Я уничтожу вас. 2 страница

-Ну не сверкай глазищами, не сверкай, - слегка улыбнулся Макс. - Лучше ответь мне честно, а?

-Смотря на что.

-И ведь не скажешь ничего, знаю, - пробормотал он едва слышно. - Но всё же. Что это сегодня с тобой было такое?

-Сегодня? - хмыкнула я, не обращая внимания на боль в скулах. - Сегодня со мной была драка. Доволен?

-Смеёшься. Уже хорошо, - кивнул Макс без тени улыбки. - Ниакрис, я не отстану.

-Рано или поздно от меня отстают все, - рассеяно сказала я и поставила пустую чашку на журнальный столик. Спустила ноги на пол и хорошенько, до боли в покалеченных рёбрах потянулась. Затем снова подобрала под себя ноги и уставилась на Макса.

А он смотрел в ответ, словно пытался в глазах моих отыскать разгадку тому, что сегодня произошло. Но не мог. Потому что её там не было. Она лежала глубже. Гораздо глубже.

Тогда он встал и начал прохаживаться по комнате, словно тигр. Только что хвостом себя по бокам не бил.

-Я вот что понять не могу. Как ты вообще сообразила, что там, за углом школы что-то происходит? Знала заранее? Не верю. Не могло такого быть. Услышала? Нет, иначе бы я тоже услышал. Тогда как? Как?! И то, когда ты упала. Что с тобой было, Ниакрис? Объясни, я не понимаю.

-А тебе и не надо этого понимать, - сказала я как можно мягче. - Просто прими как данность, и всё.

-Принять как данность что? То, как тебя корчило там, на снегу?! Или то, что ты полчаса назад тут вся в крови сидела?! Что?! - Максим начал выходить из себя, голос сорвался в крик.

Грубовато. Не люблю, когда на меня кричат. Очень не люблю. Просто ненавижу.

-Это тебя не касается. Это личное. Моё. Личное. Дело, - сказала я еще тише, но уже без прежней мягкости.

-Но мне-то ты должна сказать! Я ведь твой друг! - снова выкрикнул Макс.

Вот тут у меня уже сжались кулаки. Опять это слово, опять это чёртово слово! Должна?! Почему все, кому я когда-либо давала право называть меня другом, считали, что вместе с тем им позволено распоряжаться моей жизнью?! Какого чёрта! Я никому ничего не должна!

Я почувствовала, что надо бы сделать усилие, глубоко вдохнуть и остановиться, но что-то во мне закипало и переливалось через край, словно убежавшее молоко на плите. Я и сама была не рада этой внезапно нахлынувшей злости, но, дав слабину в первые пять секунд, уже не успела её остановить. Красная волна гнева окрасила всё вокруг в цвет крови. Это было что-то странное, сродни безумной ярости, но это нечто не отнимало силы, а наоборот, наполняло меня ими. Словно кто-то взял ниточки моих нервов в свои когтистые лапки и теперь, хихикая, поочередно дёргал за них. Как будто в меня кто-то вселился.

И откуда только появились эти силы? Они были какие-то чужие, слишком мощные, слишком неуправляемые для меня. Я сидела на кресле в оцепенении, не слыша беспокойного голоса Макса, который уже явно заметил на моём лице небольшую степень отвращения. Оно появилось потому, что эта сила мне не понравилась, она была до ужаса противна. Я всё еще не решалась пошевелиться, уже чувствуя, как волна потихоньку откатывается назад. Ну же... Еще чуть-чуть...

И тут Макс всё испортил. Видимо, решил, что я продолжаю с ним играть.

-Так ты мне ответишь уже или нет?! - крикнул он с какой-то детской обидой в голосе.

Лучше бы он сейчас промолчал. Этот крик словно перевернул меня с ног на голову, и в тот же миг всё вокруг погрузилось в отвратительную, липкую кровавость. Я дернула руками, пытаясь раздвинуть красную муть, вынырнуть из неё, но она лишь стала еще плотнее. Тело в один миг оказалось заполнено страхом и злостью. И страшной, уничтожающей всё на своем пути яростью. Безумным, всепоглощающим гневом. «Да что же это?!» - в отчаянии закричал разум, тонущий в беспросветном мареве. «Ты ли это, АНЬКА, ты ли это?! Что с тобой, девочка?! Очнись!». Но затем замолк и он.

Я встала. Медленно, аккуратно, словно вся с ног до головы была перепачкана

в крови и боялась поскользнуться. Макс шагнул ко мне. Рот его открылся, будто он хотел что-то сказать, но слов я не услышала. То, что сидело во мне, через дикое сопротивление разума подняло мою руку и ударило Максима по горлу. Если бы я ударила чем-то острым, то и в самом деле оказалась бы сейчас в крови. Но острого не было, поэтому Макс всего лишь закашлялся, и то скорее от неожиданности. Обида из его глаз исчезла мгновенно, они вдруг наполнились страхом. Страхом за меня. И почему-то именно это вывело из себя окончательно.

Я отпихнула протянутые ко мне руки. Причём отпихнула так, что Максим не удержался на ногах и упал на пол. Если бы я могла хоть что-то чувствовать, то испугалась бы до безумия. Это и в самом деле была не моя сила. Будь я собой, а сила – моей, никогда бы мне не опрокинуть Макса, который гораздо выше и больше меня, малявки, на пол. Но ЭТО не дало мне испугаться. Это в очередной раз дернуло за ниточки сознания, и туманная пелена, плясавшая перед глазами, стала совсем черной. Сумасшедшая, бешенная кровавая муть... Я бросилась вперед, натыкаясь на всё, что только можно, не видя пред собой абсолютно ничего. Мне хотелось лишь одного – выплыть, выбраться из этого проклятого омута, втиснуть воздух в разрывающиеся лёгкие, только глоточек, хоть один глоточек... Руки коснулись чего-то холодного, – сталь замка – повернули, и сознание камнем пошло на дно. Я вроде бы всё и помнила, но тут же забывала. Земля и небо не просто поменялись местами, а перемешались. Вокруг был не воздух, а земляные комья, и лёгкие были забиты этой землей. Если я сейчас не сделаю вдох, я умру. Вдох. Воздуха. ВОЗДУХА!!!

-А-а-а-а, - я вдохнула и схватилась за грудь, такой адской болью достался этот вдох. Красная муть перед глазами разделилась на маленькие квадратики и медленно исчезла. Не знаю, сама ли я отвоевала свободу, или ЭТО решило отпустить меня на время. Так или иначе, в голову сразу полезли нескончаемые вопросы. Но что-то странное заставило меня тут же отгрести их на второй план. Я даже и не поняла сначала, что это за странность. До меня дошло лишь секунд через пять. Когда я опустила взгляд вниз и увидела, что босыми ногами стою по щиколотку в ледяном сугробе.

Казалось, даже мысли в голове замерзли. Не знаю, сколько я стояла на лёдяном ветру и тупо глядела на утопшие в снегу ступни. Скорее всего, недолго, но мне потом казалось, что часов пять-десять как минимум. Окончательно привела меня в себя нахально опустившаяся на нос снежинка.
Я автоматически проанализировала окружавшую действительность и поняла, что стою во дворе нашего с Максом дома, погружённая в темноту ночи и сугроб, а из материальных предметов на мне только нижнее белье и длинная чёрная майка Максима, хлопавшая на ветру своим подолом где-то у колен. На ногах же не было ничего вообще, даже банальных тапочек.

Окончив анализ, сознание с трудом выдало что-то подобное: итак, мы с тобой, дорогая хозяйка, стоим полуголые и босые во дворе ужасно холодной зимней ночью и при этом совершенно не помним, как мы здесь очутились. За дальнейшими разъяснениями обращаемся к памяти.

Но память вместе со здравым смыслом тоже разводили руками.

Я икнула – не знаю, от страха или чего другого, и нашарила в пустующем сознании мысль о желательном принятии немедленных действий. Но реализовать эту простую мысль оказалось не так-то легко. Я не смогла сделать и шагу – ноги заледенели совершенно. Но еще более страшным было то, что я, вопреки мучительным попыткам вспомнить, никак не могла сообразить, как попала сюда, и куда мне вообще идти.

От раздавшегося за спиной крика сердце чуть не остановилось, но в самый последний момент радостно захлопало отмороженными крыльями.

-АНЬ-К-А-А-А-А-А-А!

Макс? Ты... Я... О господи, да что же я натворила?!

Я открыла было рот, чтобы повиниться во всех грехах, но затормозивший прямо передо мной Максим ничего не стал слушать. Просто схватил в охапку и потащил к подъезду. Лифт не работал, и ему пришлось нести меня на себе по лестнице. Я хотела сказать, что пойду сама, но, будучи вжатой лицом в плечо, возмущаться было технически сложно. Когда же меня аккуратно отняли от плеча, я почувствовала, как в квартире тепло, и чуть не взвыла от дикой боли в начавших оттаивать конечностях.

Что было потом, я помню плохо – да это и к счастью, наверное. В голове остались лишь огромный таз с огненной водой, обжигающий чай, шерстяные носки, спадающие с ног и потому подвязанные веревочками, мягкий свитер, в котором я чуть не утонула, пришедший на смену майке, мягкая боль в растираемых ступнях и большие, тёплые руки Макса, которыми он носил меня туда-обратно, из ванной на кухню.

В общем, даже если бы я всё-таки заболела, Максим сделал всё возможное и невозможное, чтобы этого не случилось.

Где-то часом позже он наконец оставил меня в покое, аккуратно уложив в кровать и до носа натянув тёплое ватное одеяло. Я подождала, пока Максим выйдет из комнаты, резким движением скинула одеяло, стянула носки, села на кровати и, обхватив голову руками, попыталась понять хоть что-нибудь. Что же со мной случилось? Второй приступ ярости... Но от чего? Неужели от жалкого раздражения и нежелания отвечать? Да быть такого не может. Чтобы пришло это состояние, нужно что-то из ряда вон выходящее, и обязательно очень плохое. Разозлиться на Макса так, чтобы чуть не убить его – это было за пределом моих возможностей. Это не я ударила его. Я бы не смогла. Ни за что.

Да и потом, ярость пьет только мою силу, вот как сегодня. Поэтому я сейчас едва способна даже чихнуть без усилий. А эта сила была чужая. Какая-то нечеловеческая. Я однажды уже чувствовала такое. Только не в себе, а волны этой самой демонической силы, исходящей от одного существа... Нет, это не то, совсем не то!

В бессилии я завалилась на бок и подтянула колени к подбородку, свертываясь калачиком. Нет больше сил размышлять обо всём этом. Надо думать про многое другое, например, как я завтра пойду в школу с таким лицом. Хотя… Плевать на всё, честное слово. Уж там-то привыкли к моей репутации и вряд ли удивятся.

Чёрные тучи за окном рассеялись, и на пол комнаты упал тонкий золотой луч. Я подняла взгляд и увидела, что это свет всего лишь маленького тонкого растущего месяца, а не луны. Он был похож на улыбку идеально-чёрного зимнего неба. Я хотела было улыбнуться ему в ответ, но не смогла. Скулы болели сильно.

-И чего это мы одеялами швыряемся? - раздался за спиной ворчливый голос. Максим стоял в дверном проёме и отражался в окне в виде чёрной тени. Из своей тёмной комнаты мне сложно было разглядеть, что выражало его лицо. Но оборачиваться я не стала.

-Прости, я случайно.

Макс со вздохом зашёл в комнату, поднял одеяло и снова накрыл меня им, подоткнув со всех сторон. Я лежала неподвижно, боясь спугнуть и его, и тот сон, что начал медленно подкрадываться. Максим присел на краешек кровати.

-Я позвонил твоей маме.

-Что сказал?

-Как обычно. Я уже и не помню. Что-то про то, что у тебя болит голова, и я тебе помогу с уроками. Кстати, и правда, надо еще с математикой разобраться...

-Мои задания не трогай.

-Опять ведь в школе по ушам получишь...

-Оставь как есть.

Мы помолчали. Я знала, что мои слова бесполезны. Знала и то, что сейчас Макс пойдет на кухню, включит большую лампу, нальет кофе в любимую кружку и будет сидеть всю ночь, разбираясь с моими и своими заданиями. Я терпеть не могу, когда он так делает, но, видят боги, сейчас мне тяжело даже просто открывать рот, не то, чтобы еще и препираться с ним.

-Как ты? - осторожно спросил Макс. По тону я поняла, что больше он меня ни о чём расспрашивать не будет. Горло заполнилось какой-то горечью. Я почувствовала в его голосе лёгкий страх. И уже не только за меня, но и меня самой. Теперь на одну каплю больше. Я даже ответить не смогла. Боялась расплакаться от ощущения этой горечи.

-Спать хочешь?

-Ага.

Максим поднялся, подошёл ко мне и, присев на секунду, слегка обнял меня. Так же, как и всегда. Хотя бы это не изменилось.

-Спокойной ночи, - быстро сказал он и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. А у меня из глаз снова полились слёзы. Абсолютно беззвучные и какие-то безнадежные. Я так и заснула, сквозь сон чувствуя, как из-под ресниц катятся маленькие солёные капельки.
Просто я почувствовала, какой мокрой была его щека.

Глава 4.

Око за око.

Так выпьем же еще, мой молодой король,

Лихая доля нам отведена;

Не счастье, не любовь, не жалость и не боль -

Одна луна, метель одна,

И вьется впереди Дорога Сна...

По Дороге Сна - мимо мира людей;

Что нам до Адама и Евы,

Что нам до того, как живет земля?

Только никогда, мой брат-чародей,

Ты не найдешь себе королеву,

А я не найду себе короля.

(Мельница)

Проснулась я резко. Вроде только что спала, но вдруг открыла глаза – и всё, сна как не бывало. В голове еще метались цветные обрывки сновидений, однако разум уже пришёл в себя и теперь спешил выгрести ненужный мусор из мыслей прошедших дня и ночи. Сознание было просто идеально, кристально чистым. Я вздохнула и посмотрела в окно. Небо по-прежнему оставалось тёмным, но уже не таким ясным: похоже, началась метель. Я на локтях приподнялась над подушкой и аккуратно села, поразившись при этом полному отсутствию боли в спине и прочих частях тела. Прижала ладони к лицу и снова почувствовала лишь шероховатость тёплой после сна кожи. Отрешенно глядя на покрывающее ноги голубое одеяло, я силилась понять, куда же делась вся боль. Ладони снова и снова ощупывали лицо, надавливая всё сильнее и сильнее, но боли по-прежнему не было как не было. Вылезать из-под тёплого одеяла не хотелось ужасно, но и лежать дальше, проснувшись, смысла не было. Я откинула одеяло, чувствуя, как прохладный воздух в комнате вступает в борьбу с согревшимся телом, вздрогнула, коснувшись ногами ледяного пола, и быстро встала на ноги. Зажигать свет не стала, решив, что и так по памяти сумею найти дорогу. Первые несколько метров мне это действительно удавалось, а потом я умудрилась бедром зацепить стол, и пришлось в спешном порядке ловить посыпавшиеся с него книги, почему-то лежавшие на самом краю. Когда я всё собрала и положила на место, в квартире вроде бы было по-прежнему тихо. Треснув самостоятельность по затылку, я всё же включила неяркий ночник и пошла в ванную по высвеченной из комнаты тусклой дорожке. Здесь уже можно было включить верхний свет, что я тут же и сделала. Ноги ступили на еще более ледяную, чем линолеум, плитку, и я снова вздрогнула. Потом взгляд упёрся в висящее напротив зеркало... И я едва не вскрикнула. Подпрыгнув от впившегося в ступни холода, метнулась к отражению и прижалась к нему ладонями и носом. И тут же тихо сползла вниз, на ледяной пол.

Вечером нижняя губа была окрашена в совершенно немыслимые фиолетовые оттенки, а теперь вдруг стала абсолютно нормальной. Я прикусила её, надавила. Ничего. Никаких отголосков боли. На скулах тоже не осталось ни одного синяка. Пальцы... Опустив взгляд вниз, я сжала и разжала кулаки. Кровь и царапины исчезли, но здесь боль хотя бы чувствовалась. И окончательно в реальности происходящего меня уверили никуда не девшиеся царапины на лице. Но и они не выглядели кровоточащими или вспухшими. Я провела по ним рукой. Сухая и твёрдая корочка. Ни гноя, ни сукровицы. Никакого воспаления. Словно прошла уже как минимум неделя с момента их появления.

Я с трудом поднялась на ноги и присела на холодный край ванны. Что это еще за фокусы? Ведь так не бывает. Нет, конечно, моё бедовое тело способно на многое, но чаще всего это «многое» несет в себе отрицательное значение. Например, я скорее поверила бы в то, что простая царапина будет заживать не один месяц. Но что это за странный дар почти мгновенной регенерации?.. Вдруг стало как-то жутко и очень неприятно. Вспомнился давешний приступ ярости и чужая сила. Но тогда я хоть понимала, что она не моя, а теперь поди разберись, чьи это проделки – неведомого нечта или собственного, перешедшего на новый уровень мастерства (непонятно только, в чём) тела.

Все эти попытки мыслить логично никак не помогли, да и попа, пардон, начала подмерзать, поэтому, тихонько выключив свет, я вышла из ванной. Информации в голове было меньше, чем ноль, и поэтому я поступила точно так же, как поступаю всегда в случае её отсутствия. Не забыть, но отодвинуть вглубь сознания и оставить там до лучших времен.

Внезапно внимание привлёк еще один слабый огонёк, явно исходивший от лампы из комнаты Макса. Дверь была открыта, что меня несколько насторожило – неужели разбудила? Чувство вины взяло за руку неуёмное любопытство, и вдвоём они потащили меня на неведомый свет.

Остановившись на пороге, я сразу поняла, в чём тут дело. Горела лампа на столе, которую у Максима просто не хватило сил выключить. Он даже раздеться не успел, сумев снять только майку, да так, похоже и повалился на кровать. Стоило только на него взглянуть, как меня сразу начало разбирать неудержимое хихиканье, да такое сильное, что пришлось зажать рот рукой. Спал Макс воистину картинно и по-мужски: заняв собой всю огромную кровать, раскинув конечности во все стороны. При этом голова была откинута назад, а рот широко открыт. Ну ни дать ни взять, вождь племени, утомившийся после тяжкого дня охоты. Не хватало тут только верной жены под боком и охраны у двери. Я улыбнулась своим мыслям и подумала, что насчёт охраны-то еще неизвестно, а вот девушка здесь наверняка скоро появится. Макс красивый, девчонки на него давно уже засматриваются да водят вокруг привораживающие хороводы, при этом пожирая меня взглядами, полными ненависти. Дурёхи наивные. Нашли к кому ревновать.

Вообще, честно говоря, я никогда не знала, как можно точно охарактеризовать наши отношения, ибо порой они не поддавались никакой логике. Мы были... всем. Да, абсолютно всем. Умели играть совершенно разные роли, но при этом никогда меж нами не проскальзывало это неловкое, затертое до дыр слово “любовь”. Ничто не дрожало у меня внутри при виде Макса, да и, к слову сказать, не дрожало еще никогда. Всё, что может быть связано с любовью, до сих пор было мне чуждо. Я еще никогда никого не любила и, кажется, и до сих пор не люблю. Макс тоже всегда смотрел на меня спокойно. Я многое порой видела в его взгляде – и злость, и заботу, и беспокойство, но никогда ни намека на влюбленность. Мы были лучшими друзьями, почти что братом и сестрой, то одинаковыми, то разными по возрасту. Нам нравилось дурачить всех и вся. Иногда я надевала одежду Макса, закалывала длинные волосы, убирая их под кепку, и все принимали нас за братьев – настолько мы казались неразделимыми, похожими. А порой я примеряла какое-нибудь красивое мамино платье (они были мне в самый раз), распускала волосы по спине и обувала туфли с высокими каблуками. Максим надевал свой лучший костюм, зачёсывал волосы и душился одеколоном. И мы чинно шествовали по улицам и аллеям, ловя на себе изумленные взгляды и замечая открытые в восхищении рты. Играя ли брата и сестру, или парня и девушку, мы всегда казались друг другу и всем остальным неразлучными, будто созданными специально друг для друга. Я крепче прижималась к плечу Макса, а он ласково поправлял мои непослушные волосы, и мы весело улыбались друг другу, пока никто этого не замечал. И ловили очередные завистливые вздохи в свой адрес. А потом, придя домой и переодевшись в привычную одежду, часами лежали на полу и смеялись, перебирая впечатления, подаренные нам окружающими. Но это всегда неизменно оставалось лишь игрой. Несомненно, мы были хорошими актёрами и могли запудрить мозги кому угодно, но только не друг другу. Поэтому наедине всегда были искренними и за время общения узнали друг друга даже слишком хорошо. И если бы что-то изменилось, что-то сдвинулось в наших отношениях с дружбы на влюбленность, мы бы оба поняли это. Но вся эта ерунда казалась совершенно лишней. Дружба была для нас всем, и разбивать её ненужными чувствами было абсолютно ни к чему.

Я вышла из комнаты и осторожно прикрыла дверь. Спать не хотелось ни капли, и я пошла туда, где за последние полчаса еще не успела побывать, а именно на кухню. Там тоже горел ночник. Настольная лампа, кружка со стойким запахом крепкого кофе, крошки от печенья на столе, и... две аккуратные стопочки тетрадей. Я придвинула свою стопку. Раскрыла все по очереди. Так и знала... Макс не просто решил за меня всю ненавистную математику, он еще и вывел моим почерком упражнения по русскому и химии, написал еще один вариант задания по литературе, и решил физику. Всё было выведено чётко и ясно.

Я открыла его тетради и не сумела разобрать ни слова. Это был почерк человека, которому всё равно, что писать, лишь бы скорее расправиться с этой горой заданий. Я села на стул и снова аккуратно сложила тетради в две стопочки. В голове уже сформировалась одна конкретная мысль. Я окинула взглядом предстоящее поле боя и вздохнула. Ну что, братишка... Око за око, зуб за зуб.

Ночь отступала. Казалось, что какой-то никому неведомый ночной Бог взял в руки тряпку и начал неровными мазками стирать с неба чернильные пятна тьмы. Я сидела на подоконнике и внимательно наблюдала, как суровые мрачные небеса окрашиваются в нежнейший розовый цвет и становятся похожими на пухлую зефирину. Это очень красиво, жаль только, что случается далеко не каждое утро, да и вставать для лицезрения сей красоты нужно очень и очень рано.

Я экспериментировала. Прикладывала ладонь к ледяному стеклу, казалось, звеневшему от уличного холода, ждала, пока она перестанет что-либо чувствовать, и тут же прижимала её к огненной батарее. Где-то минут через двадцать я перестала различать жару и холод и начала путаться. Но делать всё равно было больше нечего, и я продолжала своё бессмысленное занятие... пока в коридоре не послышались шаркающие шаги.

«Навстречу северной Авроры, звездою севера – явись!» – мелькнули в голове возвышенные строки великого русского поэта, но явившийся на кухню Макс всё испортил своим абсолютно непоэтичным видом. Зевающий и почёсывающийся, в растянутых спортивках, он не потрудился даже приоткрыть глаза, чтобы увидеть меня, зато тут же плюхнулся на табуретку, уткнулся лицом в столешницу и попытался нашарить кружку с кофе, в надежде, что там еще что-то осталось с вечера. Ага. Фига с два. После нас ничего и никогда не остается, подумала я и нежно погладила правую ладошку. А затем после незапланированного приступа самолюбования треснула кулаком по тому, на чём сидела, и громко воспроизвела:

-Рота, подъём!

То, как подпрыгнул Макс, определенно стоило заснять на камеру. Он врезался в заднюю стену вместе с табуреткой, быстро вскочил и растопырил руки, словно пытаясь эту самую стену защитить. Молча уставился на меня, осознал, кто стоит перед ним, и я тут же насладилась зрелищем медленно опускаемых рук и челюсти.

-А... а... а...

Не обращая внимания на его бесполезные попытки вернуть речевой аппарат в нормальное состояние, я спрыгнула с подоконника, подошла к нему и ласково потрепала за щечку:

-И тебя с добрым утром, солнышко.

Спина от долгого сидения в одном положении начала подавать сигналы возмущения. Пришлось сесть на единственный уцелевший, несокрушенный Максом стул. Вот за что я люблю его квартиру, так это за подоконники. На них хотя бы можно усаживаться полностью, а не частью пятой точки. Дома так не усядешься, там, если хочется посидеть на подоконнике, приходится открывать обе оконные рамы, чем я часто и занимаюсь. Даже если на улице минус тридцать и метель, и комната через десять минут покрывается тонким слоем снега. Ну, в конце концов, я ж не из тех, кто ищет в жизни лёгких путей.

Макс тем временем вернул челюсть на исходную позицию и теперь нарезал круги вокруг моего стула, выглядя при этом как впервые увидевший огонь пещерный человек. После пятого круга у меня закружилась голова, и я подставила ему подножку. Хвала тренированной реакции, он не упал. Ну почти. Только схватился за стол и чуть не опрокинул его прямо на себя.

-Не лапай чистый стол грязными руками! - возмутилась я. - И вообще марш умываться!

Однако отделаться от Макса было не так-то просто. Он, не вставая с колен, подполз к стулу и резко меня развернул. Получилось так, что его подбородок оказался на моих коленях, и взгляды наши буквально упёрлись друг в друга.

-Ты... здесь?!

-А ты что, не рад? - попробовала я взять инициативу в свои руки.

-Анька, я всегда тебе рад. Просто... ты же...

И он замолчал. Я тоже молчала. Ну не знала, как ему объяснить. Просто было у нас так заведено, что... что я никогда не остаюсь до утра. Всегда ухожу. Всегда-всегда. На рассвете или чуть позже. Почему? Господи, как же сложно это объяснить... Ну не позволяю я никому привыкать к себе, и запрещаю привыкать самой. Даже к Максу. А ему – ко мне. Я всегда сама по себе. Да, да, тысячу раз да, будь оно проклято! Я – как Кошка. Это Макс меня так назвал. Нашёл когда-то одну песню...

Она сама по себе, она со всеми и ни с кем,

Она нужна всем и не нужна никому

В её зелёных глазах легко можно прочесть,

Что она принадлежать никогда не сможет одному.

Она всегда молчит, быть может, просто нет слов,

Ну а может быть, считает, что нет смысла отвечать,

Но в отличие от всех она хотя бы не врёт

И если ты так захочешь, то она сейчас опять уйдёт

Ещё один день, ещё одна ночь, ещё один год

Ты так надеешься, что у неё это пройдёт

И кажется, что ждать осталось совсем немножко

Хочется верить, но она всего лишь кошка.

Ты ей всё простишь утром, когда услышишь в свою дверь звонок,

Она опять улыбнётся и уснёт у твоих ног.

И что-то внутри вдруг снова встанет на место

Так далеки друг от друга, но всё же кажется, что вместе.

Она вернётся опять

И снова будет молчать,

Ты её не вини, если совсем не хочешь потерять.

Помолчи с ней немного, попробуй просто понять -

Она всего лишь кошка и хочет спать.

Я тогда послушала и даже удивилась. И впрямь, как с меня написано. Всегда одна. Даже когда с кем-то – всё равно одна. Свой мир, в котором нет места ни одному человеку. Не было, нет и не будет. Не нужна мне ни любовь, ни жалость, вся эта чушь и глупость.

Макс об этом знает. А мне известно то, как ему это не нравится. А еще то, что переубеждать меня он всё равно не будет, ибо бесполезно, пробовал в своё время. Зато он может просто идти рядом. Даже не рядом – чуть сзади. Чтобы никогда, что бы ни случилось, не позволить мне упасть. Не скажу, чтобы мне это было нужно, но спорить с его выбором не решаюсь. Всё-таки его право.

А сейчас я стою и не знаю, как объяснить, что вот именно сегодня почему-то не смогла уйти. Даже когда сделала всё, что хотела, не сумела перешагнуть порог этого ставшего почти родным дома и аккуратно прикрыть за собой дверь. Как делала сотни раз до этого. Безо всякой причины. Просто не смогла – и всё тут.

Я ладонями обхватила лицо Максима и сказала так тихо и мягко, как только была способна:

-Умывайся и будем завтракать.

Отстранила его от себя, встала и отошла к окну. Не знаю, что там сейчас творилось с его лицом и мыслями – не видела. В голове пульсировало одно «Только не спрашивай». Сзади что-то зашуршало, а потом я услышала самый обычный, спокойный и слегка удивленный голос Макса:

-А чё, у нас есть чё поесть?

Я и виду не подала, что огромный камень, висевший на шее, в ту же секунду рассыпался на мелкие кусочки. Только складки на спине разгладились –расслабились напряженные лопатки.

-Ну ты глаза-то разуй, друг мой, - хмыкнула я, повернулась и ткнула пальцем в сковородку на плите. Макс недоверчиво уставился на неё. В принципе, я его понимаю. Готовим мы оба довольно-таки хреново. А зная меня и мою способность «великолепно» соображать по утрам, логично будет предположить, что там лежит нечто сродни сибирской язве или разобранной бомбе. Он медленно подобрался к сковороде (со стороны), осторожно, двумя пальцами поднял крышку и чуть было снова не отпрыгнул к стене, увидев нечто странно жёлтого цвета. Однако при ближайшем рассмотрении это оказалось яичницей.

Максим хотел было снова уставиться на меня с неандертальским видом, но тут его взгляд выцепил из пространства нечто такое, что мгновенно переключило его внимание. А именно – чистый стол. И стул. И холодильник. Я молча ткнула пальцем сначала в пол, а затем куда-то в темноту коридора. Макс опустил взгляд вниз и снова подпрыгнул, едва не сбив, к слову, чистую люстру, и осознав, что пол, который он уже второй месяц никак не удосуживался помыть, тоже чистый. Секунду спустя он исчез где-то во тьме комнат.

Не было его долго, минут пятнадцать. Я даже волноваться начала. Но зато когда Макс всё-таки вернулся, я разгадала причину его отсутствия и едва сумела сдержаться, чтоб не покатиться по полу со смеху. Пытающийся привести себя в порядок с утра пораньше Макс – это что-то, я вам скажу. Но смеяться не стала. Еще чего не хватало, человека обижать.

-Ты, - начал он прямо с порога явно заготовленную речь, но я ловко его перебила, метнув тарелку с едой на стол.

-Садись хавать, а то остынет.

-Ты, - повторил Макс уже тише, а потом замолчал, взял вилку и молча начал поглощать еду. Глаза у него при этом были слегка ошалевшие. То-то же. Ну не люблю я в долгу оставаться. Всё равно Макс уборку терпеть не может, и если родителей дома нет (а их не будет еще очень долго), то даже не берется за тряпку и швабру. Только вопросов не надо, ладно? Зачем, почему... Просто не люблю оставаться в долгу и всё. Не люблю.

Дата добавления: 2015-06-30