КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Отслоения дней 3 страница
— Что? Что ты, свиненок, плетешь? С кем я говорила? — вскинулась хозяйка. — А с дядей, который в кожаной фуражке! Еще Филей его звала, — крикнул мальчуган и захлопнул за собой дверь. — Вот, стервец! — хлопнула себя обеими руками по обширному животу хозяйка и опять набросилась на безответную мать Петюньки. Та отмалчивалась и вместе с Фаиной хлопотала у печки. Поток чужих слов нашел отклик только у матери Бурого. Старуха поддакивала снохе: — Верно, Тонюшка, сказываешь. Так, так… — Вскоре, однако, потянула на свое: — А печь видеть — это беспременно к печали… Помяни мое слово. И печь-то долгая-предолгая… Конца-краю ей не видно… Люк сверху открылся, торопливо стал спускаться Бурый. Плотно закрыв за собой западню, зашипел на жену: — Говорил тебе, — гости особые, а она расселась, сны с мамонькой распутывает! Пока уха варится, закусочку бы подала. Да получше, смотри! Из запертого шкапчика на погребице возьми две коробки. Грибочков тоже, огурчиков. Чтоб, значит, по-хорошему. Да переваливайся поживее, а то люди томятся. — Ох ты, господи! — вздохнула Антонина и стала «переваливаться» — сначала за ключом от шкапчика, потом вышла на погребицу. — Ну, скоро у вас? — спросил Бурый у Фаины. — Не задержим, не беспокойся, — ответила та и в свою очередь спросила: — Который высокий-то… в кожаной фуражке… Его как зовут? — Не знаю, — небрежно ответил Бурый, потом добавил: — Все слышу: товарищ Преснецов да товарищ Преснецов… По-другому не зовут… Партийный, надо полагать… А тебе что? Зачем понадобилось? — Думала, — знакомый какой, — раз Антонина Архиповна с ним разговаривала… — Разговаривала? Где? — явно встревожился Бурый. — Петюнька сказывал… Из окошка будто…
Дальше Бурый не мог слушать. Он выбежал из кухни, сильно хлопнув дверью. — Будет теперь разговор, — сказала Фаина матери, на что та с укором отозвалась: — И чего ты, Фая, встреваешь в это дело… Пусть их живут, как им надо. — Нельзя, мамонька, не встревать… Вижу, что тут какой-то обман советской власти подстраивают… А мне что? В стороне стоять да поглядывать? У меня, поди-ка, Вася за эту власть голову положил, да и нам с тобой она не чужая. — Молчи-ка ты, — кивнула Антоновна на старуху. — Не до нас ей, — успокоила Фаина, — свою долгую печь видит. Что-то у них разговор затянулся. Пойти послушать. — И Фаина, захватив таз с рыбьей требухой, выскользнула во двор. Там увидела у погребицы мирно разговаривающих хозяев и услышала последний наказ Бурого: — Ты виду не подавай, что знаешь… Будто отродясь не видала. — То же и он говорил, — ответила Антонина и нарочито громко проговорила: — Ишь, вылетела подслушать, о чем хозяева беседуют. Житья мне не стало от роденьки-то твоей. Давеча вон их мозгленок успел подглядеть, как я с Филей перемолвилась. Прямо в гроб меня скоро загонят. «Дай-то бог», — подумал Бурый, но вслух сказал совсем другое: — Христос терпел и нам велел. Не прогонишь ведь по родственному положению. — Обратившись к Фаине, Бурый строго приказал: — Без зову вверх не показывайся, а подавать станешь, не застаивайся. — Какой мне в том интерес? — ответила Фаина. — Кто тебя знает… На что-то вон спрашивала, как приезжего зовут. — Полюбопытствовала, не старый ли знакомец какой. — А хоть бы и так… Не твое дело нос совать. Помни это. — Буду помнить, Евстигней Федорыч! Хозяйское одно, наше другое. — И мысленно обругала себя: «Дурой была, что им подсказала. Теперь легче спеться». Однако тут же утешила себя: «Все равно, вижу теперь, что тот этому пара. Тоже, видно, деревенский кулачище, только уж в город пробрался и к большому делу прилипает. Как вот отлепить такого?»
С этим вопросом Фаина не расставалась весь вечер, а он выдался хлопотливым. Антонина Архиповна после разговора с мужем проявляла необыкновенную энергию. Она вытащила самую лучшую посуду, придирчиво требовала, чтоб все было «собрано, как при тятеньке», посылала Фаину в огород за укропом и тмином и даже обратила внимание на лапти Фаины. — Ты бы ботинки надела для такого случаю. — Нету у меня, — угрюмо ответила та. — Мои старенькие надень, — милостиво разрешила хозяйка, но Фаина сдерзила: — На лапти, что ли, твои-то надевать? Иначе спадут. В других условиях это вызвало бы целую бурю, но теперь хозяйка только поджала губы: — Вон что! Ей добром, а она зубы скалит! Поднимаясь не один раз вверх, Фаина больше всего следила за приезжим, которого назвала про себя щукой, видела, конечно, и других, но они ей казались менее интересными: «старый барин» быстро опьянел и чаще прежнего мотал головой и говорил одно и то же: — Приятно это, а? Этакая отзывчивость, а? в деревне, а? «Немец» большого усердия к напиткам не проявлял, но сильно налегал на еду. Ему, видно, нравилось, как «собран стол». С большим аппетитом ел уху, а когда Фаина, сменив тарелки, подала на большом блюде разварную стерлядь, «немец» даже встал и раскланялся с хозяйкой. — Благодарю вас, хозяюшка! В московских ресторанах и то такое блюдо редко увидишь. Антонина старалась молчать, лишь изредка повторяла; — Не обессудьте, гостеньки дорогие, на нашем деревенском угощении. Это приводило в восторг старика, и он бормотал: — Деревенское, а? Выпьем за хозяйку, а? Бурый сидел рядом со стариком и усердно подливал ему в рюмку. Щука держался как-то в стороне, словно хотел показать свое невысокое служебное положение и каждый раз, принимая рюмку, вставал и кланялся инженерам: — Будьте здоровы, Платон Андреич! Будьте здоровы, Валентин Макарыч! — Заметно было, что он «сторожится». Бурый не раз укорял, что он не допивает, а уносившая посуду Фаина заметила, что остатки в его тарелке сильно пахнут водкой. — Боится, видно, напиться — выливает, — отметила она. Заметно «сторожился» и Бурый. — Не снюхались еще. Боятся один другого, — решила Фаина. Из отрывков разговора, который ей удалось слышать, Фаина поняла, что строительство будет большое, в пяти километрах от Нагорья, а Бурый старался доказать, что надо строиться тут, рядом с Нагорьем.
«Немец», которому надоели разглагольствования Бурого, даже сказал: — Вы, любезнейший хозяин, просто не понимаете, какое это будет строительство. Для него нужна очень большая строительная площадка. Бурый все-таки понимал «площадку» по-своему и обещал завтра показать сколько угодно «площадок» под самой деревней и «на ладошку выложить» все неудобства строительства в намеченном месте. — Сами увидите, что там вовсе и строиться нельзя, — уверял он. Засиделись чуть не до рассвета. Было уже светло, когда Фаина, перемыв посуду, пошла к себе в малуху. Ее удивило, что калитка не заперта засовом. Выглянув, она увидела вдали на спуске к реке Бурого и Щуку. «Спелись, ироды! — подумала Фаина. — Как бы им руки-то отшибить?» С этим вопросом она и ушла в малуху, но уснуть долго не могла, слышала, как вернувшийся с берега Бурый уговаривался с гостем. — Лошадку-то, думаю, не рано понадобится запрягать? — Куда там рано. Наш Платоша наверняка к полдню раскачается. Ты его завтра не подпаивай. Неловко в город пьяного везти да еще на моторке. — Все-таки начальство. — говорил гость. — Ладно. Скажу, что достать не мог. Малость-то, конечно, будет. При расставании Бурый проговорил: — Будем, значит, в знакомстве, Филипп Кузьмич. — Свой своему поневоле друг, Евстигней Федорыч, — ответил приезжий. Фаине дело представлялось гораздо хуже, чем было. Она не знала, что вся эта тройка в сущности не имела никаких полномочий, и приезд был скорей увеселительной прогулкой. На деле руководители намечавшегося строительства еще не приехали в город, но просили Горсовет подготовить помещение для конторы и чертежной. Горсовет и поручил это бывшему городскому архитектору. Все знали, что старик, схоронив на одном месяце сына и жену, сильно опустился, но знали и то, что большая часть лучших городских зданий строена им, и продолжали ценить его вкус и строительные навыки. Помнили также честную и самоотверженную работу старого архитектора, когда надо было исправлять повреждения, нанесенные городу колчаковцами.
Валентин Макарыч Мусляков вовсе не был инженером. Он был только чертежником-практиком «с острым глазом и быстрой рукой». Культуру он понимал, главным образом, в галстуках, покрое платья и так называемых манерах. Его отчужденность объяснялась обидой, как это его, «урожденного столичного человека, запятили в какую-то глушь», откуда он надеялся, впрочем, скоро вырваться. — Как только подыщу «подходящих» чертежников на месте, так и домой — в столицу, — утешал он себя. Преснецов был, действительно, парой Бурого, с той лишь разницей, что этот деревенский кулак, державший раньше в кабале бедноту многих деревень соседнего округа, брал подряды на плотничьи и лесозаготовительные работы. Пароходовладельцу Истомину он приходился дальним родственником и не раз «гащивал» в Сумерятах. В годы гражданской войны Преснецов перекочевал в другой округ и «вышел с топором», объявив себя плотником. Платон Андреич стал знать его уже бойким, расторопным десятником и принял его к себе, громко назвав начальником снабжения. Об инженерах Фаина не судила. Ей казалось, что они и должны быть «вроде бар». Не нравилось, что оба не видят, как вьются около них кулаки. Зато кулаков знала хорошо и боялась, что они будут поворачивать строительство, как им надо. — Как бы им руки отшибить? — в сотый раз задавала она себе вопрос. Последние слова Преснецова «свой своему поневоле друг» заставили подумать: «А кто у меня свой?» — Мамонька?.. Что она может… От Петюньки больше толку… Может, Кочетков? Иван Савельич, — улыбнулась опять Фаина. — Не больно силен парень, а все-таки… Трудного житья… из бедняков, как я… в партии, сказывал, состоит… знакомство с городскими партийными имеет и районных знает… Верно! Вдвоем-то, может, и придумаем, что сделать… Посмотрю завтра, что будет, и сбегаю к нему. Посоветуемся… с толстогубым, — вспомнила она лицо добродушного парня. С таким решением Фаина заснула, а часа через три уже «толклась» в кухне, где на этот раз готовился «праздничный» обед. Хозяйка, намолчавшаяся вчера, теперь старалась наверстать упущенное. Сначала она высыпала запас пословиц на тему: люди обижают, да бог помогает; потом расхвасталась: — Думали Поскотиных под голик загнать, а что вышло? Филя-то мне троюродным братцем приходится. Вместе, можно сказать, росли. А ему теперь вон какой подряд сдают. Разве он забудет своих? Фаина не удержалась, чтоб не поддразнить хозяйку: — Большой-то, большой, да как бы им не подавился твой братец! — Не твоего ума дело, — отрезала хозяйка. — Известно, где нам за умными угнаться, — улыбнулась Фаина и этим окончательно рассердила хозяйку. Та запыхтела, как будто поднялась на крутую гору, и погрозила: — Доведешь ты меня, Фаинка, что из дому выгоню! — Без даровых работниц останешься? — не унималась та. — Ф-фы, ф-фы… — долго пыхтела хозяйка и, отдышавшись, накинулась на безответную Антоновну. Долго донимала ее своими наставлениями, но та по обыкновению молчала. После утреннего чая Бурый запряг свою Стрелку, и все четверо отправились осматривать место, намеченное под строительство. Архитектор и Мусляков поместились на заднем сиденье, а Бурый с Преснецовым взгромоздились на козлы. — Повезли кулаки строителей, — отметила про себя Фаина. Часа в четыре был обед. Обильный, но напитков на этот раз было мало: граненый графин с мутноватой жидкостью и распочатая бутылка с пестрой этикеткой. Мусляков ел, похваливая хозяйку, старик архитектор выпил рюмку, но не больше, и не ел, а только «ковырял вилкой». Он заметно был недоволен и к концу обеда откровенно стал ворчать: — Площадка? Танцевать можно, а? Десятка два таких домов поставить, а? С огородами? Лишь бы к своей деревне поближе, а? Все это относилось, как видно, к Бурому, который, несомненно, показывал свои «площадки», но дальше пошли вопросы о намеченном участке строительства. — Одна береговая полоса, а? Поселок куда? На торфяное болото, а? Опротестовать надо, а?.. Вы как думаете, а? — неожиданно обратился он к Муслякову. — Стараюсь не вмешиваться не в свое дело, — ответил тот. — Напрасно, молодой человек, — вспылил старик и даже перестал акать. — Подлое правило жизни у вас… Подлое-с… — Вы не имеете права меня оскорблять, — поднялся из-за стола Мусляков. — Таких, а? оскорбить невозможно. — И старик тоже вышел из-за стола. Бурый пытался «затушить огонь», — он вдруг припомнил, что у него где-то есть «коньячок хорошенький, от старых времен остался». Но это усилило недовольство архитектора. — Коньячок на площадку, а? Дешев стал Платон, дешев, а? Старик направился к выходу, бросив Преснецову: — Уплатите за ночлег, еду и поездку по их счету… Без ряды! Разницу против государственных, возмещу; — за отзывчивое отношение местного населения, а? — горько пошутил над собой Платон Андреич и вышел. Мусляков сходил за своим клетчатым плащом и остановился у окна, откуда ему видно было, что старый «пьянчужка», как он называл своего начальника, стоит на спуске к берегу и смотрит по реке в сторону города. Около него уж толпились ребятишки, глазея на чудного дедушку, который поминутно взмахивал головой и что-то бормотал. Мусляков поблагодарил хозяев, извинился за «беспокойного гостя» и тоже вышел. За ним вышли Бурый и Преснецов, но эти довольно долго задержались на лестнице. Моторка пришла даже раньше назначенного времени и без задержки отправилась обратно. Бурый вызывался «проводить до города», но получил отказ. — Зачем, а? Совершенно не нужно. Обескураженный всем случившимся В последний час, Бурый, придя в кухню, пожаловался: — Зря, надо полагать, потратились. Едва ли толк будет… — А Филя-то? Настоит же, поди? — откликнулась жена. — Что твой Филя! Сегодня при строительстве, а завтра сгонят. Слышала, как старик-то разъехался. До всего ему, видишь, дело, даром что из старых да и с большой слабостью. Спохватившись, что его слушают посторонние. Бурый поправился: — Может, самого старика прогонят. Не спустит ему Валентин Макарыч, да и Филипп постарается втравить по слабости. Сказав эти утешительные слова, Бурый не удержался, вздохнул: — Жить не дают. Как запаленная лошадь завздыхала и жена. Безучастная ко всему старуха, мать Бурого, услышав вздохи, оживилась и заговорила о своем: — Я говорю, — печь видеть — беспременно к печали… — Да будет тебе, мамонька, со своей печью… Себе и людям в тягость живешь, — проговорил Бурый. Но старуха, попав на привычное, уж не могла остановиться; — Сажу будто хлебы, а печь долгая-предолгая… Кончить рассказ о вещем сне старухе и на этот раз не удалось. Хозяин с хозяйкой ушли наверх «допивать и доедать, чтоб не пропало», Антоновна вышла на погребицу. Фаина осталась одна Фаину встревожило, что старик архитектор недоволен выбором места под строительство, но ей понравилось, как он «отчитал клетчатого» и раскусил Бурого. Поняла и то, что кулаки не особенно «твердо сидят», но все-таки опасение осталось. — Подведут старика-то да этого «клетчатого» и поставят, а он, может, обоих кулаков хуже. Надо все-таки посоветоваться с Ваней, — неожиданно для себя назвала она Кочеткова уменьшительным именем. На рассвете следующего дня Фаина шепнула проснувшейся матери: — До вечера не жди меня. В случае, если спросят, скажи что в город уехала. — Куда ты? — спросила было мать, но Фаина быстро вышла и направилась в сторону будки «У ключа». Несмотря на ранний час. Кочетков возился на реке у своего «заездка» Увидев Фаину, он обрадованно крикнул: — Смотри-ка, Фая! Щуку-аршинницу поймал! На твое, знать, счастье. — Везет мне на щук-то. Я тоже видела чуть не саженную. — Во сне? — Зачем во сне, наяву. — Пойдем к будке, попьем чайку, как в тот раз, тогда расскажешь, какую такую щуку видела, — приглашал парень, но Фаина, присев на борт лодки, отказалась: — Сперва послушай да посоветуй, что делать. Озабоченное лицо Фаины встревожило парня. — Что ты, Фая? — А вот… — И Фаина подробно рассказала о том, что видела в Нагорье за последние два дня. Выслушав ее, Кочетков раздумчиво произнес: — Этак, значит бумагу делают. Не успели начать, а коршунье уж высматривает, нельзя ли что урвать… Это ты верно придумала, что надо кулакам руки отбить. Только как быть? Надо бы мне побывать в городе, поговорить кой с кем, да, сама знаешь, до воскресенья нельзя. Может, ты съездишь? На дачном пароходе. Я тебе расскажу, куда сходить, а к вечеру домой, и мне расскажешь. Мешкать тоже в таком деле не годится. Так съездишь? — Да у меня, стыд сказать, и на билет нету. — На передний путь наскребу, а на обратный рыбину дам. Продашь ее в городе, вот тебе и билет, да еще и мне курительной бумаги купишь. — Сроду не торговала. — Да ведь это не торговать, а свое продать. — К кому хоть там сходить-то? — Это я потом скажу. Тебе, думаю, не с Нагорья надо садиться, а с Котловины. Тут ближе, да и по воде. Живо сплывем. К отвалу поспеем. Дорогой и расскажу, к кому сходить в городе, а пока беги-ка вон за корзинкой. Ту принеси, которая с крышкой, да травки нарви, чтоб чешуя не сохла. Кормовое весло не забудь! — крикнул он вдогонку. Когда плыли по реке, Кочетков, усердно работая веслами, рассказывал, к кому надо зайти в городе. Особенно настаивал, чтоб побывала у Козыревых. — Иван-то старше меня годов на пять, в гражданскую войну вместе с моим отцом были, а теперь выучился по агрономической части и в Окружном комитете по этим же делам, а жена у него из нашей деревни. Раньше ее Гланькой Лешачихой звали, а теперь учительница она и тоже в партии. Они помогут. А в случае никого не застанешь, иди прямо в Комитет и скажи: «Желаю секретаря видеть по важному партийному делу». — А сама беспартийная… — Что ж таксе! У партии на это запрету нет. Там скажи насчет Бурого и про этого — Щуку-то… Пусть поглядят, что за человек. Может, он от колчаковцев остался, а дома вроде того был, какой мне ногу попортил и в армию дорогу загородил. Фаина, слушая это напутствие, даже похвалила парня. — Ты, гляжу, расторопный и смекалистый. — Погоди, — поженимся, так ребята у нас сразу грамотные пойдут. — Только толстогубые, поди, — отшутилась Фаина. — Может случиться, — согласился парень, — потому мать тоже не из тонкогубых. Оно, может, и лучше, коли подгонка есть. Как думаешь? Фаина с удивлением почувствовала, что краснеет, и, чтобы скрыть смущение, строго проговорила: — Замолол! Дело большое, а он о пустяках. — Сама начала, — отозвался Кочетков и добавил: — Дело делом, а ребята ребятами. Без них тоже не бывает. Подплыли к пристани как раз вместе с пароходом. На берегу стояло десятка полтора пассажиров. Посадка была нетрудная, но у Кочеткова оказались знакомцы. Один из них усиленно начал расспрашивать, что за женщину он привез. Чтоб отвязаться, Кочетков сказал: — Щука вчера мне попалась подходящая, так вот посылаю свойственницу продать. Хранить-то ведь мне негде. Объяснение показалось понятным, и знакомец попросил: — А ну, покажи! Аршинницу-щуку посмотрели и другие, и разговор на пароходе пошел «по рыбацкой линии» — «а у нас…» Кочетков из этого сделал свой вывод: — Коли на пароходе кто вздумает купить, продавай. Можно и с корзинкой. — И назначил цену. Пароход отвалил «в минуты», и Кочетков, стоя на берегу, пошутил: — Со щукой на Щуку поехала. — Серьезным тоном прибавил: — Не сомневайся. Найдутся рыбаки и на твою Щуку. Выловят. А с этой щукой не канителься. Скинь в случае, чтоб она тебя не вязала. Не за тем ведь поехала, чтоб на базаре сидеть. К Козыревым первым делом зайди, а потом, как я говорил. — Не забыла, не беспокойся. — Вечером мне скажешь? — Сюда же с вечерним сплыву. — Ну, счастливо — против воды плыть! — Спасибо, Ваня! Не сробею. Решилась я! Перешагну деревенскую межу.
Дневниковые записи, письма [43]
Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 276; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |