Имя Зверя. Том 2. Исход Дракона 17 страница

— Семеро — они что же, только от нашего мира, или во всех остальных?

— Они — аспекты, как я понял. В каждом мире их знают под разными именами. И в каждом мире они сейчас пытаются спасти хоть что-то, хоть кого-то, хоть как-то, помочь пережить Великую Зиму.

— Так за чем же дело стало?

— Алиедора, это их первая Зима. Никто не знает, когда настанет конец Древу, и настанет ли он вообще, но аспекты молоды. Они родились с прошлой Великой Весной.

— И что теперь?

— Безымянные, Изначальные, неведомые силы, что стояли у самого начала начал, чьим попущением, или соизволением, или благом, или ошибкой — но родилось Великое Древо, — тоже могут ошибаться. Я гляжу в память и сознание Белого Дракона, что соединяет всех Семерых Зверей, — и не вижу ответа. И он ничего не сможет тебе ответить, ибо великие силы ограничены в собственном понимании, не зная, что такое смерть или страдание. Они должны умереть, но до того мига смерть они не могут познать.

— Осень… — простонала Алиедора.

Ну, конечно, осень. То, что приходит после долгой весны и не менее долгого лета. Пора, когда миры-Листья облетают с изначального Древа. Самое простое и самое невозможное, во что отказывается верить разум. Нет ни страшных чародеев, засевших где-то и повелевающих Гнилью, нет ужасных властелинов, мечтающих о власти надо всем сущим. А есть лишь осень. Просто осень, но за ней ни для Алиедоры, и вообще ни для кого в мире уже не наступит следующая весна.

Дракон кольцами извивался в тёмном небе. Ночь не кончалась, рассвет всё не наступал, а по равнинам Смарагда текла Гниль, пожирая его удивительные леса, каких нет больше нигде в мире Семи Зверей. Звёздные странники, ноори уходили из одного обречённого мира в другой, потом в третий, пока не оказались здесь, где и угодили в ловушку.

Ксарбирус и гном удивлённо пялились на демона и Алиедору, что стояли на коленях явно перед чем-то или кем-то незримым.

— Многомудрый… — простонал демон, раскачиваясь из стороны в сторону. — Я, ничтожный, отягощённый…

— Оставь, друг мой, — мягко сказал голос Тёрна. — Просто скажи, что хотел сказать.

— Великая Осень… падение Листьев… а мы, демоны? Наш план? Наш мир, откуда меня вырвали заклятья премерзких, хоть и нехорошо отзываться так о живых существах, таэнгов?

— Демонический план — это не другой Лист, — это вновь говорил Белый Дракон, милостивый, милосердный. — Так открыто мне.

— Но это значит… это значит… что, наверное, можно было бы…

— Нет в этом мире ни сил, ни заклятий, чтобы открыть туда врата, — печально вздохнул Дракон.

— Верни Тёрна. — Алиедора вытерла наконец слёзы, встала, сжав кулаки. — Верни, я хочу говорить с ним!

— Ненадолго, — сказал Дракон. — Он часть меня, не забывай.

— Я тоже часть тебя!

— Верно. И твой черёд настанет тоже.

— Когда? — Честное слово, она почти обрадовалась. Они будут вместе, а всё остальное уже неважно.

— Когда всё закончится, и мы, Хранители, исполним свой долг. Сохраним разум для последующего возрождения. Пока — после нашей смерти — что-то от нас оставшееся будет ждать в бесконечной ночи, когда вновь настанет Великая Весна.

— О непостижимый… но значит ли это, что взойдёт где-то солнце? Солнце, что станет светить для Древа Миров?

— Нет, демон. Свет для Древа в нём самом. Не спрашивай меня как. Изначальные не открыли сего своему творению.

— Но почему «нет силы»? Я сам возвращался домой через портал в храме Феникса, и помню слова многомудрого Тёрна о том, что Феникс способен «летать меж мирами»!

— Вернуть одного демона… — начал было Дракон, — и тут в размеренный голос его вмешался новый, голос дхусса, словно пытающегося докричаться со дна исполинской пропасти:

— Вы же Хранители! Хранители разума! Но не лучше ли дать ему, разуму, расти и крепнуть, пусть даже в жестокой борьбе, чем… чем…

— Чем сохранить его в «яйце»? — перебил Дракон самого себя. Видно было, что вторжение дхусса ему не слишком по нраву. — Так установлено Изначальными. Таков закон. Это всё, что мы можем сделать.

— Феникс способен летать меж планами. Он может проникнуть и к демонам! Я вскрывал оболочку мира его силой и его заклятьями! Почему ты говоришь, что это невозможно, Девятый Зверь?! И что за «яйцо»?!

— «Яйцо», вместилище, то, куда вольётся разум поглощённых Гнилью. Куда придут души, те, что шагают по великой дороге, — помолчав, ответил Зверь. Ему явно не хотелось говорить, но и лгать он, похоже, не мог. — То, откуда родится новое и воплотится в новых расах, что явятся с Великой Весной.

— Но мы, нынешние?..

— Мы погибнем, — просто сказал Дракон. — И мы, и вы. Все. Изначальные не знали исключений. Но средоточие душ и разумов, то первичное «яйцо», что создадим мы, Хранители, переживёт всё.

— Постой, Дракон. — Алиедора смотрела прямо в нечеловеческие глаза. — Раз уж ты здесь и говоришь со мной, скажи — для чего был весь мой путь? Чтобы капля Твоей крови вернулась к тебе?

— Чтобы я стал тем, кем должен. Жить должны сильные и справедливые. Слабые и подлые уйдут. Таков закон Изначальных и всего сущего.

— Слабые — не значит подлые! Сильные — не значит справедливые!

— Не тебе спорить со мной!

— Мне! Мне! Я капля Твоей крови, забыл?! Если б не мы с Тёрном, так бы ты и гнил божком северных варваров, Девятый Зверь!

— Благородная госпожа… — кажется, это алхимик. Подходит осторожно, глядит искоса, наготове какой-то эликсир.

Алиедора только отмахнулась.

За извивами Дракона небо наконец начало медленно светлеть. Кажется, наступал рассвет. Кажется. Потому что сейчас уже нельзя было быть уверенной ни в чём.

Вновь пробился голос дхусса, яростный, непохожий:

— «Яйцо»?! Вместилище? Я говорю тебе, Дракон, обратись к самому себе! Зачем Изначальные дали Фениксу эти таланты?! К чему готовили?! Сильные и справедливые должны жить, говоришь ты?! А я добавлю — и те, кто способен думать! Новая мысль, правда? Прямо-таки поражающая своей новизной! Феникс откроет врата. Остальные Звери поддержат их. Пока ещё есть время…

— Выведем всех, кого можно, на мой план! — возопил демон. — Будет тяжко. Будет битва. Но будет жизнь! Жизнь, а не «яйцо»!

— И «яйцо» останется. Разве мало у вас уже душ?

Дракон замолчал. Рассветное солнце сделало исполинское тело чёрным из белоснежного. Кажется, он растерялся. В конце концов, что он такое — не мудрый правитель, даже не бог, просто слепая сила, поставленная выполнять приказ. Как реки текут с гор к морю, не задаваясь вопросом, почему и отчего сие происходит.

— Откройте врата. И пусть все, кто захочет и сможет уйти, уйдут.

В зареве разгорающегося утра рядом с Драконом один за другим появились ещё семь теней, в своём истинном облике. Призрачным, им всё равно было, в каком океане плавать.

— Он растерян, — прошептал демон, по-прежнему стоя на коленях. — Он не свободен. И не знает, как им быть. Ему нужно пустить обратно многомудрого Тёрна…

— Если у тебя, великий, есть свобода воли, то реши сам! Если нет, если ты просто кукла — скажи! Я тогда брошусь головой вниз в эту Гниль, всё равно ведь спасения отсюда нам нет!

Звери молчали. Аспекты, духи, силы — куда им, могущественным, до истинно всесильного человека!

Тело Белого Дракона вдруг конвульсивно дёрнулось. И голос, странный, изломанный, где слились разом и низкий бас не знающего сомнений слуги Изначальных, и дхусса Тёрна, медленно произнёс:

— Мы откроем врата. Семь. Восьмым я стану сам. Но Гидра — она непременно преградит путь. И сразиться с ней придётся уже всем нам, одному мне не справиться. Садитесь. — Белая чешуя вдруг заблистала первозданной чистотою. — Садитесь и прочь отсюда.

— А ноори? — вдруг вырвалось у Алиедоры.

— Шанс уйти будет у всех, — это уже говорил Тёрн, не Дракон.

* * *

Кажется, можно никуда не спешить. Вытянуть ноги к огню, поднести к губам кружку с горячим сбитнем. В камине гудит и ярится огонь, дон Дигвил Деррано сидит, сбросив тяжёлые одежды, на низком стуле, глядя прямо на языки пламени.

Всё хорошо, сказал он себе. Вот сопят под тёплыми одеялами ребятишки, прикорнула рядом с ними выбившаяся из сил Юталя. Всё хорошо. Мастера не обманули, доставили припасы, и, хотя сперва кое-кто боялся медленно действующих ядов, сейчас это всё уже забылось.

Несколько пустых и заброшенных поселений вновь пробудились к жизни. Тысячи людей таскали воду и дрова, наскоро латали крыши, чинили печки, кое-как устраивая скудный скарб. Неуёмные торговцы тотчас расставили свои извечные лотки, однако Мастера не мешкали. Ошгрен явился словно из ниоткуда, прошёлся взад-вперёд, коротко взглянул разок-другой, и цены на самое необходимое сами, как по волшебству, поползли вниз.

Гниль осталась где-то на северо-западе; там же ещё полыхали пожары, после удара неведомого оружия магов никак не могла погаснуть сама земля, тлела, дымила и порой вспыхивала, словно грозя небу огненными кулаками.

И некромансеры совсем не страшные. Жуткие зомби оказались послушными работниками, бессловесными, медленными, но исполнительными. Чего ж, живи да радуйся. И с едой пособили. Глядишь, до весны дотянем, а там уж как-нибудь…

Осторожный стук.

— Благородный дон Дигвил! Тут… до вашей милости… лекарь Латар…

— Впусти.

Слуги были вышколены и дело своё знали.

— Благородный дон, — повторил некрополисец, покосившись на челядинца и низко кланяясь.

— Ступай, любезный, — отослал прислужника Дигвил.

Дверь не скрипнула — старый, едва двигающийся работник-зомби долго, тщательно и медленно смазывал петли. Каждый день.

— Дон Деррано, я…

На улице завопили. Вопли сменились криками, визгом, ором — словно людей разом охватило смертельным ужасом.

— Что такое? — подскочил Дигвил.

Проснулась жена, обхватив первым неосознанным ещё движением спящих детей.

— Я сейчас. — Дигвил схватил меч, бросившись прочь из дома.

Латариус спешил следом.

Солнце опускалось за западные горы, тени заливали покрытую снегом равнину, а в безоблачном зимнем небе прямо над головами сотен и сотен беженцев извивался исполинский белый дракон.

Люди кричали, падали на колени, заламывали руки; мужчины посмелее, рыцари, воины, кондотьеры — все, кто примкнул ко знамени Дигвила, хватали оружие, над толпой поднимались острия пик.

Сам Дигвил вырвал меч из ножен, уже сейчас понимая бесполезность этого. Дракон был, несомненно, магическим созданием, поскольку удерживался в воздухе безо всяких крыльев. Как сражаться с таким?

— Я пришёл с миром, — прогремело над толпой. — Я, Белый Дракон, Девятый Зверь. Слушайте меня, люди! Дни этого мира приходят к концу. Великая Осень, чьей провозвестницей явилась Гниль, идёт по вашему следу. Спасения нет. Оно лишь в одном — в ваших мечах и вашей храбрости. Слушайте посланницу мою, доньяту Алиедору Венти, — она укажет вам путь. А мне пора — мириады других должны услышать весть.

Гибкое стремительное тело пронеслось низко над самой землёй, взвилась снежная пелена, а когда ветер отнёс её чуть в сторону, поражённый Дигвил увидел ту самую Алиедору, доньяту Венти, с которой они расстались за немереные сотни лиг от холодных пустошей Некрополиса — когда-то давным-давно, в другой жизни.

На доньяте появилась новая одежда, тёплый мех, рукоять меча поднималась над правым плечом, на широком поясе слева висел длинный и тонкий кинжал. За ней следом шли другие — старик с кожаной сумкой, по виду — лекарь, ещё одна молодая воительница, чем-то неуловимо напоминающая саму Алиедору, тонкая сидха, так похожая на хищную стремительную птицу, коренастый гном с чудовищным красно-золотым клинком и огромное черное рогатое существо с хвостом, покрытое чешуёй, не могущее быть никем иным, кроме как демоном.

Белый Дракон взмыл вверх, исчезая в вечернем небе.

Его провожали изумленными взглядами.

Доньята Алиедора Венти остановилась перед толпой, окинула её пронзительным взглядом, одним лёгким движением запрыгнула на стоящую у изгороди телегу, припорошённую снегом.

— Люди! — звонкий и сильный голос. — Слушайте слово Белого Дракона, милостивого, милосердного! Слушайте и не говорите, что не слышали!

Много земель мы уже обошли. Многое видели. Со многими говорили и вели речи. Семь Зверей вернулись! Вернулись, чтобы дать нам шанс. Мы уйдём от Гнили, уйдём из мира, коему суждено опасть, подобно осеннему листу с ветки древа. Уйдём туда, где нужно сражаться и побеждать. Но сражаться и побеждать как люди — вместо того чтобы сгинуть без надежды и возрождения! Гниль владеет старым миром — мы идём в новый!

Тишина. Только плакал где-то ребёнок, в суматохе потерявший маму.

— Гниль пойдёт за вами следом, — продолжала доньята. — Она не оставит вас в покое. От неё не спрячешься и не скроешься. Она придёт. Уже сожраны Долье и Меодор. Здесь, в этих местах, откроются врата, и люди всех Свободных королевств, что вокруг моря Тысячи Бухт, уйдут на иной план. Не в иной мир, на иной план. Там, где надо будет сражаться, чтобы выжить. Мэтр Кройон, поэт и странник, тамошний житель, скажет лучше.

Чёрночешуйчатый страхолюд вышел вперёд, изящно поклонившись многолюдству.

— Многодостойные! Трудна жизнь ваша, велики опасности, но я, скорбный и отягчённый несовершенствами, скажу так: огненный план, где живут подобные мне, ждёт вас. Там нет одной сплошной тверди, множество летающих островов передвигаются, гонимые ветрами магии. Огненные пропасти чередуются с ледяными горами; густые леса соседствуют с опалёнными жаром пустынями. Там нет волшебных Камней, там каждый может стать чародеем, если откроет сердце и разум новому. Снеговые шапки на высочайших пиках дают там воду, на равнинах могут расти злаки и пастись стада. Никто никого не неволит, все, кто захочет остаться, останутся здесь. Но Гниль, боюсь, не предоставит никому выбора. Вы видели Белого Дракона. Его слово истинно. Я сказал.

…Потом была тишина, ещё потом — крики, вопли, хор недоверчивых голосов, от «на съедение демонюкам заманивает!» до «Прокреатор спасёт нас!». Было много чего, людской водоворот, отчаяние, страх, надежда — всё вместе. И посреди него стояла Алиедора, стояла, подняв обе руки к небу.

Она смотрела в толпу и улыбалась — потому что потерявшийся было малыш уже не плакал, крепко вцепившись ручонками в материну юбку.

Алиедора говорила. О бескрайних просторах Навсиная, где катятся сейчас навстречу друг другу волны Гнили, а уцелевшие бегут на восток, к Некрополису. О Некрополисе, где ещё удается как-то сдержать Гниль, пустив в ход всё, чем богаты Мастера Смерти, но и им не простоять долго. О Семи Зверях, что откроют врата, и о Белом Драконе, что должен скрепить их все.

Мало-помалу стихали возмущённые, испуганные, отчаявшиеся голоса. Люди слушали. Было что-то в этой тоненькой доньяте, неведомая сила, рвущаяся из глубины, заставляющая не просто слушать — но и верить.

* * *

Зима неслась над истерзанным Гнилью миром, укутывая бескрайние равнины снежным саваном. Где-то молились в храмах. Где-то предавались диким оргиям. По немногим ещё уцелевшим дорогам бродили безумные проповедники — и просто безумные. Над полями и лесами, над равнинами и болотами простирали теперь крылья тени Семи Зверей, не сами Звери, увы.

Скользил среди облаков Белый Дракон, милостивый, милосердный, с доньятой Алиедорой Венти на спине. Город за городом, страна за страной, пустыни и оазисы, степи и непроходимые чащобы. Чужие лица. Страх, недоверие, ужас, отчаяние, горе, робкая надежда. Руки, тянущиеся со всех сторон, чтобы коснуться одежды. Младенцы, протягиваемые ей матерями. Глаза, глаза, глаза, несчётные тысячи глаз.

И ещё Гниль. Гниль и демоны. Последних Алиедора даже стала жалеть. В конце концов, они сами не стремились ничего захватывать и никуда вторгаться. Их просто выдёргивало с родного бытийного плана, швыряя в самую гущу многоножек.

И они погибали.

Не напрасной смертью — чем больше людей своими глазами видело раскрывающиеся порталы, тем легче становилось Алиедоре убеждать и доказывать.

Дни и ночи слились воедино, а все прочие мысли Гончей просто исчезли. Оставались только чужие глаза и слова, свои собственные, всякий раз разные.

…По равнинам, через холмы и реки, ползли живые потоки. Шли люди и — неведомо как! — вместе с ними шли и звери. Летели птицы. В морях и океанах, по словам не верящим собственным глазам рыбаков, гады и рыбы сбивались в огромные стаи, прижимаясь к берегам — там, где Семи Зверям предстояло открыть врата.

Сколько тех, кто не дошёл, сколько исчезло под волнами Гнили — никто не сможет дать ответ. Но большинство шло, сбиваясь огромными, невероятными полчищами, и ясно было, что долго в одном месте такое многолюдство находиться не может.

Пришло время открывать врата. Главные врата.

* * *

— Сегодня, — сказал Дракон.

Алиедора молча кивнула. Они вернулись обратно на берега моря Тысячи Бухт, оставив позади весь мир. Сделали, что могли.

— Слышишь? — спросил Дракон. Вернее, это был уже Тёрн.

Алиедора вновь кивнула. Спускался вечер, зима была в самом разгаре, а во тьме, не осмеливаясь приближаться к Белому Дракону, вздыхало неисчислимое людское море.

— Собрались.

На сей раз Алиедора даже не кивнула. Только что пришлось помогать роженице — спешивший в этот погибающий мир мальчик лежал неправильно, вперёд ножками, а не головкой. Поправила. Развернула, как полагается, сама не зная как. Женщины норовили упасть перед ней на колени; кто-то целовал край одежды, кто-то рыдал, кто-то молился. Было тяжело и неприятно. Она должна открыть врата, потому что, как говорил Дракон, милостивый, милосердный, перед главными вратами непременно должна появиться Гидра.

— Сейчас, — вдруг сказал Дракон, прислушиваясь к недоступным Алиедоре голосам. — Братья готовы.

Сейчас? Стой, как это «сейчас»? Я… я не могу… я не успела…

— Сейчас, — повторил Девятый Зверь. — Гниль поднимается.

Обе Гончие встали над горизонтом. Ночь за спиной Алиедоры вздыхала и шевелилась.

— Идём.

Алиедора оглянулась. Ксарбирус, Стайни, Нэисс, Брабер… демон Кройон. Все в сборе. Те, за кем она гонялась, — все тут. Забыты ссоры и споры, кажутся смешными и нелепыми «приказы», из-за которых они едва не поубивали друг друга, вырывая дхусса, словно повздорившие дети — куклу.

И ещё множество других. Кого-то она наверняка знает, ведь здесь почти все уцелевшие из Долье и Меодора, наверняка есть родственники из Доарна… И Дигвил Деррано тоже здесь, с женой и детьми. А вот старого сенора Деррано с супругой и Байгли, что отправился в Деркоор, здесь нет. Они пропали, и даже Белый Дракон не смог их разыскать.

Алиедоре было грустно. Она и представить себе не могла, что станет сожалеть о Байгли, от которого не осталось даже могилы. Но, с другой стороны, он ведь вступил на великую дорогу, если не врали ей тогда всякие силы, большие и малые. Если прав и Девятый Зверь, и они действительно сотворят то самое «яйцо», вместилище душ, что оплодотворит жизнью дивный новый мир — когда придёт Великая Весна и Древо покроется свежими, молодыми Листьями.

— Сейчас, — в третий раз сказал Дракон, и Алиедора послушно поднялась, одёрнула короткую меховую куртку.

Снег поскрипывает под ногами, ярок свет обеих Гончих, её небесных сестёр. Невольно Алиедора оглянулась — там, в ночной темноте, горело множество костров. Спасибо некромансерам, привезли вдоволь топлива, несмотря на бушующую Гниль, что затопила уже и саму столицу с Гильдией.

Новости ещё приходили, но всё меньше и меньше. Зима сдвигалась, сжимала многолюдство в суровых объятиях; все припасы, всё, что могла дать земля Мастеров Смерти, свезено сюда. Сколько за спиной Алиедоры людей, доньята боялась даже подумать. Увы, заветные двери, как объяснил Дракон, не откроешь в каждой деревне, на каждом перекрёстке; их будет много, но всё-таки не везде. Да и Гниль по-прежнему гуляет туда-сюда.

— Я готова, — сказала Алиедора. — Что нужно сделать?

— Ты не чувствуешь её, капля Моей крови?

Где-то впереди замерло, застыло море Тысячи Бухт, скованное зимними льдами. Безмолвие, беззвучие. Ничто не шевельнётся там, всё оцепенело до самой весны.

Темнота, холод. Воздух недвижим, только ярко сияют луны, да блестит белый снег.

На самом берегу, возле кромки льдов, Алиедора увидела чёрное пятно. Пятно шевельнулось, растянулось, отделились щупальца, легли на снег.

Ты уже видела нечто подобное, доньята. У кора Дарбе, на арене. Но тогда ты победила, хотя осознание, что ты именно победила, пришло много позже.

Хорошо смазанный меч бесшумно выскользнул из ножен. Обычный клинок, хоть и гномьей работы, — его раздобыл Брабер в одном из приморских городков державы Навсинай, на их первой остановке после Смарагда.

Рядом по снегу скользил Дракон, словно самая обычная змея, пусть и очень большая.

— Что нужно сделать?

— Победить, — в обычной своей манере отозвался Девятый Зверь.

— Как?! Что ей отрубить, что проткнуть, этой Гидре?!

— Не ведаю.

Алиедора онемела.

— У Гидры нет сердца. Нет головы. Она вся… Гидра. Ничего больше.

— Прекрасно, превосходно. А что же сделаешь ты, милостивый, милосердный? И зачем нам вообще с ней сражаться, с этой Гидрой? Чего она от нас хочет? Сожрать?

— Нет. Гидра противостоит мне, вот и всё. Это закон. Если я открываю двери, она их закроет.

— Разве не погибнет она вместе с нашим Листом?

— Не ведаю, — вновь ответил Дракон. — Это вы, люди, учитесь. Мы лишь знаем, что нам было открыто Изначальными.

— А почему тогда всегда говорили «Семь Зверей»? Семь, а не Восемь и даже не Девять?

— Потому что меня не было, — просто сказал Дракон. — Я появился, когда меня оживили ты и Тёрн.

— А до этого?

— Чудовище, — отрезал Девятый Зверь. — Бессмысленное и беспощадное. Я не был рождён. Много ты помнишь из случившегося с тобой в материнской утробе, доньята Венти?

— Для только что родившегося ты очень неплохо осведомлён, Девятый.

— Это не я. Так создано Изначальными.

— А они не открыли тебе, как надо побеждать Гидру? И что станет победой?

— Победой? Раскрывшиеся врата, разумеется.

— А договориться с ней нельзя? Если правда всё, что я помню, Гниль с Тьмой были очень даже разговорчивы.

Дракон не счёл нужным ответить.

— Надо полагать, что нельзя. Почему, спрашивать тоже бесполезно.

— Какой ответ тебе нужен, доньята?! — Зверь вдруг замер, и в голосе его явственно пробились интонации Тёрна. — Почему вообще есть две силы? Откуда взялось и на чём произрастает Древо Миров? Зачем Гидре вставать у нас на дороге?

— Я бы не отказалась. Даже сейчас, в последний момент. Мастера Смерти учили меня, что всем управляет интерес. Значит…

— Это верно для вас, людей, как я вас понимаю. — Дракон вновь загнал дхусса куда-то в глубины сознания. — Силы просты. Они могут злоумышлять, противостоя друг другу, но в сути они просты. Гидра ненавидит меня просто потому, что я — Белый Дракон. А я ненавижу её просто потому, что она — Чёрная Гидра.

— Ненависть присуща людям, великий. Никак не Силам, которые «просты». Люди не ненавидят просто так. Нужны причины.

— Ну как же? Ненавидят чужаков, потому что они чужие. Ненавидят рыжих, потому что они «разносят заразу». Ненавидят…

— «Разносят заразу» — это причина. Для тех, кто в неё верит. Во что верите вы с Гидрой? Друг для друга вы такие же «чужаки»?

Дракон замолчал. Тёрн безмолвствовал также.

— Не надо только ссылаться на «волю Изначальных», — попросила Алиедора.

— Не получится, — горько ответил Дракон. — Есть порог. Барьер. Преграда. В неё упирается любой, кто размышляет о начале начал.

— Я поговорю с ней, — вдруг сказала Алиедора. — Когда-то она звала меня. Потом отреклась. Быть может, что недоступно Белому Дракону, милостивому, милосердному, будет открыто мне?

Дракон остановился и уставился на неё, взгляд Девятого Зверя показался пугающе схож с тем, что она увидела в первый раз, едва увидав в небесах его «старого».

— Поговори, — вдруг раздался голос Тёрна. — Поговори. Может, она не понимает, что с нашим Листом канет и она?

— А она канет? — усомнилась доньята. — Дракон…

— Я не знаю. И ты не знаешь. Просто говори с ней. Я… чувствую, как мир гниёт заживо, всё быстрее и быстрее. Гниль очищала Лист от разумных и неразумных, наверное, потому, что погубить жизнь так — самую малость, милосердней, чем ждать всеобщей и неотвратимой катастрофы.

Они шли, Дракон скользил по снегу, Алиедора шагала рядом.

И чего страшного и ужасного в этом корчащемся впереди пятне мрака? Было страшно, пока я не знала, ради чего жить и ради чего умирать. А теперь знаю. Знаю, но проговаривать вслух не стану, даже себе. Мне достаточно того, что это есть не в словах, но в картинах, стоящих перед внутренним взором.

Я люблю тебя, Тёрн.

Я тоже тебя люблю, Алли. Прости, что не сказал этого первым.

Дракон остановился. Тёплое дыхание, словно подул вдруг ласковый весенний ветер, обволокло доньяту, слегка подтолкнуло в спину.

— Иди. Я всегда с тобой.

Сказал ли это Тёрн или сам Дракон?..

Тьма впереди шевельнулась, бесчисленные отростки, стремительно удлиняясь, потянулись к доньяте. За её спиной — она чувствовала — огромная, неисчислимая толпа затаила дыхание. Они не видели, что им противостоит, подсказало нутряное, почти звериное чутьё, поднимающееся на поверхность у всех в мгновения смертельной опасности.

Где-то там и Ксарбирус, и гном Брабер, и сидха Нэисс, и Гончая Стайни… Подумать только, ещё совсем недавно она считала всё это очень важным, просто смертельно важным. Собиралась сделаться королевой Некрополиса! А теперь идёт навстречу пятну тьмы, навстречу протянувшимся отросткам и вспоминает варваров кора Дарбе и ту самую «арену», где за неё умирали пленные доарнцы. Всё повторяется, доньята Алиедора Венти, всё движется по спирали. Ты угодила в руки мучителей — но перестала бояться боли. Ты думала лишь о себе — а теперь думаешь исключительно о других.

Но я ещё не расплатилась, подумала Алиедора. Последний взнос предстоит сделать сейчас.

«Послушай, — сказала она, останавливаясь и глядя на извивающиеся тёмные щупальца. — Великая Гидра, если со мной случившееся меня чему-то и научило, то лишь тому, что в мире есть место всему. Даже тебе. Открой нам дорогу. Какая тебе выгода от боя?..»

«Ты не поймешь, смертное». — Это было сказано без выражения, прошелестело в сознании, словно сонм осенних листьев плавно опустился наземь.

«Постарайся».

«Зачем?»

«Зачем тебе сражаться?»

«Ты не поймешь».

«Почему?»

«Кто не в силах понять первое, тому не объяснишь и второе».

«И всё-таки?..»

«Зачем?» — повторила Гидра.

Кольцо замкнулось.

Белый Дракон вытянулся на снегу рядом с Алиедорой. Молча смотрел на извивающиеся щупальца.

— Она не ответила?

— Нет.

— Догадываешься почему?

— Нет, и гадать у нас времени нет.

— Потому что не всегда и не у всех бывает своя правда. Камень падает на землю, потому что таков закон. Гидра загораживает нам путь, потому что такой закон. Прими это, Гончая.

— Никогда! Мы всегда нарушали законы. Всегда шли против ветра, поднимались против течения. Иначе нас бы просто не было, Дракон. Иначе…

— Тогда я начну, — буднично сказал Девятый Зверь.

Алиедора осеклась. Силам было наплевать на её слова, и это выходило… неправильно. Всегда человек оставался мерой всех вещей, всегда он, одинокий против самых могущественных сущностей, выходил победителем, становясь последней соломкой, что ломает спину перегруженному тягуну — а тут всё не так. Дракон и Гидра сойдутся в бою — а что делать ей? Что может её меч против не поражаемого сталью пустого мрака?

Дракон метнулся вперёд белым копьём, стремительным неразличимым броском, оставив позади лишь облачка взвихрённой снежной пыли.

Тьма расступилась, и Дракон пронёсся насквозь, заскользив бронированным брюхом по льду, разворачиваясь и изгибаясь по-змеиному.

Гидра слилась обратно, не претерпев никакого ущебра.

Алиедора держала меч наготове, но понятия не имела, что ей сейчас делать. Гончую из неё сделали, а вот чародейку — не успели. Хотя то, чему её научил мэтр Латариус… в конец концов, это ведь сработало в башне Затмений…

Она села прямо на снег, крепко зажмуриваясь, заставляя себя забыть обо всём вокруг.

«Ты ушла слишком глубоко в тот раз, — сказал Тёрн, неслышно появляясь рядом. — Отделила слишком многое».

«Я ничего не чувствую», — возразила она.

«Гниль подбирает всё. Гидра владеет частью тебя, потому-то ты и можешь её слышать».

«Что дальше? Дхусс, ты всегда обожал поговорить. Даже сейчас ты болтаешь попусту!»

«Не делай ничего, Алли. Ты… ты слишком дорога…»

«Что ты несёшь?!»

«Я люблю тебя, Алли. Частью ли Белого Дракона, как-то ещё — пока я есть, я люблю тебя. И потому — не вмешивайся, слышишь?! Ты отрезала от себя чересчур многое. Мастера Смерти не объяснили, видать, чем это грозит!»

«Чем бы ни грозило. — Алиедора не собиралась сдаваться. — Меч тут не поможет. Тьму он рубить не способен. Значит, поможет другое».

«Погоди…»

Слишком поздно. Тёмный двойник отделился, зажив собственной жизнью, очень-очень короткой, но, наверное, так надо?

Только на сей раз всё совсем иначе. Тёмной Алиедоре надо отдать всё, куда больше, чем в башне Затмений, всё до конца, до капли и до крошки.

Дата добавления: 2015-06-04