Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Церковной истории 21 страница




 

ГЛАВА 16.

 

О том, как и по какой причине отменен был в Церкви пресвитер-духовник, и повествование об образе покаяния.

 

В это время константинопольский епископ Нектарий, первый уничтожил звание пресвитера, поставленного над кающимися, в чем ему подражали почти все епископы. Что это было за звание, откуда она началось и по какой причине уничтожено, другие, может быть, рассказывают иначе; а я расскажу, как думаю. Поелику совсем не грешить свойственно только природе выше человеческой, и кающимся, хотя бы они часто согрешали, Бог повелел даровать прощение, а между тем для получения прощения надлежало исповедать грех, что епископам с самого начала по справедливости должно было казаться тяжким, — как в самом деле объявлять грехи, будто на зрелище, пред собранием всей Церкви? — то для сей цели они назначили пресвитера самой отличной жизни, молчаливого и благоразумного, чтобы согрешившие, приходя к нему, исповедовали ему дела свои, а он, смотря по греху каждого, назначал, что кому надобно делать, или какое понести наказание, и потом разрешал, предоставив всякому, согласно предписаниям, наказать самому себя. Для новациан, у которых не было и слова о покаянии, это оказывалось ненужным, а все прочие ереси такой обычай удерживают и доныне. Тщательно также сохраняется он и в [507] Церквах западных, а особенно в Церкви римской. Там есть даже открытое место для кающихся, где они стоят унылые и как бы плачущие. Когда богослужение приходит уже к концу, кающиеся, не получив общения в принятии даров, со стоном и воплями повергаются на землю. В это время выходит к ним слезящийся епископ и, также падая на землю, исповедует свое сострадание; а вместе с ним проливает слезы и все церковное собрание. Потом епископ встает первый и, подняв лежащих, возносит за кающихся грешников приличную молитву и отпускает их. Пришедши домой, каждый смиряет себя либо постом, либо омовениями, либо воздержанием от яств, либо каким-нибудь другим предписанным способом, ожидая времени, которое ему назначено епископом. Наконец, в определенный срок, понесши наказание и тем как бы заплатив долги, он получает прощение во грехе и вместе с народом входит в церковные собрания. Римские иереи соблюдают это от самого начала и до нашего времени. А в Церкви константинопольской кающимися заведовал поставленный над ними пресвитер, пока одна благородная женщина, получившая повеление от пресвитера, за исповеданные ею грехи, поститься и молить Бога, по этой причине находясь в церкви, не открыла, что она обесчещена одним диаконом. Узнав об этом, народ сильно раздражен был оскорблением Церкви, и громко порицал лица посвященные. [508] Недоумевая, как поступить в этом случае, Нектарий лишил виновного степени диаконской и, когда некоторые посоветовали ему дозволить каждому, внимая голосу своей совести и водясь собственным дерзновением, приобщаться св. тайн, отменил должность пресвитера над кающимися. С того времени так и осталось; ибо древность с ее благочинием и строгостью тогда начала уже, думаю, мало-помалу перерождаться в безразличный и небрежный образ жизни: а прежде, кажется, было менее грехов, частью по стыдливости тех, которые сами объявляли свои грехи, частью по строгости поставленных над этим судей. Догадываюсь, что по этой же причине и царь Феодосий, заботясь о добром имени и благочинии Церквей, постановил законом, чтобы женщинам, если они не имеют детей и не достигли шестидесяти лет, не поручалось служение Богу, согласно с ясным повелением Апостола Павла (1 Тим. 5, 2), чтобы те из них, которые стригут волосы, были удаляемы от церквей, и чтобы епископы, принимающие их, лишаемы были епископства.

 

ГЛАВА 17.

 

О том, что Феодосий великий сослал Евномия в ссылку, о преемнике его Феофроние, об Евтихие и Дорофее и их ересях; также о Псафирианах и о том, что арианская ересь разделилась на разные толки, а константинопольские ариане теснее соединились между собою.

 

Впрочем об этом пусть каждый судит, как ему думается. Царь в то время [509] повелел отправить Евномия в ссылку — за то, что живя еще в Константинополе, он делал особые церковные собрания в предместьях или в частных домах, и читал написанные им поучения, которыми многих склонил к одинаковому с собою образу мыслей; так что вскоре явилось большое число людей, принадлежавших к соименной ему ереси. Впрочем чрез несколько времени по отбытии своем в ссылку, он скончался, погребен же был в отечестве, именно в каппадокийской деревне, по имени Дакоре, которая находится в номе кесарийской, при горе аргейской. Мнения Евномия изучил слушатель его Феофроний, родом также Каппадокианин, и остался верным учению своего учителя. Он изрядно знал философию Аристотеля и, для уразумения содержащихся в ней умствований, написал введение под заглавием: «Об упражнении ума». Впрочем я слышал, что Феофроний, впав в нелепые рассуждения, не захотел держаться одних и тех же мыслей с своим учителем, но вдавшись в ненужные исследования, на основании встречающихся в свящ. Писании слов, доказывал, что Бог, предведущий несущее, знающий сущее и помнящий бывшее, не всегда один и тот же, и что его знание, в отношении к будущему, настоящему и прошедшему, изменяется. За такие мнения нетерпимый самими последователями Евномия, он был изгнан из их Церкви и положил начало ереси названных по его имени Феофрониан. Спустя [510] не много времени, и один константинополец Евтихий, следуя образу мыслей Евномия, оставил также соименную себе ересь. По случаю вопроса, знает ли Сын последний час,— ибо слова Евангелия: никтоже весть токмо Отец, по-видимому противоречили принятию сей мысли, — он старался доказать, что Сын не лишен и этого знания, потому что все обильно приял от Отца. А так как тогдашние предстоятели упоминаемой ереси не согласились с его мнением; то он, отделившись от общения с ними, отправился к жившему в ссылке Евномию. Там он застал диакона и других, которые отправлены были из Константинополя — с целью обвинить его и, если будет нужно, оспорить. Евномий, узнав, зачем они пришли, одобрил мысли Евтихия и молился вместе с ним, хотя у них не позволительно молиться с приходящими из других мест без грамоты, которая, посредством некоторых, начертанных в ней знаков, людям посторонним непонятных, свидетельствовала об их единомыслии. Вскоре после этого спора Евномий скончался, и предстоятель ереси в Константинополе не принял Евтихия, потому что ненавидел его, как такого человека, которого, при всем своем старании, опровергнуть не мог, хотя он не был даже и клириком. С того времени Евтихий с своими единомышленниками отделился и составил особую ересь. Многие говорят, что он и Феофроний были виновниками [511] различия, существующего ныне у евномиан относительно божественного крещения. Это я написал, как узнал по слуху, желая кратко сообщить понятие о причинах, по которым евномиане разделились. Описывать все, происходившие по сему случаю споры, было бы слишком долго, да для меня и не легко, потому что я неопытен в рассуждениях подобного рода. Около того же времени возник спор и между константинопольскими арианами. Спорили о том, можно ли Бога, прежде чем получил бытие Сын, которого они признают происшедшим из несущего, называть Отцом? Дорофей, вызванный из Антиохии вместо Марина и начальствовавший над этою ересью, объявил, что, так как имя Отец есть относительное, то прежде бытия Сына, Бог не может называться Отцом. А Марин утверждал противное и, потому ли, что действительно так думал, или потому, что был в неприязни с Дорофеем, которого предпочли ему в начальствовании над арианскою Церковью, — говорил, что Отец всегда Отец, хотя и нет Сына. По этой причине народ разделился на две партии. Дорофей с своими последователями остался в тех молитвенных домах, которые были у них прежде; а приверженцы Марина выстроили себе другие церкви и собирались отдельно. Эти последние назывались псафирианами (пирожниками) или готфянами. Имя псафириан получили они потому, что некто Феоктист, продавец пирогов [512] (yaquVopwlhV) — род жертвенных лепешек (Popanon), ревностно защищал это мнение; а готфянами прослыли они потому, что одинаково с ними думал готфский епископ Селина, вслед за которым вместе с ними собирались почти все Варвары, потому что были чрезвычайно привержены к Селину, прежнему писцу, а теперь преемнику епископствовавшего у них Ульфилы, человеку способному учить в церкви не только на отечественном, но и на греческом языке. Впрочем, спустя не много времени, по случаю спора о первенстве, возникшего между Марином и Агапием, которого Марин рукоположил в епископа единомышленникам своим в Ефесе, они разделились и почти вели между собою войну, причем Готфы помогали Агапию. По этой причине, многие из здешних клириков, осуждая честолюбие своих настоятелей, вступили говорят, в общение с Церковью кафолическою. Так-то разделившись вначале, ариане в населяемых ими городах и доныне еще собираются — каждая сторона особо: но ариан живущих в Константинополе, бывших тридцать пять лет в разделении, согласил наконец их единомышленник Плинфа, прежде бывший консул, а тогда начальник конного и пешего войска, имевший весьма большую силу при дворе. Собравшись в одно место, они определили никогда не рассуждать о спорном вопросе. Так впоследствии и было. [513]

 

ГЛАВА 18.

 

О том, что новациане образовали новую ересь савватиан, и о Соборе, бывшем в Сангаре; также пространное повествование о празднике Пасхи.

 

В настоящее же царствование и новациане, разделившись между собою в мнениях относительно пасхального праздника, составили новую ересь так называемых савватиан; потому что пресвитер Савватий, рукоположенный Маркианом, вместе с сопресвитерами Феоктистом и Макарием, следуя определению собиравшихся в царствование Валента в селении Вазе, утверждал, что должно праздновать праздник Пасхи в одно время с Иудеями. Отступление свое от Церкви он сперва прикрывал частью подвижничеством, так как жил весьма благочестиво, а частью тем, что подозревал некоторых недостойными приобщения таинств. Когда же обнаружилось, что замышляет нововведения; то Маркиан стал жалеть, что рукоположил его и, говорят, часто восклицал, что лучше было бы возложить руки на терние. Видя, что его Церковь разделяется на два общества, он созвал единомышленных себе епископов в Сангару, — а это место лежит в Вифинии, недалеко от Еленополиса, при море. Собравшиеся здесь епископы пригласили Савватия и спросили его о причине огорчения. Савватий сослался на разновременность празднования Пасхи; однако ж они заметили, что жалоба на это происходит у него из желания предстоятельства, и [514] потребовали от него клятвы, что никогда не примет епископства. Приняв же клятву Савватия, епископы рассудили, что такая причина недостаточна для разрыва общения, и определили всем находиться в единомыслии и церковные собрания делать совместно, а праздник Пасхи, говорят, пусть совершают, кому когда угодно, и касательно этого постановили правило, назвав его безразличным (adiajoroV). Таково-то было определение собиравшихся в Сангаре. После того, если праздновать этот праздник приходилось всем не в одно и то же время, Савватий, следуя Иудеям, предварительно совершал обычный пост, и потом отдельно сам по себе праздновал законную Пасху; в субботу же с вечера до положенного часа проводил время в бдении и приличных молитвах, а на следующий день собирался вместе со всеми участвовал в таинствах. Сначала народ не знал этого; когда же с течением времени Савватий приобрел чрез то известность, то нашел многих приверженцев, особенно между Фригийцами и Галатянами, у которых был отеческий обычай так праздновать этот праздник. Впоследствии упомянутый пресвитер сделался явным отступником и, как будет сказано в своем месте, принял столь вожделенное для него епископство. Не могу не дивиться этому человеку и его последователям, отчего они ввели такую новость, если древние Евреи, по рассказу Евсевия, основанному на свидетельстве Филона, Иосифа, Аристовула и [515] многих других, закалают пасхального агнца после весеннего равноденствия, когда солнце проходит первый знак Зодиака, который Эллины называют Овном, а четырнадцатидневная луна получает совершенную полноту. Да и сами столь заботливые в этом отношении новациане утверждают, что такого обычая прежде не было ни у них, ни у начальника их ереси, но что он введен в первый раз собиравшимися в селении Вазе; так что единомышленники их в старом Риме и доныне еще празднуют Пасху вместе с прочими Римлянами. Не иначе праздновали они ее и в прошедшее время, как держась предания апостолов Петра и Павла. Притом и Самаритяне, особенные ревнители Моисеева закона, не дозволяют совершать этот праздник, прежде чем созреют новые плоды; ибо в законе он называется, говорят, праздником новым, следовательно когда плодов еще нет, праздновать его нельзя, и весеннее равноденствие необходимо должно ему предшествовать. Удивительно, что подражатели Иудеев в этом отношении не предпочли скорее древнего их обычая. Кроме их и так называемых в Азии четыренадесятников, мне кажется, все прежние еретики совершают упомянутый праздник подобно Римлянам и Египтянам. Но четыренадесятники празднуют его вместе с Иудеями в самый четырнадцатый день, отчего и называются этим именем; у новациан же это бывает в день воскресный, хотя [516] они следуют также Иудеям и соглашаются с четыренадесятниками, с тем только различием, что если четырнадцатым днем луны случится не первый день субботы, то они празднуют Пасху позже Иудеев столькими днями, сколько остается их после четырнадцатого дня луны до следующего воскресенья. А монтанисты, иначе называемые Пенузитами и Фригийцами, ввели какой-то странный способ праздновать Пасху. Они порицают тех, которые в этом деле с излишнею заботливостью наблюдают течение луны, и говорят, что желающие в сем случае поступать правильно должны следовать одним солнечным кругам. Каждый месяц у них состоит из тридцати дней, а первым днем почитается день весеннего равноденствия, по римскому счету, предшествующий девятью днями апрельским календам; ибо в этот день, говорят они, созданы были два светила, которыми определяются времена и годы. И это подтверждается тем, что луна чрез восьмилетний период совпадает с солнцем, так что лунное и солнечное новомесячие случается тогда в один и тот же день. Именно, восьмилетний период лунного течения заключает в себе месяцев девяносто девять, а дней две тысячи девятьсот двадцать два, в продолжение которых солнце совершает восемь годовых течений, полагая каждый год в триста шестьдесят пять дней с четвертью; ибо упоминаемый в священном Писании четырнадцатый день они считают [517] от дня за девять дней до апрельских календ, как от начала создания солнца и от первого месяца, и говорят, что этот самый день бывает за восемь дней до апрельских идусов. В тот день они всегда и совершают Пасху, если это придется в воскресенье; а когда нет,— то празднуют ее в следующий воскресный день, ибо, говорят, написано, (что она празднуется) от четырнадцатого дня до двадцать первого.

 

ГЛАВА 19.

 

Достойное истории перечисление обычаев у различных народов и Церквей.

 

Таково-то было разногласие касательно празднования сего праздника. И мне кажется, что Виктор, тогдашний епископ римский, и Поликарп смирнский весьма мудро решили возникший в древности об этом спор: ибо когда западные иереи думали, что не должно уничижать предания Петра и Павла, а азийские утверждали, что надобно следовать евангелисту Иоанну; то упомянутые епископы с общего согласия определили, чтобы те и другие, празднуя Пасху по своему обычаю, не отделялись от взаимного общения. Они весьма справедливо думали, что безумно было бы Христианам, согласным в главных пунктах верования, разделяться между собою из-за обычаев; ибо во всех Церквах, хотя они исповедуют одно и то же учение, нельзя найти одних и тех же по всему сходных преданий. [518] Известно, что в Скифии много городов, но у всех Скифов — один епископ; между тем как у других народов священствуют епископы иногда и в селениях, что заметил я у Аравлян и Кипрян, у фригийских новациан и монтанистов. Диаконов у Римлян еще и доныне не более семи, потому что Римляне имеют в виду число рукоположенных апостолами, между которыми находился первомученик Стефан; а у других число их неопределенно. Сверх того в Риме каждый год только однажды поют аллилуйя, именно в первый день пасхального праздника; так что многие Римляне даже клянутся тем, чтобы им сподобиться услышать или петь эту песнь. Там же ни епископ, ни другой кто, не говорит в церкви поучений; а у Александрийцев проповедует один только городской епископ, — обычай, которого прежде не было и который вошел, говорят, с того времени, как Арий, будучи пресвитером, начал беседовать о предметах веры и вводить новости. У Александрийцев странно и то, что при чтении Евангелия епископ не встает, чего у других я и не видывал и не слыхивал. Там эту священную книгу читает один архидиакон, между тем как в других местах диаконы, а во многих Церквах одни священники, в знаменитые же праздники епископы, как напр. в Константинополе в первый день Пасхи. И предшествующую этому празднику, так называемую четыредесятницу, в которую народ [519] постится, одни считают в шесть недель, напр. Иллирийцы и Христиане, живущие на западе, вся Ливия и Египет с Палестиною, другие — в семь, как жители Константинополя и окрестных мест до Финикии. В продолжение этих шести или семи недель некоторые постятся три недели с промежутками, другие три недели сряду пред праздником, а иные только две, как напр. последователи Монтана. Не везде то же время и тот же образ даже для церковных собраний. Известно, что одни собираются и в субботу, равно как в первый день субботы, что бывает в Константинополе и почти повсюду; но в Риме и Александрии не так. У Египтян во многих городах и селениях собираются вечером в субботу и, уже пообедав, приобщаются таинств. Не все также совершают одни и те же молитвы и псалмопения или чтения, и не в одно и то же время. Например так называемый апокалипсис Петра, который древними признан был за совершенно подложный, в некоторых церквах Палестины, как мне известно, читается еще и доныне однажды в год, в великий пяток, когда народ с особенным благоговением постится в память спасительных страданий; а известный ныне под именем апостола Павла апокалипсис, которого не признавал никто из древних, одобряется весьма многими монашествующими. Некоторые утверждают, что эта книга найдена в настоящее царствование; ибо говорят, что в Тарсе [520] киликийском в доме Павловом, по Божию указанию, открыт был под землею мраморный ковчег, а в нем помянутая книга. Но когда я спрашивал о том, то пресвитер Церкви тарсийской Киликс сказал, что это ложь. Киликс был человек уже многолетний, о чем свидетельствовали и его седины; однако ж он говорил, что о подобном у них событии не знает, и подозревает, не выдумка ли то еретиков. Но довольно об этом. По городам и селениям есть много и других обычаев, свято соблюдаемых воспитанными в них людьми, из уважения к лицам, которые вначале передали их, или впоследствии сохраняли. Надобно думать, что то же случилось и относительно упомянутого праздника, по поводу которого я изложил эти сказания.

 

ГЛАВА 20.

 

Об успехах нашего вероучения, и об окончательном разрушении идольских капищ, также о бывшем в то время возвышении воды в реке Ниле.

 

Тогда как ереси, по сказанному, разделялись, Церковь кафолическая тем более возрастала; ибо к ней присоединялись весьма многие — с одной стороны из враждовавших между собою неправославных, с другой и в особенности из языческой черни. Когда, то есть, царь заметил, что обычаи прежних времен привлекают подвластный ему народ к предметам благоговения его предков и к священным его местам, то в начале [521] царствования воспретил посещать эти места, а при конце его многие из них и разрушил. Поэтому народ, лишившись молитвенных домов, мало-помалу привык посещать церкви, — тем более, что и втайне приносить жертвы, по языческому обычаю, было не безопасно, и против тех, которые отважились бы на это, издан был закон, подвергавший их лишению жизни и имущества. Говорят, в это время вода в египетской реке стала подниматься позже обыкновенного. Египтяне роптали, что им не дозволяют по древнему обычаю приносить этой реке жертвы. Народный префект, подозревая, что они готовятся к возмущению, донес о том царю. Но царь, получив это известие, сказал, что лучше оставаться верным Богу, чем предпочитать благочестию наводнение Нила и происходящее от него плодородие. Пусть никогда не разливается эта река, если только она действительно может быть вызываема из берегов волхованиями, услаждаться жертвами и осквернять кровью потоки, текущие из божественного рая. Впрочем спустя не много времени Нил сильно разлился и покрыл водою места даже возвышенные. Когда же он дошел до крайней и редко достигаемой водою степени, а вода все еще поднималась; то Египтяне впали в противоположный страх и боялись, как бы он не затопил Александрии и части Ливии. Тогда александрийские язычники, в досаде на этот неожиданный случай, в насмешку кричали, [522] говорят, на зрелище, что Нил, будто какой старик, либо человек бешенный, вылил всю воду. По сему случаю весьма многие из Египтян, осудив суеверие предков, обратились в Христианство. Так об этом мне рассказывали.

 

ГЛАВА 21.

 

О обретении честной главы Предтечи, и о том, что по этому случаю происходило.

 

Около того же времени перенесена в Константинополь глава Иоанна Крестителя, которую Иродиада испросила у Ирода тетрарха. Говорят, она обретена была монахами, принадлежавшими к македониевой ереси. Эти монахи сначала жили в Иерусалиме, а потом переселились в Киликию. В предшествующее царствование доносил о ней главный правитель царского дворца Мардоний, и Валент приказал перенести ее в Константинополь. Посланные с этим поручением, действительно, возложили ее на общественную колесницу и повезли. Но когда достигли они Пантихия — местечка халкидонского; то мулы, запряженные в колесницу, остановились и не пошли далее, несмотря на то, что конюхи грозили им, а возница жестоко бил их бичом. Когда же это осталось бесполезным и событие для всех, даже для самого царя, показалось делом необыкновенным и божественным; то сию святую главу положили в селении Косилае, так как оно находилось вблизи и принадлежало [523] упомянутому Мардонию. Но впоследствии, в описываемое нами время, по вдохновению ли Божию, или по внушению самого пророка, прибыл в это селение царь Феодосий. Он хотел взять останок Крестителя, но ему воспротивилась, говорят, одна Матрона, посвященная Богу дева, сопутствовавшая главе в качестве служительницы и хранительницы. Так как она противилась со всею твердостью, то царь не счел нужным принуждать ее силою, а напротив старался склонить ее к согласию просьбами. Когда же она наконец согласилась, думая, что напрасны будут усилия Державного, судя потому, что случилось во времена Валента; то ковчег, в котором лежала глава, царь покрыл порфирою и, взяв его с собою, возвратился в Константинополь, где положил его в так называемом предместии на седьмой миле, и воздвиг там огромный и прекраснейший храм Богу. Что же касается до Матроны, то хотя царь многократно и часто докучал ей и обещал милости, однако ж не склонил ее отстать от своих мыслей; ибо она принадлежала к Македониевой ереси. Но пресвитер Викентий, который был также при гробе пророка, совершал пред ним богослужение, немедленно последовал за царем и вступил в общение с членами Церкви кафолической. По словам приверженцев Македония, он клятвенно уверял, что никогда не отступит от их учения, однако ж наконец явно [524] высказал, что если Креститель благоволит последовать за царем, то и он без всякого отлагательства вступит с ним в общение. Викентий родом был Персиянин. Но когда в царствование Констанция персидские христиане подверглись гонению, он вместе с двоюродным братом своим Аддою убежал к Римлянам, причислен был к клиру и достиг сана пресвитера. А Адда, вступив в брак, принес великую пользу Церкви и оставил по себе сына Авксентия, преданного Богу и заботливого о друзьях, человека прекрасного по жизни, любившего науки и многосведущего в сочинениях языческих и церковных писателей, мужа благонравного, полезного царю и царедворцам и занимавшего блестящие должности. Но о нем рассказывают очень многое как знаменитые монахи, так и добродетельные люди, с которыми он был знаком. А Матрона до самой кончины оставалась в селении Косилае и жила весьма свято и благочестиво, начальствуя над посвященными Богу девами, из которых многие, как я слышал, и доселе еще живы и ведут жизнь, достойную наставлений Матроны.

 

ГЛАВА 22.

 

Об удавлении царя Валентиниана Младшего в Риме и о тирании Евгения, также о пророчестве фиваидского монаха Иоанна.

 

Между тем как Феодосий, мирно управляя восточною империею, занимался такими делами и весьма ревностно служил Богу, пришло [525] известие, что царь Валентиниан погиб от веревки. Говорили, что такая кончина устроена ему постельничими евнухами, по наущению некоторых царедворцев, а особенно начальника над войском Арбогаста, который видел, что юный царь в управлении подражает отцу и недоволен многим, что ему нравилось. Но другие полагали, будто он сам наложил на себя руки — от того, что в пылу молодости решаясь на что-нибудь не должное, встречал препятствия, и потому не захотел жить, так как, будучи царем, не мог беспрепятственно делать все, чего желал. Впрочем утверждают, что этот юноша, и по красоте тела, и по доблести царского характера, был чрезвычайно достоин царствования, что он и великодушием и справедливостью превзошел бы своего отца, если б достиг мужеского возраста. И однако ж, быв таким, он получил такую смерть! Между тем некто Евгений, неискренно расположенный к христианскому учению, захватил власть над империей и возложил на себя знаки царствования. Он думал, что будет владычествовать безопасно, и к этой мысли приведен был словами некоторых людей, уверявших его, что они знают будущее по жертвенным животным, по рассматриванию печени и наблюдению звезд. Этим в то время занимались многие из римских сановников и между прочими тогдашний префект Флавиан, человек красноречивый и почитавшийся весьма мудрым в делах государственных, а сверх [526] того, чрез знание всякого рода гаданий, прослывший точным знатоком будущего. Таким-то знанием особенно убедил он Евгения приготовиться к войне, уверяя, что ему судьбою определено царствовать, что в сражении на его стороне будет победа, и что за тем настанет изменение христианской веры. Обольщенный такими надеждами, Евгений собрал огромное войско и, заняв ведущие в Италию ворота, которые у Римлян называются Юлиевыми Альпами, охранял их. А эти ворота, с обеих сторон огражденные крутыми и высокими горами, оставляют только один проход чрез ущелье. Между тем Феодосий, думая о том, какой будет иметь исход война его с Евгением, и лучше ли самому наступать, или ждать его наступления, решился посоветоваться об этом с фиваидским монахом Иоанном, о котором я сказал прежде, что он тогда славился знанием будущего. И так царь послал в Египет одного преданного себе придворного евнуха, Евтропия, чтоб он, если возможно, привез Иоанна, а когда тот откажется ехать, узнал по крайней мере от него, что надобно делать. Увидевши Иоанна, евнух не убедил его идти к царю, но возвратился один и объявил предсказание пустынника, что Феодосий будет победителем в войне и, истребив тирана, после победы в Италии, сам скончается. Последствия показали, что то и другое было справедливо. [527]

 

ГЛАВА 25.

 

О взимании податей, о ниспровержении в Антиохии царских статуй и о посольстве Арагерея Флавиана.

 

Между тем по случаю войны, начальники, заведывавшие сбором податей, заблагорассудили потребовать их несколько более обыкновенного. По этому случаю возмутившийся в сирской Антиохии народ ниспроверг статуи царя и его супруги, потом, привязав к ним веревку, влачил их по городу, и при этом случае, как обыкновенно бывает у разъяренной черни, произносил оскорбительные выражения. Когда же царь за это думал многих Антиохийцев предать смерти, народ, по одному слуху о том, пришел в крайнее уныние, прекратил бешенство, стал раскаиваться и, как будто наступили уже ти бедствия, о которых говорили, стенал, плакал, умолял Бога, чтобы Он укротил гнев Державного, и при общенародных молениях некоторые песни воспевал жалобно. В это-то время, антиохийский епископ Флавиан отправлялся послом за своих сограждан, когда царь был еще гневен, и убедил юношей, обыкновенно поющих при царском столе, пропеть те песни, которые Антиохийцы пели во время общенародных молений. От этого, говорят, царь, побежденный состраданием, преклонился на милость, тотчас отложил гнев, примирился с народом и омочил слезами чашу, которую тогда [528] держал в руках. Рассказывают также, что в ночь, предшествовавшую тому дню, в который произошло это возмущение, царь видел призрак женщины, чрезвычайной величины и ужасного образа, которая, проходя по воздуху над городскими улицами, поражала воздух страшными ударами бича, какими обыкновенно приводят в ярость зверей люди, занимающиеся такого рода зрелищами. Из этого видно, что некий злой демон коварно возбудил тот мятеж, и за ним последовало бы, конечно, много смертей, если бы царь не отложил гнева, уважив, по своему благочестию, священническое ходатайство.

 

ГЛАВА 24.

 

О победе царя Феодосия над Евгением.

 

Когда все было готово к войне, Феодосий объявил царем младшего сына своего Гонория, а Аркадий был еще прежде объявлен, и, оставив обоих в Константинополе, сам с войском поспешно отправился с востока в западную империю. Вслед за ним пошло и множество союзников из Варваров, живших по Дунаю. Говорят, что, выехав тогда из Константинополя и достигши седьмой мили, он молился Богу в тамошней церкви, которую выстроил в честь Иоанна Крестителя, просил, чтобы исход войны был благополучен и для него, и для войска, и для всех Римлян, и призывал себе в помощь Крестителя. Испросив этого, Феодосий отправился в Италию и, [529] напав на Альпы, взял первое сторожевое место. Когда же, перешедши высоту ущелья, он готов уже был спускаться, — вдруг увидел пред собою поле, покрытое конным и пешим войском, а недалеко сзади множество неприятелей, стоявших на высоте горы. Как скоро первые перешедшие войска столкнулись с стоявшим в нем неприятелем, завязалась жестокая и сомнительная битва. Царь еще при переходе войск заметил, что ему с ними, при всем даже желании, человеческими средствами спастись невозможно, если нападут с тылу неприятели, занявшие высоту. Посему он повергся на землю и слезно молился,— и Бог, как показало событие, скоро внял его молитвам; ибо начальники отрядов, занимавших возвышение, послали сказать ему, что они будут его помощниками, если он удостоит их почестей. Тогда царь, поискав и не нашедши бумаги и чернил, взял дощечку, которую случайно держал один из предстоявших, и написал, что они получат от него важные и приличные места в войске, если исполнят обещание. На этом условии те действительно перешли на сторону царя. Впрочем, когда еще ни та, ни другая сторона ни уступала, и битва в поле была равносильна, вдруг подул чрезвычайно сильный, противный неприятелям ветер, какого никогда прежде не бывало, и расстроил ряды их. Бросаемые Римлянами стрелы и копия, как будто они ударялись во что-нибудь твердое, он отражал назад в тела [530] бросающих и, вырывая из рук их щиты, с грязью и пылью обращал на них же. Лишенные таким образом оружия, весьма многие из них тут же были побиты, а другие, спасшись на время бегством, скоро были переловлены. Тогда Евгений, повергшись к ногам царя, молил его о пощаде, но в то самое время, как он умолял, был обезглавлен одним из воинов. А Арбогаст, после сражения предавшись бегству, сам на себя наложил руки. Говорят, что в то время, как происходило это сражение, в храме Божием, находящемся в предместии на седьмой миле, где молился царь, выступая на войну, один бесноватый, восхищенный на воздух, поносил Иоанна Крестителя, ругался над ним, как над обезглавленным, и восклицал: ты побеждаешь меня и устрояешь козни моему войску. Присутствовавшие при том, так как естественно всем очень хотелось услышать и сказать что-нибудь нового о войне, быв изумлены этим, записали тот день и скоро от бывших в сражении узнали, что сражение случилось именно в замеченный день. Так-то, говорят, происходило это.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-30; Просмотров: 287; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.06 сек.