Из речи министра иностранных дел Сербии И. Ристича

Из требования боснийских восстаний

...Мы с удовольствием соглашаемся подчиниться решению великих сил и ничего другого не желаем как того, чтобы реформы были осуществлены как можно быстрее, конечно же, чтобы и пятый пункт реформ графа Андраши был выполнен, где речь идет о спахийских землях, чтобы их у спахиев отобрать и земледельцам отдать, что позволило бы нам вернуться к родным очагам. <...>

Мы, боснийские повстанцы, требуем:

1. Чтобы турецкое правительство вывело свою армию из страны, оставив лишь 5 тыс. человек в городах, которые определит Порта.

2. Чтобы турецкое правительство выделило требуемые средства и приобрело все необходимые материалы для восстановления опустошенных сел; церкви и школы выстроить вновь, а народу дать необходимое пропитание до тех пор, пока ему не будет достаточно собственного, избавив его на три года от обязательных платежей и налогов.

3. Чтобы этими материалами и средствами распоряжалась комиссия, составленная по предложению графа Андраши, но чтобы она была избрана великими силами и была бы совершенно независима от турецкого правительства.

4. Чтобы христиан не лишали права носить оружие, так же как этого права не лишены магометане, во-первых, на случай обороны против злоупотреблений со стороны властей, а во-вторых, потому, что лишение этого права ликвидировало бы равноправие между подданными турецкой империи, которое должно существовать; на все это требуем мы гарантий европейских великих сил. <...>

Хрестоматия по истории южных и западных славян. Т.II. Новая история. – Минск: 1987.

Йован Ристич (1831-1899)-лидер либералов, на протяжении восточного кризиса фактически возглавлял правительство Сербского княжества, на Берлинском конгрессе отстаивал интересы Сербии. Речь была произнесена на тайном заседании Народной скупщины в Крагуеваце 13(25) июля 1878 г.

Господа!

Прежде чем приступить к разъяснению статей Берлинского договора, касающихся Сербии, я попросил бы разрешить мне остановиться на положении Сербии и ее участии в русско-турецкой войне, с тем, чтобы пролить свет на события, предшествующие заключению этого договора.

<...> На протяжении последних 20 лет, особенно со времени князя Михаила, политика Сербии была направлена на то, чтобы в союзе с восточными государствами - Грецией, Румынией и Черногорией добиться освобождения и объединения народов данных стран. Этот союз был символом веры для сербского правительства. Все приходившие к власти министерства начиная с 1860 г. по нынешний день исповедовали эту политическую веру. Так продолжалось до окончания нашей первой войны 1876 г. Однако она показала, что основа, которую избрали себе восточные народы... не была прочной. Приобретенный опыт показывает, что мы не могли опираться на нее в достижении нашей цели. Несмотря на то, что мы заключили союз с Грецией, Румынией и Черногорией, когда настал решающий час, только Черногория осталась нам верна, лишь на нее мы могли рассчитывать как на надежного союзника. С другой стороны, народы, не имевшие ни своего правительства, ни своего ядра, каковыми были болгары, не могли в качестве единого целого установить с нами контакты и поэтому не могли заключить с нами союз. Таким образом Сербия и Черногория остались в одиночестве в борьбе с Турцией. Мы рассчитывали не только на союзников, но и на больший отклик христианского населения Турции, только поэтому и начали борьбу.

После тех событий, которые оказали огромное влияние на судьбу нашего народа, стало очевидно, что народы сами по себе не могли прийти к реальному политическому союзу, хотя союзы эти. и существовали на бумаге. В то время как одни уже могли начать действовать, у других существовали внутренние препятствия или внешние влияния, которые расстраивали союз. Следовательно, оставалось пойти на союз с какой-нибудь более могущественной силой, а на это у нас были основания рассчитывать в ближайшем будущем. <...>

Великодушный русский царь поддержал дело, которое сербский народ начал, но которому обстоятельства не позволили довести это дело до конца в неравной борьбе с огромной империей. Исходя, с одной стороны, из убеждения, что народы сами не в состоянии осуществить свое возрождение без помощи какой-нибудь великой державы, и видя, с другой стороны, что Россия начинает войну против Турции, его светлость князь сербский и его правительство старались получить согласие России на участие в войне, которую Россия объявила Турции.

Вам известно, что наш светлый князь ездил в Плоешт к царю Александру2; но, вероятно, не известно, что е. в. милостиво разрешил Сербии участвовать в войне, если она этого хочет.

Мне кажется, что теперь, после того как мы были свидетелями событий, столь счастливо завершившихся, эта инициатива княжеского правительства найдет одобрение у каждого серба <...>

Дело удачно началось и удачно завершилось. Если бы Сербия не использовала этот благоприятный момент, все ее прежние жертвы оказались бы напрасны... В этом я не сомневался и до Берлинского конгресса, подтвердившего мои соображения.

...Нелишне будет сообщить вам, почему наши военные действия разворачивались лишь в границах Старой Сербии, не включая Боснию. Еще до того, как Сербия во второй раз вступила в войну, со стороны России нам рекомендовалось ничего не предпринимать на Дрине, с тем чтобы не провоцировать Австрию, ибо и русское царское правительство придавало большое значение нейтралитету Австрии. Австрия и сама в ответ на наш запрос: какова сфера ее интересов? - заявила, что они простираются до Дрины и Лима. Следовательно, перейдя Дрину и Лим, мы затронули бы ее интересы и столкнулись с ее армией.

Обозначив сферу своих интересов, Австрия определила и границы наших политических устремлений на западе. Стало быть, когда начались Сан-Стефанские переговоры, нечего было нам и думать и настаивать на переходе Дрины и Лима, от чего мы и во время войны воздерживались и пробивались, насколько смогли, в Старую Сербию. И в этом направлении мы просили установить новые дипломатические границы.

Переговоры в Сан-Стефано велись в значительной мере тайно, при том, что у нас был в течение всей войны свой представитель при русской главной квартире (полковник Дж. Катарджи). С самого начала переговоры приобрели неблагоприятное для нас направление. С одной стороны, определены были границы расширения Сербии до Нового Пазара, но исключая Новый Пазар; затем пограничная линия шла через Вучитрн и Голяк, но ниже Лесковаца; затем по Мораве предполагалось вернуться к старой границе, а Ниш присоединить к Болгарии, как и остальные земли, такие как Вранье, Пирот и Три, лежавшие вне очерченной границы и бывшие свидетелями наших побед, жители же которых наши единокровные братья.

В этот момент князь и его правительство предприняли активные действия, чтобы по крайней мере оставить за Сербией Ниш, являвшийся самым ценным нашим завоеванием <...>

Светлый князь направил еще одного представителя (полковника Лешанина) в главную русскую квартиру с письмами е. и. высочеству вел. кн. Николаю - главнокомандующему и генералу Игнатьеву - императорскому главному уполномоченному на переговорах. В посланиях интересы Сербии отстаивались сколь дипломатично, столь и настойчиво. Мы действовали также и через нашего чрезвычайного княжеского представителя, находившегося на протяжении обеих войн в Петербурге (г. Милосава Протича). Этой активной деятельностью, благодаря всегда великодушному императору Александру, Ниш мы отстояли, но границы близ Ниша значительно менялись за время наших переговоров. Первоначально предполагалось, что она пройдет сразу за стенами города (т. е. у с. Малче, неподалеку от Ниша), а позже и Белая Паланка включалась в границы Сербии. Такое положение принес нам Сан-Сте-фанский мир и, разумеется, он не мог нас удовлетворить.

Правительство считало своим долгом не выражать явно свое недовольство. Отношения с Россией всегда поддерживались дружеские <...>

Между тем, как известно, угрожала новая опасность, надвигалась угроза большой европейской войны, но гроза, к счастью, миновала и был созван Берлинский конгресс, на котором встретились представители всех великих сил.

<...> По поручению е. св. [князя] я представил конгрессу меморандум... Отмечу только, что наши требования, о чем я вам ранее уже сообщал, касались Старой Сербии. Кроме того, исторические факты свидетельствуют, что из сербского вопроса родился тот большой вопрос, которым занимался конгресс; что сербский вопрос исчезнуть не может, так же как нельзя уничтожить право сербского народа.

На карте вы видите, что наши претензии распространяются глубже в Старую Сербию. Предполагаемые границы несколько превышали наш военный status quo, но главное то, что они охватывали территорию, равноценную Косовскому вилайету, на который мы претендовали при заключении перемирия. Кроме того, мы требовали от конгресса признания независимости и гарантий Сербии.

Конгресс признал независимость Сербии, связав ее, правда, некоторыми условиями; о гарантии же даже не упоминалось. Румыния также требовала для себя европейской гарантии, с тем чтобы она не была подвергнута несправедливому нападению какого-либо более сильного народа без ведома остальных сил; но этого не добились ни мы, ни румыны. Представители заявляли, что новые восточные государства должны сами доказывать свою жизнеспособность. И таким образом вопрос о гарантии не вошел в повестку Берлинского конгресса. Однако... настоящие гарантии заключаются в фактических отношениях, а не на бумаге. Это могло бы лишь усыпить нашу бдительность и заставить нас забыть о необходимости обеспечить себе действительную гарантию. Порта обладала прочными гарантиями, обеспечиваемыми ей договорами, но, как видим, они не в состоянии были ни спасти нерушимость Османской империи, ни сохранить ее независимость, а быть может, и ускорили кризис.

Признана независимость Сербии. Не следует думать, что получение независимости - незначительное приобретение. Не следует это приобретение оценивать с точки зрения материальной и говорить: не будем больше платить 40 тыс. дукатов ежегодно и это все! Мы приобрели гораздо больше. Все, что означает свобода для отдельного человека, то же - независимость для государства. <...>

Хрестоматия по истории южных и западных славян. Т.II. Новая история. – Минск: 1987.

Дата добавления: 2015-06-30