Михаил Щербаков 1 страница

Глава первая

…Потом последовали печально известные события, которые Дэн Майский описал в своём нон-фикшн сочинении «Три недели в августе и ещё один день». Книга была отпечатана большим тиражом, но весь тираж был тут же арестован и разошёлся исключительно из-под полы по десятикратной цене. Так что арест скорее всего был свинской и жульнической рекламной кампанией.

Разумеется, степень документализма в этом опусе была ограниченной — там не указывались подлинные имена вольных сталкеров и даже прозвища обозначались только первой буквой: так, Матадор там был М-1, Мыло — М-2, Киндер — К-1 и так далее. Но читающие сталкеры узнавали себя и других без труда, только Мыло возмущался своим вторым номером — он же пришёл в Зону пораньше Матадора! Но на всех не угодишь.

Зато имена, звания и должности военных и политиков указывались полностью, потому что они лица официальные и должны нести ответственность. Чтобы всем людям доброй воли стало понятно, на какой тонкой ниточке висел тогда мир и что для человечества значит Зона.

Конечно, там не велись полноценные боевые действия, прежде всего потому, что в Зоне нельзя ничего планировать — ни оборону, ни наступление, ни окружение, ни прорыв. Чем многочисленнее было подразделение, тем уязвимее оказывалось перед Зоной.

Генерал Чипизубов как человек новый понял это не сразу. Зона представлялась ему обычным театром военных действий по наведению конституционного порядка. Какая конституция при этом подразумевалась — российская, украинская или белорусская, — так и оставалось непонятным.

Но нет на Земле места, более не подходящего для войны, чем Зона. Потому что там всегда присутствует третья сторона, которая по определению не может быть союзником или партнёром для переговоров. Хотя иногда может…

Украинский генерал Омелько на всякий случай взял на себя ответственность за охрану особо важных объектов и распределил свою технику и хлопцев только в Предзонье — возле складов, почт, банков, готелей и торговых точек до табачного киоска включительно. Генерал Омелько оказался таким умным потому, что у него был младший брат, известный как вольный сталкер Мегабайт. Мегабайт с помощью водки «Хортыця» сумел объяснить своему старшому, что такое Зона и трэба ли с ней жартуваты. У генерала Чипизубова братьев и сестёр не было.

Генерал «зет-форс» Диего Кинтанилья, по обычаю своих предшественников, сам ни во что не вмешивался и подчинённым не велел, а только дивился тому, как много его люди сжирают провианта, почему они тратят столько боеприпасов, отчего так быстро выходит у них оружие из строя, куда безвозвратно уезжают транспортные средства и чему смеётся генерал Омелько в пьяной компании ооновских интендантов.

По окончании боевых действий в Совете Безопасности Организации Объединённых Наций был большой скандал.

Храбрый же генерал Чипизубов никак не мог отнестись к Зоне с надлежащим уважением. «Эдак дичал-да, что матушку Зону осердил!» — мог бы сказать о нём сталкер Топтыгин. Но не сказал, потому что был Топтыгин необычный сталкер…

Много погибло в те дни солдат, да и офицеров — хотя среди них и было немало настоящих сталкеров в погонах. И пропадали люди чаше всего не от вольной пули, а от монстров и аномалий, потому что слишком верил генерал Чипизубов в силу боевого приказа и здравого (по армейским меркам) смысла. Каковой смысл не желал мириться ни с изменениями рельефа, ни с особенностями артефактов и аномалий пространственно-временного действия («бумеранг», «петля Мёбиуса» и т. д.). «Вы мне тут сказки Венского леса не рассказывайте!» — любил приговаривать он, распекая подчинённых.

Вольные сталкеры своих военных коллег и ненавидели, и жалели. Они-то вели партизанскую войну и всегда могли в случае Выброса укрыться в хорошо укреплённых зданиях баров, в схронах, в знакомых и очищенных от мутантов подземных сооружениях. При всех условиях военкеры всё-таки хуже знали Зону и правила поведения в ней — срочники и контрактники всё время менялись, да и офицеры старались не задерживаться. Обжёгся «жгучим пухом» — и ступай в отпуск для лечения, а то и в отставку. Никто не докажет, что ты туда нарочно вляпался; а шрамы и рубцы воина только украшают…

Редели и ряды вольных сталкеров. «Долг» до последнего старался сохранять нейтралитет, но генерал Чипизубов приказом объявил всех членов группировки дезертирами, и поступать с ними стали соответственно — а ведь это была, по сути, военная организация, и «долговский» квад стоил взвода контрактников. Их базу попросту стёрли с корявого лица Зоны ракетным обстрелом…

Отомстить за группировку «Долг» сочли святой обязанностью даже те бродяги, у которых имелись к ней кровные счёты, даже извечные враги из клана «Свобода». Формула «враг моего врага» тут не проканала.

Это была война на склоне действующего вулкана, среди языков раскалённой лавы, в клубах смертельного пара и под падающими с неба огромными булыжниками.

Она продолжалась двадцать два дня.

О ней мало кто знал на Материке — до поры. Но много ли знает средний обыватель, например, о событиях в бывшей Югославии? Да ни хрена он не знает. И не надо ему знать.

Кое в чём война даже была на пользу — к примеру. Зону спешно покинули бандиты с мародёрами и перекупщики-одиночки — один Сидорович остался, чтобы посмотреть, чем это всё кончится. Да ещё истребитель, пилоту которого выжгло мозги, врезался прямо в Радар. Одной бякой меньше. Ну и мутантов немало перемолола война, как уж они ни прятались. Всё-таки человек — царь природы и её окрестностей.

Потом, как и предвидел месье Арчибальд, на Материке заметили нехватку артефактов. Некогда было сталкерам их собирать. Особенно возмущало сильных мира сего отсутствие ставших уже необходимыми «ягодок» и «очков моей бабушки», от которых, как пелось в сталкерской частушке, «член стоит, как Монолит, но усиленно фонит». Жить полноценной жизнью хотелось даже старенькому Джорджу Соросу. Этот Мафусаил финансового мира и стал инициатором саммита в верхах.

Саммит устроили в Киеве, чтобы продемонстрировать, какие отважные у нас, человечества, руководители и вожди, как близко они могут подойти к страшной Зоне и ни капельки не убояться. Не учли только, что майдан Незалежности очень большой и может вместить столько антиглобалистов, сколько их сроду не собиралось нигде в мире. Украинские власти были уже учёные, они знали, сколько понадобится полевых кухонь и биотуалетов для такой орды.

Анархисты разных народов моментально освоили выкрик «Ганьба!», и звучал этот выкрик двадцать четыре часа в сутки. Крикуны сменяли друг друга строго по графику, получали гривны и лечили охрипшие глотки горилкой.

Работать стало невозможно, и президентов со всеми бодигардами и бебехами тихонько вывезли в Зомбилэнд, где был уже приготовлен ангар для конференций. Экзотика заставила мириться с неудобствами, хотя под проволоку вожди и не лазили.

Итальянский премьер так до конца жизни и думал, что побывал в настоящей Зоне.

В перерывах между заседаниями президенты фотографировались с «гауссовкой» в руках и поставив ногу на латексный труп кровососа, в обнимку с псевдогигантом из чёрной резины, в окружении живых бюреров, предоставленных Киевской киностудией. Бюреры при этом благоухали дешёвым дезодорантом. «Гринпис» очень возмущался.

Горилку в псевдосталкерском псевдобаре «Миллион миллибэр» закусывали салом в шоколаде — в меню это блюдо именовалось «печень химеры».

Даже на традиционном общем снимке, когда гостей переодели в свитки, папахи и алые шаровары шириной с Чёрное море, в ногах властелинов мира сидит с гитарой главный бард Зоны Серёга Воркута — так полюбились высокопоставленным иноземцам песни вольных сталкеров. Серёге с его тремя аккордами тут же предложили мировое турне.

Под шумок вытащили из-за швейной машинки в пермской колонии наскоро помилованного Т. А. Пака. От помилования Большой отказался, хоть грехи за собой и знал — но не те, за которые был осуждён. Пришлось его вчистую реабилитировать, поскольку он был единственным системообразующим элементом Зоны.

Военные действия было решено немедленно прекратить, Зону официально переименовать в Свободный анклав Чернобыль (но никакого статуса этому анклаву не давать!), генерала Чипизубова подвергнуть благодетельному воздействию международного трибунала в Гааге.

Российское руководство охотно согласилось — понимало, что никакие гаагские следователи в Зону не сунутся, а до поры направило злосчастного генерала на Дальний Восток, с глаз подальше.

Но есть справедливость на земле.

Адъютант зашел в генеральский кабинет, чтобы деликатно прервать послеобеденный сон начальства вызовом из округа. Молодой лейтенант с удивлением отметил, что никакого начальства нет, а ковры чем-то загажены. Он возмущённо кликнул дневальных, но тут же с ужасом понял, что ходит непосредственно по генералу Чипизубову, раскатанному в блин! Действительно, блин! Видно, Зона настигла храброго вояку на другом конце Евразии, потому что ничем, кроме как действием гравиконцентрата, это явление объяснить нельзя — никакие мстители не смогут запятить на четвёртый этаж ни асфальтовый каток, ни прокатный стан. Вероятно, не тот артефакт подсунули подчинённые Чипизубову на прощание в качестве сувенира…

Можно, конечно, усомниться в документальной точности книги Дэна Майского. Но лучше не сомневаться.

Про Зону что ни сочини — всё окажется святой правдой.

Глава вторая

…Осень в послевоенной Зоне установилась привычная, вечная, разве что зимой должно было стать похолодней, и после внезапного почти тропического лета пришёл черёд полумрака, дождя и раскисшей земли.

Но оказалось, что наша упрямая планета, не сумев уничтожить свою опухоль Зону ультрафиолетом, решила прижечь её жидким азотом — как выводят безобразные бородавки.

Уже в ноябре большими хлопьями пошёл снег — и не растаял, как обычно, а покрыл собою всё внутри Периметра: и покинутые города, и деревни, и развалины, и останки техники, и могилы безымянных сталкеров…

Обычно при таком снеге холодно не бывает, а тут ударил лютейший сибирский морозище, каких Украина не знала со времён Богдана-Зиновия Хмеля, которого снова было велено числить не предателем, а вполне себе героем.

Река Припять покрылась толстым льдом, хоть на танке катайся. Озеро Янтарь промёрзло до дна.

Свободной от снега оставалась только АЭС, там продолжали идти неведомые процессы, зато окружившая её проталина по краям тоже превратилась в ледяную корку — в дополнение к прочим трудностям передвижения.

Многие мутанты не сумели или не успели приспособиться к таким жёстким условиям. Сотни собак замёрзли, псевдоплоти сбивались в кучу и грели друг друга. Псевдогиганты пропали — залегли в берлоги. Кровососы попрятались — возможно, тоже лежали в пустых домах и подвалах кучами для сохранения тепла. Одни зомбаки бродили по сугробам без всякой цели и смысла…

Впрочем, изучали все перемены, произошедшие с фауной Зоны, только специалисты с Янтаря. Теперь можно было притащить в лабораторию закоченевшего кровососа, поместить его в холодильник и по кусочкам исследовать в своё удовольствие.

Вольные и военные сталкеры никакого удовольствия в этом не находили. Если попадались замёрзшие мутанты — их старались тут же расколотить в мелкие дребезги, чтобы не восстали весной. В том, что так и будет, никто не сомневался. Это миллиардер, завещавший заморозить своё тело в надежде на медицину и жизнь будущего века, никогда не воскреснет, а поганый снорк по весне обязательно запрыгает!

Вроде бы создавались все условия для охоты за хабаром — на снегу видно все следы, все аномалии. Теперь они обозначивались дырами и проталинами там, где были «плеши» и «жарки». «Трамплины» непрерывно подбрасывали падающие хлопья, так что неподалёку возникала снежная гора, постепенно погребающая под собой гравитационную аномалию.

Зато и артефакты все лежали теперь под снегом!

Ничего, это до первого Выброса, говорили оптимисты. Но оказалось, что мороз энергию Выброса сильно снижает, так что снег, успевший растаять, тут же застывал, а наледь снова покрывалась снегом, и ходить было совершенно невозможно. И артефакты, которые вновь образовывались, были вморожены в лёд и присыпаны новыми сугробами.

Да и не больно-то погуляешь по Зоне в такой холод! Термо-бельё есть не у всех, тулуп сковывает движения, а бронетулуп и вообще немыслимое явление. Вот и оказались сталкеры как немцы под Москвой или наполеоновская Великая Армия при отступлении. Валенками не запаслись, а заказывать снегоходы было накладно, и привезут ведь их как раз тогда, когда надобность отпадёт…

Катать пимы умел только Топтыгин. Смастерил он себе и широкие деревянные лыжи, а подбить их было нечем: плешивая собачья шерсть не заменит оленьего камуса. Но всё-таки удавалось ему подстрелить и кабана — тем был мороз не страшен, и убивал их не холод, а голод.

И что интересно: за пределами Периметра, уже в Предзонье, зима была нормальная, умеренная, и Днипро вольно и плавно мчал сквозь леса и горы полные воды свои именно туда, куда велел ему писатель Гоголь.

Жизнь и деятельность в Зоне потеряли смысл.

Большой думал-думал — и обратился из своего московского офиса к вольным сталкерам с речью, которую транслировали во всех барах, вытащив из кладовых телевизоры.

— Господа сталкеры, — сказал он. — Сами видите, что получается. Надо разбегаться до весны, как делали викинги. У кого есть семьи — по домам извольте, а то дети растут как сорная трава. Если встретите на Материке кого из наших — объясните, что до весны возвращаться не надо. Кому некуда идти — я купил пансионат под Киевом, называется «Пролисок». Там ништяк, только мебель не ломайте. Снять всё со счетов вам не удастся, но по кредитке будете каждый месяц получать свой вэлфер. С голоду не помрёте. Потому что каждый зимний день приносит нам большой убыток, а банк и так потрепали. Но мы выстоим. Не такие зароды метали. У кого заначены артефакты, прошу сдать. И даже настаиваю. Они сейчас в хорошей цене и послужат нам всем большим подспорьем. Я вас, падлы, построил, цивилизовал, и я вам, козлам, не дам превратиться в прежний сброд. Я вас не пугаю, а предупреждаю: вход — рупь, выход — два! С оружейниками и другими технарями будет особый разговор в Предзонье, приеду лично…

Вот так и получилось, что в этот декабрьский вечер сидели в баре «Хардчо» только Матадор, Мыло, Киндер и Печкин, да ещё Батюшка.

Поп-расстрига переместился из-за своего стола поближе к конному дисплею и с тоской вглядывался в хлопья снега, вырывавшиеся из тьмы под луч прожектора на крыше.

— Сказано: аз есмь Мгла, — торжественно произнёс он. — Мгла егда на землю падёт и покроет ю, тогда вси звери от ловцов целы бывают, никто тех зверев ловити возможе… Мы и суть те звери. И таковых нас зверев постигают различные ловцы. Но дерзаем — имеем бо Мглу, покрывающую нас…

Он даже книгу свою настольную поменял. Теперь это было советское душеспасительное сочинение для юношества «Васёк Трубачёв и его товарищи»…

— Прибыль мне принесла война, как оружейному барону, — сказал Печкин. — Нажился на чужих смертях… Ехать мне в Москву, не ехать — так и не решил…

— Что так? — сказал Матадор.

— Меня издатель вызывает на презентацию, — сказал Печкин. — По случаю английского перевода. Но кто же презентацию устраивает перед Новым годом? А потом вообще две недели мертвые… Нет, опять возьмут меня за шкварник. Не доверяю я им. Там опасней, чем в Зоне… Улыбаться будут, когда меня поведут под белы руки: «Старик, ты же всё понимаешь, ничего личного, это государственное дело…»

— Колы державна рич — то гаплык, — сказал Мыло.

Скучно ему было, он сидел, уставившись на стойку, где кружилась, звеня, маленькая ёлочка.

Матадор тоже посмотрел туда и сказал:

— Ах да. Сегодня же сочельник. Месье Арчибальд, так ты у нас католик?

Месье Арчибальд откликнулся:

— Конечно. Франция — любимая дщерь католической церкви…

— Ну да, — сказал Матадор. — А Польша — Христос народов.

Мыло встал и прошёл на кухню — поваров теперь не было, все в отпуску.

— Всю горилку в борщ не лей! — наказал вслед ему бармен.

— А он-то что не едет? — сказал Печкин.

— Не пускают его в хату, — сказал Киндер.

— Кто?

— Жинка молодая да сын родной, — сказал маленький сталкер.

— Там такое дело, что царь Эдип отдыхает, — сказал Матадор. — Вот какие страсти кипят в простом народе! Это вам не гнилая интеллигенция…

— Я ему предлагал, — сказал Киндер. — Пройду вперёд, да и поучу сыночка, как положено уважать батьку. Но! Он же ради своего Богдасика…

— Более доброго и сердечного человека, чем Степан Олексович, — сказал Матадор, — я и на Материке не встречал. Потому и хожу с ним в связке столько лет… И руки тоже золотые…

— Вот на таких добрых воду и возят, — сказал Киндер. — Он и деньги им переводит, и всё прочее…

— Я тоже перевожу, — сказал Печкин. — Теперь вот племяннник пожелал в Британии учиться. У меня-то не было богатого дядюшки!

— Что семьи, — сказал Матадор. — Весь мировой хай-тек держится на Зоне. И в один злосчастный день изобретут они такое, что мы им больше не понадобимся. Наделают армию мистеров Снупи. И тогда сама Зона не сможет нас защитить.

— Да она и не будет, — сказал Печкин. — Хороший сюжет: возвращается сталкер домой, а там…

— Есть такая книжка! «Одиссея» называется, — сказал Матадор. — Гомер — всем рапсодам пример!

— Нет, — сказал журналист. — «Одиссея» будет следующей. Под названием «В поисках Белого Сталкера». Поэтому им и занимаюсь. Как, например, объяснить читателю, почему Белый всюду поспевает? Почему он спасаемого непременно вырубает? Только не надо мне про утопленника рассказывать… Да, и почему Топтыгина выбрал в связчики?

— Лет пять назад, — сказал Киндер, — покойный Паганель залез к Белому в рюкзак…

— Вот же козёл, — сказал Печкин. — Ворюга и есть ворюга. Сколь волка ни корми. Повесить его надо было…

— Паганель думал, что у него какой-то особый артефакт имеется, — продолжал седой сталкер. — А там только продукты, хорошая аптечка и старый офицерский планшет со старыми же картами. Все здешние места. Карты отличные, даже двухвёрстки есть. И из атласа автомобильных дорог страницы выдранные…

— Ну и вывод? — сказал Печкин.

— Вот ты и делай вывод, — сказал Матадор. — Ты же на физика учился. А Паганель, хоть и ворюга, сложил голову за общее дело. Его надо помянуть.

Вернулся Мыло. За ним шла Синильга с подносом, на котором благоухала кастрюля с борщом. Мыло принял кастрюлю, водрузил её на стол и разлил содержимое по тарелкам.

— Нема цыбули — нема смаку, — виновато сказал он.

— Зато чеснока не пожалел, — сказал Киндер. — Печкин, а вдруг с чесноком у тебя получится так же хорошо, как с собаками? Вдруг он кровососов отпугивает? Они же вампиры…

— Сам пробуй, — сказал Печкин. — Дневной свет им нипочем, осинового кола никто не применял… И девиц истеричных кровососы не обольщают… — Он закашлялся. — Мыло, ты что, вправду туда горилки набуровил?

— То козацький мудрый борщ, — сказал Мыло.

— Коньяк пьём, — сказал журналист, — горячей горилкой закусываем… Запорожское сакэ!

— Здоровее будем, — сказал Матадор. — Ну, за тех, кто остался в Зоне по людской злой воле, а не по её ужасным чудесам…

Глава третья

Умилительное зрелище, если глянуть со стороны: утонул в сугробах хорошенький домик, яркий свет льётся из фонаря, установленного на крыше рядом с расчехлённым «эрликоном», свет манит усталого и замёрзшего путника туда, где приготовлены для него и добрая чарка, и лучший кусок, и протопленная банька, и чистая постель. Ласково потрескивают дрова в камине — завозные дрова, здешними топить нельзя, рентгенов много. Но — в такой вечер можно себе позволить…

Словно и не затаилась под снегами чужая враждебная жизнь, словно и не было её никогда, словно почудилась она путнику в кошмарном сне на привале…

— Ахтунг, ахтунг! — сказал из динамика Колчак. Ему полагалось блюсти бар весь мёртвый сезон. — Майор и… точно, шахид! Вон как замёрз, бедолага! Впустить?

— В такую погоду, — сказал месье Арчибальд, — и в такой день — это долг каждого доброго христианина. Майору же лучше вообще не препятствовать…

— Будем считать, что у шахидов тоже бывают актированные дни, — сказал Матадор. — Только пусть снимет пояс. Он на такие морозы не рассчитан, мало ли что…

— Ага, — сказал Колчак. — Вы будете там сидеть спокойненько, а пояс у меня отогреется и рванёт… Дай-ка я сам сниму, нерусь теплолюбивая, а то у тебя руки как палки…

На шахиде было дорогое длинное кашемировое пальто, на голове — несерьёзная кепка с наушниками, хорошо хоть обуться он догадался в «луноходы». Майора же защищали от холода необъятная камуфляжная куртка миссии «Deep Impact», пушистая шапка, ватные штаны и унты.

— Водки ему, — скомандовал Майор. — Аллах простит. Или не заметит.

Синильга принесла горилку, и Майор самолично залил её в глотку мученика веры, несмотря на его сопротивление. Сопротивление, впрочем, было пассивное, так как руки и ноги не слушались беднягу, он только пытался выплюнуть обжигающую влагу и крутил головой.

— Где ты его взял? — сказал Матадор.

— По дороге нашёл, — сказал Майор. — Смотрю. Идёт. То есть он думает. Что идёт. Внутри сугроба. Его на блокпосту. Пропустили для смеха. Шутники. Оставь мне. Присосался!

— Билого не бачив? — сказал Мыло.

— Ну. Ты спросил, — сказал Майор. — Кто же Белого. Увидит на белом.

Он усадил шахида в кресло у стены, а сам принялся раздеваться, приговаривая:

— Унты. Два раза хороши бывают. Когда обуваешь. И когда снимаешь.

Шахид угрелся и вдруг начал горячо говорить.

Месье Арчибальд послушал и сказал:

— Он алжирец. Зовут Кемаль. Ох ты, он ещё и бакалавр!

— Так и объясни бакалавру, что сегодня канун Рождества пророка Исы, — сказал Матадор. — И что положено его отмечать в кругу родных и друзей, а не на задании…

Бармен объяснил, а бакалавр Кемаль только кивал головой.

— Синильга, — сказал бармен. — Поищи на кухне консервы с арабскими буквами. А то вдруг ему других блюд не полагается…

— А Синильга-то почему осталась? — спросил Печкин, сразу утратив всякий интерес к шахиду.

— Из-за Белого, — сказал Матадор. — Не из-за Киндера же.

— Я же сто раз говорил, — возмутился Киндер. — Ничего не было! Я что — не понимаю разве?

— Не было, — сказал Матадор. — Потому что я ситуацию держу под контролем.

Официантка подошла к столу, словно догадавшись, что говорят о ней.

— На зимовку устроилась? — сказал Матадор. — За двойной оклад?

— А кто Белого кормить будет? — вызывающе сказала она. — Кто обстирает? Он же как ребёнок…

— Ты книжку мою прочитала про Настасью Филипповну? — строго, как учитель, сказал Матадор. — Тогда бы всё про него поняла…

— Больно толстая книжка, — сказала Синильга. — И всё про неправду грузит. А меня не надо грузить. Я бы деньги в печку не кинула. Сто тысяч рублей — тоже сумма.

— Тогда рубли были намного дороже, — сказал Матадор.

— Тем более, — сказала Синильга и ушла.

Со стуком выпали из рук сомлевшего смертника банка с дозволенной Кораном пищей и ложка.

— Кохання, — сказал Мыло. — Це тоби не смишки…

— Никак не пойму их отношений, — сказал Печкин. — Чайльд Гарольд и девушка из таверны. «Мне было довольно того, что твой плащ висел на гвозде».

— Правильно подметил, — сказал Матадор. — Шарахается Белый от неё. Ему Гюрзы хватило…

— Первый раз слышу, — сказал Печкин.

— До Синильги тут работала, — сказал Матадор. — Ещё все смеялись — кормят нас Гюрза та Кобра, це дуже нэдобро…

— И она ему изменила, — догадался Печкин.

— Хуже, — сказал Матадор. — Она у него кредитку забрала и с голландцем из «зет-форс» слиняла. Пока Белый болел. Он в тот раз много рентген схватил. Это я к тому, что он якобы неуязвимый. Всё равно беречься надо! Вот тогда он и разуверился в женщинах. Я же говорю — ребёнок…

— Ну, я в романе любовную линию почётче проведу, — сказал Печкин. — Читатель не поймёт, если герой кому-нибудь не впиндюрит… Хоть и не заточен русский язык под крутую эротику! Тут и Бунин не справился!

— Значит, про Белого будет твоя книжка? — сказал Киндер с некоторой завистью.

— Значит, про Белого, — сказал Печкин. — Только я, к сожалению, слишком мало его знаю. Буду рассказывать только о том, что видел сам и услышал от людей. А его внутреннего мира даже не рискну касаться. Я Топтыгина-то расколоть не могу! Его и подпоить невозможно! Личарда верный!

— Обязательно напиши, — с какой-то тоской сказал Матадор. — Может, хоть что-то от нас останется…

— Это в каком смысле? — сказал Киндер.

— А в таком, что всё-таки будет в Зоне конец всему, — сказал Матадор. — Вирус какой-нибудь образуется… Тут нас и прихлопнут ядерным зарядом, чтобы не разошлась зараза по всей планете.

— Наконец-то, — сказал Колчак у себя в тамбуре. — А то уже мне гости весь предбанник выморозили…

Вошли Белый и Топтыгин, оживленные, дыша холодом — даже, кажется, Новым годом повеяло, ёлкой, пирогами и мандаринами детства.

— Ну, всё, — сказал Матадор. — Все в сборе. Все, кому некуда и незачем идти…

— Я вижу спящего незнакомца, одетого не по сезону, — сказал Белый.

— А, это к нам шахид приблудился, — сказал Киндер. — Бакалавр из Алжира…

— Из Марселя, — поправил месье Арчибальд. — Неужели и сегодня вы кого-то спасали?

— Из казармы сбежал молодой солдат, — сказал Белый. — Хотел застрелиться… Едва не замёрз…

— А вы его обратно в казарму, на расправу, — сказал Печкин. — Представляю…

— Я попросил господина Топтыгина провести беседу с другими военнослужащими, — сказал Белый. — Рассказать им об аморальности неуставных отношений…

Раздался такой громовой хохот, что вздрогнул даже спящий шахид, а месье Арчибальд задёргался у себя за стойкой.

— Перебаял я с имя, — сказал Топтыгин. — Схожая братья, а не войско. Сперва на горло пошли, базлают лихоматом. А мне даром. Напечатлел имя синявиц под очи, чтоб заглумок не давали… Теперь далеко думать станут! Вольно диким туловам поползят тиранить…

И выставил свой медный чайник.

— Нет, — сказал бармен и хохотнул по инерции. — Это уж ты точно местных травок насушил…

— Верь чести — то максимов корень! Я не мармазон какой…

С лестницы сошёл Майор — рожа красная.

— Хороший пар, — сказал он. — А веника нету.

— Здешними вениками париться нет резона, — сказал Матадор. — Себе дороже.

— Белый, — подала голос Синильга. — Пойдём наверх, у меня есть веник. Настоящий, берёзовый, с Материка…

Белый смутился.

— Иди-иди, — сказал Матадор. — Все свои.

Торжествующая Синильга взяла Белого под руку и повела к лестнице.

— Если у кого возникла остроумная шутка юмора насчёт веника, — сказал Матадор, — обращайтесь к Топтыгину. Он вам живо напечатлит синявиц…

— Да я молчу, — обиделся Киндер.

Печкин завистливо вздохнул, но враз вылетела у него всякая Синильга из головы — Мыло, покончив с борщом, разложил на столе перед собой пояс шахида и увлечённо в нём ковырялся…

— Прекрати сейчас же! Колчак, куда ты смотришь? — Матадор тоже вскочил из-за стола, а Киндер вообще оказался за креслом, в котором спал шахид — видимо, думал, что за спиной хозяина взрывного устройства будет безопаснее.

Мыло, не поднимая головы, сказал:

— У дану мить прилада беспечна. Ох и погано ж зроблено! Пидведёть вона хлопця… Кия бы в гирло тому майстру, хто ей смайстрував…

Матадор не без опаски сел.

— Ты бы хоть предупредил… Колчак, почему снова закон нарушаешь?

— Так Мыло же свой, — оправдался Колчак. — А у меня ему тесно…

— Господа сталкеры, — сказал Печкин. — Всё-таки сегодня Сочельник, хоть и католический. Семейный праздник…

Батюшка, всё ещё глядяший в «окно», сказал:

— Неправильный праздник. Игралище Антихристово. А вон и он сам…

На снегу под прожектором стоял человек в чёрном комбезе, чёрном пилотском шлеме и, кажется, без оружия.

— «Монолитчик»… — растерянно сказал Колчак.

Найти психически нормального сталкера невозможно. Любой с хорошими прибабахами, иначе его тут бы не было. Но клан (вернее, секта) «Монолит» состоял из каких-то совсем уж немыслимых изуверов. И вольные, и военные сталкеры при встречах с ними всегда стреляли первыми, если успевали… Живыми «монолитчики» не сдавались, да никто особенно и не старался брать их живыми…

— Я сейчас поднимусь на крышу и полью его из пулемёта, — сказал Киндер.

— А если во «владе» хвалёная твоя криосмазка замёрзла? — сказал Матадор. — Не верю я рекламе… Не знают они наших морозов…

— Тогда гранатой, — не растерялся Киндер.

— Послушайте, — сказал Печкин. — А зачем вообще его убивать?

— А зачем баб трахают? — сказал Матадор. — Естественный процесс…

— Кто-нибудь с ними контактировал?

— Того нэ трэба, — сказал Мыло. — Нэ трэба розмовляты з цим байстручиною. Бо воны морок наводють…

— Мало они тебя в Дроньках гоняли? — сказал Матадор Печкину. — Если бы не Маугли, ты бы попал к ним в плен. И принесли бы тебя в жертву Монолиту по всем правилам: восемь часов непрерывной агонии…

— А чем мы рискуем? — сказал Печкин. — Нас много. И не шахид же он, в конце концов…

— Профессиональное любопытство, — сказал Матадор. — Интервью с религиозным фанатиком…

— Надо попросить Топтыгина выйти и отрезать гаду чибышок, — сказал бармен Арчибальд. — Вместе с головой…

Дата добавления: 2015-06-29