Раннехристианские писатели об идее об идее переселения душ 11 страница

Кроме того, епископ Димитрий никак не подходит под шаблон мрачного и замкнутого корыстолюбца, который заботится лишь о себе и терпеть не может миссионерства. Он посылал миссионеров в "пещеры и дебри Индостана": "Пантен, философ стоической школы, как славившийся особенной образованностью, был послан Димитрием, епископом Александрийским, в Индию проповедовать Христа у браминов и философов этой страны" (Иероним. Письмо 65)[357]. И именно при епископстве Димитрия проходило в Александрии проповедническое служение Климента Александрийского.

Димитрию происшедшее с Оригеном показалось нарушением апостольских преданий. Но все же гнев епископа вызвало то, что с Оригеном сделали другие епископы, а не то, что Ориген делал сам. Не проповеди и книги Оригена стали причиной конфликта. Александрийским Собором Ориген был наказан не за свою славу и не за проповеди, а за неканонические поступки.

Один из них состоял в том, что, будучи руководителем церковной школы в Александрии, он принял священство в другой епархии (в Палестине) без ведома александрийского епископа, что и сегодня не допускается церковными правилами и практикой. Но это нарушение церковных канонов не было бы столь решительно поставлено в вину Оригену, если бы ему не предшествовало еще одно нарушение норм церковной жизни.

Как пишет защитник Оригена Евсевий, епископ Димитрий, “не зная, в чем бы его обвинить, придрался к его давнему детскому проступку ” (Церковная история. VI,8). Прежде, чем сказать, в чем именно состоял этот юношеский грех Оригена, еще раз обратим внимание на то, что из этого свидетельства Евсевия следует, что никаких вероучительных обвинений против Оригена выдвигаемо не было.

Грех же, воспомянутый Оригену, состоял в том, что в 18 лет он сам оскопил себя. Обычно столь склонный к аллегорическому толкованию Евангелия, он слишком буквально понял слова Христа о “скопцах ради Царствия Божия”: "Ориген так бегал похотей, что по Божественной ревности обрезал железным орудием родотворные члены"[358]. Церковные хроники так резюмируют конфликт Оригена с Димитрием: первоначально собор, созванный Димитрием, "сделал постановление, что Ориген должен быть изгнан из Александрии, и ему не позволялось в ней проживать и ли учить; однако священного сана он отнюдь не лишался" (Фотий. Библиотека. 118)[359]. Это решение не устроило александрийского епископа: “Итак, Димитрий весьма тяжко обвинял и Оригена за то, что он еще в юношестве совершил преступление, оскопив себя; этим самым Димитрий склонил весь собор к единодушному решению, чтобы он осудил Оригена и лишил бы его священства, причем под этим определением подписались даже и те, которые раньше голосовали за Оригена”[360]. Оппонент Оригена Епифаний также знаком с этой версией, хотя и не доверяет ей: "Говорят, что он умыслил нечто против своего тел. Одни говорят, что он оскопил себя, чтобы не волноваться сладострастием; иные же говорят не так, а что он придумал прикладывть к известным членам какое-то лекарство и иссушать их... Мы не совсем верим необыкновенным рассказам об нем, однако не опустили передать эти рассказы" (св. Епифаний Кипрский. Панарий. 64,3).

В церковно-исторической науке принято все же относиться к сообщению Евсевия с большим доверием, чем это сделал Епифаний. Оно позволяет понять единомыслие Собора. Дело в том, что Александрия была одним из центров, где впервые началась работа по кодификации церковно-канонического предания (по сообщению Евсевия, активное участие в составлении древнейших сборников канонического права принимал Климент Александрийский (Церковная история VI,13)). А согласно древнейшему сборнику канонического права, т. н. “Апостольским правилам”, — “Сам себя оскопивший да не будет принят в клир. Самоубийца бо есть и враг Божия создания” (Апостольские правила, 22). Как позднее скажет св. Василий Великий — в скопчестве нет никакого подвига, потому что евнухов “целомудренными сделало железо”[361]. В Палестине, возможно, не знали об этом поступке Оригена — и потому посвятили его в священники. Но в Александрии сей инцидент был слишком памятен...

Теософы охотно вспоминают внешнюю фабулу конфликта Оригена с его епископом. Но они совсем не охочи до воспоминаний о том, каковы же были мотивы для такого соборного решения— ведь тот поступок, из-за которого Ориген был лишен священнического сана, вряд ли даже теософам покажется заслуживающим оправдания[mmmmmmmm].

Палестинские же епископы дали Оригену возможность работать у себя[nnnnnnnn].

Стоит заметить, что лишение сана не есть отлучение от Церкви[oooooooo]. В церковном праве запрещено за один проступок наказывать дважды. Лишение сана есть наказание уже само по себе. Ориген же в итоге претерпел два церковных прещения: и лишение сана (в 231 г.), и отлучение от Церкви (в 543 г.). Два церковных действия, направленных против Оригена, оказались возможны только потому, что у них была разная мотивация. Собор 231 года не ставил в вину Оригену его философские взгляды — а именно за них Ориген подвергся посмертному осуждению в шестом веке.

Ориген же после лишения священнического сана не ушел в секту, но продолжал пользоваться дружбой палестинских и малоазийских епископов, читая проповеди в храмах и церковных школах. Более того, Ориген и покровительствующие ему епископы не признали правомочность александрийского собора, и Ориген продолжал нести пресвитерское служение в послесоборные годы[pppppppp]. Св. Григорий Чудотворец стал учеником Оригена уже после изгнания последнего из Александрии (Благодарственная речь Оригену, 63).

Димитрий направил возмущенное письмо римскому папе Понтиану, требуя лишения сана не только Оригена, но и посвятившего его палестинских епископов. Папа, польщенный тем, что александрийский епископ обращается к нему, пренебрег необходимостью выслушать вторую сторону конфликта и сразу поддержал Димитрия – но все же ограничился лишь признанием его канонической правоты и благоразумно умолчал об отлучении от общения с Римом палестинских обидчиков Димитрия (равно как и самого Оригена)[362]. Это означает, что в конфликте Оригена и его епископа папа не увидел вероучительного аспекта.

Димитрий скончался весьма вскоре после своего выступления против Оригена. Новым епископом Александрии был избран оригеновский ученик Иракл (231-246). Это было бы невозможно, если бы частные мнения Оригена рассматривались как угроза православию и имели бы распространение среди его учеников.

Итак, александрийский собор 231 г., лишивший его сана, ни в чем не упрекнул его вероучение. Вот изложение этих событий Иеронимом: "Когда он достиг уже средних лет и для устройства церквей Ахейских, которые были угнетаемы многими ересями, под ручательством церковного послания, проходил в Афины чрез Палестину, то приняв рукоположение в сан пресвитера от Феоктиста и Александра, Кесарийского и Иерусалимского епископов, оскорбил Димитрия, который рассвирепел на него до такого безумия, что писал о нем по всем миру. В какой же он был славе, видно из того, что Фирмиан, епископ Кесарии Каппадокийской, со всеми каппадокиянами пригласил его к себе" (Иероним. О знаменитых мужах, 54). Как видим, и по этому свидетельству, гнев Димитрия вызван не проповедью Оригена. Обратим также внимание на то, что Александр, еп. Капподокийский, написал письмо “против Димитрия в защиту Оригена, так как он рукоположил последнего в сан пресвитера согласно рекомендации Димитрия" (Иероним. О знаменитых мужах, 67). Сказанное Александром означает, что и после первого конфликта в Палестине Ориген пользовалася доверием Димитрия и получал от него добрые рекомендации. Другое дело, что добрый отзыв Димитрия об Оригене как христианине и проповеднике Александр счел основанием для хиротонии во священника. Для нас же здесь важно заметить, что во время активной проповеди Оригена в Александрии местный епископ не испытывал никакой неприязни к нему. И лишь когда Ориген оказался вдалеке - Димитрий начал войну с ним. Если бы конфликт возник из-за содержания проповедей Оригена - то география конфликта была бы иной. В этом случае Димитрий спокойно относился бы к деятельности Оригена в дальних от него краях, но пресекал бы попытки его проповеди в подведомственной ему христианской Александрии. Мы же видим, что все епископы поддерживают Оригена, когда Ориген находится на их территории.

По справедливому выводу архиеп. Филарета, "последствия собора показывают, что на нем не рассуждали об учении Оригена и имели в виду только посвящение его в сан"[363]. Иначе как бы могло получиться, что многие известные Церкви (Кесария, Палестина, Финикия, Аравия, Ахаия - Иероним. Письмо 33,5) не приняли во внимание осуждение Оригена в Александрии, причем Оригена (и при его жизни, и позднее) поддерживали и те епископы, чья православность никогда не была поставлена под сомнение. Так, св. Афанасий Великий, ясно отвергавший учение о переселении душ, не считал Оригена еретиком, но именовал его "дивным и трудолюбивейшим" (Сократ. Церковная история. 6,13). Если бы Ориген был осужден как еретик, то его авторитет не был бы столь огромен, что даже ариане (еретики в сознании православных, сами же себя они считали наследниками и хранителями старины) "дышали Оригеном" (Сократ. Церковная история. 6,6).

Однако, есть и третья версия конфликта Оригена и церковной власти. Она исходит от самых радикальных его врагов и утверждает, что именно за еретические взгляды Ориген был осужден еще при жизни.

Согласно этой версии, после кончины Димитрия и избрания на александрийскую кафедру оригегова ученика Иракла, Оригена решил вернуться в город. "Во дни преосвященного Иракла находился в Александрии Ориген, именуемый Адамантовым, который публично изъяснял свою ересь, радуясь и торжествуя. Св. Иракл сам изгнал его из Церкви и удалил из Александрии за извращение здравого учения и разрушение православной веры. Ориген, высланный, ушел и достиг в Сирии городка именуемого Тмуис, в котором был православный епископ по имени Аммоний, который позволил Оригену проповедовать в своей церкви. Папа Иракл услышав об этом, отправился в Тмуис и за это низложил Аммония и поставил на его кафедру епископа Филиппа". Так излагает эти события Коптский календарь в цитации его Фотием (Sunagwgai kai apodeixeij, 9)[364]. До этого такой же ход событий упоминался в конце V века продолжателем труда бл. Иеронима Геннадием Массилийский (О знаменитых мужах, 33; трактат утерян и известен только по цитатам). Геннадий в свою очередь ссылался на послание Феофила "Против Оригена", в котором Феофил говорит, что не он первый осудил Оригена, но его ереси были осуждены еще в древности[365].

Итак, источником информации, к которому восходит эта версия, оказывается прежде всего св. Феофил Александрийский.

Однако, его крайне пристрастное отношение к Оригену заставляло историков еще с древности относиться к его антиоригенистским выпадам с осторожностью. Так, церковный историк Сократ Схоластик писал, что Феофил "произнес клевету на книги Оригена" (Сократ. Церковная история. 6,10)[qqqqqqqq]. В прошлом столетии арх. Филарет (Гумилевский) заметил, что "если чьи нападения на Оригена относились к славе Оригена, то это нападения Феофила Александрийского"[366]. О критике Феофилом Оригена свящ. Григорий Малеванский замечает, что «хотя в послании частию указываются и самые сочинения Оригена, в которых будто бы излагаются показанные мнения, но допустить, что подобное суждение об учении Оригена Феофил вынес из чтения его сочинений, можно разве в том случае, если с тем вместе допустить, что это чтение было самое поверхностное и бессмысленное»[367]. В нашем столетии румынский патролог свящ. Иоанн Коман также замечает, что "некоторые оригеновы "ошибки" критикуются Феофилом на основании цитации текстов из соответствующих творений Оригена, однако большая часть - просто клеймение без цитации текста и без указания сочинения, из которого взята критикуемая идея"[368].

По верной оценке В. Болотова, «Феофил был наименее искренним противооригенистом», - он был понужден резко изменить свое отношение к Оригену в связи с некоторыми зигзагами своей церковной политики - «но, несмотря на это или, может быть, и поэтому, особенно энергично действовал против сочинений Оригена»[369].

Феофил – человек, крайне радикальный в выводах и в обвинениях. Чтобы объяснить необходимость сугубой осторожности при обращении с его свидетельствами, приведу обстоятельства, по ходу которых св. Феофил, прозванный «Флюгером» [370], из сторонника Оригена стал его ненавистником:

«Некто Петр был протопресвитером александрийской церкви. Питая к нему ненависть, Феофил обвинял его в том, будто он допустил к святым тайнам одну женщину манихеянку прежде, нежели она отреклась от манихейской ереси Но когда Петр сказал, что эта жена и оставила свою ересь, и была принята не без воли Феофила, то Феофил вознегодовал как бы оклеветанный и утверждал, что вовсе не знает этого дела. Однако Петр привел в свидетели Исидора, что епископу известно все, касающееся упомянутой женщины.. Исидор показал, что упомянутая манихеянка принята была действительно по воле епископа, и что он сам же преподал ей и святые тайны. После сего Феофил запылал гневом» (Сократ Схоластик. Церковная история. 6,9). «Исидор некий (это св.Исидор, странноприимец Александрийский, рассказом о котором открывается "Лавсаик" Палладия - А. К), восьмидесяти лет от роду, пресвитер, рукоположенный еще блаженным Афанасием Великим... Итак, этому Исидору некая жена, знатная вдова, дает тысячу золотых монет, взяв с него клятву перед престолом Спасителя, что он, купив одежду, оденет беднейших женщин Александрии, не дав об этом знать Феофилу, чтобы он, отобрав их, не потратил на камни, ведь у него, наподобие фараона, было некое помешательство на камнях для возведения зданий, в которых Церковь никоим образом не нуждалась. Взяв монеты, Исидор тратит их на нуждающихся и вдов. Феофил же, узнав откуда-то, ибо от него, имеющего наблюдателей за делами и словами, если не сказать иначе, ничто не было скрыто из того, что повсюду говорилось и делалось, призывает Исидора, кротко выспрашивая у него, действительно ли это было. Он не отрицая, исповедал свое служение этому делу. Тот же, услышав, меняет обличье. Ибо до решительного момента он был пристоен и вежлив в своем вопрошании, после же, ког­да последовал ответ Исидора, весь надулся, переменив образ. Помолчав немногое время, подобно собаке, кусающей исподтиш­ка, через два месяца, заручившись поддержкой священства, он при­носит хартию, сказав в присутствии Исидора: "Это я принял против тебя, Исидор, еще восемнадцать лет назад, но поскольку был очень занят, предал это дело забвению. Теперь же, ища другие хартии, я обнаружил эту, касающуюся тебя. Защищайся против этого". Хартия же содержала в себе обвинение в содомском грехе. Защищаясь про­тив этого обвинения, Исидор говорит Феофилу: "Мы согласимся, что правда, что ты принял хартию и что она попала к тебе случайно, но не попадался ли тебе давший грамоту, чтобы ее потребовать во второй раз?" На это Феофил отвечает: "Отрока здесь не было, он моряк". Исидор же: "Его не было здесь, как ты, папа, говоришь. Его не было после плавания? Его не было на второй год? И на третий? Но те­перь, если он здесь, прикажи, чтобы этот человек сюда явился". При этом Феофил, оказавшись посрамленным самой истиной, откладывает дело на другой день и, приставши к некоему юноше, многими обеща­ниями умаслил его к обвинению против Исидора, дав ему, как гово­рят, пятнадцать золотых монет, а он тотчас передает их матери. Она же не приняла их, придя в смятение, с одной стороны, от непреклон­ного ока Божьего, с другой — от страха перед законами, подумав, что оклеветанный Исидор никоим образом не призовет народного су­дью, и, придя, исповедует Исидору задуманное, показав ему золо­тые монеты, которые, как она сказала, получены у сестры Феофила, "мзда на неповинных" (Пс. 14, 5). (Эта женщина благодаря многому и особенно этому, получив достойное вознаграждение, умерла от опе­рации в груди.) После этого Исидор остался дома, молясь Богу, а юноша, с одной стороны, боясь законов, с другой — помышляя о еще более ужасном из-за своего промаха Феофиле, обращается к спаси­тельной стене — церкви, прибегнув к жертвеннику. Таким образом Феофил приговором, лишенным основания, от­лучает Исидора от Церкви, возведя на него ужасные обвинения, при­дав благопристойный вид беззаконию. После этого Исидор, опасаясь, чтобы Феофил, стесненный более сильным гневом, не приготовил ло­вушку его спасению, ибо, говорят, он доходит и до этого, быстро, удаляется на Нитрийскую гору к чину монахов… Он же, уставившись налившимися кровью глазами, похожий на дракона, по-бычьи смотрел исподлобья, иногда становясь темно-синим, иногда желтым, а иногда даже, охваченный неукротимым гневом, оскаливая узбы. Аммонию [один из четырех Длинных братьев], мужа одного возраста с собой, он своими руками обматывает шею омофором, нанося ему руками удары по щекам и окровавив ему нос сжатыми пальцами, закричал громовым голосом: “Еретик, анафематствуй Оригена””[371].

Итак, анафема Оригену понадобилась Феофилу лишь для того, чтобы представить в невыгодном свете собственных слишком честных клириков, которых поддержали монахи, до той поры вместе с Феофилом ссылавшиеся на Оригена в дискуссиях с богословски необразованными иноками, полагавшими, что Бог не может быть бестелесным…[rrrrrrrr]

О конфликте Иракла с своим учителем, о котором говорит версия, изложенная Феофилом[ssssssss], ничего не сообщает древнейший церковный историк Евсевий. Надо учесть, что Евсевий - свидетель небеспристрастный. Поэтому на страницах его истории мы не находим имени священномученика Мефодия Олимпийского - критика Оригена[tttttttt]. Но он вполне благоговейно вспоминает об Иракле, "чья жизнь - пример того, как жить в мудрости и воздержании" (Церковная история. VI,3,2; см. также VI,26). Будь Иракл гонителем Оригена – Евсевий иначе отозвался бы о нем.

Кроме того – «что касается подслушанного у кого-либо Феофилом или просто вымышленного им осуждения Оригена Дионисием, то решительным опровержением этой клеветы может служить то обстоятельство, что Дионисий посвятил Оригену свое сочинение «О мученичестве» (Евсевий. Церковная история. 6,46)»[372].

Не упоминает об этом конфликте и сам Ориген. В 233 г. он пишет в Афинах автобиографическое письмо иерусалимскому епископу Александру, протестуя против осуждения его Димитрием. Об Иракле в нем говорится так: "...Иракл, который ныне председательствует в совете священников в Александрии, и которого я нашел у учителя философских дисциплин; он упорно трудился у него за пять лет до того, как я стал заниматься у того же учителя. Под его влиянием он (Иракл) снял с себя обычную одежду, которую носил раньше, и принял облик философа, доныне сохраняемый; он не перестает по возможности заниматься и эллинскими науками" (цит. по: Евсевий. Церковная история. VI,19,13-14)[uuuuuuuu]. Разве пишут так об ученике-предателе, участвовавшем в осудиждении и изгнании своего учителя?

Иероним при изложении хроники тех событий также не упоминает о конфликте Иракла и Оригена: "232 г... Славится в Александрии Ориген. 233 г. Рукополагается 12-й епископ александрийской Церкви Иракл, управлявший 16 лет. 235 г. Ориген из Александрии переходит в Кесарию Палестинскую"[373].

Как же могла возникнуть версия о конфликте Оригена с его учениками-епископами? Основой ее мог быть тот факт, что Ориген не вернулся в Александрию после кончины Димитрия. Но то, что он не вернулся, значит ли –что не пускали? – «В два, три, четыре, пять лет все прош­ло и забылось; но к этому времени Ориген успел уже укрепиться на новом месте, приобретя новые расположения, войти в круг новых обязанностей, с которыми развязаться не легко уже было; он сам своими руками насадил, сам поливал новый юный виноградник — подобное александрийскому училищу в Кесарии; как было оставить его, не дождавшись плодов от него? Вот что между прочим могло быть при­чиной, по которой Ориген не возвращался в свое отечество до самого конца своей жизни; а между тем стоустая молва, зная, что Иеракл и Дионис были некогда учениками Оригена, факт продолжавшагося всю жизнь изгнанничества Оригена естественно объясняла решительной холодностью учеников к своему учителю как к еретику, каковая молва, в течение полутора столетий успевшая еще получить много новых прибавлений, и послужила, кажется, последним и единственным основанием для Феофила утверждать осуждение Оригена Иераклом и Дионисием»[374].

Кроме того – богословие Оригена просто не могло быть осуждено в Александрии. «Ориген не был осужден собором как еретик, потому что осуждение совершается в отсутствие Оригена, чего никак не могло бы быть если бы он был обвиняем в ереси»[375]. Если бы претензии были к проповеди Оригена – по правилам церковного судопроизводства нужно было бы позвать самого проповедника и предложить ему объясниться. Собор же ограничился двумя общеизвестными и несомненными фактами из жизни Оригена: юношеское самооскопление и рукоположение в чужой епархии. Для решения по этим пунктам присутствие обвиняемого было необязательно: он и не отрицал ни того, что он скопец, ни того, что тем не менее стал пресвитером…

И не только с канонической точки зрения «Ориген при жизни своей не мог даже быть осужден как еретик. Мы видели, что система Оригена сложена как бы из двух разнородных частей, из коих в одной она уверена, что твердо стоит на основаниях церковной веры, и потому высказывается твердо и решительно догматически, а в другой ей недостает той уверенности, и оттого она высказывается робко и нерешительно, высказывается в виде простых гаданий, философских дум, всякий раз как бы готовая отречься от них, если бы кем-либо на их место поставлено было другое, более здравое и истинное учение; в этой-то части оно и расходится своими мнениями с общецерковной верой. Если бы теперь предположить, что Ориген позван был пред собор отдать отчет в этих своих мнениях, то несомненно, что и здесь он высказал бы их с таким же колебанием и готовность отречься от них, если бы только собор доказал ему основательно их неосновательность»[376].

Итак, логично согласиться с выдающимся современным сербским патрологом еп. Афанасием (Евтичем), что "вероятнее всего, и в самом деле осуждение Оригена не имело под собой никакой вероучительной базы"[377]. Специально исследовавший эту проблему русский ученый А. Покровский, говоря об антиоригеновском александрийском соборе, подитожил: “Все попытки некоторых, преимущественно, католических, авторов выставить мотивами данного собора некоторые теоретические заблуждения Оригена падают сами собой. Большинство смелых частных мнений Оригена выражено в его главном труде “О началах”, написанном еще в Александрии до разрыва с еп. Дионисием и при ближайшем сотрудничестве будущего александрийского епископа Иракла. И оба эти епископа ни прежде, ни после не выражали никаких сомнений в православии этого трактата”[378].

Выводы современных историков подтверждаются и голосом древних. Так, свт. Феотим Скифский[379] в 402 г., получив от св. Епифания Кипрского приглашение произнести совместное осуждение Оригена, ответил: "Епифаний! Я не согласен оскорблять и древнего мужа, если он скончался в благочестии; не смею приступать к поносному делу и изгнать то, чего не отвергали наши предки, особенно, когда мне известно, что в книгах Оригена нет никакого худого учения" (Сократ. Церковная история. 6,12). Кстати сказать, в ту пору большая часть тех епископов, которых Епифаний просил высказывать осуждение оригеновых книг, ответила отказом (там же). Этот же аргумент, опирающий невозможность осуждения Оригена на то, что он умер в мире с Церковью и не осуждался как еретик при жизни, использовали не только те, кто желал воздержаться от участия в спорах по поводу оригенова наследия, но и прямые оригенисты. Когда от оригенистов требовали отказаться от лжеучений Оригена, они "отказываются от подписи и ищут отговорок. Один говорит: не могу осудить того, чего никто не осудил. Другой: отцами не постановлено относительно этого. А кто-то еще упорнее сказал: как мы осудим того, кого не коснулся никейский собор?" (блаж. Иероним. Письмо 77. К Паммахию и Океану)[380].

Более того, и сам Иероним в пору, когда он был расположен к Оригену (в 385 г.), утверждал, что хотя Римская церковь и поддержала осуждение Оригена в Александрии, однако римское собрание осудило его "не из-за новшества в догматике, не из-за ереси, как клевещут теперь на него бешеные собаки (то есть недруги Оригена - А.К.), но потому, что они не могли выносить его красноречия и знаний, потому что когда он говорил, все казались немыми" (Иероним. Письмо 32. К Павле)[381]. О. Григорий Малеванский делает из этого иеронимова сообщения вполне логичный вывод: «Иероним говорит, что Ориген и в Риме и в Александрии осужден был не за новость догматов, а просто безо всякой причины из одной зависти к славе его имени; но поскольку в таком виде осуждение Оригена в отдаленном от Египта Риме совершенно невероятно, а кроме Иеронима ни один из древних писателей нигде не упоминает о каком бы то ни было осуждении Оригена в Риме, то можно наверное сказать, что в Риме не только не осудили, но и не судили Оригена»[382].

Очень показательна также фраза римского папы Анастасия. В 400 г. он провел в Риме совещание (которое Иероним высокопарно называл «собором», несмотря на то, что в нем, кроме папы участвовало лишь два епископа[vvvvvvvv]), осудившее учение Оригена. В своем послании об этом событии папа, между делом признавшись в том, что Ориген он сам не читал, оправдывает свои действия тем, что Ориген "уже давно осужден молвою" (PL 20, 70)[383]. Но если Анастасий ссылается на "молву", а не на документы, на разговоры, а не на историю - значит, об официальном осуждении Оригена ему ничего не было известно.

Так чьим свидетельствам об Оригене верят теософы: его яростным врагам, которые не останавливались перед тем, чтобы тенденциозно пересказать воззрения Оригена и даже "клевещут на него как бешеные собаки", или же его ученикам? Вновь повторю: ни древние источники, ни их научные исследования не позволяют утверждать, будто Ориген при жизни осуждался Церковью за свои воззрения. Так что говорить о мировоззренческих гонениях христиан на Оригена при его жизни нет серьезных оснований.

В принципе, александрийские церковные власти могли организовать даже арест Оригена имперской (языческой) полицией. По римским законам, установленным императором Адрианом еще в начале II века, самооскопление каралось смертной казнью[384]. Однако подобный способ расправы с неугодным клириком и в голову не пришел епископу Димитрию. Ориген был арестован язычниками лишь спустя 20 лет со дня смерти Димитрия. В Александрии во главе церкви в этом время стоят ученики и друзья Оригена. Сам Ориген живет под покровительством опять же дружащих с ним епископов в Палестине. В Египте, может быть, у Оригена и могли остаться быть недоброжелатели среди духовенства, но арестовывают его в Азии, где епископат ценит Оригена и поддерживает его.

Значит, не из Церкви исходит инициатива ареста: "То, что он превосходил других своей образованностью и ученостью, особенно раздражало в то время правительственную власть" (св. Епифаний Кипрский. Панарий. 64,2).

Вообще меру конфликта Оригена и церковной иерархии не стоит преувеличивать. В епископате добрая память об Оригене сохранялась еще долго (до той поры, пока некоторые из чрезмерных его почитателей не стали черпать из его действительно довольно пестрых книг не столько христианские, сколько языческие положения). Место Оригена в Церкви нельзя рассматривать в отрыве от общей церковной ситуации его столетия. Это время, когда две церковные институции: институт церковных проповедников и институт церковных управителей (епископов) начинают сливаться в один. Если во втором столетии мы чаще встречаем церковных писателей, не облеченных епископским саном, нежели пишущих епископов, то в третьем веке эта ситуация резко меняется. А начиная с четвертого века (и до конца XIX-го) церковно-учительная литература становится по преимуществу епископской (святительской). Рядом с ней существует книжность монашеская, но почти исчезает церковная письменность, произведенная мирянами и белым духовенством. Собственно, отношения иерархии докторов (дидаскалов-учителей) и владык всегда были непростыми. Но именно в век Оригена "две иерархии приближаются к единению"[385]. Кончается век апологетов-мирян и начинается век святителей. Епископы становятся проповедниками и учитeлями, а это значит, что возрастает образовательный уровень церковных владык, совершителей церковных таинств. Институциональное церковное руководство берет на cебя труд учительства, и, значит, никак нельзя cказать, что мол, церковная власть в эпоху Оригена cтала более невежественна, чем раньше, а потому, мол, и учинила гонения на великого христианского писателя.

Сам же Ориген не был сознательным церковным диссидентом. Конечно, понятная и простительная человеческая обида была в нем. Иероним упоминает о некоем письме Оригена, в котором тот "поносит Димитрия, епископа города Александрии, нападает на епископов и клириков по всей вселенной, говорит, что он несправедливо отлучен церквами и что не хочет на злословие отвечать тем же" (Иероним. Апология против Руфина. 2,19). Публично же он лишь однажды намекает на свое горе: говоря об отлучениях от Церкви, Ориген замечает, что не всегда отлучающие правы – «Так случается иногда, что те, кто изгнан, на самом деле внутри (Церкви), а те, кто внутри, на деле – снаружи» (Беседы на Левит. 14,3)[wwwwwwww].

Но его книги хранят и иные отзывы о церковной иерархии: “Не ищите у меня того, что находите у своего епископа Александра. Я сознаюсь, что всех нас превосходит он благодатным даром кротостии своей любовью” (На Царств. 1,1). Хотя Ориген не скрывает пороков, поражающих церковных пастырей во все времена (в том числе и в его)[386], но у него не чувствуется никакого озлобления, идеологической предвзятости по отношению к иерархии. Уже после изгнания из Александрии, Ориген едет убеждать отколовшегося епископа Берилла вернуться в Церковь (Евсевий. Церковная история. VI, 33).

Дата добавления: 2015-06-27