Теннесси Уильямс. Стеклянный зверинец 3 страница

Затемнение.

КАРТИНА ПЯТАЯ

Надпись на экране: «Благая весть». Она постепенно гаснет, и и музыка стихает.

Ранние сумерки весенним вечером. Уингфилды только что отужинали. АМАНДА и ЛАУРА, обе в светлых платьях, убирают со стола в глубине затемненной сцены; их движения подчеркнуто ритмичны, словно исполняется какой-то танец или совершается некий ритуал, а сами они легки и безмолвны. ТОМ в белой рубашке, заправленной в брюки, поднимается из-за стола, идет к выходу.

Аманда (в тот момент, когда он проходит мимо нее). Сынок, сделай мне одолжение!

Том. В чем дело?

Аманда. Пожалуйста, причешись. Ты такой при­влекательный, когда причешешься.

Том сидит, ссутулившись, на диване с вечерней газетой в руках. Огромный заголовок: «Франко берет верх».

Мне хотелось бы, чтобы ты равнялся на отца только в одном отношении.

Том. В каком же?

Аманда. Он очень следил за своей внешностью! Всегда был опрятен.

Том отбрасывает газету и подходит к двери.

Ты куда?

Том. Покурить.

Аманда. Ты слишком много куришь, пачка в день — пятнадцать центов. Сколько это в месяц? Умножь-ка пятнадцать на тридцать, и ты поразишься, какую сумму можно сэкономить. Хватит заплатить за вечерние курсы бухгалтерии при вашингтонском университете! Только подумай, сынок, как было бы чудесно!

Том (равнодушно). Я лучше покурю. (Выходит на площадку и захлопывает за собой застекленную дверь.)

Аманда (раздраженно). Ну, конечно! В том-то и трагедия... (Пристально смотрит на фотографию мужа.)

Том (в зрительный зал). Напротив нас, через дорогу был танцевальный зал «Парадиз». Весной там распахивали по вечерам окна и двери, и оттуда лилась музыка. Иногда в зале гасли огни — оставался только большой стеклянный шар, подвешенный к потолку. Он медленно поворачивался, и полутемный зал осве­щался нежными и радужными красками. Оркестр иг­рал вальс или танго, или что-нибудь еще — медлен­ное, чувственное. Парочки то и дело выходили на немноголюдную улицу и целовались за мусорными ящиками, под телеграфными столбами. Так они вознаграждали себя за монотонную, как и у меня, жизнь, в которой ничего не случается, за жизнь без романтики. А между тем в том году назре­вали перемены, близилась романтика. Все эти дети и не догадывались, что она рядом, за углом, как говори­ли тогда. Перемены и потрясения сгущались в тумане над Берхтесгаденом, таились в складках знаменитого зонтика Чемберлена... В Испании пылала Герника! А у нас были только чувственные ритмы и вино, танце­вальные залы и бары, кино, секс — он словно какой-то светильник во мраке озарял этот мирок своими короткими, обманчивыми сполохами... А мир готовился к воздушным бомбардировкам!

Аманда (отрывается от созерцания фотографии мужа и выходит на площадку. Со вздохом). Да, лест­ничная клетка, конечно, не веранда. (Расстилает на ступеньке газету и садится — изящно и жеманно, как когда-то опускалась в качалку у себя на Миссисипи) Чем ты любуешься?

Том. Месяцем.

Аманда. А что, уже народился?

Том. Вон он — над «Деликатесами Гэрфинкела».

Аманда. И правда, смотри-ка! Совсем как крохотная серебряная туфелька. Ты уже загадал желание, Том?

Том. Угу.

Аманда. А что ты загадал?

Том. Секрет.

Аманда. Вот как? Тогда и я не скажу, что зага­дала. Пусть будет тайной.

Том. О твоем желании нетрудно догадаться.

Аманда. Ты умеешь читать мысли?

Том. Ты же не сфинкс, мама.

Аманда. Да, у меня секретов нет. Знаешь, какое желание я загадала? Чтоб мои драгоценные дети до­бились успеха и были счастливы! Я мечтаю об этом всегда — есть луна или нет.

Том. А я думал, ты мечтаешь о молодом человеке.

Аманда. Куда ты клонишь?

Том. Не помнишь, как просила раздобыть молодо­го человека?

Аманда. Нет, я помню. Да, я как будто говорила, что неплохо, если бы ты пригласил к нам в гости какого-нибудь приличного молодого человека и позна­комил со своей сестрой. Может быть, я высказывала это пожелание не один раз.

Том. Ты твердила это изо дня в день.

Аманда. Да?

Том. Так вот, будет молодой человек.

Аманда. Что-о?

Том. Он придет к нам в гости.

Благая весть встречается торжественной музыкой. Аманда встает. На экране — молодой человек с букетом.

Аманда. Ты пригласил к нам молодого человека?

Том. Позвал к обеду.

Аманда. В самом деле?

Том. В самом деле.

Аманда. Ты пригласил его, и он... придет?

Том. Придет!

Аманда. Ну и ну... Ничего себе...

Том. Я думал, ты будешь довольна...

Аманда. Так это определенно?

Том. Вполне.

Аманда. И скоро?

Том. Очень.

Аманда. Ради бога, перестань цедить сквозь зубы! Расскажи все по порядку.

Том. Что рассказать?

Аманда. Естественно, я хочу знать, когда он придет.

Том. Завтра.

Аманда. Завтра?!

Том. Да, завтра.

Аманда. Но как же?..

Том. Что как же, мама?

Аманда. У меня не остается времени!

Том. Зачем тебе время?

Аманда. Надо же мне как-то подготовиться! Почему ты не позвонил мне с работы, как только позвал его, в ту же минуту, как он принял приглашение? Как ты не понимаешь, Том, что тогда я могла бы подготовиться.

Том. Да не поднимай ты суматоху.

Аманда. Ах, оставь, Том, все разбросано, не прибрано! Что бы такое придумать?

Том. Не нужно ничего придумывать.

Аманда. Ты ничего не понимаешь! Нельзя прини­мать гостей в свинарнике! Так-так... Почистить мое свадебное серебро, выгладить скатерти с монограмма­ми... вымыть окна, повесить чистые занавески... Да, а что нам надеть? Надо же что-нибудь поприличнее, правда?

Том. Не стоит из-за этого парня поднимать такую возню!

Аманда. Но ведь он — первый, с кем мы познакомим Лауру! Это позор, это ужасно, что у твоей сестренки никто не был в гостях. Пойдем-ка в комна­ту, Том. (Открывает застекленную дверь.)

Том. Зачем?

Аманда. Я хочу расспросить тебя.

Том. Послушай, мне начинает надоедать эта сума­тоха. Если не перестанешь, я скажу, чтобы он не приходил.

Аманда. Ты этого не сделаешь! Нет ничего обиднее, как отменить приглашение. Просто мне придется потрудиться, как каторжной! Лицом в грязь не уда­рим. Пойдем.

Том со стоном идет следом.

Садись.

Том. Куда прикажешь?

Аманда. Как удачно, что я приобрела новый диван! И этот торшер... Я плачу за него, хотя и не стоило бы! Да, надо будет надеть на мебель ситцевые чехлы — гораздо уютнее. Хорошо бы еще заново оклеить сте­ны... Как его зовут, твоего молодого человека?

Том. О'Коннор.

Аманда. Ага, ирландец! Завтра пятница — надо подать рыбу. Я приготовлю лососиный бок с гарниром. Что он делает? Работает у вас в магазине?

Том. Конечно, иначе как бы я...

Аманда. Том, а он... не пьет?

Том. Какое это имеет отношение?

Аманда. Я спрашиваю, потому что твой отец пил.

Том. Ну, снова за свое!

Аманда. Значит, пьет?

Том. Насколько я знаю — нет!

Аманда. А ты узнай поточнее! Моей дочери не нужен кавалер, который пьет.

Том. Не чересчур ли ты торопишься? Мистер О'Коннор пока даже не появился.

Аманда. Но появится завтра, придет познакомиться с твоей сестрой, а что я знаю о нем? Ровным счетом ничего! Лучше уж старая дева, чем жена пьяницы!

Том. О-о-о!

Аманда. Тише!

Том (наклоняется вперед, доверительно). Многие парни встречаются с девушками, но вовсе не собира­ются жениться на них!

Аманда. Не говори глупостей, Том... И ирония твоя ни к чему! (Берет щетку для волос.)

Том. Что ты делаешь?

Аманда. Хочу пригладить твой чуб! А на какой должности этот молодой человек?

Том (угрюмо примирясь с щеткой и допросом). Этот молодой человек работает экспедитором, мама.

Аманда. Ничего, вполне солидно. И ты бы мог добиться того же, стоило только захотеть. А какое у него жалованье, ты знаешь?

Том. Долларов восемьдесят пять в месяц.

Аманда. Мда-а... Негусто, но все-таки...

Том. На двадцать монет больше, чем у меня.

Аманда. Уж я-то как-нибудь знаю, сколько у тебя. Восемьдесят пять долларов для семейного человека — это только-только...

Том. Правильно. Но мистер О'Коннор — не семей­ный человек.

Аманда. Он может им стать в будущем.

Том. Значит, планы на будущее?

Аманда. Ты — единственный не понимаешь, что будущее становится настоящим, настоящее — прошлым, а прошлое превращается в вечное сожаление, если не заглядываешь в будущее.

Том. Я подумаю над этим афоризмом. Может быть, он мне пригодится.

Аманда. Нечего нос задирать перед матерью! Луч­ше расскажи еще об этом... Как его зовут, я забыла?

Том. Джеймс Д. О'Коннор. «Д» — значит Делани.

Аманда. Боже ты мой, ирландец и по отцовской линии и по материнской! Говоришь, не пьет?

Том. Хочешь, позвоню ему сейчас, спрошу?

Аманда. О таких вещах надо узнавать очень де­ликатно; у нас в Блу-Маунтин поступали так: если предполагали, что молодой человек выпивает, то де­вушка, которая удостаивала его своим вниманием — если таковая вообще находилась! — так вот, эта девушка беседовала со священником... а еще лучше — ее отец, если таковой имелся... и потихоньку разузнавали, что представляет собой тот юноша. Вот так, действуя очень деликатно, можно было уберечься от трагической ошибки!

Том. Как же случилось, что ты совершила траги­ческую ошибку?

Аманда. У твоего отца был такой невинный вид — кого хочешь мог обмануть! Бывало, улыбнется — и все буквально очарованы! Самое опасное для девушки — это попасть под обаяние красивой внешности. Наде­юсь, мистер О'Коннор не слишком красив?

Том. Нет, не очень. У него веснушки и нос маловат.

Аманда. А не слишком ли он простецки выглядит?

Том. Нет, не слишком. В самый раз.

Аманда. Главное в мужчине — это твердость.

Том. А я тебе о чем говорю?

Аманда. Ничего подобного я от тебя не слышала. Боюсь, ты ни разу не призадумался над этим.

Том. А ты не бойся.

Аманда. Будем надеяться, он из тех, кто умеет добиваться своего.

Том. О да, он серьезно работает над собой.

Аманда. Откуда ты знаешь?

Том. Он ходит в вечернюю школу.

Аманда (вся засветившись). Чудесно! И что он там делает, что изучает?

Том. Радиодело и ораторское искусство.

Аманда. Значит, у него есть виды на будущее. Если молодой человек изучает ораторское искусство, то он рассчитывает стать управляющим! И радиоде­ло... тоже очень перспективно. Ну что ж, это уже кое-что. Матери не грех знать такие вещи о молодом человеке, который навещает ее дочь. Особенно, если с серьезными намерениями.

Том. Но я хочу предупредить: он не знает, что у меня есть сестра. Не объяснять же, что у нас свой расчет. Я просто сказал: «Послушай, приходи к нам обедать!» Он ответил: «Порядок» — и весь разговор!

Аманда. Еще бы! Твое красноречие мне известно. Не знает о Лауре? Ничего, придет — узнает. Еще благословит судьбу, что его пригласили к нам на обед, когда увидит, какая она у нас.

Том. Мама, по-моему ты возлагаешь слишком боль­шие надежды на Лауру.

Аманда. Я что-то не понимаю тебя.

Том. Лаура кажется нам хорошенькой, потому что мы любим ее, привыкли к ней. Мы даже не замечаем, что она инвалид.

Аманда. Никакой она не инвалид! Ты знаешь, что я запретила это слово!

Том. Посмотри правде в глаза, мама. Она... ну, понимаешь... И это еще не все...

Аманда. Что значит «не все»?

Том. Лаура не похожа на других девушек.

Аманда. Я полагаю, это преимущество.

Том. Как сказать... Посторонние иначе смотрят... Лаура ужасно робкая, она замкнулась в своем мире. И чужим может показаться чудной.

Аманда. Это не так!

Том. Так, мама! Посмотри правде в глаза.

Оркестр в танцевальном зале заиграл танго — в его минорной мелодии есть что-то зловещее.

Аманда. Чем же она чудная, позвольте спросить?

Том (мягко). Она вся в собственном мирке... У нее ничего нет... одни стеклянные зверушки... (встает с места.)

Аманда с щеткой в руке тревожно смотрит на сына.

...да старые пластинки... ну, и, пожалуй... все. (Смот­рится в зеркало и идет к двери.)

Аманда (резко). Ты куда?

Том. В кино. (Выходит.)

Аманда. В кино? Каждый вечер в кино? (Быстро идет за ним к двери.) Я не верю, что ты все время ходишь в кино!

Том ушел.

(Несколько мгновений с беспокойством смотрит ему вслед. Затем беззаботность и оптимизм берут свое, и она отво­рачивается. Подходит к портьерам.) Лаура!.. Лаура.

Лаура (из кухни). Что, мама?

Аманда. Ну-ка, оставь посуду, иди сюда.

Появляется ЛАУРА с кухонным полотенцем в руках.

Подойди-ка. Посмотри, месяц! Давай загадаем желание.

На экране месяц.

Лаура. Месяц... ну и что?

Аманда. Смотри, как серебряная туфелька, правда? Повернись-ка через левое плечо и загадай желание!

У Лауры такой вид, будто ее разбудили.

(Берет ее за плечи и поворачивает вполоборота.) Ну, ну же! Загадывай, дорогая, скорее!

Лаура. А что мне загадать, мама?

Аманда (глаза наполняются слезами, голос дро­жит). Удачи! Счастья!

На высоких нотах запела скрипка. Сцена темнеет.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

На экране — кумир школы.

Том. И вот на следующий вечер я привел к нам Джима обедать. Я немного знал его еще по средней школе. Там он был кумиром. Он отличался неистребимым ирландским добродушием и огромным жизнелю­бием, был всегда вычищен и вымыт, как статуэтка. Джим постоянно находился в центре всеобщего внима­ния. Он блистал в баскетболе, руководил дискуссион­ным клубом, числился председателем общества вы­пускников и кружка пения — ему непременно пору­чали ведущую мужскую партию в опереттах, которые ставились у нас ежегодно. Джим словно не умел хо­дить шагом — всегда бегом или вприпрыжку; каза­лось, он вот-вот взлетит в воздух, преодолев земное тяготение. Он с такой скоростью мчался сквозь юность, что по логике вещей должен был годам к тридцати оказаться не иначе как в Белом доме. Но после окон­чания Солдана брать препятствия стало, очевидно, труднее. Скорость его заметно снизилась. И шесть лет спустя он занимал должность, которая была не мно­гим больше моей.

На экране — экспедитор.

Джим — единственный человек в магазине, с кем я был на дружеской ноге. Я что-то значил для него как свидетель его былой славы, который собственными глазами видел, как он выигрывал в баскетбольных матчах и получил серебряный кубок за победу в дис­куссии. Он знал, что я имел обыкновение — когда в магазине не было запарки — запираться в одной из кабинок нашей уборной и сочинять стихи. Он отно­сился ко мне с юморком, звал Шекспиром, тогда как другие взирали на меня недоверчиво. Но постепенно его добродушие заразило других и враждебность уступила место снисходительности; глядя на меня, они улыбались, как улыбаются люди, завидя поодаль чудную собачонку, которая перебегает им дорогу. Я знал, что Джим и Лаура были знакомы в школе, и не раз слы­шал, как она восторгалась его голосом. Не знаю, помнил ли он ее. Лаура была слишком незаметной, а Джим слишком блистал. Если он и помнил ее, то конечно, не знал, что Лаура — моя сестра: когда я пригласил его к обеду, он засмеялся и сказал: «Ей-ей, Шекспир, никак не думал, что у тебя есть родственни­ки». И вот теперь ему предстояло убедиться в этом.

Сцена постепенно освещается. Надпись на экране: «Звук приближающихся шагов».

Пятница, пять часов пополудни. Наступает теплый весенний вечер, один из тех, когда, как сказал поэт, «небо исписано стихами». Квартира Уингфилдов залита нежно-лимонным светом. Аманда потрудилась, как каторжная, готовясь дос­тойно принять гостя. Результаты поразительны. На видном месте стоит новый торшер с розовым шелковым колпаком, фонарь из цветной бумаги скрывает обрывок провода на потолке, ветерок с улицы колышет белоснежные занавеси на окнах; стулья и диван с двумя новыми подушками покры­ты ситцевыми чехлами. По комнате раскиданы какие-то коробки и мятая бумага. Посредине стоит ЛАУРА, подняв руки,

а перед ней торжественно, словно священнодействуя, присела АМАНДА, прилаживая новое платье.

Оно скроено по-старинке, из цветастой материи. Волосы у Лауры уложе­ны не так, как обычно,

прическа мягче и больше ей к лицу. В облике Лауры проступила какая-то хрупкая, неземная красота,

она сейчас словно кусочек стекла, которого коснулся луч света, и он заиграл мимолетным призрачным блеском.

Аманда (раздраженно). Ты вся дрожишь!

Лаура. Я просто нервничаю.

Аманда. Из-за чего?

Лаура. Ты так хлопочешь... словно какое важное событие!

Аманда. Я отказываюсь тебя понимать. Нельзя же торчать целыми днями дома? А стоит мне что-нибудь затеять, упираешься. (Поднимается.) Ну-ка, посмотри на себя в зеркало! Нет, подожди минутку. Мне при­шла в голову мысль.

Лаура. Ну что еще, мама?

Аманда достает две пуховки, заворачивает каждую в платок и засовывает Лауре в платье.

Что ты делаешь?

Аманда. Их называют «Веселые обманщицы».

Лаура. Не надо мне их!

Аманда. Нет, надо!

Лаура. Но почему?

Аманда. Потому что — не в обиду будь сказано — у тебя плоская грудь.

Лаура. Можно подумать, что мы расставляем ло­вушку.

Аманда. Всякая хорошенькая девушка — ловушка, и мужчины рады попасться в хорошенькую ловушку!

Надпись на экране: «Хорошенькая ловушка».

А теперь, мадемуазель, посмотрись-ка в зеркало! Луч­ше не придумаешь! Да, мне еще самой надо пере­одеться. Погоди, я сейчас удивлю тебя. (Весело напе­вая, скрывается за портьерами.)

Лаура медленно подходит к большому зеркалу и присталь­но глядит на себя.

Сквозь раскрытые окна повеяло ветерком, заколыхались белые занавески, словно кто-то вздохнул,

едва слышно и печально.

(За сценой.) Еще почти светло.

Лаура медленно поворачивается, тревожно вглядываясь в свое отражение.

На экране надпись: «Это моя сестра! Скрипки, играйте в ее честь!» Музыка.

Аманда (смеясь, за сценой). Погоди, сейчас уви­дишь. Вот будет выход!

Лаура. Что ты там надумала?

Аманда. Потерпи, душечка — увидишь! Я раско­пала это в старом чемодане. В конце концов, моды изменились не так уж сильно... (Раздвигает портьеры.) Полюбуйся на свою мать!

Аманда надела свое девичье платье из бледно-желтой вуа­ли с голубым шелковым поясом. В руках у нее — букетик нарциссов, словно ожившая легенда о ее молодости.

(Лихорадочно.) В этом платье я открывала котильон и дважды брала приз за кекуок в Сансете. А однажды надела его на весенний губернаторский бал в Джексо­не... Как я скользила по залу, Лаура! (Жеманно при­поднимает юбку и делает несколько шажков по комна­те.) Я надевала это платье по воскресеньям, когда ко мне в гости приходили молодые люди. И была в нем в тот день, когда познакомилась с твоим отцом... Это было весной, когда я заболела малярией. Мы приехали из Теннесси в Дельту Миссисипи... Сказалась перемена климата... Сопротивляемость организма понизилась. У меня постоянно была чуть повышенная температура... конечно, ничего серьезного... Просто немного кружи­лась голова, дурно спала. А со всех сторон так и сы­пались приглашения!.. По всей Дельте давали вечера... Мама, бывало, говорит: "Полежи, у тебя же лихорадка!» А я ни в какую... Приму хинина и снова — вечера, танцы, а днем прогулки верхом... Заезжали далеко-далеко... Какие устраивали пикники! Как чудесно там было в мае!.. Кизил в цвету. И нарциссы, нарциссы, нарциссы. В ту весну я была без ума от нарциссов. Они стали просто наваждением. Мама говорит: «Твои нарциссы уж некуда ставить!» А я все приношу — еще и еще... Как увижу, кричу: «Остановитесь, остановитесь, — нарциссы!» Я за­ставляла молодых людей... и они тоже собирали нарцис­сы. Надо мной даже стали подшучивать: Аманда с нар­циссами! В конце концов в доме не осталось свободных ваз... Всюду, в каждом углу нарциссы. Не хватает ваз? Ну что ж, а руки на что! А потом... (Останавливается перед фотографией мужа.)

Музыка.

А потом я познакомилась с твоим отцом! Малярия... нарциссы... и этот юноша... (Зажигает лампу под ро­зовым колпаком.) Хорошо, если они успеют до дождя (Уходит в глубину сцены и ставит букетик в вазу на столе.) Я дала Тому денег на такси.

Лаура (изменившись в лице). Как его зовут, я забыла?

Аманда. О'Коннор.

Лаура. А имя?

Аманда. Не помню. Хотя, постой, вспомнила... Джим — вот как!

Лаура покачнулась, схватилась за стул. Надпись на экране: «Не может быть!»

Лаура (едва слышно). Не может быть...

Аманда. Да-да, Джим. Ты знаешь, все Джимы очень милые!

Зловещая музыка.

Лаура. Ты уверена, что его зовут Джим О'Коннор?

Аманда. Ну конечно! А в чем дело?

Лаура. Это тот самый, с которым Том был знаком в школе?

Аманда. Том ничего об этом не говорил. По-моему, они познакомились в магазине.

Лаура. Был один Джим О'Коннор, с которым мы оба учились в школе. (С усилием.) Если это тот, я не выйду к столу, ты не сердись, пожалуйста!

Аманда. Что за чепуха!

Лаура. Помнишь, ты спрашивала, неужели мне ник­то не нравился. И я показала фотографию, помнишь?

Аманда. В ежегоднике?

Лаура. Да.

Аманда. И ты, доченька, была в него влюблена?

Лаура. Не знаю, мама. Но если это он, мне будет не по себе.

Аманда. Да не он это, не он! Ничего похожего. Но в любом случае ты сядешь с нами за стол. Я не разрешу...

Лаура. Придется разрешить, мама.

Аманда. Я не намерена потакать твоим прихотям, Лаура. И так я столько терплю от тебя и твоего братца! Сядь, успокойся. Том забыл ключ, откроешь им дверь.

Лаура (в полнейшей панике). Ой, нет! Дверь от­кроешь ты!

Аманда (беспечно). Я буду занята на кухне.

Лаура. Ну, пожалуйста, мама, открой ты! Мне не хочется!

Аманда (направляясь на кухню). Мне нужно при­готовить гарнир к лососине. Подумаешь, сколько шума из-за одного гостя.

Дверь захлопывается за ней. Лаура одна. Надпись: «Вот ужас!»

У Лауры вырывается стон. Она выключает лампу и осто­рожно садится на краешек дивана, сплетя пальцы. Надпись: «Открыть дверь». На ступеньках лестницы появляются ТОМ и ДЖИМ. Они поднимаются на площадку. Услышав их шаги, Лаура в панике вскакивает и хочет прошмыгнуть за портьеры. Звонок. Она затаила дыхание и схватилась за горло. В оркестре барабанная дробь.

Аманда (из кухни). Лаура, звонят!

Лаура уставилась на дверь, но не двигается с места.

Джим. Мы как раз успели до дождя.

Том. Угу. (Нетерпеливо звонит.)

Джим, насвистывая, достает сигарету.

Аманда (с наигранным оживлением). Лаура, это твой брат и мистер О'Коннор! Может, откроешь им?

Лаура (подходит к двери кухни. Сдавленным го­лосом). Мама, лучше ты...

АМАНДА выбегает из кухни и негодующе смотрит на Лауру.

Потом величественным жестом показывает, чтобы та шла к двери.

Ну, пожалуйста...

Аманда (яростным шепотом). Что с тобой, дура ты несчастная?..

Лаура (в отчаянии). Открой ты. Я прошу тебя!

Аманда. Я уже сказала, что не собираюсь потакать твоим капризам. Что стоишь как истукан? Нашла время!

Лаура. Открой ты, ну, пожалуйста, пожалуйста!

Аманда. Я не могу.

Лаура. Но я тоже не могу!!

Аманда. Почему?

Лаура. Мне дурно!

Аманда. Мне тоже дурно... от твоей глупости! Почему ты и твой братец — не как все люди? Вечные прихоти, капризы... Абсурд какой-то! Можешь ты мне толком объяснить...

Том дает длинный звонок.

(Отзывается сладким голосом.) Идем, сию минуту!.. Почему ты боишься встретить их? Иди, открывай!

Лаура. О боже... (Кидается в переднюю комнату, неистово крутит ручку граммофона и ставит пластинку.)

Аманда. Лаура Уингфилд, ты сейчас же откроешь дверь!

Лаура. Хорошо, хорошо, мама.

Шипящие звуки, отдаленно напоминающие «Дарданеллу», как бы разряжают обстановку и дают Лауре возможность со­браться с силами. Она спешит к двери и робко открывает ее.

Том (входит с гостем, Джимом О'Коннором). Это моя сестра, Лаура... Лаура, это Джим.

Джим (переступая порог). А я и не знал, что у Шекспира есть сестра!

Лаура (от смущения впадая в церемонный тон, дрожащим голосом). Добрый вечер.

Джим (простецки протягивая руку). Привет.

Лаура робко пожимает ее.

Лаура, у вас холодные руки!

Лаура. Я... я заводила граммофон.

Джим. Должно быть, ставите классическую музы­ку? А вы попробуйте какой-нибудь классный свинг — сразу согреетесь!

Лаура. Прошу извинить меня... Я там не закончи­ла... с граммофоном... (Неловко поворачивается и по­спешно уходит в комнату. Задерживается на секунду у граммофона, потом, затаив дыхание, как испуганная лань, скрывается за портьерами.)

Дата добавления: 2015-06-30