредил Белый.

— Я напишу ему письмо с благодарностью, — добавила Мария Фоминична.

Прапорщик начал прощаться.

— Куда вы? Неужели отправитесь на ночь глядя пешком к себе на батарею? — заволновалась Варя. — Мама, а почему бы Сергею Владимировичу не переночевать у нас, хотя бы в папином кабинете?

— И в самом деле! Оставайтесь‑ка, молодой человек, утром мы вместе с вами побываем у Кондратенко и окончательно решим, что нам делать на участке отряда Романовского, — решил Белый.

— Вот и отлично! — захлопала в ладоши Варя.

— Вы с Варей совсем на дружеской ноге, — улыбнулась Мария Фоминична.

— Она все время так самоотверженно заботится обо мне. Я глубоко благодарен ей за это и весьма ценю ее дружбу, — ответил Звонарев, невольно краснея под внимательным взглядом Марии Фоминичны.

Через полчаса прапорщик уже лежал в чистой постели, на мягком кожаном диване.

Перед сном Мария Фоминична зашла в комнату дочерей. Катя уже лежала под одеялом, а Варя нетерпеливыми рывками расчесывала на ночь свои длинные волосы,

— С каким бы я удовольствием обрезала эти противные косы. С ними одна только морока, — сердилась она.

— Коса — девичья краса, — заметила Мария Фоминична. — Да не торопись ты так,

— На что мне нужна эта краса?

— Не тебе нужна, а людям, твоему будущему мужу.

— Я замуж не пойду!

Катя громко расхохоталась.

— То‑то ты с Звонарева глаз не сводишь и готова с ним скакать верхом хоть на край света.

— Слушай, Варя, — серьезно проговорила Мария Фоминична, — сегодня у меня была Вера Алексеевна и сватала тебя за князя Гантимурова.

— Ты же, мама, сама говоришь, что мне еще рано думать о замужестве.

— Верно! Но люди, видно, считают, что ты уже заневестилась, и засылают сватов.

— Надеюсь, ты ее выпроводила не солоно хлебавши?

— Обещала поговорить с тобой. Теперь ведь вы, молодежь, сами все решаете, старших не спрашиваете, — вздохнула Мария Фоминична.

— А как ты самокруткой шла за папу? Небось тоже не спрашивала разрешения у деда с бабкой? — возразила Варя.

— Не тебе судить твоих родителей, дерзкая девчонка! — вспыхнула мать. — Не о нас речь, а о тебе.

— Давай, мама, условимся, что ты всех женихов будешь отваживать. Я, мамочка, свой выбор уже сделала и менять его не собираюсь!

Мария Фоминична с удивлением посмотрела на посерьезневшее лицо дочери.

— Но если он тебя не выберет? — спросила она.

— Выберет! Как он посмеет не выбрать! — упрямо проговорила Варя.

— Я буду только рада этому, он юноша хороший. Ну, спите, детки. — И Мария Фоминична вышла.

Когда Звонарев проснулся и торопливо оделся, генерал уже ушел в Управление.

— Почему меня не разбудили? — спросил прапорщик у Вари, которая встретила его у входа в столовую.

— Воспитанные люди прежде всего здороваются — это раз. Во‑вторых, папа сам не велел вас будить, чтобы вы хоть немного отдохнули после длительного пребывания на позициях. А в‑третьих — садитесь пить чай, — скомандовала девушка.

В столовой сидели Мария Фоминична, Катя и Вася.

Последний был наголо острижен и сиял от восторга, глядя на свои новые брюки и рубаху. Его круглое, в веснушках, лицо со вздернутым носом и живыми глазами было преисполнено сознания собственного достоинства.

Когда прапорщик занял свое место за столом, мальчик дружески ему улыбнулся, как старому знакомому.

— Вы не настоящий офицер, — неожиданно проговорил он.

— Это почему?

— У вас на груди птица, — показал Вася на золотого орла‑значок технологического института, — значит, вы инженер, а не офицер.

После чая Звонарев и Варя с Васей отправились в

Новый город.

— Вы проводите меня в госпиталь, по дороге мы зайдем к Сахарову, — распорядилась Варя. День выдался пасмурный, прохладный, бомбардировки не было, с позиций чуть доносилась ружейная и артиллерийская стрельба. У артиллерийской пристани покачивалась одинокая ярко раскрашенная лодка. На носу с обеих сторон красовались два рыбьих глаза, а вдоль извивался желто‑розовый дракон со страшно выпученными глазами. Китаец‑лодочник грелся на солнце.

— Эй, вставай, ехать будем! — подбежал к нему Вася.

Китаец вскочил.

Варя с Васей сели на переднюю банку. Звонарев поместился сзади. Китаец оттолкнулся от берега и, ловко вращая весло, заставил лодку быстро двигаться вперед. Вася не спускал с него восхищенных глаз.

— Вот здорово‑то! Я хотел было тоже научиться юлаюла, но у меня ничего не вышло, — проговорил он. — Я вчерась совсем собрался в Двадцать пятый полк. Есть там такая переодетая солдатом тетя Харитина, она бы пристроила у себя, а тут вы наехали.

— Мы знаем Харитину. Этот дядя находится на позициях рядом с ней. Он и расскажет ей про тебя все.

— Я сам с ним поеду.

— Я тебя туда не пущу.

Вася призадумался. Ему и хотелось побывать на самых позициях, где идет «настоящая война», но он боялся рассердить «тетю Варю».

Сахаров с трудом поднялся с дивана им навстречу.

— Я принесла лекарство, но вид у вас совершенно больной, вам надо немедленно же лечь в госпиталь, — сразу определила Варя. — Хотите, я сейчас это устрою?

— Говорят, в Красном Кресте благоустроеннее, чем у вас в Сводном госпитале? Лучше уход, питание и даже врачи…

— Просто они богаче нас, и у них все есть. Я могу сбегать и туда.

— Не смею вас беспокоить. Да, вас, кажется, можно поздравить? Сейчас заходил Гантимуров и сообщил, что сама Вера Алексеевна решила вас сосватать.

Звонарев удивленно посмотрел на Варю.

— Она вчера была у нас и говорила с мамой. Я решительно отказалась. Гантимуров внушает мне отвращение.

— Между нами говоря, я разделяю вашу антипатию к князю, да, кроме того, есть и другие обстоятельства, в силу которых я только приветствую ваше решение.

— Не секрет, какие именно?

— Именно секрет.

— Тогда прошу извинения. Мы отправимся устраивать вас в Мариинскую больницу Красного Креста.

— Хочу воспользоваться вашим присутствием и послать вашему батюшке короткую деловую записку. — Сахаров присел к столу. — Вот и все, — протянул он Варе маленький конверт.

— Быть может, Сергей Владимирович побудет со мной, пока вы будете в отсутствии? — попросил Сахаров.

— С величайшим удовольствием, — отозвался прапорщик.

Варя в сопровождении Васи ушла.

— Я не знаю, каков характер отношений между вами и мадемуазель Белой, но несомненно, что вы очень с ней дружны.

— Не больше.

— Пусть так. Я хотел вас предупредить, что у Гаятимурова наследственный сифилис. Он пытался и еще будет пытаться стать ее женихом. Как друг, вы должны обо всем предупредить Варю.

— Мне не совсем это удобно, я лучше передам это самому генералу.

— Я ему написал, но на всякий случай ставлю и вас в известность. Князь зарится на приданое мадемуазель Белой.

— Разве она так богата?

— Кое‑что имеется. А князь вообще непорядочная личность. Многое я мог бы вам порассказать, да, к сожалению, вы редчайший гость у меня. Надеюсь, вы не забудете меня в госпитале?

— Постараюсь посещать вас возможно чаще, как только мне позволят обстоятельства. Варя же, конечно, будет вас навещать каждый день.

Раздался стук в дверь, и вскоре появился Фок. Сахаров болезненно скривился.

— Ужасно голова болит. Прошу, ваше превосходительство, извинить, что я не вышел вам навстречу, — приподнялся с дивана капитан.

Дата добавления: 2015-06-04