Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Перестройка в Церковь 7 страница




 

Ответ: — Для меня эти параллели всегда были очевидны. Я с самого начала знала, что в конце концов случится с Гарри. Просто в предыдущих шести романах не хотела об этом говорить. Христианство там никак не упоминается, и не потому, что я бояласьвставлять религиозные мотивы в детскую книжку, просто поклонники Поттера могли бы раньше времени понять, куда ветер дует.

 

Вопрос: — Многие католики выступают против "Поттерианы": дескать, она детские души совращает с пути истинного.

 

Ответ: — Да, против них выступают некоторые верующие, и что? Они же не евангелисты, чтобы считать свои рассуждения истиной в последней инстанции. Я сама хожу в церковь и не собираюсь нести никакой ответственности за мнение лунатиков-радикалов, разделяющих со мной религию.

 

(Дж. К. Ролинг: Гарри Поттер станет мракоборцем, а Гермиона — особисткой // Комсомольская правда 1 ноября 2007)

 

В общем, еще раз подтвердилась старая истина: наполовину сделанную работу дуракам не показывают…

 

АГРЕССИВНОЕ МИССИОНЕРСТВО

 

При встрече с «варваром» миссионер должен прежде всего решить нравственноаскетическую задачу: кто передо мной — враг или завтрашний брат.

 

Миссионер должен добрым глазом смотреть на того, к кому обращается. А у нас сегодня принято бояться всего того, что не «воцерковлено».

 

Многие церковные люди несут в себе советский взгляд на мир. «Психология осаждённой крепости». Ощущение того, что кругом враги-вредители, которые подкапываются под православие. Эта мысль, кстати, очень хорошо прослеживается в недавнем письме чукотского епископа Диомида. Да, мир сложен, но не всё в этом мире нам враждебно.

 

Несомненно, есть сознательные враги Церкви.

 

Но есть люди, которые, полемизируя с нами, все же готовы нас слышать.

 

Есть люди, которые по многим вопросам хоть и не согласны с нами, однако они не видят цель своей жизни в борьбе с нами. Они просто высказывают свою точку зрения.

 

А есть категория людей, выражающая наши же мысли, но на языке другой культуры, через другие символы, образы. Надо просто найти общий язык с этими людьми. И через их же символы донести до них слово Божие.

 

Миссионер должен переступать «грани» и выходит за рамки привычно-церковного — иначе он не распространит свет Евангелия. Надо приходить «невовремя» — туда, где нас не ждут, где, казалось бы, все закрыто от «клерикализма».

 

Это тактика агрессивного миссионерства. Принцип «агрессивного миссионерства» — это не цепляние к людям на улице. Это право христианского проповедника неполемически цитировать такие произведения, которые не помечены знаком сделано в Церкви.

 

Она означает, что даже в тех слоях и произведениях культуры, которые сами не осознают себя как христианские, мы должны уметь видеть их христианские смыслы.

 

Агрессия состоит в том, чтобы понудить людей к мысли и пониманию, к тому, чтобы они увидели в созерцаемой ими картинке больше, чем поначалу они хотели сами.

 

Первое поле такого агрессивно-миссионерского усилия — это рассказ о христианском смысле произведений христианской культуры. Например, пояснение того, что главное в Евангелии — собственно религия, мистика и богословие, а не «общечеловеческие этические ценности». И в христианстве главное — вера в Христа, а не «любовь к меньшинствам». Рублев написал икону Святой Троицы, а не плакат с призывом к собиранию русских земель. И монастыри — это не строительно-монтажные управления, история которых сводится к истории строительства храмов и колоколен, а места духовной борьбы и роста. На этом же поле приходится растолковывать вещи, понятные в христианском кругу и непонятные за его пределами — например, церковные аллюзии в произведениях Достоевского. Или «Хроники Нарнии» Льюиса. Дети (и взрослые), незнакомые с Первоисточником — Библией — не узнают ее переложения и в сказках Льюиса, тем самым обедняя свое восприятие этого писателя.

 

В некотооых случаях хоистианская идея в светском пооизвелении и не поячется. но чи.

 

Тут опять же миссионер может предложить замереть и подольше постоять мыслью на этой, вроде бы проходной фразе. Так обстоит дело с детективами Честертона про отца Брауна.

 

Агрессия может состоять и в том, чтобы сделать стоп-кадр, понудить детей заметить такие детали в просмотренном ими фильме, мимо которых они, скорее всего, прошли. Например, в фильме «Первый рыцарь» король Артур (Шон О'Коннори) перед началом заседаний Круглого стала и суда) произносит чеканные слова: «Да ниспошлет нам Господь желание найти Истину, мудрость открыть ее и мужество ее принять». По-моему, прекрасный повод для серьезной беседы… Кстати, еще одна гениальная фраза из этого фильма: «По другую сторону войны всегда лежит мир. И если ради него нужно сразиться — мы сразимся!».

 

А в фильме «Эскадрилья Лафайет» христианская тема присутствует на уровне просто жеста — один из американских летчиков пишет на фюзеляже своей «этажерки» «2 Тим 4:7». Умный зритель догадается, запомнит код-не-да-винчи и дома раскроет Библию по этой ссылке и прочитает — «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил».

 

Второе поле агрессивно-миссионерского действия — обнажение того глубинного следа, которое века христианства оставили в светской культуре. Есть двухтысячелетняя инерция христианского воспитания, и она сказывается даже в тех современных людях, которые сами себя не считают связанными с религией. Но незаметно для себя самих они множеством нитей все же соединены с миром Евангелия. Однако то, что незаметно для них, может быть замечено взглядом со стороны. Именно так работает психотерапевт: он пробует заметить то, что в человеке есть, что влияет на его мышление и поведение, но что сам человек не замечает. Так работает культуролог: он показывает такие логические цепочки и такие ассоциативные связи, которые в культуре есть, но которые сама данная культура и ее носители могут не осознавать. Так может работать и богослов: узнавая незакавыченные цитаты из древних Книг в современных литературных исповедях. Христианские подтексты и смыслы были даже в советской высокой культуре — в лучших книгах и фильмах той поры (например, в фильмах Эльдара Рязанова). Даже если в них не упоминалось имя Бога, но в них было столь доброе и глубокое видение человека, которое могло появиться только в пространстве евангельского восприятия человеческой трагедии.

 

Границы христианской культуры и церковной жизни не совпадают. Человек может формально являться членом Церкви, но смотреть на людей не по-евангельски, а потребительским взглядом язычника. Возможно и обратное. Люди, живущие вне сознательной христианской веры и даже в формальном противостоянии ей, могут продолжать творить по сути именно христианскую культуру.

 

Третье поле — это узнавание того общего, действительно общечеловеческого, что есть в разных религиях. Например, некоторые правила аскезы будут одинаковы у йога и у христианского монаха. И тогда в той аудитории, где со словом йога сопряжен знак «Ух ты!», а со словом православие сопрягается разве что последняя скандальная статья из «Московского комсомольца», лучше сказать «В буддизме есть такая практика… Кстати, и в православной традиции есть нечто похожее». Может быть и за пределами Церкви найден такой образ, такой жест, выражающий благоговение перед святыней, который может быть внесен в нашу жизнь. Это заимствование не из язычества, а из человечества.

 

Даже если святыня другого человека неверна — она по милости Бога и такту миссионера — может стать Христовым жертвенником. Святитель Николай Японский рассматривал Нагано, известное своим буддистским храмом Дэнкондзи, как «место, совсем готовое для проповеди: между прочим и то, что там знаменитый идольский храм, делает народ более готовым к восприятию истинного учения, чем в других местах; все же так почва ума и сердца приготовлена, хоть думою об идоле»[176].

 

И еще это значит, что если есть какие-то пространства, не до конца сожженные, не откровенно антихристианские, то эти пространства надо захватывать и брать под свой контроль. Существует известный принцип земледелия: поле, за которым никто не ухаживает, зарастает сорняками. Возьмем, например, «Гарри Поттера». Ведь легче всего испугаться этой книжки и убежать. Но в этом случае мы это поле оставляем нашим врагам, которые засеют на нем свои сорняки, и эти сорняки дадут очень хороший урожай. Так произойдет в том случае, если Церковь скажет: «Да, Гарри Поттер — сатанист». Сатанисты данное утверждение, конечно, с удовольствием поддержат, и тогда с каждым экземпляром этого издания их число будет увеличиваться, а сама книга станет их рекламой.

 

Пример агрессивного миссионерства я вижу в проповедях апостола Павла. В своих посланиях апостол четырежды цитирует языческих поэтов и философов. При этом по меньшей мере три раза он заставляет этих философов поддерживать те идеи, которые были им чужды.

 

Например, в Тит 1:12–15 содержится цитата из Каллимаха: «Из них же самих один стихотворец сказал: «Критяне всегда лжецы, злые звери, утробы ленивые». Свидетельство это справедливо. По сей причине обличай их строго, дабы они были здравы в вере, не внимая Иудейским басням и постановлениям людей, отвращающихся от истины. Для чистых все чисто».

 

Это цитирование становится совсем необычным, если обратиться к его источнику. У поэта III века до P. X. Каллимаха сказано: «Лгут критяне всегда: измыслили гроб твой критяне; ты же не умер, но жив, о Зевс, присносущный владыка!» (Гимн Зевсу, 8). Ложь критян была в том, что они показывали гробницу Зевса — рядом с Khoccom[177]. Кипр гордился тем, что он является местом рождения Афродиты. Показывали киприоты и пещеру, где родился Зевс Но за особую плату туристам готовы были показать гробницу Зевса — что и вызывало возмущение благочестивых паломников, по верованию которых Зевс бессмертен… Итак, ложь критян была о смерти Зевса. Каллимах же — «реакционный» писатель, посвятивший свое перо защите древних обрядов и обычаев, которые его современникам стали казаться бессмысленными. Оттого его главное произведение называется «Причины» — причины появления на свет ставших непонятными преданий. И тут появляется повод возмутиться «неразборчивостью» апостола: как это Павел апологета язычества назвал «пророком»[178]? Как же это он согласился с осуждением критян за то, что те не верили в бессмертие Зевса? Неужто Павел и сам разделял веру в бессмертие олимпийских богов?..

 

В другом месте (Деян 17:28)апостол Павел приводит слова греческого поэта Арата (III в. до Р.Х.): мы Его и род. А о чьем же роде говорится о первоисточнике этой цитаты? — «Начнем с Зевса. Имя его постоянно должно жить на устах смертных; улицы, места общественных собраний, гавани, неизмеримый океан, все, все должно свидетельствовать об его величии. Всех нас его рука поддерживает и сохраняет. Потому что мы его род» (Арат. О феноменах. Цит. по: Климент Александрийский. Стром. V14). Опять есть повод упрекнуть «апостола языков»: неужто он считал себя принадлежащим к роду языческого бога Зевса?

 

Кстати, так уже поступал со стихами Арата иудейский проповедник Аристобул (II век до P. X.): трижды поменяв Зевс (Zeus) на Бог (Feos), он признается: «Мы, впрочем, придали стихам Арата должный смысл, заменив названное в них имя Зевса. Ведь по смыслу они относятся к Богу, оттого у нас так и сказано. Таким образом, мы привели эти строки в согласие с исследуемым предметом» (Цит. по: Евсевий Кесарийский. Евангельское приуготовление. 13.12.4)

 

Некоторые исследователи видят в этой фразе Павла и еще одну скрытую цитату: «Мы Им живем и движемся и существуем», — полагая, что она взята из Эпименида Критского (VII–Vl века до P. X.), — жреца и шамана, жившего в Vll веке[179]. Кстати, афинские безымянные алтари, поминавшиеся апостолом в его проповеди, также связаны с Эпименидом: «В это время афинян постигла моровая болезнь, и пифия повелела им очиститьгород; и они послали корабль с Никием, сыном Никерата, на Крит за Эпименидом. Эпименид приехал в 46-ю олимпиаду, совершил очищение города и остановил мор вот каким образом. Собравши овец, черных и белых, он пригнал их к Аресову холму и оттуда распустил куда глаза глядят, а сопровождающим велел: где какая ляжет, там и принести ее в жертву должному богу. Так покончил он с бедствием; а в память о том искуплении и поныне в разных концах Аттики можно видеть безымянные алтари» (ДиогенЛаэрци. Жизнеописания философов, 1,110). Особый колорит несет обращение к греческому звучанию слов апостола: именно в связи с этими безымянными алтарями Павел говорит о какой-то особой богобоязненности афинян. Буквально же они названы апостолом демоно-приветливыми 8ai|iove<xuepoi ('гестия' — очаг и богиня очага; отглагольная форма со значением принимать у себя дома).

 

Третье цитирование Павлом языческого авторитета — для меня смерть приобретение (ср. Флп 1:21). Источник цитаты — платоновская «Апология Сократа». Тут мы читаем: «Сколько есть надежд, что смерть — это благо! Смерть — это одно из двух: либо умереть значит стать ничем, так что умерший ничего уже не чувствует; либо же, если верить преданиям, это какая-то перемена для души, переселение из здешних мест в другое место. Если ничего не чувствовать, то это все равно что сон, когда спишь так, что даже ничего не видишь во сне; тогда смерть — удивительное приобретение. По-моему, если бы кому-нибудь предстояло выбрать ту ночь, в которую он спал так крепко, что даже не видел снов, и сравнить эту ночь с остальными ночами и днями своей жизни, и подумавши, сказать, сколько дней и ночей прожил он в своей жизни лучше и приятнее, чем ту ночь, — то, я думаю, не только самый простой человек, но и великий царь нашел бы, что таких ночей было у него наперечет с другими днями и ночами. Следовательно, если смерть такова, я, что касается меня, нахожу ее приобретением» (Платон. Апология Сократа, 40d-e). И опять тут повод изречь прокурорским тоном: неужели апостол Павел такое атеистическое представление о смерти считал утешительным?[180]

 

Подобного рода бесстрашное обращение к языческим текстам и понуждение их к подтверждению христианских истин было характерно и для церковных апологетов Il-Ill веков. Платон вряд ли догадывался, что в нем вычитают апостол Павел и Иустин Мученик. Апологеты весьма «неполиткорректно» обращались с первоисточниками, когда брали языческие тексты и нагружали их столь высокими евангельскими смыслами, о которых авторы не подозревали. Но тем не менее в результате получалось эффективное миссионерское оружие (очень важное прежде всего для самих церковных людей: память о созвучии их веры с идеями мирских философов мешала им заболеть сектантскими комплексами).

 

Сам же принцип агрессивного миссионерства был сформулирован святителем Григорием Великим в письме к Мелитту, одному из членов миссионерской группы, которую он сам послал в Англию для обращения англов, саксов и ютов в христианство (письмо от 18 июля 601 года). В этом письме святитель Григорий предостерегает от радикализма: «Мое решение, принятое после долгих раздумий относительно народа англов. Я решил, что храмы идолов этого народа не должны быть разрушены. Уничтожив находящихся в них идолов, возьмите святую воду, и окропите эти капища, и воздвигните в них алтари, и поместите святые реликвии. Ибо если храмы выстроены прочно, весьма важно заместить в них служение идолам службой Истинному Богу. Когда эти люди увидят, что святилища их не разрушены, они изгонят заблуждения из своих сердец и с большей охотой придут в знакомые им места, чтобы признать Истинного Бога и молиться Ему. Также можно заменить каким-либо праздником присущий им обычай закладывать быков в жертву демонам. Так, в день освящения даров или в праздники святых мучеников, чьи реликвии помещены в храме, следует позволить им возводить вокруг храма шалаши из веток и праздновать там. Так через внешние радости им легче будет прийти к радостям внутренним; ведь невозможно в один миг лишить всего их неподатливые умы.

 

Человек, намеревающийся взойти на вершину, карабкается по уступам вместо того, чтобы перепрыгивать через них. Так и Господь, явив себя израильтянам в Египте, повелел им служить Ему теми же жертвами, что до того они приносили дьяволу, и приказал им закладывать животных в жертву Ему. Уже с иными чувствами они откладывали часть жертвы и оставляли прочее, и хотя они закладывали тех же самых животных, но приносили их в жертву Истинному Богу, а не идолам, и, значит, это была уже иная жертва» (Беда Достопочтенный. Церковная история народов англов 1,30).

 

В Магадане в начале XXI века при епископе Феофане (Ашуркове) здание, строившееся для местного коммунистического обкома, было перестроено в величественный православный собор. В Монреале и Торонто синагоги были перестроены в соборы Русской Православной Церкви за рубежом. И опять же это не модернизм, а церковная традиция. Византийская история знает случаи перестройки бань (терм) в храмы[181]. Переосвящались и синагоги[182] и языческие храмы. Например, Папа Бонифаций 13 мая 609 г. освятил храм в честь девы Марии и всех мучеников языческий римский Пантеон (храм всех богов): «он получил от императора Фоки в дар римской церкви святилище, издревле называемое Пантеон, поскольку там находились изображения всех богов. Удалив оттуда всю скверну, он основал там церковь, посвященную святой Матери Божьей и всем мученикам Христовым, дабы по изгнании сонмища демонов служила она памятью сонму святых» (Беда Достопочтенный. Церковная история народов англов 2,4). Кстати, это и стало датой первого «Хэллоуина» — «Дня всех святых».

 

 

Но если сегодня я скажу в церковной среде, что я вот в разгар Великого Поста пошел в цирк и выступил там с проповедью — реакция будет однозначной: «Совсем, мол, Kypaев в шута превратился!». Что ж, вот новость не из моей жизни: «В эти дни в нашем городе проходят гастроли Московского государственного цирка. По благословению архиепископа Екатеринбургского и Верхотурского Викентия, для учеников церковно-приходских школ и воспитанников детских домов нашей области в Екатеринбургском цирке прошло благотворительное представление. Зал цирка был полон — на представлении побывало более 2,5 тысяч детей из самых разных городов нашей области. Сотрудники Миссионерского отдела Екатеринбургской епархии взяли на себя организацию распространения благотворительных билетов в детских домах и социальных приютах. С большой радостью все ребята реагировали на появление на арене животных, дружно аплодировали мастерству дрессировщиков, акробатов, воздушных гимнастов… По окончании представления к юным зрителям обратился присутствовавший в зале архиепископ Екатеринбургский и Верхотурский Викентий. Владыка сказал, что соблюдение заповедей Божиих особенно важно для всех нас в дни Великого поста. По словам Архипастыря, примером доброго отношения к животным может служить работа дрессировщиков рифовых акул. Даже акулы, по природе своей призванные уязвлять людей, чувствуют доброту людскую, и не трогают дрессировщиков-ныряльщиков, спускающихся к ним в бассейн»[183].

 

И в древности звучала порой церковная проповедь в местах «развлекательных». Апостол Павел проповедовал в афинском Ареопаге на собрании языческих философов, а отнюдь не церковных старост. А в Византии театром называлось место дискуссий интеллектуалов. Спектакли, представляемые в таком театре, — это были заранее подготовленные высокориторические речи или диспуты[184]. И эти речи касались и богословских тем.

 

Нет недопустимых мест поводов и времен для проповеди Евангелия. Есть недопустимое искажение самой проповеди. Если же слово православно — то оно уместно и «вовремя и невовремя».

 

Именно в традиции православия в любом месте и ситуации искать повод для памяти и речи о Боге. Прав современный историк, говоря о византийском писателе Никите Хониате (XII век): «В этой озорной словесной игре нет и капли рационалистических сомнений: скепсис ее — лишь кажущийся, иллюзорный. По сути дела, она восходит к архаическому интимному общению со священным, устойчиво державшемуся в средневековом аграрном обществе. Она отнюдь не составляла специфику мировоззрения Хониата, мы найдем такую игру, к примеру, в стихах Николая Музолона, описывающего свое плавание на Кипр: Бог Отец натягивал канаты, Сын управлял кораблем, а Дух надувал паруса — с такими моряками корабль благополучно добрался до гавани на десятый день»[185].

 

Если апостол говорит «Всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за все благодарите» (1 Фесс 5:15–18), значит в жизни и речи не должно быть богословских «резерваций»: как дышишь — так и молись! Дышишь в цирке? Ну, так и молись и там тоже!

 

Есть профессионально-бурсацкий анекдот. Два семинариста поспорили, что смогут у духовника получить благословение на совмещение курения и молитвы. К духовнику они подошли порознь и услышали разные советы. Везунчик и более опытный студент спрашивает неудачника:

 

— А ты как вопрос-то поставил?

 

— Ну, я спросил: «Отче, а можно ли мне курить во время молитвы?».. Он и раскричался…

 

— Ну и дурак! Я спросил его иначе: «Отче, а можно ли во время перекура молиться?» — И он сказал: «Конечно!».

 

Вот так и с миссионерством. Если ставить вопрос «можно ли христианину ходить туда-то?» — ответ может быть один. А если спросить иначе — «можно ли о Христе напоминать там?» — ответ окажется иным…

 

Формулу миссионерства можно увидеть в следующем случае:

 

В 60-х годах XX века уполномоченный Совета по делам религий (то есть официальный гонитель Церкви) вызывает к себе митрополита Иосифа АлмаАтинского (ныне прославленного в лике святых) и говорит: «Вы должны произнести проповедь на тему «Гагарин в космос летал, Бога не видал!». Не скажешь такой проповеди — регистрации лишаю, собор закрываю!». Владыка ответствует: «Хорошо». И вот в назначенный день митрополит выходит на амвон и молвит: «Братья и сестры! Говорят, Гагарин в космос летал, Бога не видал! А Бог Гагарина видел и благословил его!». Это и есть формула православного айкидо или «агрессивного миссионерства».

 

ЖИЗНЬ ПРАВОСЛАВИЯ: ТОЧКИ РОСТА

 

У церковных и светских людей есть общая иллюзия, касающаяся церковной жизни: и тем и другим весьма часто представляется, что Церковь вне перемен. Нерелигиозно настроенные люди говорят об этом в диапазоне от сожаления до негодования. Православные же предпочитают гордиться собственной неизменностью.

 

А перемены все же есть. Нужно только настроить глаза так, чтобы разрешить себе их заметить. Так что же меняется в русском православии на рубеже тысячелетий?

 

Сейчас в истории России ставится небывалый эксперимент над тем, смогут ли христиане убедить в своей правоте целый народ без помощи полиции и государства.

 

Раньше христианство, как правило, продвигалось так: первые миссионеры начинали проповедь новому языческому народу. Их слушали — а потом кушали. Приезжали новые миссионеры. Их тоже кушали, но пробуждался первый интерес: а что это за люди такие, что дают себя кушать так безропотно? Проходили волны гонений — но постепенно число христиан достигало числа 10–15 % от общего числа населения… И тогда появлялся вождь (князь, царь, император[186]), который ощущал себя христианином и заявлял: «Кто не хочет быть мне врагом, приходи на Днепр креститься» (Это мягкий вариант, киевский; были и более жесткие, например, при христианизации германских племен).

 

А вот такого случая, чтобы все население страны было крещено по своему выбору, без подталкивания со стороны государства, мне не известно. Поэтому сегодняшняя ситуация значима прежде всего с богословско-антропологической точки зрения. Что такое христианство в мире людей? Действительно ли «душа человека по природе — христианка»? Христианство открыто для всех, или же его могут понять и принять только люди определенного склада?

 

Есть одна (весьма озадачивающая) параллель между евангельским утверждением и данными социологии. У социологов есть свои критерии для выявления числа реально религиозных людей: надо поставить вопрос о влиянии религиозных убеждений на повседневную жизнь человека. Влияет ли вера на его дела? В католических странах число прихожан подсчитывается по числу причастников в Великий Четверг (день воспоминания Тайной Вечери, то есть первого Причастия). Выясняется, ходит ли человек на исповедь и на мессу. В протестантских странах социологи спрашивают, читает ли человек Евангелие у себя дома или он слышит Библию только на воскресных собраниях…

 

Так вот, в советские времена социологи свидетельствовали, что процент верующих граждан атеистической державы составляет от 8 до 12 процентов. Во Франции опрос 1986 года, показывает, что лишь 10 % взрослого населения относятся к числу реально практикующих католиков (с регулярным посещением мессы). Причем практикующие католики составляют всего 13 % от числа всех людей, заявивших о своей приверженности католичеству[187]. В протестантском мире ситуация аналогичная — «Если говорить об активных членах Церкви, то они составляют, возможно, около 10 % от всего населения»[188].

 

Близость этих цифр заставляет предположить, что число людей, всерьез воспринимающих собственные религиозные убеждения, не зависит от конфессионального или политического климата в стране. 10–15 процентов людей способны разрешить своим убеждениям реально и постоянно влиять на свою жизнь. Это процент людей, которые всерьез живут так, как они это исповедуют. Они способны перестраивать свою судьбу в соответствии со своей верой. Остальные же не придают особого значения вопросам мировоззрения и готовы считать своей верой то, что им скажет власть (не обязательно государственная: это может быть авторитет масс-медиа, модных кинокумиров и т. п.).

 

Евангельская параллель очевидна: притча о талантах. Те, кто способен на личную религиозную жизнь, на личный религиозный выбор и на личное религиозное творчество, есть получившие «десять талантов». Это люди, изначально религиозно более одаренные, чем другие. Может быть, их сограждане более одарены в других областях (в музыке, в науке, в любви…), но талант веры особо ярок у этих 15 процентов[189].

 

Если религиозная одаренность сопрягается с одаренностью в области нравственной — получается святой (если нет — инквизитор). Если на религиозную и нравственную одаренность налагается одаренность эстетическая — миру является Андрей Рублев…

 

И как бы ни были талантливы в других областях остальные 85 процентов — но в религиозной сфере им суждена участь ведомых. На которую они, впрочем, довольно охотно соглашаются. Им говорят: «Вы атеисты», — и они соглашаются: «Да, в самом деле. Это попы нарочно от нас скрывали, что мы от обезьяны произошли». Затем им говорят: «Да что ж вы забыли веру ваших отцов?! Мы же православные!» — и они опять согласны: «Как же это мы слушали байки этих коммунистов и стали иванами, не помнящими родства!». Когда же им скажут: «Да что вы! Христианство — это иноземная религия, ее жиды нарочно придумали, чтобы нашу, исконно арийскую ведическую веру заменить, чтобы заставить нас, славян, вместо Крышеня-Кришны поклоняться ихнему Христу!» — толпа опять послушно возмутится: «Да сколько ж можно от нас прятать нашу родную экстрасенсорику и магию!».

 

Судьбы народов зависят в религиозной сфере оттого выбора, что сделают 10–15 процентов религиозно самостоятельных граждан. А значит, миссионеру для обращения народа в свою веру не нужно обращать большинство населения. Достаточно оказатьсяв поле зрения тех, кто сам ищет религиозную истину, и не оттолкнуть их. А затем эти десять-пятнадцать процентов уже передадут свой опыт и свои убеждения остальным[190]…

 

Но вот тут и возникает главный вопрос пастырства и главный парадокс христианской жизни. Формы и нормы церковной жизни вырабатываются людьми, принадлежащими к религиозно одаренной, отзывчивой части человечества. Естественно, что они скраивали их по своему богатырскому размеру. Остальным она дается «на вырост». И как же найти баланс между тем, к чему рвутся души одаренных, и тем, что вместимо для тех, чья религиозная талантливость малоприметна?

 

Две крайности уже были в истории Церкви.

 

Одна — крайность монтанистов, донатистов, новациан. Они полагали, что Церковь должна самым серьезным и буквальным образом воспринять свою характеристику как «общины святых». Те, кто не могут понести всей высоты евангельских требований, должны быть раз и навсегда выведены из Церкви. В их замысле Церковь становится по сути монашеской общиной. В этом «движении ригористов, не вынесших исторической Церкви, нашла свое выражение тоска по первоначальной чистоте, по напряженности жизни первых христиан. Нельзя отрицать того, что уровень христианской жизни начинает понижаться в те годы. И все же победа Церкви над «новатианским бесчеловечием»[191] — одна из величайших ее побед. Она была одержана в тот момент, когда перед Церковью стоял роковой вопрос: остаться кучкой «совершенных», отгородиться от всего, не способного это совершенство вынести, или же, не меняя ничего в последнем своем идеале, принять в себя «массу», вступить на путь медленного ее воспитания? Остаться вне мира, вне истории, или же принять ее, как свое поле для тяжелого и длинного труда?»[192].




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-29; Просмотров: 305; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.01 сек.