О компартии Польши

Речь на заседании польской комиссии Коминтерна 3 июля 1924 г. [57]

Товарищи! У меня нет достаточного материала для того, чтобы говорить с той решительностью, с какой выступали здесь некоторые ораторы. Тем не менее, на основании тех материалов, которые я все‑таки раздобыл, и на основании прений, которые имели здесь место, я составил себе определенное мнение, которым я хотел бы поделиться с вами.

Несомненно, что польская компартия переживает ненормальное состояние. Внутри польской партии кризис – это факт. Это признал Валецкий, это признали вы все, это выявилось с очевидностью, поскольку здесь был констатирован разлад внутри ЦК польской партии между практиками из членов ЦК и лидерами ЦК. Более того. Сам ЦК польской партии на своих пленумах в декабре прошлого года и в марте этого года признал в своих резолюциях оппортунистичность целого ряда своих действий и осудил их без лишних слов. Кажется, дальше некуда идти. Все это говорит, повторяю, о несомненном кризисе компартии Польши.

Где причина этого кризиса?

Причина в некоторых оппортунистических грехах в практике официальных лидеров компартии Польши.

Позвольте привести несколько примеров, подтверждающих это положение.

“Русский” вопрос. Некоторые польские товарищи говорят, что этот вопрос, как вопрос внешней политики, не имеет серьезного значения для польской партии. Это неверно. “Русский” вопрос имеет решающее значение для всего революционного движения как на Западе, так и на Востоке. Почему? Потому, что Советская власть в России – это база, оплот, прибежище революционного движения всего мира. И если в этой базе, т. е. в России, партия и власть начинают колебаться, значит, все революционное движение во всем мире должно потерпеть серьезнейший минус.

У нас в РКП(б) во время дискуссии начались колебания в партии. Оппозиция, оппортунистическая по существу, своей борьбой против партии вела к расшатыванию, к ослаблению партии, стало быть, вела к ослаблению самой Советской власти, ибо партия наша – партия правящая, и она является основным руководящим началом государственной власти. Естественно, что колебания внутри РКП(б) могли повести в дальнейшем к колебаниям, к ослаблению самой Советской власти. Колебания же Советской власти означают минус для революционного движения во всем мире. Именно поэтому разногласия внутри РКП(б) и вообще судьба РКП(б) не могут не иметь прямого отношения к судьбам революционного движения других стран. Вот почему “русский” вопрос, хотя он и является внешним вопросом для Польши, представляет вопрос первостепенной важности для всех компартий, в том числе и для польской компартии.

Итак, как отнеслись вожди польской партии к “русскому” вопросу? Кого поддержали они, оппортунистическую оппозицию или революционное большинство РКП(б)? Для меня ясно, что вожди польской партии в первый период борьбы внутри РКП(б), борьбы с оппортунистической оппозицией, недвусмысленно поддержали эту оппозицию. Я не буду копаться в душе Варского или Валецкого, для меня неважно, что думал Варский, когда он писал известную резолюцию ЦК компартии Польши за оппозицию в РКП(б). Для меня важны прежде всего не намерения лиц, а объективные результаты этой резолюции. Объективные же результаты резолюции сводятся к тому, что она льет воду на мельницу оппозиции. Резолюция эта была поддержкой оппортунистического крыла РКП(б). В этом все дело. В период, когда ЦК польской партии принял эту резолюцию и послал ее в ЦК РКП(б), он представлял польское отделение оппортунистической оппозиции в РКП(б). Если считать, что оппозиция в РКП(б) была некоторой фирмой, долженствующей иметь отделения в разных странах, то компартия Польши была тогда польским отделением этой фирмы. В этом суть оппортунистического грехопадения лидеров польской партии в “русском” вопросе. Это печально, но это, к сожалению, факт.

Германский вопрос. Он, после “русского” вопроса, имеет наиболее серьезное значение, во‑первых, потому, что из всех европейских стран Германия наиболее чревата революцией, во‑вторых, потому, что революционная победа в Германии есть победа во всей Европе. Если с какого‑нибудь конца начнется революционная встряска Европы, то это с Германии. Только Германия может взять инициативу в этом отношении, и победа революции в Германии есть обеспечение победы международной революции.

Вы знаете, что в истекшем году разгорелась борьба в компартии Германии между ее революционным большинством и оппортунистическим меньшинством. Вы знаете, до чего велико значение победы левого или правого крыла германской компартии для всего хода международной революции. И что же? Кого поддержали лидеры ЦК польской компартии в этой борьбе? Они поддержали группу Брандлера[58]против революционного большинства германской компартии. Это признают теперь все, и друзья, и враги. Получилось то же самое, что и с “русским” вопросом. Если предположить, что в Германии существует некая фирма оппортунистической оппозиции коммунистической партии, то польские лидеры оказались польским отделением этой фирмы. Это опять‑таки печально, но с фактом ничего не поделаешь: факт нужно признать.

О методе борьбы с оппортунистической оппозицией. Костржева говорит, что они, т. е. лидеры польского ЦК, по существу за русский ЦК и, пожалуй, за германский ЦК в нынешнем его составе, но расходятся с этими учреждениями в вопросе о методах борьбы с оппозицией. Они, видите ли, требуют мягких методов борьбы против оппозиции. Они за войну с оппозицией, но за такую войну, которая не влечет за собой жертв. Валецкий дошел даже до того, что воскликнул: помилуйте, мы за “тройку”! Я должен сказать, что никто не требует от Валецкого, чтобы он во всем поддакивал русскому ЦК. Затем, я не знаю, что это за “тройка”, за которую так распинается Валецкий. Он забыл, что никто не обязан поддакивать во всем русскому ЦК. (Валецкий с места: “Не обязан, но могу”.) Конечно, можете, но надо же понять, что такое поведение ставит в неловкое положение и Валецкого, и русский ЦК. Дело вовсе не в поддакивании, а в том, что в России, в условиях нэпа, народилась новая буржуазия, которая, не имея возможности выступать открыто на политической арене, старается прорвать фронт коммунизма изнутри, ища своих героев среди лидеров РКП(б). Ну, а это обстоятельство ведет к нарождению оппозиционных настроений внутри РКП(б), создавая почву для оппортунистического уклона. Дело, стало быть, в том, чтобы наши братские партии определили свое отношение к этому обстоятельству и заняли определенную позицию. В этом, повторяю, дело, а не в том, чтобы поддакивать русскому ЦК.

Что касается умягченного метода Костржевы, то должен сказать, что он не выдерживает ни малейшей критики. Костржева за борьбу с оппортунистической оппозицией, но за такую борьбу, которая не ведет к дискредитированию лидеров оппозиции. Но, во‑первых, история не знает такой борьбы, которая не влекла бы за собой некоторых жертв. Во‑вторых, нельзя победить оппозицию, не считаясь с тем, что победа влечет за собой подрыв авторитета лидеров оппозиции, – иначе пришлось бы отказаться от всякой борьбы с оппозицией. В‑третьих, полная победа над оппозицией является единственной гарантией от раскола. Других гарантий партийная практика не знает. Об этом говорит вся история РКП(б).

Германская социал‑демократия еще в довоенное время, когда она была ортодоксальной, вела борьбу с оппортунизмом тем самым умягченным методом, о котором здесь говорит Костржева. Но она добилась этим того, что победителем оказался оппортунизм, и раскол стал неизбежным.

РКП(б) вела борьбу с оппортунизмом испытанным методом решительной изоляции оппортунистических лидеров. И она добилась того, что победил революционный марксизм, а партия приобрела исключительную сплоченность.

Я думаю, что уроки РКП(б) должны стать для нас поучительными. Метод борьбы, рекомендуемый Костржевой, является отрыжкой социал‑демократического оппортунизма. Он чреват опасностью раскола в партии.

Наконец, вопрос о руководстве партией. В чем состоит характерная черта в развитии коммунистических партий Запада в данный момент? Она состоит в том, что партии подошли вплотную к вопросу о перестройке партийной практики на новый, революционный лад. Дело идет не о том, чтобы принять коммунистическую программу и декларировать революционные лозунги. Дело идет о перестройке повседневной работы партии, ее практики, в том направлении, чтобы каждый шаг партии и каждое ее действие естественно вели к революционному воспитанию масс, к подготовке революции. В этом теперь суть дела, а не в принятии революционных директив.

Прухняк читал здесь вчера целую вереницу революционных резолюций, принятых лидерами ЦК Польши. Он с победным видом зачитал эти резолюции, полагая, что руководство партией исчерпывается выработкой резолюций. Он и не догадывается, что выработка резолюций есть лишь первый шаг, начало руководства партией. Он не понимает, что основа руководства состоит не в выработке резолюций, а в их проведении, в их претворении в жизнь. В своей большой речи он забыл, ввиду этого, сообщить нам о судьбе этих резолюций, он не счел нужным сказать, выполнены ли эти резолюции и в какой именно мере выполнены компартией Польши. А между тем, суть партийного руководства состоит именно в выполнении резолюций и директив. Глядя на него, я вспоминал обычного советского чиновника, держащего “ответ” перед ревизионной комиссией. “Проведена ли такая‑то директива?”, – спрашивает ревизионная комиссия. “Приняты меры”, – отвечает чиновник. “Какие именно меры приняты?”, – спрашивает ревизионная комиссия. “Дано распоряжение”, – отвечает чиновник. Ревизионная комиссия требует документа. Чиновник с победным видом представляет копию распоряжения. Ревизионная комиссия спрашивает: – “А какова судьба распоряжения, выполнено ли оно и когда именно?”. Чиновник делает большие глаза, заявляя, что “сведений не получено”. Ревизионная комиссия, конечно, привлекает такого чиновника к ответственности. Вот этого именно советского чиновника напомнил мне Прухняк, когда он зачитывал здесь с победным видом революционные резолюции, об исполнении которых у него “сведений не имеется”. Это не руководство партией, а издевка над всяким руководством.

Каковы же выводы? Выводы сводятся к следующему.

Во‑первых. Я решительно против того, чтобы в предстоящей партийной дискуссии в Польше провести водораздел между бывшими Польской партией социалистов и Польской социал‑демократией. Это было бы опасно для партии. Бывшие ППС и ПСД давно уже слились в единую партию, они ведут совместную борьбу с польскими помещиками и буржуазией, и делить теперь их ретроспективно на две части было бы глубочайшей ошибкой. Борьба должна пойти не по старой линии ППС и ПСД, а по новой линии изоляции оппортунистического крыла компартии Польши. Полная победа над оппортунистическим крылом – в этом гарантия от раскола и залог сплоченности партии.

Во‑вторых. Я решительно против так называемого отсечения, т. е. против удаления некоторых членов ЦК из состава ЦК. Я вообще против перекройки ЦК сверху. Вообще надо иметь в виду, что хирургическая мера, производимая без особой нужды, оставляет в партии плохой осадок. Пусть сама компартия Польши перестраивает свой ЦК на предстоящем съезде или конференции. Не может быть, чтобы растущая партия не выдвинула новых вождей.

В‑третьих. Я полагаю, что практические предложения, выдвинутые Уншлихтом, вполне правильны. Было бы вполне рационально вместо нынешних Оргбюро и Политбюро, которые оторвались друг от друга, выдвинуть единый политический и практический центр, составленный из членов нынешнего ЦК Польши.

Здесь высказывались сомнения насчет теоретических знаний и партийного опыта новых лидеров, выдвинутых революционной борьбой в Польше. Я думаю, что это обстоятельство не может иметь решающего значения. В жизни РКП(б) бывали случаи, когда во главе громаднейших областных организаций становились рабочие с недостаточным теоретическим и политическим багажом. Однако, эти рабочие оказывались лучшими лидерами, чем многие интеллигенты, лишенные необходимого революционного чутья. Вполне возможно, что на первых порах дела пойдут не вполне гладко с новыми лидерами, но это не беда, – раз – два споткнутся, а там научатся руководить революционным движением. Никогда готовые лидеры не падают с неба. Они вырастают лишь в ходе борьбы.

“Большевик” № 11, 20 сентября 1924 г.

Дата добавления: 2015-06-04