Я уничтожу вас. 8 страница. А сейчас задача была куда как проще

А сейчас задача была куда как проще. Клык, слава богам, не заботился о своей безопасности так же рьяно, как его отец. Здесь не было ни охранников с автоматами, ни собак, ни колючей проволоки, ни даже камер, по крайней мере, на первый взгляд. Это был обычный частный дом, двухэтажный, с гаражом и заснеженным двором. Две узкие дорожки пролегали через него: от крыльца и гаража до калитки. Остальной снег был девственно чист и нетронут.

И точно такой же чистой и нетронутой была моя решительность. Я до сих пор еще не верила себе. Сидела, крепко держась едва сгибающимися пальцами за мерзлую ветку, и не верила. Всё это было словно бы не взаправду, и что-то говорило внутри «Я только посмотрю и уйду, и не пойду же туда в самом деле. Я же этого не сделаю. У меня же не хватит смелости. Я же…». Я старалась не слушать эти бесконечные отговорки. Получалось плохо, но раз я всё еще сидела на месте, голос имел не столь много власти, как могло показаться на первый взгляд.

Свет горел сразу в двух окнах. Я понятия не имела, один ли он дома или с кем-то еще, и как долго там пробудет и когда уйдет. Единственным выходом было ждать, ждать, ждать, и только. Можно, конечно, было и позвонить, но я почему-то не сомневалась, что номер моего сотового у Клыка есть, и он наверняка хорошо знает эти цифры. Поэтому лучше было не рисковать и сидеть молча. Хотя молча не получалось. Холод уже подобрался совсем близко, и я вся съёжилась, обхватив колени как можно крепче и со свистом втягивая воздух сквозь сжатые зубы, ибо дышать носом почему-то было неприятно и даже больно. Еще через сорок минут я попыталась пошевелиться и сделала это с большим трудом. Тело, скованное холодом, к тому же еще и затекло. Зато внутри по венам вовсю разливались горячая злость и раздражение. И какого черта я мерзну тут, сижу, понимаете ли, в поисках воспаления лёгких, отвечая за чужую глупость?! Посадить бы сюда Карину, посмотрим, как бы ей это понравилось!.. Но тут я снова вспомнила её заплаканное лицо. Занесенная для спуска нога вернулась обратно. «Кто, если не я? Кто, если не я? Кто, если не я?» - эти слова эхом звучали в мозгу, и, перемешиваясь с мыслями о Кариных слёзах, заставляли раз за разом вспоминать, почему я здесь. Пришлось со вздохом усесться поудобнее. Кто же, если не я…

Но еще через полчаса перестало помогать даже это. Я с трудом повернула затекшую шею туда-сюда и с еще большим трудом свесила ноги вниз. Всё, на сегодня дневной дозор прошу считать оконченным. Я вам не агент 007, чтобы целый день просидеть недвижимой на этом пр о клятом богами дереве. В конце концов, редко что удается сразу. Приду завтра.

Но стоило телу лишь слегка податься вперед, как взгляд наткнулся на открывающуюся дверь (я всё еще смотрела в сторону дома) и на выходящего из неё Клыка. Я ойкнула, подалась назад и чуть было не грохнулась вниз; меня спасли только замерзшие ладони, не способные так быстро и без усилий оторваться от дерева. Одной рукой натянув капюшон как можно ниже, я прижалась к стволу и изо всех сил вгляделась в происходившее на крыльце.
Клык пока что просто стоял, глядя на заваленный снегом двор и на узкие, уже почти занесенные дорожки. Может, просто вышел воздухом подышать? Но нет, непохоже, одет он был совершенно по-уличному, в зимнюю куртку, тёплые штаны и такие же тёплые сапоги на толстой тяжелой подошве. К тому же в руках у него была спортивная сумка. Сумка? Значит, он всё-таки куда-то собрался? Значит, сейчас он уйдет?.. В ответ на мои сомнения Клык небрежно бросил сумку на пол крыльца, достал сигарету и закурил. Курил он медленно, глубоко вдыхая и выдыхая дым, будто бы испытывая моё терпение и меня самую на прочность, то есть, занимался любимым делом. Я же на своем дереве сидела ни жива ни мертва, боясь не то что пошевелиться, а просто вздохнуть. «Если он сейчас заметит! Если он сейчас заметит!» - пульсировало в голове. Но Клык не заметил. Он докурил, небрежно кинул сигарету в снег, поднял сумку, закинул её за спину и пошел по дорожке. Одна половина сознания чертыхнулась, другая радостно сжала кулаки. Сердце колотилось словно сумасшедшее. Будь проклят тот чёрный день, когда я, такая бедовая, появилась на свет, когда он, сволочь такая, издал свой первый крик, и заодно то ужасное мгновение, когда наши взгляды первый раз встретились! Будь проклято всё, что вообще возможно!

Я закрыла глаза и глубоко вдохнула, до самых пальцев ног. Выдохнула. Надо собраться. Если я сейчас спрыгну вниз и уйду, то второй раз уже не смогу прийти, просто не заставлю себя. Я предам веру своей сестры и не накажу того, кто достоин наказания. Я поступлю, как самый распоследний трус на планете. Голова склонилась еще ниже, и на щеках через слой холода пробился румянец стыда и гнева. Чего я боюсь?! Я всё делаю правильно. Сейчас я пойду и заберу то, что принадлежит дорогому мне человеку. Это будет быстро, главное сосредоточиться, зажать себя в кулак, перекрыть панике кислород. Надо вспомнить то чувство, с которым я бежала сюда. «Сковать свой страх раньше, чем он обездвижит тебя». Нет, я совсем не боюсь, Клык. Я не дам воли своему страху. И сейчас я войду в твой дом и заберу то, что тебе не принадлежит. А если что-то пойдет не так… Я судорожно, почти со свистом втянула воздух и легонько коснулась ножа, лежащего в кармане.

Клык закрыл за собой ворота, спрятал в карман ключи, оглянулся и пошел вперед по широкой расчищенной дороге, мимо заборов и домов. На самом деле, в этих домах почти никто и не жил, только кое-где еще горел свет и доносились голоса. Клык выбрал место для проживания абсолютно по своему характеру, и, как ни горько это признавать, по моему тоже. Я не люблю шумные улицы, и больше всего меня радуют рассветы и закаты, не загороженные никакими домами и офисными зданиями.
Он дошел до угла и, завернув за него, исчез из поля зрения. Я вздохнула и досчитала про себя ровно до сорока семи. Клык не вернулся. Всё, детка, пора. Вытирай свои замерзшие сопли и давай-ка вниз, на поиски приключений.

Чтобы стать в чем-то успешным, каждый из нас должен хорошо знать реальные возможности своего организма и разума, желательно все. Ну или почти все.
Спустя примерно месяц после своего шестилетия я решила, что больше никому не позволю себя обидеть. Я решила стать сильной, еще не подозревая, как дорого обойдется мне столь простое желание. Спустя еще один год и одну неделю я раз и навсегда определилась, кем хочу стать. Кем мечтают быть маленькие девочки в таком возрасте? Актрисами, топ-моделями, певицами? От всей этой хрени я была далека. Я задумала стать профессиональным киллером. Наемным убийцей. Хотя на самом деле моё сознание пока еще хорошей маленькой девочки формировало эту мысль несколько по-иному. Я сказала себе, что буду готова пройти через любые физические испытания. Я захотела стать бойцом, воином, неважно, как это назвать, но главное, я хотела быть по-настоящему сильной. Пока другие мечтали о новых мобильниках и ноутбуках, я спала и видела, что когда-нибудь у меня появится наставник, который научит меня всему. Всему, чему я так хочу научиться. Но судьбы порой любят складываться весьма жестоко и иронично. Ветер перемен не только не принес мне Учителя (хотя это как посмотреть), но и забрал с собой часть меня, ту часть, без которой невозможно стать ни бойцом, ни даже просто сильным человеком.

Но история, которую я рассказываю, ведь совсем не об этом, верно? Всё это я сообщила только затем, чтобы донести одну очень важную мысль. Когда-то я не просто хотела стать бойцом. Когда-то я действительно пыталась готовить себя к этому. Использовала все доступные для ребёнка средства, изучала возможности своего тела, способности сознания. Проверяла себя на прочность так, как пытаются согнуть длинную палку, держа её сразу в двух ладонях. Книги рассказывали обо всех слабых местах человеческого тела, о том, какие удары будут смертельными. Жесткий диск на компьютере был забит схемами и статьями по всем возможным видам единоборств; второй, невидимый ряд книг на верхней полке почти целиком состоял из оружейных энциклопедий. Холодное, огнестрельное – меня интересовало всё, что сумеет встать на чьем-то пути ко мне.

Ровно до того момента, когда я впервые узнала, что такое Настоящая Темнота.
Сейчас всё это висит в памяти тяжелым грузом и не доставляет ничего, кроме ноющей боли. Наверное, с таким чувством люди с отрезанными конечностями смотрят на старые фотографии, те самые, где они еще стоят своими ногами на земле, и где нет никаких костылей и инвалидных колясок. Хотя мне, наверное, грех жаловаться, я всё-таки могу ходить. По крайней мере, пока что.

Первое, что я сделала, спрыгнув с дерева в мягкий снег и затем поднявшись на ноги, это сосредоточилась. Пожалуй, сейчас стоит кое в чём признаться. Кажется, я говорила, что никогда раньше не преступала черту закона? Это ложь. Желая в будущем стать наемным убийцей, я прекрасно понимала, какие у этих людей отношения с законом. Я довольно-таки неплохо себя изучила, но вот возможности проверить, смогу ли в самом деле совершить хоть маленькое, но преступление, у меня как-то было. И я решила начать с самого простого и малонаказуемого.

Воровство. В магазинах, крупных и не очень супермаркетах. В целом, это вообще сложно было назвать воровством, так как ничего действительно ценного я никогда не трогала. Дело было не в том, что я краду (это могла быть самая обыкновенная жвачка), а в том, сумею ли я справиться с собой, не подставиться, сделать всё правильно и уйти никем незамеченной.
Это было нелегко. Проще всего получалось в тех магазинах, где не висели камеры и наблюдалась только охрана. Там вообще никогда не возникало проблем. А вот в более серьезных заведениях требовалось выкладываться на полную. Первое – расстановка камер. Нужно вычислить, сколько их, ни в коем случае не пропустить ни одной. Далее, исходя из полученных данных, либо высчитывать «мёртвые зоны», либо смотреть, как можно повернуться таким образом, чтобы на пленке твои действия выглядели совершенно естественно, как действия обычного покупателя. Второе – выяснить, как помечается товар. Это могли быть штрих-коды, специальные маркировки, наклейки, нашлепки, иногда снаружи, иногда внутри упаковок. От этого нужно было незаметно избавляться в «мёртвых зонах», иначе шанса выйти за пределы магазина практически не было. Третье – это персонал. Кассиры обычно сосредоточены на своей работе, а вот любых продавцов нужно крепко держать в поле зрения. Четвертое – покупатели. За ними, как и за персоналом, стоит внимательно наблюдать. Сказать по правде, однажды меня заметил мужчина-покупатель, как раз при самом ответственном процессе спрятывания товара. Он осуждающе покачал головой, нахмурил брови и пошел к кассе. Внутренне я уже приготовилась либо быстро бежать, либо яростно отбиваться от обвинений, но он оплатил свой товар и ушёл. Не сдал меня. Однако далеко не все люди столь лояльны к магазинным воришкам, поэтому впредь я следила за покупателями даже пристальнее, чем за продавцами. Пятое и последнее – это охрана. Всегда нужно выяснить несколько вещей заранее: количество охранников, их расположение по периметру и габариты. Всё. Более юным и не очень экстрималам знать ничего не нужно. Сложно? Проще пойти и заплатить 10 рублей за несчастную пачку сухариков? Не спорю, проще. Но ведь я делала это вовсе не из-за денег.
Конечно, можно наплевать на эти пять пунктов и пойти «на дело» сразу, без подготовки. В первый раз, быть может, получится. Возможно даже и во второй. А вот дальше третьего не дотягивал никто из тех, кого я знаю. Что касается меня, то я могу, в некотором роде, гордиться собой – меня не поймали ни разу. Я всегда чётко следовала пяти правилам, и еще с тех самых пор они засели в голове крепко-накрепко. И вот теперь, стоя перед домом Клыка, я представила, что это всего лишь большой супермаркет, и тотчас же сделала первое, что всегда требовалось перед «работой» – сосредоточилась. То, как сильно я паниковала до этого, определенно пошло на пользу. Все эмоции ушли, ведь вечно бояться невозможно, я так не умею. Эмоции – волны. Откатила одна, накатила другая. Теперь была очередь спокойствия и сосредоточенности. «Сковать свой страх раньше, чем он обездвижит тебя». Чему-то Змей меня всё-таки научил.

Поехали.
Размеренным шагом я прошла от дерева до калитки, стараясь, чтобы все мои движения выглядели как можно естественней, как когда-то выглядели на камерах наблюдения. У меня было достаточно времени, чтобы рассмотреть соседние дома и понять, что в некоторых люди не живут совершенно точно, и что за несколько остальных я поручиться не могу. В идеале, нужно было всё проверить и уточнить заранее, но времени на это нет, не было, и никогда не будет. Придется полагаться на внимательность. Калитка открылась легко и так же легко скользнула назад, возвращаясь на место. Я повернулась к ней спиной, и в сердце что-то беспокойно защемило. Казалось, что вокруг вражеский полигон, а я – чужой солдат, которого здесь не ждут и которому совсем не рады. Перед глазами запрыгал компьютерный прицел. Я помотала головой, отводя наваждение. Это всё моё воображение. И Максовы чёртовы стрелялки, да. Он меня ими с ума сведет.

Еще несколько шагов вперед по узкой дорожке, и опора под ногами стала твердой, превратившись из утрамбованного снега в запорошенное дерево крыльца. В сердце снова что-то дернулось. Сейчас ведь еще не поздно уйти. Пока еще не поздно. Я прижалась щекой к холодному железному столбу. Спокойно, девочка, спокойно. Ты же не хочешь, чтобы тебя засекла охрана и сдала в цепкие лапки нашей доблестной милиции. Ты же работаешь. Ты же профессионал. Давай, покажи, на что ты способна.

Я отступила от двери и внимательно её оглядела. Что тут у нас? Сканер отпечатков пальца, или, может быть, голоса? Да нет. Вполне обычная замочная скважина. Даже как-то странно, я ожидала большего. Еще раз обернувшись назад и тщательно просканировав доступный мне участок улицы на предмет людей (к счастью, все еще отсутствовавших), я сняла перчатку и залезла в карман. Ладонь обожгло холодом заледеневшего металла. Но я лишь стиснула кулак покрепче, и вытащила на свет божий связку отмычек. Наполовину она состояла из всевозможных ключей (самых распространенных, конечно, а не всех на свете), наполовину – из хитро согнутых проволочек. Ну, поглядим, что тут у нас...
Я присела на корточки, так, что замочная скважина оказалась на уровне лица. Секунд пять я изучала её зрительно, но этого явно было недостаточно. Тогда из кармана появилась вторая перчатка, но уже другая – медицинская, резиновая, тонкая. Я быстро натянула её на оголенную кисть, несколько раз дохнула теплым воздухом на указательный палец, чтобы вернуть ему чувствительность, и коснулась им скважины. Казалось, даже самый маленький её изгиб и выступ отпечатался у меня не столько в памяти, сколько в мозге. Это может показаться странным, но расскажу по секрету одну известную вещь. Когда человек пусть даже наполовину лишается способностей одного из пяти органов чувств, – зрения, слуха, обоняния, вкуса или осязания – милосердная природа в виде компенсации имеет свойство чрезвычайно усиливать одну или даже несколько из оставшихся четырех возможностей. Знаете, как слепые люди читают книги пальцами, водя ими по выдавленным на бумаге буквам? Я, как бы это сказать, тоже отчасти к ним отношусь. За одну наполовину испорченную способность добрая природа наградила меня необычайно развитым осязанием. Не слухом, не обонянием и ничем другим, именно осязанием, как ни странно.
Еще раз взглянув на замочную скважину, я поближе поднесла к глазам связку ключей. Они были тяжелые, холодные, и легонько позвякивали, стукаясь друг о друга. Нужный ключ отыскался практически сразу. Я задумчиво повертела его в ладони. Неужели вот так просто и примитивно, без единой ловушки и хитрости? Я знаю, что Клык не заботится о своей безопасности так, как его дорогой папочка, но чтоб совсем уж … Ведь эту дверь запросто откроет любой мало-мальски обученный домушник, неужели он этого не понимает?..

Я осторожно, не дыша, поднесла ключ к замку. Начала вставлять – медленно, ведь если он застрянет, придется оставлять его в двери, а это очень плохой вариант. И вдруг я поняла, что ключ вошел до конца. Легко и плавно. Не может быть. Я сжала потеплевший от моего дыхания металл, повернула, и замок щелкнул. Но дверь не открылась. С замиранием в сердце я повернула второй раз… И открывшаяся дверь скрипнула, слегка отъехав назад.

Ключ чуть не выпал из мгновенно ослабшей руки. Требовалось хотя бы несколько секунд, чтобы осознать, что я только что сделала. Я стянула медицинскую перчатку, на её место надела белую. Медленно убрала ключи в карман. Оглянулась еще раз, уже зная, что на улице никого нет. Посмотрела вниз, на кроссовки. Снег на них почти не налип, но я топнула пару раз, чтобы очистить их полностью. Дальше тянуть было нельзя. Я глубоко вдохнула, набирая полные легкие воздуха, будто перед прыжком в воду, и шагнула вперед, в темноту.

…

Яркий всполох света. Белая волна разрушающим смерчем проносится сквозь сознание, стирая всё на своём пути: воспоминания, впечатления, привязанности. Я чиста. Чиста, как белый лист, как спустившийся с неба ангел, как прекрасная в своей девственной чистоте Ева, стоящая на краю небес. Мне легко и свободно. Я словно пушинка, летящая от уст Эола. Мне легко… Легко… Легко…

…вспышка…

Терпкий запах сигарет, не резкий, неприятно бьющий в нос, а мягкий и едва уловимый.

Оказывается, спина у Макса тоже почему-то пахнет сигаретами, как и ладони. Мои руки лежат на его плечах, а лицо уткнулось в спину где-то между лопаток (ростом Максим всегда был выше).

Мне тяжело дышать. Даже не то, что тяжело, а практически совсем невозможно. Макс прижимает меня спиной к стене с такой силой, что я явственно слышу хруст костей в собственной грудной клетке. Но из горла не вырывается ни звука. Ладони, несмотря на жару, совершенно ледяные, белые не от ярости – от страха.
А Макс совсем горячий, спина и плечи его словно только что вынуты из раскаленной печи. Я задыхаюсь от идущего от него жара и одновременно замерзаю от собственного внутреннего холода.

Мы стоим совсем близко к заброшенному крыльцу, оно тут, рядом. Оба – у стены, почти в самом углу. А перед нами, засунув руки в карманы либо скрестив их на груди, стоит чёрное воинство Клыка и он сам, с едва тлеющей сигаретой в зубах.

Наверное, Макс уже тысячу раз проклял себя за то, что потащил меня именно этой дорогой, решив срезать путь. И две тысячи раз проклял небо, за то, что именно сегодня оно послало на наш путь такое несчастье. Просто убийственную беду.

Я знаю, что Клык сейчас внимательно смотрит на Макса, а Макс – на него. Это что-то вроде негласного поединка, и чаще всего исход дальнейшего боя зависит от результата именно этого, первого. Конечно, Клык предпочел бы смотреть на меня, а не на него, но тут уж ничего не поделаешь: я полностью скрыта за широкой спиной Максима. И конечно, мне это очень не нравится, но что-то изменить я не в силах. Если в первые секунды драки меня что-то хорошенько не разозлит и не разбудит ярость, с которой у меня наглости хватит, пожалуй, сойтись и с самим Терминатором, то дальше я буду пытаться драться исключительно на ловкости, везении и хорошей интуиции. Но прямой грубой силе, с которой Макс сейчас вжимал меня в стену, мне вряд ли найдется что противопоставить.

-Отойди. Она моя.

Голос у Клыка развязный, словно специально тянущий гласные. За этим голосом стоит бесконечная уверенность в собственной безнаказанности и вседозволенности. Но Макс не опускается до пререканий с ним, лишь коротко бросает:

-Пошёл к чёрту.

Честное слово, я могла бы сейчас почувствовать себя красивой, мастистой сукой, за право быть с которой дерутся два сильных молодых кобеля, если б только один из этих кобелей не был моим лучшим другом, а второй не желал бы больше всего на свете вырезать мне сердце или, на худой конец, придушить.

Чёрные Псы глядят друг на друга, негласно решая, как начать: разобраться сначала с Максом, а потом со мной, или сразу с обоими.

И в этот момент, пока на нас никто не смотрит, даже Клык, Максим склоняет голову к плечу и тихо шепчет мне:

-Беги!

Я не собираюсь этого делать, равно как не собираюсь и оставлять его один на один с этими созданиями, в которых давно уже не осталось ничего человеческого. Пусть уж лучше вместе, обоих... Но вдруг Максим делает резкий шаг в сторону и тут же бросается вперед, и я понимаю, что нужно бежать за ним след в след – либо помочь чем смогу, либо, даст Бог, выберемся оба. Наше столь быстрое передвижение явно не входило в планы стоящих вокруг парней, поэтому никто из них толком не успел среагировать. А Макс был уже буквально в шаге от них, я – в двух шагах. Он даже не стал бить – мощным движением рук смел в сторону двух пацанов, открывая мне проход. Но, видимо, боги решили сегодня быть к нам немилостивыми до самого конца.

Прямой удар кулаком по виску едва не отправил меня на тот свет, с такой силой он был нанесен. С силой и страхом, что этот кто-то не успеет остановить меня, а страх всегда путает карты и сбивает расчёты. И если бы он не пришелся слегка вскользь, потому что в тот момент я начала поворачивать голову, то падением на землю мертвого тела всё бы и закончилось. Но удар лишь сбил с ног. Я потеряла равновесие, взмахнула руками, пытаясь хотя бы не упасть.

А потом запавшие в память моменты словно бы раскадрировались и замедлились внутри моих воспоминаний.

Слева я почувствовала тонкий запах, который, с моим хорошим обонянием, уже давно научилась отличать ото всех других. Это не был запах ни сигарет, ни дорогого одеколона. Запах ненависти до сжатых кулаков и участившегося сердцебиения, вот что это было. За секунду Клык, только что стоявший слева от меня, переместился вправо. И тот самый удар нанёс именно он, тяжело, вложив в кулак всё собранное по каплям чувство, по моему плечу. Я окончательно потеряла точку опоры и контроль; удар развернул тело назад, и на миг показалось, что сразу в двух его местах кости заживо перемолоты в мельчайшую пыль. Я полетела на землю всем телом, нелепо, выставив вперед руки…

А потом вся та боль, которую я только что испытала, показалась каплей в том море агонии, в которое я окунулась с головой, едва лишь тело с ужасающим звуком рухнуло на землю. Я словно оглохла и ослепла в один миг. Всё естество, от пальцев ног до кончиков волос, потонуло, захлебнулось в омуте дикой, нечеловеческой, непередаваемой боли, в красных вспышках света и кроваво-алых, размазанных пятнах, поплывших перед глазами. Никогда даже близко не могла я представить, что в мире может существовать настолько сильная, полыхающая адским пламенем боль.

Вокруг было тихо. Так тихо, что казалось, будто мёртво. Никто, ни Макс, ни Клык, ни Чёрные Псы даже не пытались пошевелиться. Они замерли, глядя на меня, пытаясь осознать, что случилось, при этом чувствуя, что произошло нечто ужасное. Я лежала, уткнувшись лицом в асфальт и не двигаясь, не крича и не плача, но, наверное, в тот самый момент от меня отделилась такая яркая, почти физически ощущаемая волна боли, что всех их окатило с ног до головы, и они стояли в ужасе, не смея двинуться. Я лежала всё в том же положении, словно сломанная, забытая игрушка, только на руке около запястья ярко блестела на солнце капля то ли пота, то ли чего-то еще…

Но вот тело вздрогнуло, и я стала медленно подниматься, откидываясь назад, пытаясь сесть хотя бы на колени. Никто из них не видел моего лица и по-прежнему не слышал крика (горло было парализовано страшной болью, а сознание – болевым шоком, таким сильным, что на несколько мгновений он сумел слегка ослабить муку). Но все заметили то, что яркая капля не скатилась по руке вниз, на асфальт, а осталась на том же месте, неподвижной.

И в этот момент я одновременно развернулась к ним лицом и повернула руку. Их вопля я даже не услышала – у меня по-прежнему толком не работала ни одна из жизненно важных систем, даже сердце билось кое-как. Наверное, они кричали, и лица были искажены едва ли не сильнее, чем моё собственное. На них было всё – ужас, страх, отвращение… Была жалость, даже раскаяние. Но я ничего этого не понимала, не осознавала и не ощущала. Я смотрела на свою руку, рот был открыт, хотя из него по-прежнему не вылетало даже хрипа. Ни одной слезы не появилось на моих щеках, и не потому, что я держалась. Просто работа и этой системы во мне внезапно нарушилась. Я просто не могла.

Когда я падала, потеряв равновесие и точку опоры, то рухнула на землю тяжело, всем своим пусть и небольшим, но всё же весьма ощутимым весом, буквально впечаталась в асфальт. Видеть, куда падаю, я не могла. И только сейчас, глядя в ужасе на запястье, сумела разгадать причину той страшной, едва не сведшей с ума боли. В руке, около того места, где предплечье переходит в кисть, в запястье с внутренней стороны, торчал здоровенный, острый, словно бритва, осколок стекла. Всей своей длиной он распорол мне руку и вышел наружу с обратной стороны. Яркая неподвижная капля из стекла была его вершиной. А по белой, как у покойника, руке (я заметила только сейчас) струями текла алая кровь. Они доходили до локтя, а потом капали на землю, часто-часто, словно весенняя капель. На асфальте уже образовалась маленькая лужица. Вот почему было так больно. Этот осколок одним махом перерубил сразу несколько вен.

Я отвернулась и посмотрела на Клыка невидящим взглядом. Макс потом говорил, что в тот момент мои радужные оболочки казались почти белыми – от боли. Это был страшный взгляд. Взгляд ввалившихся глазниц, которым одаривают пришедшие в ночной сон мёртвые.

А в его глазах был страх. Страх с самой большой из всех букв. Он единственный не кричал, и рот был лишь слегка приоткрыт, бессознательно, как у безумного. Он испугался не меня. И боялся тоже не за меня, вернее, не столько за меня, сколько за себя, не в силах осознать всего, что натворил, и понимая, что это уже не синяки и даже не порезы от ножа. Это не скроешь, уповая на мою гордость. Это то, что называют «серьёзнее некуда». Это то, что через несколько минут может убить меня от слишком большой потери крови.

Не прощу. Что бы ни случилось, из всего, что было между нами, я не прощу тебе вот этот один единственный взгляд. Если бы хоть на самом дне я прочла в них страх за меня, за мою жизнь без примеси страха за себя, то я смогла бы когда-нибудь простить тебе даже этот осколок, эту нечеловеческую боль, настолько нет в моём сердце зла. Есть холод и равнодушие, отрешенность, но зла нет. Я никому его не желаю, не пожелала бы и тебе. Но этим взглядом ты не прощение моё перечеркнул – душу. Заражая её тем, чего я до сих пор не ведала – чёрным злом, разрушительной ненавистью, жаждой чужой крови…

А потом прошёл шок, и меня накрыла вторая, еще более сильная волна боли. Это было уже за порогом людского восприятия, и она стерла во мне всё человеческое окончательно. Я запрокинула голову, и из горла вырвался звук, каких этому городу еще не доводилось слышать. Это был крик, плач, вой, рёв, но не человека… Зверя. Боль стерла во мне человека, и лишь она удержала от того, чтобы прямо сейчас не разорвать когтями горло своему врагу. Я плакала и кричала. От беспомощности, унижения, непонимания того, кто я и что я… От забытья и боли… От всего, что еще можно было назвать мной.

А потом звериная сущность моей же правой рукой ухватила осколок (ей дела не было до одновременного вопля Макса и Клыка: «Не-е-е-е-ет!») и резко выдернула его из запястья, ведь единственным, что хотел зверь, было избавиться от боли. Но легче не стало. И потом эта боль была рядом еще очень-очень долго. Кровь взметнулась фонтаном. Мне показалось, что я почувствовала её капли на своём лице. Последнее, что я помню, это бегущий Макс, протягивающий ко мне руки и, кажется, прижимающий к себе (его белая майка вся испачкалась в моей крови), и Клык, в ужасе отступающий назад.

Вот и всё.

Темнота… Темнота… Темнота…

…вспышка…

Глава 10.

Кража со взломом.

Быть свободным не значит делать все, что ты хочешь.

Быть Свободным - значит понимать, чего делать нельзя.

Быть смелым не значит ничего не бояться.

Быть Смелым - значит спокойно смотреть в глаза своему страху.

(с)

Темнота, как ни странно, оказалась мягкой и успокаивающей. «Усыпляющей бдительность!» – вякнуло было подсознание, но усилием воли я заставила его заткнуться.

-Но вперед дороги нет – догорел заветный свет. А идти опять назад – лучше сразу спрыгнуть в ад, - тихонько прочитала я темноте свои стихи. Тьма, конечно же, промолчала, но звук собственного голоса успокоил меня окончательно. Я толкнула входную дверь, и спустя секунду она захлопнулась за спиной с тихим щелчком, похожим на выстрел из пистолета с глушителем. Рука непроизвольно дернулась, и я прижала её к тому карману, где лежал нож. Это придало уверенности, но всё же я не в первый раз задумалась о том, что огнестрельное оружие куда более эффективно, чем холодное. Слово Воина, первым, что я куплю, закончив проклятую школу, будет…

Странный шорох за дверью мгновенно вытащил меня обратно в реальность. Я вздрогнула всем телом, в сердце снова что-то кольнуло; но это оказался всего лишь сильный порыв ветра, несущий с собой хлопья снега.
Клянусь всеми демонами мира, именно этот порыв и разбудил Ниакрис. До тех пор она тихо подрёмывала где-то в глубине сознания, предоставляя мне действовать и размышлять самой, но сейчас, кажется, устала от моих страхов и нерешительности. Я прикрыла глаза, и два сознания слились воедино. Когда я снова их открыла, мне уже больше не было страшно, потому что Ниакрис, в отличие от меня, понятия не имеет, что такое страх.

Дата добавления: 2015-06-30