Легальная революция 4 страница

И на самом деле, закон о чрезвычайных полномочиях, предшествующий ему День Потсдама и бесславный конец старых структур, последовавший за ним, ознаменовали поворот: нация внутренне окончательно распрощалась с Веймарской республикой. С этого момента политический строй прошлого перестал быть альтернативой, под знаком которой могла бы зародиться надежда или тем более воля к сопротивлению. Ощущение, что происходит смена времён, которое в расплывчатом виде, в виде эйфорического ожидания возникло уже в момент прихода Гитлера к власти, охватывало теперь все более широкие круги. Понятие «мартовских павших»[449]характеризует с презрительным оттенком массовый переход на сторону победителей. Какие бы сомнительные моменты не отыскивал более острый взгляд в законности перемены власти, Гитлер быстро завоевал легитимность, авторитет вызывающего к себе уважение, управляющего страной на законных основаниях государственного деятеля, который заслуживает большего, чем пренебрежительного определения «демагог». На глазах таявшее меньшинство тех, кто сопротивлялся распространявшемуся наподобие массового психоза соблазну влиться в общую массу, оказывалось в очевидной изоляции и прятало свою горечь, своё одинокое омерзение перед лицом поражения, которое явно было нанесено «самой историей». Старое было мертво. Будущее, как казалось, принадлежало режиму, который приобретал все больше сторонников, ликующей поддержки и откуда ни возьмись и доводов в пользу своего существования. «Впечатление решительного неприятия, хотя они и молчат, производят одни только домработницы», – иронично отмечал в марте 1933 года Роберт Музиль, но и он признавал, что ему не хватает альтернативы, чтобы сопротивляться, он не может представить себе, чтобы возникающий революционный порядок можно было заменить возвращением старого или ещё более старого состояния: «Это чувство следует истолковывать, вероятно, именно так: у национал‑социализма есть своё предназначение и час, это не сотрясение воздуха, а ступень истории». То же самое имел в виду представитель левых Курт Тухольский со свойственным ему чувством парадокса: «Не освистывать же океан».[450]

Такие настроения фатализма, культурного отчаяния форсировали успех национал‑социализма. Триумф дела новых хозяев жизни оказывал притягательное воздействие, устоять перед которым могли лишь очень немногие. Террор и акты беззакония не оставались незамеченными, но, испытывая старую европейскую раздвоенность «быть не в ладах с совестью или с требованиями века», все больше людей переходило на сторону тех, кто, казалось, имел за собой историю.

В этой благоприятной обстановке режим приступил к тому, чтобы завоевать после власти и людей.

Глава II

Дата добавления: 2015-06-04