Борьба за язык – это борьба за веру

Долгое прощание

ИВАНЫ, ПОМНЯЩИЕ РОДСТВО

Всякий раз вздрагиваю внутренне, услышав или даже прочитав имя Господа нашего Христа, которым так щедро награждают своих мальчиков некоторые наши братья по вере, те же греки и болгары. Уточняю – не осуждаю, а именно не могу привыкнуть и принять, похоже, так и не привыкну никогда. Может, они так буквально услышали призыв Христа быть как дети? (Мф 18, 3). В конце концов, подбежать к уважаемому всеми взрослому человеку и дернуть его за бороду – привилегия малышей, не так ли? Русским же людям нарекать своих чад именем Иисуса и в голову не придет. И по сей день они привычно называют своих мальцов Иванами. Но уже не первое столетие всех здешних мужчин именно так, без разбора, кличут за ближними и дальними пределами их необъятной сказочной земли. Правда, за глаза, вкладывая, почему-то, в это некий уничижительный оттенок. А зря.

Издавна размышляя над феноменом исторического пристрастия русского человека именно к этому мужскому имени, автор этих строк пришел к выводу, которым, похоже, и утешился. Вспомним, в Евангелии от Матфея Господь, говоря народу об Иоанна Крестителе, дал ему высочайшую характеристику, какую только мог заслужить земной человек: «Истинно говорю вам: из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя…» (Мф 11, 11). Как часто под словом послушание понимаем мы немедленное и буквальное исполнение воли того, кого признали для себя авторитетом, в том числе, и духовным. Вот и младшая моя дочь, только лишь начинаю я фразу, обращенную к ней, уже на полпути… торопыга моя, ты ведь не дослушала меня, привычно сокрушаюсь я. И впрямь, для того, чтобы правильно исполнить, вначале следует правильно услышать. Какое удивительное послушание (именно послушание – так услышать слова Христа!) проявил русский человек. Ведь это такая радость – называть своих сыновей, дорогих своих мальчиков, продолжателей рода и фамилии именем, освященным пречистыми устами Самого Спасителя! А потому дерзну предположить, что число Иванов, Ванечек и Ванюшек в нашей стране не просто статистика, а некий показатель духовного состояния, духовного роста, духовной мощи русской нации.

В записках о. Павла Флоренского за 1915 год прочел: «Знаю, что самое русское имя – Иван. Кротость, простоватость (или простота). У меня ноет желание, “желание чрева моего”, иметь сына Ивана. Хочется родить сына Ивана… Удивительно, как среди студентов мало Иванов. Это худо. Очевидно, в духовной среде мало Иванов, а потому нет и ивановства: простоты и кротости».

Из уст московского священника с самым простым русским именем, совершившего в свое время надо мною таинство Святого Крещения, довелось как-то услышать слова, сказанные с амвона и глубоко поразившие. С той проповеди, с мысли о родственной, корневой нерасторжимости в языке и в жизни нашей радости и страдания, неразрывной их связи с несением Креста, и началась, наверное, в душе моей эта книга. Обращаясь к пастве, батюшка сказал тогда еще и о том, что, пожалуй, единственное место в мире, где один говорит, а другие молча внимают ему, при этом нисколько не чувствуя себя ущемленными, - Православный храм. С этих слов начинаю нередко свои выступления в различных аудиториях, припомнил о них и сейчас. И именно потому, что не стремился никого удивить лингвистическими изысками, или, не приведи Господи, кого-то поучать. Наверняка, некоторые рассуждения мои покажутся кому-то наивными, что тоже не лишено смысла, ведь я писал не научный трактат. Да и желание, водившее рукой моею, было иным, - прежде всего, и более всего – поделиться радостью. Великой и не проходящей с годами, а только усиливающейся, радостью о замечательном, не имеющем себе равных, русском языке. И болью от лицезрения того, что творится ныне с языком нашим, на что его пытаются обречь, какую скорбную ему уготовляют судьбу.

Наблюдать, как оказалось, можно не только за погодой и животными, но и за языком. Свидетельствую, что занятие это не менее увлекательное, нежели следить за ходом небесных светил. Что-то удивительное и таинственное происходит тогда с собственной твоей душой. И как хотелось бы поэтому, чтобы книга эта не прерывалась, а продолжена была многими и многими радостными озарениями ее будущих читателей. А еще важно научиться слышать. Ведь и гордое слово наука, значит, по сути, на ухо. И тогда за каждым простым исконным русским словом возникнет пусть небольшое, но чудо. А чудо – это чути, что тоже есть слышание. Потому так близки и понятны слова святого Апостола: «Итак вера от слышания, а слышание от слова Божия» (Рим 10, 17).

И как бы был обрадован я и вознагражден, если в ком-то размышления эти воспламенили ревность о родной речи, так жестоко попираемой ныне. А возникнет ревность – появится боль. Ну, а где боль, там рядышком, глядишь, и любовь, - это ведь сестры-близняшки.

В один из трех эпиграфов к этой книги автором вынесен отрывок из стихотворения Анна Ахматовой «Мужество», написанного ею в 1942 году в эвакуации, вдали от любимого города, находящегося в жестком кольце вражеской блокады. Поразительно, но оно посвящено именно родному языку как самой великой ценности, перед которой меркнут все иные, в том числе и жизнь. Как-то в очередной раз прочитывая заключительные строки, вдруг с содроганием сердца обнаружил, что слова: «И внукам дадим, и от плена спасем…» обращены непосредственно к нам, к моему поколению. Она была одной из тех, кто сберег и передал русский язык нам, моим сверстникам, непосредственно мне. Дальше – дело за нами. Все отныне будет зависеть от нашего мужества. Моего личного мужества. И чем дальше, тем настойчивее ощущение, что недалек, похоже, тот час, когда борьба за чистоту русской речи будет сродни исповеданию своей Православной веры.

Дата добавления: 2015-06-30