Его церковной истории 19 страница

ГЛАВА 37.

О варварах за Истром, что изгнанные гуннами, они пришли к римлянам и сделались христианами; также об Ульфиле и Афанарихе, что случилось с ними, и о том, откуда они заимствовали арианство.

После таких слов Фемистия царь сделался как-то человеколюбивее и не с прежнею {463} жестокостью подвергал православных наказаниям. Впрочем гнев его не совсем бы пощадил по крайней мере духовных, если бы привзошедшее попечение о делах общественных не отвлекло его от занятий этого рода. Готфы, обитали прежде за рекою Истром и владычествовали над другими варварами. Но быв изгнаны так называемыми гуннами, они подошли к пределам римской империи. Народ гунны, говорят, не были известны ни прежним приистрийским фракийцам, ни самим готфам. Сходясь своими границами, они не знали один другого потому, что между ними лежало величайшее озеро и что каждый, населяя свой берег, почитал его концом земли, за которым уже — море и беспредельное пространство вод. Но случилось, что один, укушенный оводом вол перешел чрез озеро и что за ним следовал пастух, который, на другой стороне увидев землю, возвестил о том своим единоплеменникам. А иные рассказывают, что дорогу, по поверхности закрытую водою, показал гуннам олень, за которым они гнались. Подивившись стране, отличавшейся умеренностью воздуха и богатством плодов, они тогда возвратились и возвестили царю своего народа о том, что видели. Первый опыт войны их против готфов был в малых силах, но потом, вооружившись всем своим могуществом, они разбили своих соседей и взяли всю их землю. Быв преследуемы, готфы вступили в пределы римской Империи и, пе-{464}решедши реку, отправили послов к царю с обещанием, что впредь будут помогать римлянам в войнах, и просили дозволения поселиться на их земле по желанию. Главным лицом этого посольства был готфский епископ Ульфила. Так как все вышло согласно с их желанием, то они стали селиться по Фракии, но вскоре потом, возмутившись одни против других, разделились на две части, из которых одною управлял Афанарих, а другою — Фритигерн. Возгорелась междоусобная война, в которой Фритигерн, испытав неудачу, просил римлян помочь себе. Когда же царь решился помогать ему и повелел стоявшим во Фракии войскам поддерживать его своим оружием,— он, снова сразившись, одержал победу и готфов Афанариховых обратил в бегство. А чтобы отблагодарить Валента и доказать ему дружбу во всем, принял общение в его исповедании и подвластных себе варваров убедил согласиться с ним в образе мыслей. Впрочем, не это одно, кажется, было причиною, что все помянутое племя доныне предано арианскому учению. Тогдашний готфский святитель Ульфила сперва ни в чем не разногласил с кафолическою Церковью, да и после, в царствование Констанция, хотя по неосмотрительности, думаю, и присутствовал с Евдоксием и Акакием на Соборе константинопольском, однако ж в общении постоянно находился с иереями, державшимися веры отцов никейских. Но когда он прибыл в {465} Константинополь по случаю посольства, то предстоятели арианской ереси, рассуждая с ним о догматах, говорят, обещались ходатайствовать пред царем об успехе его дела, если он примет их образ мыслей. И тут-то, побуждаемый ли необходимостью, или действительно подумав, что так мыслить о Боге лучше, Ульфила и сам вступил в общение с арианами, и все племя отторг от кафолической Церкви; потому что наставляемые им, как учителем в благочестии, и познакомившиеся чрез него с более кроткими правилами жизни, готфы легко верили ему во всем и были убеждены, что в его словах и делах нет ничего худого, но что все служит к пользе ревностной их веры. Он даже показал им весьма много опытов своей добродетели,— с одной стороны, подвергаясь опасностям за учение, когда упомянутые варвары исповедовали еще веру языческую,— с другой, сделавшись для них первым изобретателем письмен и переводчиком священных книг на отечественный язык. Итак, эта-то вообще была причина, почему варвары при Истре имели арианский образ мыслей. В то же время многие христиане, из числа подвластных Фригитерну, умерли за Христа мученическою смертью; ибо Афанарих, досадуя, что и его подданные, под влиянием убеждений Ульфилы, принимают христианство, и что тем самым отечественная вера их упраздняется, подверг многих различным казням,— од-{466}них, дерзавших мужественно защищать свое учение, предал на истязания, а других, не позволив им и оправдываться, прямо умертвил. Говорят, что лица, которым это приказано было от Афанариха, поставили на колесницу один истукан и возили его по домам всех, объявивших себя христианами, повелевая поклоняться ему и приносить жертвы. И те домы, в которых отказывались совершать предписываемое поклонение, были сожигаемы вместе с людьми. Слышал я, что тогда случилось нечто, еще поразительнее этого. Многие, как мужчины, так и женщины, из которых одни вели с собою детей, а другие несли новорожденных младенцев, питая их своею грудью, когда язычники хотели заставить их силою приносить жертву, скрылись под сень тамошней церкви, и как скоро она была зажжена, все в ней сгорели. Впрочем готфы скоро пришли к взаимному единомыслию и, возмутившись, начали злодействовать во Фракии и опустошать ее города и селения. Услышав об этом, Валент дознал опытом, сколь важную сделал он ошибку; ибо думая, что они и себе и империи будут полезны, а для неприятелей, как народ всегда вооруженный, страшны, он вознерадел о римских легионах и, вместо обыкновенного пополнения войск рекрутами по римским городам и селениям, требовал от них денег. Обманувшись в своей надежде, царь оставил Антиохию и быстро приехал в Константинополь. По этому {467} случаю гонение на несогласовавшихся с ним христиан остановилось. Между тем по смерти Евзоя, на его кафедру возведен был и предстоятельствовал над арианами Феодор.

ГЛАВА 38.

О сарацинской царице Мавии и о том, что, при разрыве союза сарацин с римлянами, мир между ними восстановлен рукоположенным для сарацинских христиан епископом Моисеем. Также об измаильтянах, сарацинах и их божествах, и о том, что у них введено христианство патриархом их Зокомом.

В это самое время, по случаю смерти сарацинского царя, мирный договор сарацин с римлянами был расторгнут. Супруга его Мавия, вступив в управление народом, начала опустошать города Финикии и Палестины, и свои опустошения простерла до стран египетских, лежащих в так называемой Аравии, по левой стороне Нила, когда плывешь против его течения. Этой войны нельзя было почитать легкою, хотя ее вела женщина. Борьба, говорят, происходила упорная и со стороны римлян неодолимая, так что предводитель финикийских войск должен быть звать себе на помощь главного военачальника всей стоявшей на востоке конницы и пехоты. Этот военачальник, смеясь над его приглашением, запретил ему участвовать в битве, и, утроив войска, сам пошел на Мавию, но, обращенный в бегство, едва спасся содействием палестинских и финикийских легионов; ибо последний, видя, что он в опасности, счел делом безрассудным, согласно с его пове-{468}лением, оставаться вне сражения, но поспешно противостав варварам, дал ему время уйти с большею безопасностью, сам же потом начал отступать и, при отступлении отстреливаясь, своими стрелами отражал нападавших неприятелей. Многие из тамошних жителей и доныне вспоминают об этом. А сарацины то сражение воспевают в песнях. Такая тяжелая война заставила римлян отправить к Мавии посольство с предложением мира. Но Мавия, говорят, отвечала послам, что она, напротив, совершенно откажется от мирных договоров с римлянами, если для ее подданных не будет рукоположен в епископа некто Моисей, любомудрствовавший тогда в ближайшей пустыне,— муж, прославившийся святостью жизни, божественными знамениями и чудесами. Обратившись к царю и известив его об этом, воеводы взяли Моисея и привели его к Лукию. Но Моисей, в присутствии начальства и стекшегося народа, сказал: я не могу достойно носить имя и сан архиерея. Если же Богу угодно даровать мне это и несмотря на мое недостоинство, то все однако свидетельствуюсь Творцом неба и земли, что своих рук, обагренных кровью и оскверненных убийством святых мужей, ты на меня не возложишь. На это Лукий возразил ему: ты поступаешь несправедливо, отвращаясь от меня, когда еще не знаешь моей веры и прежде чем научился ей. А если узнал ее от клеветников, то послушай лучше меня самого, {469} и будь судьею слов моих. Но твоя вера кажется мне слишком ясною, отвечал Моисей. Свидетели того, какова она, суть епископы, пресвитеры и диаконы, страдающие в изгнании и рудокопнях. Такие признаки богопочтения, знаешь, вовсе чужды Христа и людей, православящих Бога. Когда эти слова Моисей запечатлел клятвою, что от руки Лукиевой священства не примет, то римские правители, отвергнув Лукия, повели Моисея к епископам, находившимся в ссылке. Рукоположенный ими, он возвратился к сарацинам и, примирив их с римлянами, остался у них священнодействовать и многих обратил в христианство. А прежде исповедников христианства находилось там очень мало; ибо это племя происходило от сына Авраамова Измаила и получило его имя. Древних сарацинов, по прародителю их, действительно называли измаильтянами; но чтобы изгладить улику незаконного рождения и неблагородство матери Измаиловой Агари, которая была рабынею, измаильтяне стали называться сарацинами, как будто бы, то есть, они произошли от жены Авраамовой Сарры. Имея такое происхождение, все они, подобно евреям, обрезываются, воздерживаются от свиного мяса и соблюдают много других еврейских обычаев. А что в жизни управляются не все теми же законами,— это надобно приписать времени и смешению их с пограничными племенами; ибо Моисей, живший спустя после то-{470}го много времени, дал законы только вышедшим из Египта. Между тем пограничные с ними народы, быв сильно преданы заблуждениям, вероятно, исказили отечественный образ жизни Измаиловой, которым древние евреи до Моисеева законодательства пользовались одним, как законом не писанным. В самом деле, сарацины чтили одних и тех же с соседями богов, одни и те же воздавали им почести и усвояли названия. В этом сходстве их веры с соседнею открывается причина изменения законов их отечества. Очень могло быть, что, по прошествии долгого времени, одно забыли они, а другое ввели у себя. Но потом некоторые из них, встретившись с иудеями, узнали о своем происхождении и, возвратившись к сродному себе, приняли еврейские обычаи и законы. С того времени многие между ними и доныне живут по-иудейски, а некоторые, незадолго до настоящего царствования, начали христианствовать и Христову веру приняли чрез обращение с обитавшими вблизи иереями и монахами, которые, любомудрствуя в прилежащих к той стране пустынях, славились доблестью жизни и чудодействиями. Рассказывают, что тогда обратилось к христианству даже все их племя и именно по случаю крещения патриарха их Зокома. Быв бездетен и привлекаясь славою одного монаха, он пришел побеседовать с ним и стал жаловаться ему на свою участь; потому что у сарацинов, да кажется и у всех {471} варваров, чадородие весьма уважалось. Монах, убедив его сохранять присутствие духа, помолился и, прощаясь с ним, сказал ему, что он будет иметь сына, если уверует во Христа. Это обещание Бог оправдал самым делом: у Зокома родился сын,— и он, приняв крещение сам, крестил и всех своих единоплеменников. С того времени это племя, говорят, начало благоденствовать и, размножившись, сделалось страшным для персов и прочих сарацинов. Вот все, что узнали мы об обращении сарацинов в христианство и о первом епископе их.

ГЛАВА 39.

О том, что, по удалении Лукия, Петр возвратился из Рима и стал управлять египетскими церквами; также о походе Валента на запад против скифов.

По городам ревнители учения никейского Собора снова начали воодушевляться, особенно же сделались мужественными египетские александрийцы. По возвращении Петра из Рима с грамотою Дамаса, подтверждавшего его рукоположение и никейский символ, они отдали ему церкви; а изгнанный Лукий поплыл в Константинополь. Впрочем царь Валент, вероятно, развлекаемый заботами, не нашел времени отмстить за него, потому что, прибыв в Константинополь, заметил в народе сильное к себе подозрение и ненависть: причина была та, что варвары, опустошив Фракию, проникли до самых предместий столицы и не встречая отпора, решались уже лезть на стену. Это раз-{472}дражало жителей города, и вина падала на царя, что он не выступает, но откладывает войну. Притом полагали, что царь-то и привел неприятелей, а наконец, когда дано было зрелище в ипподроме, стали явно кричать, что он не заботится об общем деле, и требовали оружия, говоря, что сами пойдут сражаться. Разгневанный этим, Валент вооружился против варваров, но вместе грозил и народу, что по возвращении накажет его как за настоящее оскорбление, так и за прежнюю преданность тирану Прокопию.

ГЛАВА 40.

О святом монахе Исаакие, предсказавшем смерть Валента и о том, что Валент, убегая с поля битвы, спрятался в солому и там сгорел.

Когда Валент выступил из Константинополя, то один монах Исаакий, муж и по всему доблестный, а особенно неустрашимый в деле Божием, подошедши к нему, сказал: царь! отдай православным, сохраняющим предание отцов никейских, отнятые у них церкви,— и ты победишь врага. Но Валент, разгневавшись, приказал взять его и держать в узах, пока сам не возвратится и не накажет дерзкого. Не отдав церквей, государь, ты не возвратишься, отвечал на это Исаакий. Так и случилось. Когда царь вышел с войском, то готфы начали отступать. Преследуя их, он прошел уже Фракию и прибыл в Адрианополь. Но, находясь невдалеке от варваров, которые стояли лагерем в безопасном месте, {473} и не составив плана, где и как расположить войско, слишком поспешил битвою. Поэтому конница его тотчас была рассеяна, а пехота обращена в бегство, сам же он, в сопровождении немногих воинов, быв преследуем неприятелями, на бегу соскочил с лошади, и вошедши в какую-то хижину или башню, спрятался в ней. Варвары гнались за ним, с намерением умертвить его, но находясь вблизи, проскакали мимо, ибо не подозревали, что он там скрывался. Когда уже большая часть их миновала это место и проезжали только немногие отсталые, то некоторые из бывших с царем воинов начали стрелять в этих проезжавших. А они тотчас закричали: здесь Валент. Услышав это, скакавшие вблизи, сами завопили и своим воплем дали знать как передним, так и задним о том, что слышали. Таким образом в короткое время услышали и самые дальние неприятели, и все стеклись в одно место. Окружив хижину и разложив около ее множество горючих веществ, они все это зажгли. Пламень, раздуваемый случившимся тогда сильным ветром, мгновенно обхватил весь материал, а потом, сообщившись всему, что находилось в хижине, истребил и царя и бывших с ним. Валент умер, имея от роду около пятидесяти лет. Царствовал же он с братом тридцать лет, да после него три года.

Конец шестой книги церковной истории. {474}

ЦЕРКОВНОЙ ИСТОРИИ

Эрмия Созомена Саламинского

КНИГА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА 1.

О том, что римлянам, теснимым от варваров, подана помощь Мавиею, что к одержанию победы содействовали некоторые из народа и что Грациан повелел веровать, как кто хочет.

Так-то случилось умереть Валенту. После сего варвары, надменные победою, опустошали всю Фракию и наконец сделали набег на предместье Константинополя. В столь бедственных обстоятельствах римлянам принесли великую пользу немногие из союзных с ними сарацин, присланных Мавиею, и весьма многие из народа; ибо как скоро супруга Валента, Домника, выдала им из государственной казны условленное жалованье, они, вооружившись, как кому случилось, выступили навстречу врагам и, противустав им, отогнали их далеко от города. Между тем Грациан, вместе с своим братом управлявший всею римскою Империею, не одобряя дяди за его нерасположение к разномыслившим с ним христианам, позволил возвратиться в отечество всем, которые при нем за веру осужде-{475}ны были на изгнание, и дал закон, чтобы все, кроме манихеев и последователей Фотина и Евномия, безбоязненно веровали, как хотят, и делали церковные собрания.

ГЛАВА 2.

О том, что Грациан в соправители себе избрал Феодосия, родом испанца, и что востоком, за исключением Иерусалима, владели ариане; также о Соборе антиохийском, и о состоянии тогдашнего предстоятельства в Церквах.

Размыслив, что необходимо отражать варваров, которые, живя около Дуная, нарушали спокойствие Иллирии и Фракии, и в то же время присутствовать в областях западных,— особенно потому, что тамошниих жителей разоряли алеманы, Грациан, в бытность свою в Сирмии, сделал участником в правлении Феодосия, родившегося в Иберии и жившего около Пиренейских гор,— человека, знаменитого по своим предкам и часто отличавшегося в войнах, так что, и прежде воцарения, он, по суду подданных, почитался способным к царствованию. В то время восточными Церквами, за исключением Иерусалима, владели еще единомышленники Ария; а македониане, и особенно те, которые жили в Константинополе, после договора с Ливерием, не многим чем отличались от христиан, следовавших учению отцов никейских, так что по городам смешивались с ними, как с единомыслящими, и находились во взаимном общении. Но после изданного Грацианом закона некото-{476}рые из епископов этой ереси, возымев смелость, завладели церквами, которых лишились при Валенте, и собравшись в Антиохии карийской, определили, что должно называть Сына не единосущным, а подобосущным Отцу, как называли Его прежде. Поэтому одни отделились и стали собираться особо; а другие, сделавших такое определение осудив за сопротивление и любовь к спорам, отступили от них и в учении еще тверже соединились с теми, которые следовали постановлениям никейского Собора. Впрочем из епископов, в то время, по закону Грациана возвратившихся из ссылки, которой подверглись в царствование Валента, иные нисколько не заботились о предстоятельстве, но, предпочитая согласие народа, просили епископов Ариевой ереси не удаляться и несогласием не рассекать Церкви, которую Бог и апостолы предали единою, а любовь к спорам и к предстоятельству разделила на многие. Таких мыслей был и Евлалий, епископ города Амасии, что в Понте. Возвратившись из ссылки, он, говорят, нашел свою церковь под предстоятельством одного из арианских епископов, у которого впрочем в городе не было и пятидесяти человек последователей. Заботясь о соединении всех, Евлалий предложил ему первенствовать и сообща управлять Церковью — с тем, что, в награду за согласие, он будет иметь предстоятельство. Но тот не согласился, только не долго однако ж начальствовал и над теми {477} немногими, которые у него были, потому что и они соединились с прочими.

ГЛАВА 3.

О делах святого Мелетия и Павлина, епископов антиохийских, и о клятве, данной относительно епископского престола.

В то же время, вследствие известного закона, в Антиохию сирскую возвратился Мелетий, и от этого в народе возникло сильное смятение. Тогда жив еще был Павлин, которого, как мы видели, царь Валент, из уважения к его благочестию, не посмел отправить в ссылку. Посему некоторые хотели, чтобы Мелетий занимал епископский престол вместе с ним. Но приверженцы Павлина этому воспротивились, осуждая хиротонию Мелетия, как совершенную арианскими епископами. Однако ж преданные Мелетию насильно привели в исполнение то, чего домогались. Будучи довольно многочисленны, они в одной из загородных церквей возвели его на епископский престол. Но между тем как народ той и другой стороны волновался, и надлежало ожидать возмущения, вдруг один необыкновенный совет одержал верх и привел всех к согласию. Положено было — от людей, которые почитались способными, или надеялись занять тамошний епископский престол (а таких было пять человек, кроме Флавиана), взять клятву, что они не станут домогаться и, даже если избрание падет на них, не примут епископства, пока Павлин или Мелетий будут живы, но, по смерти кото-{478}рого-либо из них, дозволят другому одному удержать за собою престол. Когда в этом дана была клятва, то почти весь народ согласился: противились только немногие из люцифериан; потому что Мелетий был рукоположен не православными. После сих происшествий Мелетий отправился в Константинополь, где в то время были и другие епископы, считавшие необходимым переместить туда Григория из Назианза и поручить ему тамошнюю епископию.

ГЛАВА 4.

О царствовании Феодосия Великого, и о том, как он от Асхолия, епископа солунского, принял святое крещение, и что писал к тем, которые веруют не по определению Собора никейского.

Около этого времени, так как на западе алеманы тревожили еще жителей Галлии,— Грациан возвратился в отцовскую часть империи, которую оставил в управление себе и своему брату, а Иллирию и на востоке подвластные области поручил Феодосию. Военные дела окончились по желанию — и у него против алеманов, и у Феодосия против варваров, живущих по Дунаю. Феодосий одних победил в сражении, других, искавших дружбы римлян, принял в союзники и, взяв от них заложников, прибыл в Солунь. Здесь он заболел, но быв наставлен в таинственном учении здешним епископом Асхолием, принял крещение и выздоровел. Так как Феодосий происходил от христианских {479} родителей, следовавших постановлениям никейского Собора, то очень тогда обрадовался Асхолию, который держался тех же постановлений, славился добрыми делами и, кратко сказать, был украшен всеми добродетелями священства. Обрадовался он и тому, что иллирийцы вообще не разделяли Ариевых мыслей. Расспрашивая о других народах, он узнал, что до Македонии все Церкви единомышленны, что Бога-Слово и Святого Духа чтут они наравне с Отцом; а области, находящиеся отсюда на восток, волнуются, так что народ разделяется на различные ереси, и особенно в Константинополе. Рассудив, что лучше предварительно объявить свои мысли о Боге, дабы неожиданное повеление веровать вопреки убеждению не показалось насилием, он из Солуни дал закон народу константинопольскому, ибо был уверен, что из Константинополя, как из главного города всей подвластной ему империи, его писание скоро сообщится и прочим городам. А в этом писании он объявлял свое желание, чтобы все веровали, как вначале предал римлянам верховный из апостолов Петр, и как тогда учили римский епископ Дамас и александрийский Петр,— чтобы кафолическою называлась Церковь только тех христиан, которые признают Святую Троицу равночестною, и чтобы думающие иначе носили имя еретиков, были уничижаемы, и ожидали себе наказания. {480}

ГЛАВА 5.

О Григорие Богослове и о том, что Феодосий отдал ему церкви, изгнав Демофила и тех, которые признавали Сына не единосущным Отцу.

Издав такой закон, Феодосий, чрез несколько времени, прибыл в Константинополь. В то время церквами владели еще последователи Ария, которыми управлял Демофил; а Григорий Назианзен начальствовал над исповедниками единосущной Троицы и церковные свои собрания делал в небольшом доме, который единомышленными с ним и веровавшими подобно ему христианами обращен был в церковь. Впоследствии эта церковь между городскими храмами сделалась знаменитою и теперь славится не только красотою и величием зданий, но и благотворностью поразительных богоявлений; ибо здесь является Божественная сила, нередко наяву и во сне подающая помощь многим больным и потерпевшим несчастие. Веруют, что это — помощь Божией Матери, Святой Девы Марии, и что она так является. А называют ту церковь Воскресением (Αναστασια) — и, я думаю, потому, что учение собора никейского, вследствие усиления еретиков, уже павшее в Константинополе и, так сказать, умершее, действием Григориевой проповеди снова оживилось. Рассказывали мне также, как несомненную истину, что во время церковного собрания здесь одна беременная женщина упала с верхней галереи и умерла. {481} Но когда все принесли за нее общую молитву, она ожила и была спасена вместе с своим дитятею. По случаю такого-то явленного здесь Богом чуда, эта церковь с того времени получила свое название. Рассказ об этом повторяется и доныне. Между тем царь послал сказать Демофилу, чтобы он либо веровал по учению никейского Собора и приводил народ к единомыслию, либо оставил церкви. Демофил, собрав народ, объявил ему царскую волю и сказал, что в следующий день он сделает церковное собрание за городскими стенами; ибо Божественный закон, повелевает: егда гонят вы во граде сем, бегите в другий (Матф. 10, 23). Сказав таким образом, он после сего собирал народ за городом, а с ним был и Лукий, которому некогда ариане поручили Церковь александрийскую, и который, как мы сказали, быв изгнан, прибежал в Константинополь и здесь имел свое жительство. Когда же приверженцы Демофила оставили церковь, царь вошел в нее и молился. С того-то времени исповедники единосущной Троицы начали владеть церквами. А это был пятый год консульства Грацианова, первый — Феодосиева, и сороковой с тех пор, как церкви поступили во власть ариан.

ГЛАВА 6.

Об арианах и Евномие, который тогда был в силе, также о дерзновении пред царем святого Амфилохия.

Впрочем ариане, под покровительством {482} Констанция и Валента чрезвычайно размножившиеся, безбоязненно собирались и всенародно рассуждали о Боге и существе его. Они убедили своих единомышленников при дворе испытать царя и, имея в виду случившееся при Констанцие, надеялись достигнуть исполнения своих намерений. Это обеспокоило и устрашило православных, и страх их особенно увеличивался при мысли о красноречии Евномия в беседе. Евномий незадолго пред сим, при царе Валенте, поссорившись в Кизике с своими клириками, отделился от ариан, и жил уединенно в Вифинии, против Константинополя. Многие отсюда ездили к нему, а другие приходили и из других мест — с целью либо испытать его, либо послушать его речей. Слух о нем дошел и до царя, и царь готов был повидаться с ним; но царица Плакилла сильно противодействовала этому и удержала его. Будучи самою верною хранительницею учения никейского Собора, она боялась, как бы муж ее не был увлечен беседою Евномия,— что и могло статься,— и не склонился к его мыслям. Но между тем как усилия с обеих сторон были еще велики, однажды, когда живущие в Константинополе епископы пришли во дворец, чтобы по обычаю приветствовать царя, между ними, говорят, находился некто старец, священник незначительного города, человек простой и в делах гражданских не опытный, но разумный в предметах божественных. Все другие очень про-{483}сто и благопочтенно приветствовали царя. Точно так же приветствовал его и старец иерей, но сыну царскому, сидевшему вместе с отцом, он не выразил одинаковой чести, напротив подошедши к нему, как к простому дитяти, сказал: здравствуй, дитя, и приласкал его рукою. Разгневавшись и вознегодовав за оскорбление сына, что ему не воздана одинаковая честь, царь, приказал с бесчестием выгнать старца. Но когда выгоняли его, он, обратившись, сказал: знай же, царь, что и отец небесный точно так негодует на тех, которые не одинаково чтут Сына, но дерзают называть Его меньшим Отца. Удивившись этим словам, царь снова позвал к себе иерея, просил у него прощения и сознался, что он сказал истину. С тех пор, сделавшись осторожнее, он не принимал тех, которые думали иначе, воспретил состязания и сходки на площади и сделал то, что рассуждать по-прежнему о существе и природе Божией, стало не безопасно; ибо касательно сего постановлен был закон и определено наказание.

ГЛАВА 7.

О втором святом вселенском Соборе, отчего и по какой причине он был созван, и об отречении Григория Богослова.

В скором времени также Феодосий созвал собор единомышленных себе епископов, частью для подтверждения определений, сделанных в Никее, а частью для рукоположения епископа, имевшего занять престол {484} в Константинополе. Предполагая, что можно присоединить к кафолической Церкви и так называемых македониан, поколику они не многим чем отличались в своих понятиях о вере, он пригласил и их. Таким образом из исповедников единосущной Троицы собралось около ста пятидесяти епископов, а из последователей Македониевой ереси — тридцать шесть, которые большею частью были из городов, лежащих около Геллеспонта. Между последними председательствовали — Элевсий кизикский и Маркиан лампсакский; а между первыми — Тимофей, занимавший престол александрийский, который наследовал он после брата своего Петра, незадолго пред тем скончавшегося. Тут же были — епископ антиохийский Мелетий, приехавший в Константинополь еще прежде для поставления Григория, и иерусалимский Кирилл, раскаивавшийся тогда, что прежде держался мыслей Македония. Вместе с ними находились также — Асхолий, епископ солунский, Диодор тарсийский и Акакий берийский. Так как все они одобряли учение веры, утвержденное в Никее, то бывших с Элевсием епископов просили согласиться с собою, напоминая им о том, что чрез послов говорили они Ливерию, и что исповедовали чрез Евстафия, Сильвана и Феофила, как об этом сказано было прежде: но последние, прямо объявив, что никогда не признают Сына единосущным Отцу, хотя будут говорить и против своего исповедания Ливерию, удали-{485}лись и единомышленникам своим по городам написали, чтобы они не соглашались с определениями никейскими. Между тем, оставшиеся в Константинополе епископы советовались, кому бы поручить здешнюю кафедру. Говорят, что, удивляясь жизни и учению Григория, царь признавал его достойным этого епископства. Уважая добродетели Григориевы, с ним соглашалась и большая часть присутствовавших на соборе епископов: но сам Григорий, хотя сначала и принял начальствование над константинопольскою Церковью, однако ж, когда узнал, что некоторые возражают против этого, и особенно епископы египетские,— отказался. Не могу не удивляться сему мудрейшему мужу, как за все его дела, так не менее и за настоящий поступок; ибо ни красноречие не надмевало его, ни тщеславие не возбуждало в нем желания начальствовать над Церковью, которую он принял, когда она была на краю погибели, но, по требованию епископов, отдал врученный себе залог, и не жаловался ни на многие труды, ни на опасности, которым подвергался, сражаясь с ересями. И хотя не представлялось ничего худого, почему он не мог бы быть епископом в Константинополе, где тогда не оставалось епископа,— да притом и в Назианзе уже рукоположен был другой епископ; однако собор, сохраняя отеческие законы и церковный порядок, взял от него, по его желанию, то, что дал, нисколько не уважив преимуществ этого мужа. Но между тем, {486} как царь и иереи с величайшею заботливостью совещались, и самодержец предписывал сделать тщательное исследование, кто особенно отличается такими прекрасными качествами, чтобы ему можно было поручить первосвященство в обширнейшем и царственном городе,— Собор был не одинакового мнения: каждый епископ считал достойным хиротонии кого-либо из своих.

Дата добавления: 2015-06-30