Политическое сознание: уровни, функции, формы 2 страница

14.2. Место и роль идеологий в политике

XX век не случайно называют «веком идеологий». Никогда преж­де в истории преобразовательные идеи и теории не оказывали та­кого огромного влияния на общественное сознание прежде всего в сфере политики, приучая воспринимать ее сквозь призму мысли­тельных стереотипов. Апогея эта тенденция достигла в тоталитар­ных диктатурах первой половины минувшего столетия. Но следует иметь в виду, что тоталитаризм был порожден особенным идеологи­ческим характером современной политики, который впервые заявил о себе в период французской революции. Полтора столетия спустя человечество столкнулось с феноменом тоталитаризма, важнейшим отличительным признаком которого стала такая степень идеологи­зации политики, когда сама идеология превращается в политичес­кую религию по своему всеохватывающему проникновению и мил-ленаристскому обоснованию.

Политическая идеология как ориентированный на практическую реализацию комплекс идей, система взглядов на власть, государствен­ное устройство и способы их регулирования может рассматриваться как своеобразная форма интеграции политического сознания на уровне групповых, классовых, национальных и межнациональных интересов, т.е. как форма специализированного, интегрированного сознания или как «надстройка» над общественной психологией.

Резкое усиление идеологической конфронтации в период «холод­ной войны» между СССР и странами Запада в 1940—1980-е гг. выз­вало вполне естественное стремление более глубоко понять особен­ности идеологии, выявить и сформулировать основные механизмы воздействия идеологических систем на общественное сознание.

Понятие «идеология» введено в научный оборот в 1796 г. А. Д. де Траси — лидером группы философов, названных в дальнейшем в докладе «Проект идеологии» идеологами. И в этом докладе, и в более позднем четырехтомном исследовании «Элементы идеоло­гии» де Траси стремился разработать методологию систематизации идей выдающихся мыслителей нового времени — Ф. Бэкона, Д. Локка, • Кондильяка, К. Гельвеция и создать общую «теорию идей», или Щку об идеологии. Успех подобной затеи оказался кратковремен­ным. Пришедший к власти Наполеон назвал представителей этой Фуппы демагогами и болтунами, придав самому термину резко от-'ИЦательное значение пустой идейной спекуляции, не имеющей под собой ничего конкретного.

аналогичным предубеждением относился к идеологии К. Маркс, рактуя в своих ранних работах это понятие в противоположном наполеоновскому (но столь же негативном) смысле как обозначе­ние различного рода идей, существующих не в пустом пространстве а коренящихся в классовых интересах. Последователи Маркса (Ле­нин в том числе) хотя и признавали значение социалистической идеологии как фактора мобилизации массового пролетарского дви­жения, вместе с тем сохраняли и отрицательный смысл самого по­нятия в применении к буржуазной идеологии.

В XX в. эта изначальная двойственность по-прежнему имела место. Например, гитлеровская пропагандистская машина, раскру­чивая в массовом сознании миф об исторической миссии «арий­ской расы», противопоставляла его капиталистической, демократи­ческой и большевистской идеологии.

Большое влияние на формирование различных подходов к идео­логии в современной науке имела концепция немецкого социолога К. Маннгейма, разработанная им в книге «Идеология и утопия» с близких к марксизму позиций. Идеология, по Маннгейму, — это разновидность ложного, «апологетического» сознания, которое, бу­дучи «трансцендентным» по природе, играет по отношению к дей­ствительности роль стабилизирующего, охранительного фактора. На­против, утопия, по Маннгейму, является «трансцендентной ориента­цией» сознания, переходящей в действие и стремящейся взорвать существующий в данный момент порядок вещей.

Такое противопоставление «консервативной идеологии» и «ре­волюционной утопии» оказалось в конечном итоге несостоятель­ным. В дальнейшем сам Маннгейм был вынужден говорить о не­возможности заранее' предвидеть, какую идею «следует рассматри­вать в качестве истинной (т.е. реализуемой также в будущем) утопии восстающих классов» и какую — «в качестве чистой идеологии господствующих (но также и восстающих) классов».

Литература XX в., посвященная идеологии, способствовала тому, что этим понятием стали называть различные системы философии, социальные теории, учения, различные типы верований, социальных мифов, придав ему тем самым чрезвычайно неясный, запутанный смысл. Разумный методологический подход к конституированию точного смысла и структуры идеологии как социального явления в разное время предлагали А. Грамши, Д. Белл, К. Фридрих, Р. Леин, Д. Сартори, А.А. Зиновьев и др. Для правильного определения не­обходимо прежде всего установить, что не является идеологией, постепенно приводя саму концепцию в соответствие с элементар­ными, прошедшими эмпирическую проверку утверждениями. 1 пример, термин «идеология» нельзя заменить термином «идея», поскольку его целесообразнее использовать для обозначения «пре­вращения идей в рычаги социального действия» (Д. Белл).

Точно так же идеология не может отождествляться с философи­ей, отражая, скорее, процесс популяризации философских концеп­ций или «философских вульгаризации, подводящих массы к конк­ретному действию, к преобразованию действительности» (А. Грам­ши). Идеологии отличаются от различных идей, теорий и философских систем тем, что они всегда ориентированы на дей­ствие, на соединение с практикой, тяготея таким образом к сфере политики.

Нельзя вместе с тем утверждать, как это делают некоторые уче­ные, что идеология и политика вообще неразделимы. Такое пред­ставление, сложившееся в XX в. под влиянием ожесточенной идео­логической конфронтации разных социальных систем, ставит под сомнение возможность существования вполне прагматической, иде­ологически не ангажированной политики. Например, М. Дюверже в своем классическом исследовании «Политические партии» (1951), описывая природу партийной борьбы и партийных конфликтов, вы­деляет три различных типа: конфликт без принципов, конфликт по второстепенным принципам и конфликт вокруг основопола­гающих принципов. Первый тип конфликтов присущ политике в США. Две основные политические партии — республиканская и демократическая — представляют собой команды соперников, бо­рющихся за места в конгрессе и президентский пост. Политиче­ская борьба никогда не приобретает фанатического характера, не порождает глубоких расколов в стране. «Провинциализм» амери­канской политики является прежде всего следствием отсутствия у соперничающих партий каких-либо доктринальных принципов, по­этому на выборах в конгресс преобладают местные интересы. На президентских выборах на передний план выступают деловые и личные качества самих претендентов.

Великобритания и страны Северной Европы относятся ко вто­рой категории. Различия между консервативной и лейбористской партиями в Англии, отражая социальное неравенство и конфликты, имеют доктринальный характер, связанный со способом производ­ства и принципом распределения общественного богатства. Тем не менее партии постоянно приходят к согласию в отношении осново­полагающих принципов существующего политического режима: они не ставят под сомнение демократическую систему, гражданские права и сам принцип многопартийности.

Напротив, в 1950—1970-е гг. политическая борьба в Италии и ранции затрагивала основания государственного устройства и природу демократического политического режима. Коммунистиче­ские партии не принимали до конца ценности политического плю­рализма и свободы, рассматривая другие политические партии в качестве своих классовых противников. В свою очередь партии, не разделявшие взглядов коммунистов, отвергали тоталитарный под­ход к государству и подавление политических свобод, поэтому борьба между партийными группировками носила крайне ожесточенный характер.

Разумеется, не существует социально-политических систем, в которых идеология и политика представлены в чистом виде и поли­тический процесс лишен каких-либо мировоззренческих оснований. В связи с этим вполне последовательным выглядит стремление со­временных ученых найти ясные критерии для различения понятия «идеология», с одной стороны, и понятий «наука» и «мировоззре­ние» — с другой. «Если мы взглянем, — отмечает Л. фон Мизес в работе «Человеческое действие», — на все теоремы и теории, руководящие поведением определенных индивидов и групп как на связный комплекс и попытаемся сорганизовать их, насколько это возможно, в систему, то есть во внятную структуру знания, мы мо­жем говорить о ней как о мировоззрении. Мировоззрение как тео­рия является интерпретацией всех вещей. Как руководство к дей­ствию, оно является мнением относительно наилучших средств для устранения по возможности любого неудобства. Мировоззрение, с одной стороны, представляет собой объяснение всех явлений, а с другой— оно является технологией... Религия, метафизика, фило­софия стремятся обеспечить мировоззрение. Они интерпретируют мир, и они дают людям совет как им действовать. Понятие "идеоло­гия" является более узким, чем мировоззрение. Говоря об идеоло­гии, мы имеем в виду только человеческое действие и обществен­ное сотрудничество и не обращаем внимание на проблемы метафи­зики, религиозные догмы, естественные науки и выводимые из них технологии. Идеология — это целостность наших учений об инди­видуальном поведении и социальных отношениях И мировоззрение, и идеология выходят за пределы, которые навязывает чисто нейт­ральное и академическое исследование вещей такими, как они есть. Они являются учениями о высших целях, к которым человек, озабо­ченный земным, должен стремиться».

У науки и идеологии разные мировоззренческие и практические цели. Наука имеет целью достижение достоверных знаний о мире, идеология — формирование сознания людей и манипулирование их поведением путем воздействия на сознание (А.А. Зиновьев), этом смысле цели идеологии и политического действия воспринимаются как тождественные, поскольку они определяются эффек­тивностью.

Разумеется, манипулятивная техника идеологического воздей­ствия должна опираться на определенную интеллектуальную базу, систему теоретических построений, которые могут даже претен­довать на некий ценностный статус, включая в себя и научные ис­тины. Тем не менее главное отличие политической идеологии от сугубо научных построений и даже от ценностно окрашенных по­литических теорий (с которыми у нее есть множество точек сопри­косновения) — используемые ею языковые конструкции, состоя­щие из расплывчатых, нарочито туманных, как правило, не под­дающихся научной проверке терминов типа «пролетарский интернационализм», «свободный рынок», «народный дух», «арийская раса» и т.п.

Данные социальной психологии свидетельствуют о том, что тен­денциозность и расплывчатость идеологического языка являются фактором усиления воздействия, отвечая свойственной массовым движениям потребности в стереотипных лозунгах, облеченной в яркую словесную форму догматической символики.

В конечном итоге «различие ориентации (целей, установок, зада­ний) науки и идеологии имеет... противоположные результаты. Наука создает понимание реальности, а идеология — принципиальное не­понимание, лишь принимающее видимость понимания» (А.А. Зино­вьев).

Современная политическая идеология является многоуровневой. Обычно выделяют три уровня функционирования идеологических систем: теоретико-концептуальный (элитарный), программно-политический (пропагандистски-просветительный) и актуали­зированный (житейский).

На первом уровне научные открытия синтезируются с идеологи­ческими догмами, разрабатываются политические теории, обосновы­ваются идейные принципы политических групп, партий и движений.

На втором уровне теории и идейные принципы трансформируют­ся в программы и политические лозунги. Идеология становится по­литической пропагандой: проникает в школы и университеты, газеты ^и журналы, кинофильмы, телевизионные передачи и рекламу.

Третий уровень выявляет степень эффективности идеологиче­ской пропаганды, которая, вторгаясь в общественное и индивидуаль-'е сознание, выражается в различных формах политического уча-^стия. Именно на этом уровне развертывается идеологическое про-^странство (дискурс) с такими его элементами, как идеологические политические культуры, идеологическая агрегация (Г. Алмонд, Г. Па- уэлл), идеологические требования, идеологическая цензура, идео­логическая борьба, сопровождаемая такими побочными явлениями как «идеологические диверсии» или «идеологические инсинуации» (И.А. Ильин), и т.п.

Идеологической политической культурой специалисты называют специфическую структуру индивидуальных и групповых ориентации вырабатываемых в процессе перехода от традиционных обществ к секуляризированным общественным формам, в рамках которых по­литика постепенно становится результатом переговоров и рационально обоснованных проектов, не испытывая потребности в иррациональ­ных стимулах. Идеологии выполняют на этой стадии функцию ква­зирелигиозных регуляторов социального поведения, создающих чет­ко фиксированные образы политической жизни и предлагающих це­лый ряд альтернативных «поведенческих кодов». XX в. дал множество образцов идеологических культур: от радикальных — коммунизма и нацизма — до вполне умеренных, таких как культура клерикального типа в Италии, голлизм во Франции и др.

Постоянное взаимодействие трех уровней политической идео­логии — важнейшая составная часть «стиля агрегации интересов» (Алмонд и Пауэлл). Этим понятием обычно обозначают специфи­ческий характер, способ функционирования политической системы, определяющие внешние ее проявления в политических культурах.

Алмонд и Пауэлл выделяют три основных стиля агрегации инте­ресов, строго соответствующих степени прогрессирующей секуля­ризации различных политических субкультур: прагматически-ком­промиссный, ориентированный на абсолютные ценности и тра­диционалистский.

Каждому стилю присущи собственные идеологические стерео­типы, но только второй из них может быть с полным основанием отнесен к «идеологическому стилю». Например, в политических системах Великобритании и США агрегация политических интере­сов при всем их многообразии осуществляется в рамках строго ограниченных (конституционно закрепленных) типов политическо­го участия и действия. Идеологическая перспектива политической деятельности определяется весьма общими положениями, не пре­пятствующими созданию «атмосферы рыночной площади», на кото рой политические партии, законодатели и правительственные чи­новники заключают выгодные сделки.

Традиционалистский стиль политики ориентируется на прошло с целью выявления альтернатив для будущего. Главное место 1 артикуляции интересов больших социальных групп принадлеЖ небольшим (нередко замкнутым) элитам, опирающимся на освященные стариной представления о смысле существования, в которых религия играет ведущую роль.

Ориентированный на абсолютные ценности стиль политической жизни и сознания отвергает принцип компромисса, имеющий це­лью согласование многообразных интересов. Данный стиль отлича­ет система жестких, рационально выверенных принципов, в соответ­ствии с которыми правители регулируют нормы политической жиз­ни. То, что представляется им совершенным решением, закрепляется соответствующими предписаниями.

Такой тип агрегации интересов невозможен вне конкретной по­литической культуры с господствующей идеологией в качестве ядра. Эта идеология обычно рисует дихотомическую, контрастную карти­ну мира, разделенного на «своих» и «чужих», «друзей» и «врагов». Врагами могут стать «бывшие», «иностранные интервенты» (эпоха якобинской диктатуры), «капиталисты-эксплуататоры» и «империа­листы», «красно-коричневые», «жидо-масоны» и т.п.

Коммунистическая и фашистская идеологии являются наиболее контрастным выражением политической системы, внутри которой правящая элита стремится к реализации своих целей, используя прямое насилие и подвергая систематической идеологической об­работке основную массу населения. Такой режим ученые нередко называют идеократией.

Специфический тип идеократии наблюдается в тоталитарных го­сударствах, где обществу навязывается при помощи насилия и мани­пулирования сознанием система воспитания, основанная на офици­альной идеологии при строгом запрете любых других альтернатив­ных идеологий. Понятие «идеократия» в этом смысле выступает как синоним «политического режима», при котором идеология является важнейшим средством легитимизации государственной власти.

Воздействие этой традиции может быть довольно продолжитель­ным. Нередко она доминирует в сознании некоторых социальных групп и индивидов даже после распада «большого тоталитарного порядка».

Понятие «идеократия» иногда используется в более общем смысле, Для того чтобы показать, какое значение приобрел идеологический стиль политики для формирования современных политических сис­тем вообще и современной демократии в частности (Д. Сартори). Действительно, только с эпохи европейского Ренессанса складывает­ся тот особенный духовный климат, когда человеческие судьбы во ногом начинают зависеть от искусственно надуманных идей и, следо­вательно, от способности людей производить такие идеи, создавая симво- лический мир, который, как показало время, обладает мощной способ­ностью воздействовать на мир политических отношений.

В научной литературе до сих пор не прекращается дискуссия о том, является ли идеология исключительной, характерной приметой нового времени, т.е. рождающегося индустриального общества, мас­совых революционных движений, или же она извечно свойственна любой цивилизации, включая самые древние.

Как уже отмечалось, одним из главных признаков цивилизации является государство. С его возникновением мы связываем суще­ствование особых общественных групп (слоев, классов, страт), моно­полизирующих не только право на легитимное насилие, но и на производство идей, которым в древнейших цивилизациях обычно занимались «религиозные эксперты» — жрецы. Зародыши «офици­альной идеологии» отчетливо просматриваются в мифах, рисующих стереотипные для большинства древних обществ образы вечного космического порядка, порождением которого выступают царская власть, справедливость, правосудие и закон. Возникнув в русле традиционных древних религий, эти идеи получили огромный пре­образовательный импульс в I тыс. до н.э. (период «осевого време­ни»). В философских школах Индии, Китая и Греции создаются теории, призванные объяснить, как наилучшим образом устроить совместную жизнь людей и управлять ими.

Именно в данный период можно различить ростки тех представ­лений, из которых тысячелетия спустя вырастут различные идеоло­гические системы. Так, отвечая на вопрос: какое средство следует изобрести для того, чтобы обеспечить продолжительность идеаль­ного правления и внушить гражданам необходимость повиноваться, Платон в «Государстве», в частности, утверждал: «Я попытаюсь вну­шить сперва самим правителям и воинам, а затем и остальным граж­данам, что все то, в чем мы их воспитали, представилось им во сне как пережитое, а на самом то деле они тогда находились под зем­лей и вылепливались и взращивались в ее недрах... Хотя все члены государства братья (так скажем мы им, продолжая этот миф), но бог, вылепивший вас, в тех из вас, кто способен править, примешал при рождении золота, и поэтому они наиболее ценны, в помощников их — серебра, железа же и меди — в земледельцев и разных ремес­ленников. Все вы родственны, но большей частью рождаете сео< подобных...»

Придуманный Платоном миф, который должен был навечно крепить установленный философами-правителями порядок, сопс тавим с современными идеологическими конструкциями перв< уровня. Отличительной чертой древних и средневековых протоидеологий является отсутствие возможностей воздействия на массо­вое сознание в силу того, что еще не существовало соответствую­щих материальных предпосылок, например разветвленного пропа­гандистского аппарата и т.д. Без этих предпосылок идеологии пер­вого уровня обречены на вымирание или на прозябание в качестве так называемых «кабинетных теорий».

Важнейшим историческим водоразделом следует признать гран­диозные социальные сдвиги XVI—XVII вв., вызванные европейской Реформацией, революциями в Нидерландах и Англии и Тридцати­летней войной. Развернутая памфлетами Лютера и его сторонни­ков пропаганда, взрастившая в Германии Крестьянскую войну 1525 г., и «контрпропаганда» католиков напоминают идеологические бата­лии последующих веков. Уже в этот период наблюдается тенден­ция к универсализму. Эта особенность уходит корнями в универ­сальную христианскую традицию, распад которой в Новое время, собственно, и породил многочисленные прототипы современных иде­ологий.

Анализ универсалистских тенденций в сфере идеологии хорошо представлен в работах американского футуролога Э. Тоффлера, прежде всего в книге «Третья волна». Характеризуя столкновение возникшей в XIX в. новой промышленной цивилизации с ценностя­ми традиционного, основанного на аграрной экономике общества, он подробно описывает происшедший во всех сферах жизни пере­ворот, который затронул основополагающие представления о вре­мени, пространстве, материи и причинности.

В духовной сфере каждой втянутой в процесс индустриализа­ции европейской страны на передний план выдвигаются два мощ­ных идеологических течения, вступивших между собой в противо­борство, — либерализм с его защитой индивидуализма и свободно­го предпринимательства и социализм, выдвигавший коллективистские Ценности.

Эта борьба идеологий, первоначально ограниченная промышлен­ными государствами, вскоре распространилась по всему земному шару. Революция 1917 г. в России, создавшая гигантскую пропаган­дистскую машину, придала борьбе социалистических и либераль­ных принципов новый импульс. После окончания Второй мировой воины мир оказался разделенным на две противоположные систе­мы, возглавляемые СССР и США, расходовавших в своем стремле­нии к экспансии и интеграции мирового рынка огромные средства ^На пропаганду своих целей в отсталых странах.

Столкновение просоветских режимов с западными либеральны-^1И Демократиями напоминало своей ожесточенностью борьбу проте- стантов и католиков. Но при всех внешних различиях сторонники марксизма и антимарксисты были выразителями вполне однотип­ной суперидеологии индустриализма, в основе которой лежали три фундаментальные цели:

^ оба направления, решительно расходясь во взглядах на спосо­бы производства и распределения материальных ресурсов и благ рассматривали природу как объект безудержной эксплуатации, от­равляя окружающую среду и приближая экологический кризис;

^ обе идеологии в различных формах разделяли социал-дарви­нистские теории, оправдывающие идею превосходства сильных, про-мышленно развитых наций над слаборазвитыми народами, которая лежала в основе политики гегемонизма и империализма;

^ и либералы, и социалисты в равной мере были ревностными сторонниками утопической идеи неудержимого прогресса цивили­зации, развивающейся от низшего, примитивного состояния обще­ства ко всеобщему расцвету.

Весьма характерно, что многие теоретики и пропагандисты либе­рального и социалистического направления были склонны в 1950— 1960-е гг. считать приближение этого «завершенного состояния» цивилизации «концом идеологии».

Сам термин «конец идеологии» впервые был сформулирован Ф. Энгельсом, полагавшим, что идеология отомрет вместе с по­рождающими ее материальными интересами. В начале XX в. М. Ве-бер указывал на упадок «тотальных идеологий» как на следствие постепенного разрыва европейского общественного сознания с цен­ностными ориентациями и его эволюции в направлении целевой, или «функциональной», рациональности, основанной на непредвзя­том поиске наиболее эффективных средств для достижения по­ставленных целей.

Концепция М. Вебера была систематически разработана К. Ман-нгеймом в книге «Идеология и утопия», в которой «упадок идеоло­гии» также связывался с преобладанием «функциональной рацио­нальности», свойственным бюрократическому индустриальному об­ществу.

Расцвет этой теории наступил после Второй мировой войны, вызвавшей в умах западной либеральной интеллигенции эйфори-ческие, почти эсхатологические ожидания. Тема «конца идеологии» в этот период становится важнейшим элементом теорий «нового индустриального общества», «конвергенции» и др.

Еще в 1944 г. П.А. Сорокин выдвинул в книге «Россия и Соед] ненные Штаты» прогноз, в соответствии с которым «американский

капитализм и русский коммунизм в настоящее время являются не более чем призраками своего недавнего прошлого», постепенно пре­вращаясь в «общество интегрального типа». Предложенные в кон­це 1950-х— начале 1960-х гг. концепции Р. Арона, Д. Белла, С. М. Липсета, К. Поппера и многих других ученых, предвещая на­ступление эпохи деидеологизации, основывались прежде всего на крахе идеологий нацизма и фашизма, разоблачении сталинских пре­ступлений Н.С. Хрущевым и стремительном распространении ре­визионистских версий марксизма в Западной Европе.

Утверждая, что западным либеральным демократиям удалось решить наиболее фундаментальные проблемы промышленной рево­люции со свойственным ей социальным неравенством и, в частно­сти, включить организации рабочих в систему гражданского обще­ства, заставить консерваторов принять принципы «государства бла­годенствия», а социалистов отказаться от идеи всеобъемлющего государственного вмешательства, сторонники «конца идеологии» разработали теоретические основы нового варианта интегральной идеологии, которую А.А. Зиновьев называет «идеологией западни-зма». Последующие десятилетия свидетельствовали, что возникший на основе этой новой идеологической конструкции пропагандист­ский аппарат оказался способным не только смягчить и абсорбиро­вать внезапный взрыв левых экстремистских идеологий на Западе в 1960—1970-е гг., но и успешно бороться с пропагандистскими машинами, созданными в этот период в СССР и маоистском Китае. Опыт второй половины XX в. укрепил уже неоднократно выска­зывавшуюся в научной литературе мысль о том, что развитие идео­логий в различных цивилизациях подчиняется общим закономер­ностям: периоды формирования суперидеологий сменяются перио­дами их фрагментации, раскола на ряд сложных систем, внутри которых происходит напряженная борьба многочисленных идеоло­гических течений, направлений, фракций и сект, продолжающаяся До наступления новой стадии кристаллизации, в результате чего образуются новые макроидеологические структуры. Так, на протя­жении XIX и XX вв. становление основных политических идеоло­гии — социализма, либерализма и консерватизма — сопровожда­лось многочисленными расколами внутри каждого из этих течений, сопровождавшимися конфликтами между различными партиями и политическими группировками, которые продолжались до тех пор, юка очередные мировые кризисы и войны не порождали тенден-№и к слиянию идеологических потоков, казавшихся прежде несое­динимыми. Один из теоретиков «конца идеологии» С. М. Липсет, предвещая в 1963 г. в работе «Революция и контрреволюция» наступление нового периода идеологической интеграции, в частности, отмечал: «Примирение фундаментальных принципов, идеологический консен­сус западного общества в настоящее время постепенно приводит к взаимопроникновению позиций по вопросам, которые когда-то рез­ко отделяли "левых" от "правых". Это идеологическое соглашение, которое, возможно, лучше всего назвать "консервативным социа­лизмом", стало идеологией ведущих партий в развитых государ­ствах Европы и Америки».

Последующие стадии идеологического цикла — студенческие выступления 1960-х гг., экономический кризис 1974 г., похоронив­ший либеральные и социал-демократические теории «государства всеобщего благоденствия» и способствовавший подъему «консер­вативной волны» конца 1970-х— начала 1980-х гг., показали, что подобные пророчества являются только моментом постоянного из­менения мирового идеологического пространства.

На рубеже XX—XXI вв. события, приведшие к распаду СССР, рост напряженности в Центральной и Восточной Европе и странах СНГ, сопровождающий период экономических и политических ре­форм, взрыв исламского фундаментализма, бросающего вызов «благо­получному Западу», стремительное развитие коммунистического Китая создают принципиально новую политическую и идеологиче­скую ситуацию в мире. Анализ новых процессов должен осуществ­ляться с постоянной опорой на предшествующий опыт эволюции идеологических процессов и циклов.

К числу политических идеологий макроуровня обычно относят идеологические образования, имеющие на первый взгляд неопреде­ленные наименования и смысл, например идеология капиталистичес­кая, экстремистская, радикальная и т.п. По мнению многих ученых, современное восприятие идеологии в образе некоей универсальной идеи, основным опорным элементом которой служит символ опреде­ленного общественного устройства, например «капитализм», «социа­лизм», «русская идея», выглядит архаичным и неэффективным. Пост­модернистская трактовка идеологии рисует картину распада бол. шого порядка на множество фрагментов, символизирующих крушен! монолитного образа в эпоху постиндустриальной цивилизации. I ологические процессы на Западе демонстрируют наличие многочи ленных «малых идеологий» — пацифистской, экологической, фемин стекой, идеологии «сексуальных меньшинств» и т.д.

С другой стороны, сложившаяся в России после распада С политическая и экономическая ситуация, сопровождающаяся поя

лением огромной массы люмпенизированного населения, ростом приватизма (уход в частную жизнь), создает впечатление о насту­пившей эпохе «деидеологизации».

Дата добавления: 2015-06-29