Картина третья

То же учреждение, что и во второй картине. Трубы на столе Щоева нет. Пусто. Один Щоев. Птицы жалобно кричат вне учреждения: их там бьют и морят чем попало.

Щоев (жуя пищу). Народ нынче прожорлив стал: строит какие-то кирпичные корпуса, огорожи, башни и три раза обедать хочет, а я сиди и угощай каждого! Трудно все-таки быть кооперативной системой! Лучше б я предметом каким-нибудь был или просто потребителем… Что-то у нас идеологической надстройки мало: не то все выдумали уже, не то еще что! Все мне охота наслажденье какое-то иметь!.. (Подбирает крошки от употребленной пищи и высыпает их дополнительно в рот). Евсей!!

Евсей (за учреждением). Сейчас, Игнат Никанорович.

Щоев. Откуда-то эта птица-сволочь еще появилась! Так было покойно и планомерно, весь аппарат взял себе установку на организацию мясных рачьих путин, а тут эта птица мчится — заготовь ее попробуй! Эх, ты, население-население, замучило ты коопсистему!.. Клокотов!!

Клокотов (за стенами учреждения). Иду, Игнат Никанорович.

Входит Клокотов, весь покрытый птичьими перьями.

Щоев. Ну как там?

Клокотов. Да что ж, Игнат Никанорович, конечно это не дело!

Щоев. А что ж это такое?

Клокотов. Весь план срывается, Игнат Никанорович… Мы же взяли установку на организацию рачьих путин — так бы и надо держать. Туловище рака, Игнат Никанорович, лучше любой говядины. А то вчера был рак, сегодня птица летит, завтра зверь выскочит из лесов, а мы, значит, всю систему должны трепать из-за этой стихии?!

Щоев молчит задумчиво.

Так не годится, Игнат Никанорович, и население избалуется! Раз уж мы приучили его к одному сорту пищи — ему и хорошо! А это что такое: из буржуазных царств теперь может вся живность броситься в нашу республику, там ведь кризис — разве ее можно всю съесть?! У нас едоков не хватит!

Щоев. Ну а как раки твои в наших пучинах?

Клокотов. Раки молчат, Игнат Никанорович, рано еще.

Евсей (входит, весь в птичьих перьях). Игнат Никанорович! Птица с документами прибыла. Ты гляди! (Вынимает из кармана несколько картонных кружочков). На каждой номер, на каждой штемпель! Она организованная, Игнат Никанорович! Я ее боюсь!

Щоев (задумчиво и медленно). Организованная птица… Четок воздух над нашей землей!

Опорных (входя; весь мокрый, в длинных сапогах). Рыба поперла, Игнат Никанорович!..

Клокотов. Я так и знал!..

Опорных. Рыба по верху прет, а птица подлетает и жрет ее…

Евсей. Это прорыв путины, Игнат Никанорович!

Щоев. А никого там нету… из крупных животных каких-нибудь, кто бы и птицу скушал! Верно ведь?

Клокотов (удовлетворенно). Конечно, Игнат Никанорович! Нам ничего и не надо. По мясу мы раком обойдемся, по маслу — ореховым соком, а по молоку — там мы дикий мед смешаем с муравьиной кислотой, и всё. Наука теперь, говорят, этого достигла.

Евсей. Мы потихоньку, Игнат Никанорович, всех снабдим. У всех будет полный аппетит!

Опорных. Так что же… этта… скажете? Птицу лупить или рыбу ловить?..

Нарастающий шум за сценой — что и во второй картине.

Щоев. Выйди глянь, Евсей!

Евсей исчезает.

Отчего птица-то к нам из буржуазии летит?..

Опорных. Наша страна дюже жирна, Игнат Никанорович. Рожается что попало — и живет!

Щоев. Не бреши. Тогда бы все в тару само лезло.

Опорных. Ау нас человек дурак, Игнат Никанорович. У нас — как-то ее? — у нас тары нету!

Щоев. Человек же это я…

Шум увеличивается. Вбегает Евсей.

Евсей. Еще летит туча целая!..

Щоев. Кто летит?

Евсей. Гуси, воробьи, журавли, а низом — петухи мчатся… Чайки какие-то!

Щоев. Боже мой, боже мой… За что ты оставил меня на этом посту?! Лучше б я перегибщиком бы и жил теперь на покое!

Опорных. Теперь всю рыбу слопают!.. Так как же быть-то, этта, руководящие?! Заготовлять из воды постную пищу иль попам оставить?

Евсей (к Опорных). Петя, не активничай, когда тебя не привлекают!

Щоев. Евсей! Думай ты ради бога что-нибудь определенное! Ты видишь, у меня сердце болит.

Евсей. А я уж все выдумал, Игнат Никанорович.

Щоев. Так доложи мне, возьми установку и делай.

Евсей. В Осоавиахиме артиллерийский кружок, Игнат Никанорович, находится, а в кружке пушка — разрешите, пульнуть по птичьему стаду!

Щоев. Ступай пальни!

Евсей и Клокотов уходят. Шум за сценой продолжается и переходит в птичьи крики.

Опорных. Игнат Никанорович! Зачем гнать птицу-то эту мимо? Мы б управились и птицу поймать и рыбу вытащить! Народ — как-то она? — работает охотно.

Щоев. Мало ли что! Пусть летает в другие районы — там тоже есть кому жрать! Что ты за эгоист такой — я прямо удивляюсь тебе?!

Опорных бурчит про себя чего-то.

Ну, ты что там еще! Забыл про мое единоначалие, беспринципщик, дьявол какой!.. Иди, Петя, на свою путину.

Опорных (уходя). Вот, этта, как-то ее… вот он стерва мужичок какой!

Щоев. Устал я чего-то… Трудно мне кормить до гробовой доски такое тяжкое население!..

Шум за сценой несколько рассеивается и слышен тихо. Входят Мюд и Алеша. Оба в птичьих перьях. У Мюд перья даже в волосах.

Мюд (Щоеву). Отчего ты важный такой?

Щоев. Я не важный — я ответственный. А вы что вернулись? Вы видите, на кооперацию животные напали?!

Алеша. Это ничто, товарищ Щоев. Пролетариату пища всегда подходяща. Мы втроем тыщу штук заготовили. Мы…

Щоев. Будет тебе мыкать-то: мы-мы!.. Куда б ты годился, если б я тебя не возглавил?

Мюд. Алеша, а где же тут партия и ударники?.. Мне здесь становится скучно!

Щоев (несколько задумчиво). Скука… Нежное, приличное чувство — в молодости от него трудности роста бывают…

За сценой что-то шипит, точно разгорается громадный огонь.

Алеша (Щоеву). Дядь, давай рационализацию выдумаем, а то у тебя ненаучно как-то все…

Шум за сценой превращается в рев и вдруг сходит на нет.

Щоев (задумчиво). Рационализация… (Трогает Алешу). Может быть, ты гений масс, хотя я, брат, тоже задумчивый человек… (Углубленно). Пускай теперь наука трудится, а человек около нее как на курорте. Приличное дело!.. Мы хоть туловищем отдохнем… Хоть…

За сценой — продолжительный нарастающий рев, как от разгорающегося пламени. Маленькая пауза. Довольно тихий удар пушки. Задняя (считая от зрителя) стена учреждения медленно валится, ветер врывается в учреждение, тысячи птиц взлетают с крыши учреждения. Открывается районный ландшафт: две кооперативные лавки с приказчиками наружу; ворота с надписью «Парк культуры и отдыха», у этих ворот — очередь. Первый в очереди — Кузьма. Все это зрелище вначале застлано дымом. Дым рассеивается. Четыре крупные девушки-осоавиахимовки несут двое носилок в учреждение, проходя через поврежденную стену. На носилках — Евсей и Клокотов. Носилки ставятся на пол перед Щоевым. Евсей и Клокотов привстают и садятся в носилках.

Евсей. Пушка, Игнат Никанорович!..

Щоев. Ну что пушка?.. Ну пушка!

Евсей. Пушка, Игнат Никанорович, цельный час разгоралась, а потом стрельнула…

Щоев. Это хорошо, что стрельнула…

Клокотов. Она в нас стрельнула!

Евсей. Она в них бьет, Игнат Никанорович. У ней на дуле лозунг висит…

Щоев. А вы-то что: убитые или нет?

Евсей. Да нет, Игнат Никанорович, приходится жить еще! Что же поделаешь?

Щоев (на девушек). А девки эти кто?

Евсей. А для них это общественная работа, Игнат Никанорович. Они рады людей таскать.

Кольцевой почтальон (подбегает с сумкой к очереди людей у парка культуры и отдыха и говорит). Граждане, отдайте пакет кооперации — мне каждый шаг ведь дорог, а вы все равно на ногах.

Люди из очереди показывают на Кузьму. Кольцевой почтальон засовывает пакет Кузьме в какую-то прореху и экстренно мчится вдаль. Кузьма начинает шагать на кооперацию. Не теряя порядка очереди, люди также движутся на учреждение, во главе с Кузьмой.

Щоев (осоавиахимовкам). Слушайте меня, девки! Раз вы любите тяжести, то поднимите мне стенку учреждения, а то я все время вижу разные массы и рассеиваюсь!..

Одна из осоавиахимовок. Это можно, гражданин. Ты оттого и начальник, что никому невидим… Ты думаешь, мы дурочки, что ль?!

Вчетвером берут легко бревенчатую стену и ставят на место, загораживая учреждение от районного мира. Сами осоавиахимовки остаются уже вне учреждения.

Мюд. Алеша, здесь что такое — капитализм или второе что-нибудь?

Щоев. Евсей! Организуй, пожалуйста, эту девочку. У меня от нее изжога начинается.

Евсей. Я ее на заметку возьму, Игнат Никанорович.

Щоев. А где же мое учреждение?

Евсей. Оно выходное, Игнат Никанорович!

Щоев (задумчиво). Выходное… Хорошо бы оно не возвращалось. Я бы тогда его враз со снабжения снял и план выполнил! Евсей, давай возьмем курс на безлюдие!

Евсей. Давай, Игнат Никанорович! А как?

Щоев. А я почем знаю — как?! Возьмем курс, и всё!

Алеша. Можно механизм выдумать, товарищ кооператив. Механизмы тоже могут служить.

Щоев. Механизмы… Что же, это отлично: сидит и крутится какое-нибудь научное существо, а я им руковожу. Это мне приятно. Я бы всю республику на механизмы перевел и со снабжения снял. Как, Евсей?

Евсей. Нам было бы легче, Игнат Никанорович.

Клокотов. Нормальный бы темп работы наступил!

Мюд. Птицы летят, рыба плывет, люди кушать чего-то хотят, а они думают… Алеша, я здесь не понимаю!

Щоев. Вот дай я тебя возглавлю, тогда все поймешь!

Опорных (входит, весь мокрый). Так как же… этта, как ее… рыбку-то ловить иль пускай живет…

Щоев. Заготовляй, конечно.

Опорных. Кадушек нету, Игнат Никанорович… А бочары говорят — как-то ее? — ты соли им за прошлый месяц не давал. Дай, говорят, нам соль, а то хлеб насущный не соленый!

Щоев. А ты, Петя, пойди и скажи им, что они оппортунисты.

Опорных. А они мне сказали, что ты оппортун! Так как же мне быть?

Мюд (ко всем). Это кто? Фашисты?

Опорных. Еще встречные девки говорили мне про ягоду. Она, Игнат Никанорович, говорят, в лесах поперла… все, как-то это говорится, летит, прет, плывет и растет, а у нас тары нету. Я хожу и мучаюсь.

Шум за сценой.

Щоев (Алеше). Где твоя музыка, музыкант! Опять мне чего-то печально от мненья и мечты… Евсей, погляди, кто там шумит и нарушает!

Евсей уходит. Вместе с ним исчезают наружу Алеша и Мюд. Шум людей за сценой увеличивается.

Опорных. Еще, Игнат Никанорович, птичьи стада помету навалили. Целые курганы лежат, а, говорят, это золотое дно. Так как же, заготовлять его иль пускай так?

Шум за сценой утихает.

Щоев. Что тебе помет? Ты ведь самый задний человек в своем классе! Из птичьего помета заграничные химики железо и сливки делают, а ты говоришь — помет! Что ты понимаешь?!

Евсей входит.

Клокотов. Давайте выпишем, Игнат Никанорович, заграничного ученого — у нас масса загадочных вопросов стоит.

Евсей. Конечно, надо выписать. Заграничным особый продукт дают, и одежду они привозят в чемоданах.

Щоев. Правильно, Евсей… Кто там шумел наружи?

Евсей. Массы пайщиков двигались сюда, а я их окоротил.

Щоев. Зря, Евсей. Ты бы выбрал от них представителя, чтоб он уже вечно был один за всех.

Евсей. А я уж его выбрал, Игнат Никанорович, и должность ему дал — он теперь угомонится.

Щоев. Ты прав, Евсей. Мы всегда с тобой отчего-то правы!

Тихо стучат в дверь.

Да, пожалуйста, будьте любезны — войдите.

Входят датский профессор Эдуард-Валькирия-Гансен Стерветсен и его дочь Серена.

Стерветсен. Здравствуйте, господа русские максимальные люди!

Серена. Мы — научность, которая знает пищу. Здравствуйте!

Щоев. Здравствуйте, господа буржуазные ученые! Мы здесь сидим и всегда рады науке.

Евсей. Мы и науку заготовляем…

Стерветсен. Мы с детства максимально любим кооперативность. В Юнион Рашион Совет кооперативность прелестна — мы хотим учиться всему пищевому и еще товарному… я грустно затрудняюсь… самотеку!

Щоев. Ага, приехали. Теперь наша кооперативность прелестной стала, когда мы вас догнали и перегнали! Евсей, уважай этих чертей!

Серена (отцу). Он говорит — щорт!

Стерветсен (дочери). Потому что, Серен, у них нет бог, остался его товарищ — щорт.

Щоев (торжественно). Товарищи буржуи. Вы попали в самый расцвет реорганизации нашего аппарата. Так вы, во-первых, ступайте, отдохните, опомнитесь, а через десять дней, во-вторых, являйтесь в нашу кооперативность — тогда мы вам покажем! А чемоданчики оставьте здесь — наша земля любую тяжесть выдержит.

Стерветсен. Прелестно. (Кланяется). Идем, Серен, нам надо поскорей опомниться.

Серена. Папа, я так чему-то рада…

Уходят, оставляя чемоданы в учреждении.

Щоев. Евсей! Организуй мне бал! Устрой великую рационализацию, приготовь мощную пищу!

Евсей. Рационализацию-то я сделаю, Игнат Никанорович, ума в массах много, только пищи, боюсь, не хватит.

Щоев (задумчиво). Пищи, говоришь, нет… Ну что ж! Мы организуем вечер испытаний новых форм еды. Мы нарвем любых злаков — мы муку из рыбы сделаем, раков вытащим из воды, птичий помет обратим в химию, суп составим из сала от мертвых костей и квас заварим из дикого меда пополам с муравьиной кислотой… И далее того — мы из лопухов блины такие испечем, что ты их будешь есть с энтузиазмом! Мы всю природу в яство положим, всех накормим дешевым вечным веществом… Эх ты, Евсей, Евсей; еда же — одна социальная условность, и больше нет ничего!..

Треск мотоцикла за учреждением. Входит человек: это агент совхоза.

Агент совхоза. Я из совхоза водно-воздушных мелких животных «Малый Гигант». У нас птицы разбили птичник и сбежали. У нас вода промыла плотины — и рыба бросилась по течению. Вы не замечали этих животных в вашем районе?

Евсей. Нет, товарищ, мы заготовляем некультурных животных. Мы любим трудности.

Агент совхоза. А я видел сейчас людей в перьях!

Щоев. Люди в перьях? Они врут. Это неверно, товарищ!

Агент совхоза. А?!

Дата добавления: 2015-06-04