НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РОМАНОВ (Ники) - последний русский царь. Родилсяв 1868 году. В 1894-м взошел на престол. В 1917 году после Февральскойреволюции отрекся от престола, вместе с семьей был арестован и отправлен вТобольск. После Октябрьского переворота и прихода большевиков к властиперевезен с семьей на Урал в город Екатеринбург, где в 1918 году расстрелянвместе с женой, сыном и четырьмя дочерьми. АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА РОМАНОВА (Аликс) - последняя русская царица.Родилась в 1872 году. Гессен-Дармштадтская принцесса, внучка английскойкоролевы Виктории. В 1894 году вышла замуж за Николая Романова. В 1918 годурасстреляна вместе с семьей. Ее старшая сестра Элла была замужем за дядейНиколая - Великим князем Сергеем Александровичем Романовым (убит бомбойтеррориста в 1905 году). Элла убита в уральском городе Алапаевске в 1918году. ____________________ *Все письма и документы, цитируемые в пьесе, - подлинные БОТКИН ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ - доктор Добровольно разделил ссылку изаточение с царской семьей, вместе с ней расстрелян. ЛУКОЯНОВ ФЕДОР НИКОЛАЕВИЧ - председатель Уральской ЧК. Родился в 1894году. Недоучившийся студент Московского университета, профессиональныйреволюционер, большевик (партийная кличка "товарищ Маратов"). В 1918 году, вскоре после расстрела царской семьи, в связи с тяжелымнервным заболеванием оставил навсегда работу в ЧК. ЮРОВСКИЙ ЯКОВ МИХАЙЛОВИЧ - комендант Ипатьевского дома. Родился в 1878году. Из бедной многодетной еврейской семьи, профессиональный революционер,большевик. В 1912 году арестован царской полицией и выслан в Екатеринбург,где работал фотографом. После Октябрьского переворота - один изруководителей ЧК в Екатеринбурге. В июле 1918 года назначен комендантом"Ипатьевского дома" (так по имени прежнего владельца - инженера Ипатьеваназывали дом, где содержалась под арестом и была расстреляна царская семья).В 1920 году Юровский написал секретный отчет о расстреле Романовых. Умер в1938 году в Кремлевской больнице.
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
ДВОЕ Жаркий июль 1938 года. Кремлевская больница, ночь, палата. В большойпустой палате на кровати спит больной - Яков Юровский. Дверь открывается - и в темноте возникает силуэт вошедшего мужчины. Онпроходит в глубь палаты и некоторое время сидит один в темноте. Будтопочувствовав его присутствие, просыпается Юровский. Приподнимается напостели - всматривается в темноту. Никого не увидев, вновь откидывается напостели и вслух, как в ночном бреду, лихорадочно повторяет: "Дорогие Женя и Шура!.. Дорогие Женя и Шура!.. 3 июля по новому стилюмне минет шестьдесят лет. Так сложилось, что я вам почти ничего нерассказывал о себе, о моем детстве, о молодости". (Кричит.) Мне больно!Сестра! Сестра! "Дорогие мои мальчики! Наша семья страдала меньше отпостоянного голода, чем от религиозного фанатизма отца. И мой первый протестбыл против религиозных и сионистских традиций. Я возненавидел Бога имолитвы... (Кричит.) Я возненавидел Бога и молитвы, как свою нищету и своиххозяев... Ваша сестра Римма может вспомнить отдельные эпизоды революции,царскую тюрьму". (Кричит.) Мне больно! Сестра! Смешок мужчины. И его голос из темноты: - Не следует так кричать. Уже поздно - и сестра спит. ЮРОВСКИЙ. Как спит, как она может спать? Мне нужен укол. МУЖЧИНА. Вам непременно сделают укол. Но позже. Под утро. Молчание. ЮРОВСКИЙ. Кто вы? МУЖЧИНА. Готовитесь к смерти? Последнее письмо детям сочиняете? ЮРОВСКИЙ. Мне больно. Кто вы? МУЖЧИНА. Но вообще-то у вас обычная язва... Вы здоровы как бык. ЮРОВСКИЙ. Я умираю. МУЖЧИНА. Действительно, вы очень скоро умрете, хотя здоровы как бык. ЮРОВСКИЙ. Кто вы? (Молчание.) Вы врач? МУЖЧИНА. Мы считали себя врачами. Мы ведь пришли вылечить эту планету. ЮРОВСКИЙ. Откройте свет! МУЖЧИНА. Мы не любили свет при допросах. Темнота способствует страху, астрах - нужной беседе. (Зажигает тусклый ночник.) ЮРОВСКИЙ. Какие допросы? Почему допросы? Молчание. Я буду кричать. МУЖЧИНА. Не будешь. Лихорадочно думаешь: "Почему нет сестры? Значит,удалили? Значит, действительно за мной пришли? Пинок под зад? " ЮРОВСКИЙ. Что? Что? МУЖЧИНА. Надеюсь, ты не забыл наше образное выражение, товарищ. Когдамы ставили человека к стенке и спускали курок - надо было успеть дать емулегонечко под зад, чтобы не забрызгал кровью гимнастерку. Сколько твоихзнакомцев, вчерашних вождей партии, уже получили свой пинок под зад... Всюночь по Москве езды машины... Вчера арестовали Сашу Белобородова.Белобородов - твой друг, вождь Красного Урала, хозяин царской семьи. Из этойже Кремлевской больницы прямо из постели в кальсонах взяли... (Засмеялся.)Да, в нашей Кремлевской больнице после каждой ночи все просторнеестановится... В пустых палатах лежите, кремлевские владыки... Идет большаячистка партии... идет охота на всех, кто сделал нашу революцию... нашугорькую революцию. И ты, конечно, тоже ждешь? Особенно после того, как дочьвзяли... ЮРОВСКИЙ. Кто ты? МУЖЧИНА. Как ты пишешь в своем письме? "Моя дочь Римма может вспомнитьотдельные эпизоды революции... царскую тюрьму". Смех в темноте. Только упомянуть испугался - где может вспомнить твоя дочь Риммацарскую тюрьму? В тюрьме советской. Перед которой твоя царская тюрьма -просто санаторий. Римма - вождь комсомола, любимица молодежи, красавица.Помнишь, как она звонила тебе в тот день? ЮРОВСКИЙ. В какой день? МУЖЧИНА. Как она волновалось тогда: а вдруг отменят убийство девочек -ее ровесниц? Или больного мальчика... ЮРОВСКИЙ. Кто ты? МУЖЧИНА. А в лагере с ней "поозорничают". Кстати, это твое слово... Тыкак-то, смеясь, рассказал про свою выдумку: в 1918 году в тюрьме, куда тысвез дочерей городской буржуазии... ЮРОВСКИЙ. Больно. Укол! Укол, товарищ! МУЖЧИНА. Правильно, наконец-то сообразил, что я - товарищ... Кстати,тоже больной товарищ. В июле всегда в больницу попадаю. Нервы шалят виюле... Ты, конечно, понял - отчего в июле? ЮРОВСКИЙ. Был там? МУЖЧИНА. Да, я тоже был там. Видишь, как узнать помогаю. ЮРОВСКИЙ. Много там было. МУЖЧИНА. Но мало осталось. На дворе 1938 год, и вряд ли кто из насувидит 39-й год. Обо всех позаботится великий, мудрый товарищ Сталин. ЮРОВСКИЙ. Ты провокатор! МУЖЧИНА. Нет, я сумасшедший. Товарищи твои пинок под зад от негополучили, а ты его Учителем звать обязан. Твою дочь в лагере насиловатьбудут, а ты его Отцом звать должен... Нет, нет, я без иронии - так оно иесть: он наш Отец. В крови рожали мы Новый мир... Кровавый нам дан и Отец.Мы просто не поняли этого тогда - в том июле, в том доме. ЮРОВСКИЙ. Больно. МУЖЧИНА. Ты помнишь, приземистый дом каменным боком спускается вниз покосогору. И здесь окна полуподвальные с трудом выглядывают из-под земли. Иодно окно посредине с решеткой - окно той комнаты. Через пару лет после ихрасстрела... тоже в июле... я опять туда приехал. В дом. В июле мука у меняначинается, и я туда еду. Был душный вечер. Подошел к дому... там тогдамузей Революции устроили. В доме, где одиннадцать человек убили... Ох, какаяэто мудрость устроить в доме крови музей Революции - горькой нашейРеволюции. Был вечер... Музей уже, конечно, был закрыт... Я через заборперемахнул и пошел по саду... Блестела стеклами терраса... Помнишь? ЮРОВСКИЙ. Там пулемет стоял. МУЖЧИНА. Да, да. Сады благоухали, как тогда... "Аромат садов" - так онзаписал в своем дневнике. Из сада я и вошел... в ту комнату. Ты помнишь тукомнату"? Юровский (усмехнулся). Я все помню, товарищ Маратов. МУЖЧИНА. Ну вот - узнал. ЮРОВСКИЙ. Я тебя сразу узнал. МАРАТОВ. Окно в доме разбил - и через маленькую прихожую вошел. Онабыла чистая и совсем пустая, как тогда - двадцать лет назад, когда мы стобой в ней стояли. Только теперь там было два стула - посредине. ЮРОВСКИЙ. Это уже после твоего ухода. Я для мальчика и для неепоставил. МАРАТОВ. И только россыпи пулевых отверстий на стенах. На всех стенах. ЮРОВСКИЙ. Метались... по комнате. МАРАТОВ. И в коричневом полу выбоины... ЮРОВСКИЙ. Докалывали их. МАРАТОВ. И у самого пола на обоях разводы и пятна... ЮРОВСКИЙ. От замытой крови. МАРАТОВ. А все остальное как тогда - двадцать лет назад. Как тогда тамбыла такая тишина и странный покой... Правда, тогда эту тишину подчеркивалстук его шагов... Он все ходил там наверху в комнатах. ЮРОВСКИЙ. Точно, у него была привычка мерить комнату гвардейским шагом.Часами ходил и о чем-то думал. МАРАТОВ. Вот в той комнате я их и увидел. Первый раз. ЮРОВСКИЙ. Кого? МАРАТОВ. Старую парочку. Пришли и сели на эти стулья. Нет, нет, я,конечно, понимал, что это все кажется, но сидят, сидят... ЮРОВСКИЙ. Ты действительно сумасшедший. МАРАТОВ. Ты помнишь его: от вынужденной неподвижности он чутьрасполнел... Обычного среднего роста. ЮРОВСКИЙ. Точно. Но когда мы его раздели у шахты... Я поразился егомускулам... мощный торс, а в одежде уж совсем не казался атлетом. МАРАТОВ. Сидят там... В глубине у самой стены. ЮРОВСКИЙ. Укол! Укол! Больно! Сестра! МАРАТОВ. Совет: терпи... Я забыл сказать главное: когда сестра придет -укол будет последним. ЮРОВСКИЙ. Ты что? Маратов. Ты понял. Впрочем, все это уже происходиломного лет назад. Французский революционер Верньо, казненный собственнойреволюцией, погибая под ножом гильотины, прокричал этот закон всехреволюций: "Революция, как Сатурн, пожирает своих детей! Берегитесь, богижаждут! " Ты - темный, полуграмотный, ты этого не знал. Но мы знали. Ипочему-то верили: нас это не коснется. И только сейчас поняли: те, кого мы стобой убили тогда в июле, обозначили начало. Начало Эры Крови... Россия,кровью умытая. (Смешок) И сегодня в этой эре и твою дату проставили... ЮРОВСКИЙ. Когда? МАРАТОВ. Молодец, не сомневаешься. Умрешь под утро. С великой милостьюк тебе отнеслись. Ты персонаж исторический: цареубийца. Слишком мало васосталось, исторических персонажей нашей Революции - нашей горькой Революции.Решено не объявлять тебя врагом народа. В некрологе напишут: умер отсердечного приступа. Молчание Как обычно в шесть утра придет сестра, и получишь последний укол.Вместо пинка под зад - укол в зад. Конец героя. ЮРОВСКИЙ. Откуда знаешь? МАРАТОВ. Сестра с чекистом балуется... ну, дело молодое. Я к ней вкомнату за снотворным пошел, а они на кушетке лежат и эту новость обсуждают.Они при мне не церемонятся. Я ж ненормальный. Пока баловались - таблетки отболи у нее и спер. Для тебя. Молчание. Я все наперед просчитал: как услышал, что тебя в Кремлевскую больницуположили, сразу понял: живым не выпустят. И тотчас решил сюда тоже улечься.Я редко пользуюсь прежними привилегиями - чтоб внимание не привлекать...сейчас опасно высовываться. На дне отлеживаюсь. А тут думаю, нет, надоспешить к нему с последним разговором. ЮРОВСКИЙ. Хорошую весть ты мне принес, товарищ. Я так устал от этойболи. МАРАТОВ. И еще больше от ожидания, когда тебя заберут. От своегостраха... И от страха за нее - за дочь. ЮРОВСКИЙ (хрипло). С каким разговором ты пришел, товарищ? МАРАТОВ. Я давно хотел прийти - боялся. ЮРОВСКИЙ. Чего? МАРАТОВ. Что разговора не получится - попросту выдашь ты меня... Атеперь, перед твоей смертью, - получится... Перед смертью всегда разговорполучается, к тому же таблеточки... ЮРОВСКИЙ. Что таблеточки? МАРАТОВ. От боли. Неужто практику нашу забыл? Разговор состоит извопросов и ответов. Нет ответа... Юровский (усмехнулся). И таблеточки нет... Маратов молча дает таблетку. ЮРОВСКИЙ. О чем же отвечать, товарищ? МАРАТОВ. Сбил меня... Мне трудно держать мысль. Они все время говорят,говорят, говорят. И звонки - все время твои звонки, звонки. И та комната.Помоги мне уйти из той комнаты... Темнота, потом щелчок выключателя - загорелась голая лампочка подпотолком, осветила комнату в полуподвале. Крохотное оконце закрытодеревянной решеткой. В оконце видны ноги часового. В комнате - они же,только двадцать лет назад: сорокалетний черноволосый Юровский и молоденькийхуденький двадцатитрехлетний Федор Лукоянов - "товарищ Маратов". Оба вчерных кожаных куртках. Карманы оттопырены револьверами. Далекая канонада. ЮРОВСКИЙ. Как слышно... Думаю, на той неделе сдадим город. МАРАТОВ. Может, и пораньше. Шаги по потолку ЮРОВСКИЙ. Слышишь?.. Вот так все время, ходит, ходит. МАРАТОВ. Лампочка очень ярко светит. ЮРОВСКИЙ. Почистили - тусклая была лампочка. МАРАТОВ. Но теперь из переулка... ЮРОВСКИЙ. Нет, из переулка света не видно, я проверил. Забор высокий -хорошо закрывает... Из монастыря принесли яйца, молоко для мальчика. Всехорошо уложено - в корзинах... (Усмехнулся.) Ну, утром еда уже непонадобится ему. Так что можно будет эти корзины взять с собой... когдаповезем их... Мороки много будет - ребята проголодаются. МАРАТОВ. Охрана? ЮРОВСКИЙ. Я их предупредил. Особо не распространялся. Сказал: "Еслиуслышите ночью выстрелы в подвале, не волнуйтесь - так надо". Но они,конечно, поняли: видишь (показывает в окно - на сапоги часового),взад-вперед... взад-вперед... Это часовой Дерябин... примеряется, как бы емуполовчее встать, чтоб все увидеть... МАРАТОВ. Зритель. ЮРОВСКИЙ. Утром я с их доктором хитро поговорил: "Город обстреливают,то да се. В целях безопасности придется вам иногда отсиживаться в подвале".Так что они не удивятся, когда мы их сюда пригласим. Сверим часы. МАРАТОВ. Сейчас одиннадцать. ЮРОВСКИЙ. Белобородов обещал, что грузовик за трупами придет кполуночи. И сразу начнем. Все дело, думаю, займет полчаса. Плюс уборкатрупов. Выносить будем в простынях, чтобы коридор кровью не заляпать...Здесь замоем водой с опилками - скрести будем, пока следов не останется. Всепродумано. Маратов. Комната уж очень маленькая. Двенадцать исполнителей и ихтоже - двенадцать. Когда начнется, они ведь забегают по комнате. Неперестреляем ли друг друга? ЮРОВСКИЙ. И это продумано. Ну, во-первых, их будет уже одиннадцать.Мальчика-поваренка я у них после ужина забрал. Велел сказать: дескать, дядяего объявился - свидание попросил с племянником. МАРАТОВ. Это хорошо. И так команда ворчит - девушек расстреливать! Шаги. ЮРОВСКИЙ. Все ходит. Небось, радуется: дескать, скоро они уйдут изгорода. Уйти-то уйдем... да так на прощание хлопнем дверью, что мирсодрогнется. Ну а насчет самой ликвидации я тоже все придумал. Позавчера онипопросили отслужить обедницу. Ну, думаю, пусть отслужат в последний раз...Сын нищего еврея разрешил русскому царю последнюю церковную службу - вотона, Великая Революция! Привел к ним священника - а они уже приготовились кслужбе. Выстроились: царь посредине стоит, Алексей сидит на стуле, иАлександра рядом в кресле-каталке... остальные все в ряд - за ними. И яподумал: как удобно вы встали! Вот так же сегодня их выстрою вдоль вот этойстены. МАРАТОВ. Как это выстроишь? ЮРОВСКИЙ. Революционная хитрость, сынок, через часок все сам увидишь. Вцентре поставлю царя, справа от него Алексея, царица будет - вот здесь, уэтой арки... И когда команда в дверь войдет, Романовы окажутся лицом переднами. Как мишени у стены. Стена эта {стучит по стене), как видишь, некапитальная, это фанерная перегородка - за ней кладовая. Значит, когданачнем, никаких рикошетов не будет: пули пройдут или сквозь стену(усмехнулся), или в них застрянут. МАРАТОВ. Действительно, ты все продумал. ЮРОВСКИЙ. Одна вещь меня смущает: после обедницы священник рассказал...Оказывается, по ходу службы, как только произнесли "со святыми упокой", всеРомановы вдруг на колени встали. И в глазах Николая... священник сказал...были слезы. МАРАТОВ. Думаешь - чувствуют? ЮРОВСКИЙ. И сегодня, когда забрали поваренка, она три раза доктораБоткина посылала узнать, когда мы поваренка вернем. Нервничает. Явно. Апосле ужина зачем-то в кладовую ходила и большой портфель из чемоданазабрала. Я, конечно, поднялся к ним - послушал под дверью, о чем там ониговорят. Но они... МАРАТОВ (усмехнулся). По-английски. ЮРОВСКИЙ. Да, по-английски... МАРАТОВ. Хорошо, схожу послушаю... ЮРОВСКИЙ. Сходи, сынок. По-иностранному ты у нас один понимаешь. Тыведь из образованных. В комнате наверху: НИКОЛАЙ и АЛЕКСАНДРА. АЛЕКСАНДРА. Жутко глядеть на эту решетку. НИКОЛАЙ (расхаживая). Да... да... АЛЕКСАНДРА. Хорошо, что стемнело - она не так видна. НИКОЛАЙ. Да... да... АЛЕКСАНДРА. Что-то ужасное в этом было, когда пришел хмурый мужик и, нислова не говоря, стал прибивать эту решетку. Этот вечный их страх, что мыубежим... Далекая канонада. Стреляют. НИКОЛАЙ. Артиллерия... АЛЕКСАНДРА. Сегодня всю ночь этот звук. А под утро где-то совсем близкослышала два револьверных выстрела. НИКОЛАЙ. Да... да... (Расхаживает.) АЛЕКСАНДРА. Доктор сказал, что вчера в подвале они прибили такую жерешетку. Почему? В подвале? Странно. НИКОЛАЙ. Ты совсем не спишь. АЛЕКСАНДРА. Нервная, сумасшедшая... не могу заснуть - вслушиваюсь вночь и все думаю... думаю... Девичий смех за стеной. Никак сегодня не угомонятся - они разбудят Маленького. Она идет в глубь комнаты, поправляет постель спящего Алексея. НИКОЛАЙ. Доктор передал разговор с комендантом: ситуация на фронтестала критической. АЛЕКСАНДРА. Как он вырос... только такой бледный... Какая прекраснаябыла служба... Он плакал, ты не заметил? НИКОЛАЙ. Да... да... АЛЕКСАНДРА. Я хотела его спросить почему. Но потом раздумала... И тытоже плакал. НИКОЛАЙ. От счастья... Он - с нами. (Расхаживает.) Комендант сказалдоктору: возможно, иногда нам придется проводить время в подвале. АЛЕКСАНДРА. В подвале?! НИКОЛАЙ. Для нашей же безопасности - город обстреливают. И к тому жеони боятся нападения анархистов. Возможно, поэтому прибили решетку вподвале. Все просто. АЛЕКСАНДРА. Большой мальчик... как летит время... Смех за стеной в соседней комнате. (Громко.) Спать, девочки, спать! Все разговоры на завтра! Гул артиллерии. Слышишь? Это уже будто в городе... И девочки - совсем взрослые... Всебыстро. Как сон... Анастасия прелесть, но толстушка. НИКОЛАЙ. Впрочем, как раньше Мария. АЛЕКСАНДРА. Но ноги у нее коротковаты, хотя, надеюсь, вырастут. Ольга,наоборот, уж очень стала худая... Татьяна тоже. Но Татьяна чудо какхороша... И Маленький поправляется. Нет, нет, слава Богу... все как-тообразуется. НИКОЛАЙ. И еще комендант сказал доктору, что очень скоро они переведутнас в Москву. АЛЕКСАНДРА. Как мне не нравятся их заботы! Ты помнишь, не так давно ониуже хотели перевести нас в Москву. И тогда тоже они говорили об анархистах.Когда же это было? Почему-то сегодня целый день что-то вспоминаю... НИКОЛАЙ. Я могу сказать точно. Это было 31 мая... У меня записано. АЛЕКСАНДРА. Записано?! НИКОЛАЙ. В дневнике. АЛЕКСАНДРА. Зачем? Я просила, Ваше Величество, ничего серьезного вдневники не записывать. Он молча пожал плечами. Когда Вы уходите на прогулку, эти ужасные люди способны читать Вашдневник. НИКОЛАЙ. Не стоит менять заданную привычку все записывать в дневник.Следует быть похожим на самого себя. К тому же эти записи понадобятся нашимвнукам... и всем, кто придет после нас. АЛЕКСАНДРА. Я давно не записываю в дневник ничего серьезного. Потом,когда весь этот ужас минет, мы все подробно запишем. НИКОЛАЙ. Я не помню: мы пили сегодня чай? АЛЕКСАНДРА. Боже мой, ну конечно! Как раз пришли они и забрали бедногоповаренка. НИКОЛАЙ. Да, да, конечно, я пил чай. АЛЕКСАНДРА. Как мне это все не нравится. НИКОЛАЙ. Почему? Они объяснили: его дядя... АЛЕКСАНДРА. Я не верю ни единому их слову, Ваше Величество, выпытаетесь жить в прежнем мире, где людям следовало доверять. Но этот мирисчез. И оттого, что в дневнике вы придерживаетесь старого исчисления дней,он не вернется вновь. НИКОЛАЙ. Эти странные люди в дни хаоса решили ввести новый календарь.Хаоса будет еще больше, но это их дело. Мой отец, моя империя жили постарому календарю. И я доживу свой век по нему. АЛЕКСАНДРА. Итак, что вы записали тогда, Ваше Величество, по старомукалендарю? Николай (обстоятельно ищет). Так, это было 31 мая... (Находит.) "31мая... 31 мая сего года по старому календарю. Пришел комендант... По егословам, опасаются выступления анархистов, и поэтому, может быть, нампредстоит скорый отъезд, вероятно, в Москву. Он просил подготовиться котбытию. Немедленно начали укладываться". АЛЕКСАНДРА. И дальше, Ники. НИКОЛАЙ. "После ужина комендант объявил, что анархисты схвачены, и чтоопасность миновала, и наш отъезд отменен". АЛЕКСАНДРА. Согласись: все-таки это было очень странно! Вдруг этижестокие люди встревожились о нашей безопасности. И даже решили выпуститьнас в Москву. НИКОЛАЙ. Среди них есть разные люди. Возможно, испугались за детей...Они должны заботиться... Мы им поручены. АЛЕКСАНДРА. Мой добрый мальчик, они не знают слова "заботиться", это -другие люди... Раскалывается голова и нельзя открыть окно. Мерзавцы! Скореебы ночь - такая духота! НИКОЛАЙ. Комендант объяснил, что специальная комиссия изучитнеобходимость открытия окна. Не нарушит ли это тюремный режим. АЛЕКСАНДРА. Но на днях уже была какая-то комиссия. НИКОЛАЙ. Это будет новая. И тоже будет изучать. Этой странной властинадобно тысячу комиссий, чтобы просто открыть окно. АЛЕКСАНДРА. Раньше мы сражались с императором Вильгельмом, теперь - скомендантом за право открыть окно. НИКОЛАЙ. Раньше мы не знали, что право открыть окно - это тоже счастье.Как много счастья в жизни... И ночью аромат цветущих садов долетает вфорточку... АЛЕКСАНДРА. Мне не понравилась эта комиссия... и физиономия этогострашного мужика через решетку... и то, что забрали поваренка... и то, чтокомендант утром переписал наши драгоценности. Как хорошо, что я успеласпрятать... (Замолчала). НИКОЛАЙ. Что спрятать? АЛЕКСАНДРА. Вот этого, Ники, я не скажу. Потому что Ваше Величествототчас все аккуратно запишет в дневник по старому календарю. Прости, янервна. Душно - они пытают нас этой жарой. НИКОЛАЙ. Скоро ночь и прохлада. АЛЕКСАНДРА (берет его брюки). Брюки Вашего Величества страшнозаштопаны, и более их штопать невозможно. НИКОЛАЙ. К сожалению, других брюк... АЛЕКСАНДРА. Да, других брюк у Вашего Величества нет. Впрочем, и у ихВысочеств все рубашки в дырах и тоже невозможны для починки. Хорошо,бабушка, королева Виктория, научила меня шить и вязать. Она всегда говорила:"Неизвестно - всегда ли ты будешь императрицей, но вязать ты сможешьвсегда". И, как видите, все своим людям сама делаю. Заканчиваю Маленькомуноски на зиму... НИКОЛАЙ. Зимой вы будете свободны. АЛЕКСАНДРА. Я думаю, что носки и на свободе пригодятся. Кстати, вам,Ваше Величество, я тоже вяжу носки. НИКОЛАЙ. На зиму? АЛЕКСАНДРА. Как странно ты улыбнулся. Что означает эта улыбка, Ники? НИКОЛАЙ. Я просто люблю, когда ты шьешь. В этом - что-то мирное...доброе... истинно семейное. АЛЕКСАНДРА. Поклянись мне, Ники, что ты не запишешь в дневник.(Шепчет.) Я зашила девочкам в корсеты бриллианты. И Маленькому - в одежду.Причем очень умело это сделала - спасибо бабушке! Кстати, Ваше Величествозаметили, как великолепно я стелю постель? Это - искусство: надо по-особомувзбивать подушки. Русские женщины не умеют этого делать. И этому тоженаучила бабушка. Ты должен ценить, Ники: сегодня тебя ждет кровать в стилекоролевы Виктории. Помню, в первую ночь после ареста Анастасия пришла ко мнеспать - они боялись оставлять меня одну. И я учила ее взбивать подушки,когда мы услышали шаги под дверью. Это были шаги часового. Впервые в жизнименя сторожили. Такая была луна... НИКОЛАЙ. Не стоит об этом. АЛЕКСАНДРА. Ты прав. Какой он бледный... Утром добрый доктор повезетего на прогулку в моем кресле. Но я хочу, чтобы он попытался ходить сам...Где-то был карандаш, я запишу в дневник. НИКОЛАЙ (расхаживая по комнате). Карандаш в моем дневнике. АЛЕКСАНДРА (берет его дневник). Здесь что-то вложено... Боже мой, Ники!Но это... (Замолчала в ужасе.) НИКОЛАЙ (спокойно). Да, это - письма. АЛЕКСАНДРА. Это те письма! НИКОЛАЙ (так же ровно). Это те письма! И черновик моего ответа. Я решилсохранить на память. АЛЕКСАНДРА. Ники! НИКОЛАЙ. Они пишут на таком смешном французском... Это очень забавно. Итекст мне понравился, он совершенно в стиле романов месье Дюма. Мне быложаль это уничтожить. (Читает.) "Мы назначили ваше похищение на завтра"...Похищение! " В случае если маленький цесаревич не сможет идти, дело сильноосложнится... Нельзя ли было бы на час или два усыпить его каким-нибудьнаркотиком? Пусть решит это доктор"... АЛЕКСАНДРА. Боже мой... но здесь не только их письма! Николай. И его!Это также презабавнейшее сочинение... И заслуживает быть сохраненным. Яописал здесь подробно наше заточение. (Читает несколько иронично, как кусокиз романа.) Комната рядом занята комендантом и его помощниками, которыесоставляют в данный момент внутреннюю охрану. Их тринадцать человек,вооруженных ружьями, револьверами и бомбами... Комендант и его помощниквходят к нам, когда захотят. Дежурный делает обход дома ночью два раза вчас... На балконе стоит один пулемет, а под балконом другой - на случайтревоги... От каждого сторожевого поста проведен звонок к коменданту ипровода в помещение охраны и другие пункты"... Бывший Верховныйглавнокомандующий отправляет диспозицию заговорщикам в бутылке из-подмолока. АЛЕКСАНДРА. И думаешь, после этого отважные люди могли уцелеть? НИКОЛАЙ. На пари: они все в живых. АЛЕКСАНДРА. Тогда почему вдруг они замолчали? НИКОЛАЙ. Я повторяю, Аликс: уверен - мы никому не причинили вреда. АЛЕКСАНДРА. Не понимаю. Неизвестные люди. Рискуя жизнью, налаживают снами переписку. Тайную. А вы это оказывается вот так - открыто храните! Ипри этом уверяете, что они в безопасности?! Надеюсь, Ваше Величество, хотябы в свой дневник вы ничего о них не записали? НИКОЛАЙ. Почему же, все записал. Я уже сказал: не стоит менятьпривычек. АЛЕКСАНДРА. О, Ники! Что ты записал? Николай (находит, читает). "Провели тревожную ночь и бодрствовалиодетые. Все это произошло оттого, что на днях мы получили два письма одно задругим, в которых нам сообщали, чтобы мы приготовились быть похищеннымикакими-то преданными людьми". АЛЕКСАНДРА. Боже мой! НИКОЛАЙ. "Но дни проходили - ничего не случилось, а ожидание инеуверенность были мучительны... " АЛЕКСАНДРА. Теперь понимаю, почему решетки на окнах. И куда вдругисчезли эти несчастные люди. Я не сплю. Вслушиваюсь в ночь. Жду! А ихсхватили! Мы погубили преданных людей. НИКОЛАЙ. Я могу только повторить: читали мой дневник или не читали - ноя никого не погубил. АЛЕКСАНДРА. Как понимать это, Ваше Величество? НИКОЛАЙ. Уверен: они все живы. И надеюсь, в будущем сумеют получшеизучить французский. АЛЕКСАНДРА. Значит, ты не верил в эти письма? Он молча расхаживает по комнате. Да, там дурной французский, потому что писали простые люди. Но гдезнатные, Ники? Можно по пальцам перечесть тех, кто не предал своегогосударя. Молчание. Хорошо, но если ты им не верил - почему ты им отвечал? НИКОЛАЙ. Когда-нибудь... после... я обещаю объяснить и это. В подвале: расхаживает ЮРОВСКИЙ, входит МАРАТОВ. ЮРОВСКИЙ. Первый час... Грузовика все нет. МАРАТОВ. Приедет. ЮРОВСКИЙ. Я звонил в совет Белобородову. МАРАТОВ. И что? ЮРОВСКИЙ. Говорят - жди. Я спрашиваю: почему опаздывает? А он: жди! МАРАТОВ. Команда? ЮРОВСКИЙ. Команда собралась, но есть сюрпризы. Двое латышей не пришли -не хотят стрелять в девиц. Что за народ пошел - вчера все распределили.Каждый взял себе по Романову... все вроде были довольны! А сегодня, видители... Ты перед началом команде речь скажи - чувствую, надо укрепитьреволюционный дух. Что наверху? МАРАТОВ. Все тихо. ЮРОВСКИЙ. Девицы? МАРАТОВ. Улеглись. ЮРОВСКИЙ. Сама? МАРАТОВ. Сидит у зеркала. Лицо кремом мажет - ко сну готовится. ЮРОВСКИЙ. Ну, мажь, мажь. Парень? МАРАТОВ. Уже спит. В их комнате. Ванну ему на ночь делали. ЮРОВСКИЙ. И о чем же они говорят? Маратов (усмехнулся). Она ему выговаривает: в дневник все записываешь.Боится, что мы читаем. ЮРОВСКИЙ. Догадались все-таки. Напоследок. МАРАТОВ. Потом вспоминали день... когда им объявили, что в Москву ихповезем... ЮРОВСКИЙ. Надо же! Как кстати! И я давно хочу поговорить с тобой обэтом дне. Здорово тогда все было придумано, да? В Москву будто везем - а подороге прикончить всю семейку! И никаких хлопот. И не надо было держать приних столько штыков... когда враг - у города. МАРАТОВ. Это все ты придумал тогда? ЮРОВСКИЙ. Это Белобородов. Вождь Красного Урала лично готовил всюоперацию. Но и я дополнил. Я предложил в ту же ночь покончить в Перми сбратцем Михаилом. В одну ночь завершить всю историю Романовых. Но не вышло.Кто-то напугал Белобородова. И отменили в последний момент истреблениесемейки. Ограничились Михаилом. И вот у меня вопрос... МАРАТОВ. Да? ЮРОВСКИЙ. Чекист, который в ту ночь ликвидировал Михаила, недавно всерассказал мне: как пришли они в гостиницу к Михаилу. И объявили: "Естьсведения - на вас нападут анархисты... так что вывозим вас в Москву". НоМихаил оказался похитрее братца Николая - не поверил. Ни в какую уходить нехотел. Тогда они взяли его за шиворот... Интересно, да? Великого князя - зашиворот - это и есть Революция! И увели с секретарем-англичанином. И заскладами постреляли как бешеную собаку. Князь, когда расстреливали, бросилсяс растопыренными руками. Просил проститься перед смертью с секретарем - аони ему пулю. В царственную морду... Да, без страха Михаил смерть встретил.Интересно, да? Но самое интересное в конце. Чекист рассказал мне, ктонапугал Белобородова, кто отменил расстрел семейки... Когда сказал, я ушамсвоим не поверил. И дочь Римму попросил узнать... МАРАТОВ. Красавица у тебя дочь... ЮРОВСКИЙ. И вождь комсомола в Екатеринбурге. Так что проверить ейнетрудно было: председатель ЧК товарищ Маратов. Ты уговорил Белобородоваотменить расстрел. МАРАТОВ. Что ж, правду дочь тебе рассказала. ЮРОВСКИЙ. И почему же? Уж прости, что спрашиваю. Ты руководитель ЧК, ноя руководитель расстрела. И должен все знать о людях, которые сегодня в делеучаствуют. МАРАТОВ. А сам как думаешь? ЮРОВСКИЙ. Сплетни про тебя в последнее время: Младшенькая... Анастасиятебе сильно нравится... Видели, как в коридоре все невзначай столкнуться сней пытаешься... под дверью поджидаешь. Не перебивай, сынок. Нет, я тебяпонимаю. После всей нашей грязи, расстрелов - красивые, невинные девушки,образованные... ты ведь сам образованный... Но ты не просто молодой человек.Ты - член нашей партии, председатель ЧК Федор Николаевич Лукоянов, взявшийсебе кличку "Маратов" - имя беспощадного Марата. И когда я узнал, что это тыотменил расстрел... мне очень захотелось дать тебе "пинок под зад". Ты незнаешь это наше выражение - ты у нас человек новый. В прежнем, тесномпомещении ЧК, когда мы ставили человека к стенке и спускали курок - мыстарались успеть дать ему легонечко под зад, чтобы не забрызгало кровьюгимнастерку. Движение МАРАТОВА - рука в кармане. Ишь ты! Сразу - за револьвер. Молодой, горячий. Нет, нельзя намссориться в такой великий день. Сколько жизней революционеров отдано было,чтобы уничтожить Романовых! И вот сегодня нам с тобой выпала эта честь, амы... Ты лучше все объясни мне по-хорошему, сынок. Маратов (помолчав). Ладно... Уже тогда было ясно: город мы не удержим.И куда нам бежать? По всей стране рушилась наша власть. Значит, только туда- в Москву! И разве можно было в этих обстоятельствах без согласия Москвыцарскую семью прикончить? Не имея веского повода, который оправдал бырасстрел! Вот почему я предложил повременить и найти такой повод. И у ниххватило ума согласиться. Как видишь, я оказался прав: мы все бежим в Москву. ЮРОВСКИЙ. Да, далеко мыслишь, я так не умею. МАРАТОВ. И мы нашли повод! А кто его придумал? Кто предложил писатьцарю письма будто от заговорщиков? Кто каждый день читал его дневник - ипонял его привычку все записывать? ЮРОВСКИЙ. Да, ты... Ты - хитер. МАРАТОВ. И имея доказательство заговора, мы смогли уверенно предложитьМоскве этот расстрел. И Ленин радостно согласился. Какие еще вопросы? ЮРОВСКИЙ. Слишком хитер - может, поэтому мы тебе не верим до конца. И,конечно, девка. Подобное и со мной было, до того, как ты к нам пришел... Мытогда в тюрьму свезли дочерей местной аристократии. Отцов шлепнули, ну адочек куда деть? Как враждебный элемент - в тюрьму... Одна былараскрасавица. Дал слабину. И наша публика начала меня поддразнивать.Чувствую, авторитет падает. Но придумал: велел ночью уголовников к девицам вкамеры пустить. Чтобы поозорничали с ними. И спесь с них сбили. А к моей самвпустил - в первую очередь. МАРАТОВ. Что ты хочешь? ЮРОВСКИЙ. Вчера утром, когда в ЧК распределяли Романовых, мы всеборолись за право убить царя. Все мечтали пустить свою пулю в тирана. Крометебя. Руководитель ЧК скромно выбрал себе царского камердинера. Это плохо,товарищ Маратов. И вот сегодня судьба предоставляет тебе счастливый случай:я уже сказал - команда без двух человек приехала. МАРАТОВ. Я понял. ЮРОВСКИЙ. Именно. Надо кому-то взять Татьяну. И Анастасию. Кому, как ненам - руководителям? Татьяну, допустим, я... А вот ты... МАРАТОВ. Младшенькую! ЮРОВСКИЙ. Надо доказать товарищам революционную стойкость. МАРАТОВ. Ты все забываешь, что я председатель ЧК. И то, что ты узналтолько сейчас, я знаю с утра. Я позаботился. Вместе с грузовиком для труповприедут трое новых исполнителей. ЮРОВСКИЙ. Не понял. Почему трое? МАРАТОВ. Двое вместо латышей. А третий... (Усмехнулся.) Не успелрассказать тебе. Вчера Белобородов принял решение: немедленно эвакуироватьархив ЧК. Город падет с часу на час - там списки наших сотрудников. Сотнижизней. ЮРОВСКИЙ. Понятно. МАРАТОВ. Архив буду вывозить я. Так что я с вами, только пока не придетгрузовик. Вместо меня в расстреле примет участие венгр из Интернациональнойбригады - товарищ Надь. Он и возьмет Младшенькую. ЮРОВСКИЙ. Сбежал! Маратов (рука на револьвере). Я второй раз сдержался, товарищ. Третийне сумею. В комнате наверху: Она сидит у трюмо - заполняет дневник. Онпо-прежнему расхаживает. И по-прежнему из соседней комнаты слышны голоса исмех девочек. АЛЕКСАНДРА. Ветерок в форточке. Боже мой! Счастье! НИКОЛАЙ. Приходит, приходит ночная прохлада. АЛЕКСАНДРА. Жаль, что они исчезли: так нравилась мысль о побеге.Ночь... Спускаться из окна... Люди с лошадьми... Впрочем... будто все это сомной уже было. НИКОЛАЙ. Это твоя кровь. АЛЕКСАНДРА. О да! Темная кровь Марии Стюарт. Я о ней часто думаю. Онапревосходно вышивала. И перед казнью вышила удивительные слова: "В моемконце мое начало". НИКОЛАЙ. "В моем конце мое начало... ". (Усмехнулся. Расхаживает,бормоча.) "В моем конце мое начало... ". АЛЕКСАНДРА. И все-таки: когда ты откроешь мне свои загадки? Я простоумираю от любопытства. Вообще, не могу чего-нибудь не знать про тебя. НИКОЛАЙ. Скоро... все узнаешь... (Расхаживая.) Аромат садов. АЛЕКСАНДРА. Ну вот закончила описывать наше 16-е число... Кстати, ВашеВеличество: чтобы мне не волноваться, впредь будем читать дневники вслухдруг другу. Что вы записали сегодня? НИКОЛАЙ. Прости, но сегодня я ничего не писал. АЛЕКСАНДРА. А вчера? НИКОЛАЙ. Вчера - тоже... Последний раз писал три дня назад. Нечегозаписывать. Последнее, что произошло, была эта решетка. АЛЕКСАНДРА. Бэби каждый день пишет одну фразу: "Все то же". Пиши, какБэби. И мне будет спокойнее. Как он тихо спит. Очень бледненький...непременно - завтра гулять! И все-таки прочти мне свою последнюю запись.Николай. Чувствую, ты будешь строгим цензором. (Читает.) "Утром, околодесяти тридцати, к открытому окну подошли... подняли тяжелую решетку иприкрепили ее снаружи рамы без предупреждения со стороны Юровского. Этот типнам нравится все менее! " АЛЕКСАНДРА. А я вот написала хитрее: "11 июля, четверг. Рабочий,которого пригласили, установил снаружи железную решетку перед единственнымоткрытым окном. Несомненно, это пустой постоянный страх, что мы убежим иливойдем в контакт с часовым... " Если они читают наши дневники - ониуспокоятся и снимут эту ужасную решетку... НИКОЛАЙ. Браво! АЛЕКСАНДРА. Сегодня я отчего-то столько записала в дневник! По-моему,это самое подробное описание дня за весь год. Тебе интересно? НИКОЛАЙ. О тебе - мне все интересно. Александра (читает). "16 июля, вторник. Серое утро, позднее - вышломилое солнышко". НИКОЛАЙ. Да, да... был превосходный день. (Расхаживает.) Александра (читает). "Бэби слегка простужен. Все ушли на прогулку наполчаса утром. Ольга и я принимали лекарство. Татьяна читала духовноечтение. Когда они ушли, Татьяна осталась со мной, и мы читали книги пророковАвдия и Амоса". Кстати, я выписала оттуда такие удивительные слова...Обязательно прочтем их на ночь. "Как всегда утром комиссар Юровский пришел внаши комнаты. И, наконец, после недели перерыва опять принесли из монастыряяйца для Бэби. В восемь часов ужин. Внезапно поваренок Лешка Седнев былвызван повидать своего дядю, и он исчез. Удивлюсь, если это правда и мыснова увидим мальчика"... Странная история с этим поваренком. Он навернякане вернется более, как и все, кого они от нас уводили... И мне не нравитсяих внезапная забота - эта корзинка с яйцами для Маленького... Я пугаюськаждый раз, когда они начинают заботиться. Это грех, но я ни в чем им неверю... Правда, сегодня... вы ушли на прогулку, и мы сидели с Татьяной. Явдруг задремала... Мне приснился сон. И кого я увидела? Николай Григорий. АЛЕКСАНДРА. Да! Да! Во второй раз после его гибели. Первый раз Наш Другприснился мне сразу, той же ночью, когда они его убили. НИКОЛАЙ. Полно об этом. АЛЕКСАНДРА. Тогда я решила не рассказывать тебе. Я увидела дворец,тихий снег шел за окном. И чей-то голос произнес: "Распутин"... Он... онстоял у окна на фоне снега в Малахитовой зале. Все тело у него было вужасных кровавых ранах... Он взглянул на меня - и вдруг вся зала полыхнулаогнем. И он крикнул мне: "Сжигать вас на кострах будут". Хочу бежать - и немогу двинуться. И огонь, огонь! НИКОЛАЙ. Я прошу женушку... АЛЕКСАНДРА. Нет, нет, в сегодняшнем сне он улыбался... и прошептал мне:"Скоро, матушка". И был так радостен. Это хороший знак... "Скоро, матушка" -ты понял? НИКОЛАЙ. Я не всегда доверял Григорию. Но на этот раз он прав. Скоро...скоро вы будете свободны. АЛЕКСАНДРА. Что значит - вы? Мы! НИКОЛАЙ. Да... Мы. АЛЕКСАНДРА. Признаюсь, так рада, что увидела его именно сегодня. Моянервность в эти дни, верно, была еще оттого, что я всегда боюсь 17-гочисла... Григория убили в ночь на 17-е... И ты в юности чуть не погиб вкрушении поезда. И это было 17-го числа. И 17-го числа ты подписалКонституцию, с которой катастрофа и началась. И я не удивилась, когда в 17-мгоду свершилась эта страшная революция. Бабушка Виктория мне говорила: унесчастных Людовика и Марии Антуанетты было тоже какое-то страшное число.Кстати, в это число они погибли. Николай. Сегодня 16-е. АЛЕКСАНДРА. Нет, мой друг, уже семь минут 17-го числа, и потому мне такдорога светлая улыбка Нашего Друга... Сколько раз я замечала: все в миреполно особых знаков. Я не удивилась, когда узнала, что станция, где тырешился подписать ужасное отречение, называлась "Дно"... А знаешь, какудивительно именуется дом, где мы живем сейчас? НИКОЛАЙ. Как же? (Расхаживает.) АЛЕКСАНДРА. Баба, которая мыла вчера полы, сказала: он называется"Ипатьевский". По имени владельца дома господина Ипатьева... И я вспомнила:точно также назывался монастырь, откуда первый Романов был избран нацарство: Ипатьевский монастырь. И я так испугалась, мне показалось, что этознак: круг завершен. И этот дом страшен для нас. Но после улыбки Друга все,наоборот, кажется добрым предзнаменованием. НИКОЛАЙ. Да... Да. АЛЕКСАНДРА. Все-таки не могу понять... До сих пор. Как они могли, какосмелились! Земский Собор всей российской земли, когда избрал твоего предкана царство, дал клятву. От имени всей России. Вчера я читала Маленькому еетекст: "Заповедано, чтобы царь Романов - Избранник Божий был родоначальникомправителей на Руси с ответственностью только... перед Царем Небесным. А ктопойдет против сего... да проклянется такой в этом веке и во все века"... Онипоклялись перед Богом! НИКОЛАЙ. Не надо, родная. АЛЕКСАНДРА. Ты прав... Да, вообще надо встряхнуться. Мы в каком-топостоянном ужасе. Помнишь, в Тобольске вы играли спектакли. Девочки, доктори Ваше Величество очень недурно играли водевиль господина Чехова. По-моему,я в первый раз смеялась после отречения. Есть смысл вернуться к этиммаленьким забавам... И бедного доктора надо отвлечь от черных мыслей. Язашла вчера в его комнату... там лежало незаконченное письмо. Я совершиланедопустимое: позволила себе прочесть. Ведь доктор наивен, как и ты, онможет написать лишнее. К счастью, ничего опасного не было, но это - ужасноеписьмо. Он пишет: "Я умер, но еще не похоронен". Впрочем, мы все такчувствуем. НИКОЛАЙ. Пожалуй, ты права: надо вернуться к нашим славнымпредставлениям. АЛЕКСАНДРА. Я вспомнила, что у господина Чехова была пьеса, которая мненравилась. Там несколько милых аристократов бояться потерять родовое имение- Вишневый сад... И все рассуждают, как его защитить. И болтают, болтают.Пока они разглагольствуют, приходит мужик - разбогатевший мужик, сын ихлакея - и объявляет: "Я купил ваш Вишневый сад". Как это про нас, про всюнашу революцию! Николай (меряя шагами комнату). Жаль, что нет господина Чехова. Хорошобы к этой пьесе приписать - что с ними стало нынче... Ну, сын лакея, этотпокупатель, конечно, убежал за границу со всеми деньгами... Все этинесчастные аристократы - кто в ЧК сидит, кто уже в сырой земле. АЛЕКСАНДРА. Там еще есть недоучившийся студент... Чем-то похожий натого молодого человека, который иногда ходит в студенческой тужурке...Кстати, в последнее время я подозрительно часто вижу его у наших дверей. НИКОЛАЙ. Все недоучившиеся студенты стали чекистами. И славнорасстреливают доучившихся. Кстати, и у меня тоже возможна роль: этоперсонаж, с которым все время случаются беды. За что бы он ни принимался -все до смешного идет прахом. Все так и называют его - "Двадцать дванесчастья". АЛЕКСАНДРА. Мой милый страдалец, моя любовь... Нет, нет, эта пьесаслишком грустна. Я предлагаю нам с тобой прочесть совсем иную пьесу. Состарым как мир сюжетом. Очень... очень-очень давно... привезли в холодныйПетербург маленькую принцессу... Ее сестра Элла выходила замуж. И на детскомбалу она увидела голубоглазого мальчика. Его глаза покорили ее тотчас исовершенно. НИКОЛАЙ. И мальчик тоже был покорен сероглазой принцессой. Он решилсделать ей подарок. Попросил у матери бриллиантовую брошь. И на балу... Александра,... сильно покраснев, протянул ей брошь. И, покраснев ещесильнее, сказал. "Это подарок". НИКОЛАЙ. И она взяла! Как он был счастлив. АЛЕКСАНДРА. Но ей... ей показалось: она поступила легкомысленно. И наследующий день на новом детском балу... НИКОЛАЙ....она пребольно вложила брошь в его руку! Но он ждал. И когдаона согласилась стать его женой - он вернул ей... АЛЕКСАНДРА. И с тех пор эта брошь всегда с нею. Вместе с крестом - нагруди... Но все это будет потом, а тогда девочка уехала в Англию, и тоже виюле... только не выдавай какого года. Боже мой, как я стара... она написалаему первое письмо. НИКОЛАЙ. А потом, когда они обручились, был целый поток писем. АЛЕКСАНДРА. Всю жизнь они почти не расставались. Пока не наступила этанесчастная война. НИКОЛАЙ. Он уехал на войну. АЛЕКСАНДРА. Она писала ему бесконечные письма. НИКОЛАЙ. А он отвечал глупыми, короткими. А чаще - телеграммами, потомучто даже в письмах он был смешно застенчив. АЛЕКСАНДРА. И между этими двумя потоками писем прошла жизнь. Знаешь, ядала себе слово не вспоминать. Я заперла альбомы в кладовой - воспоминанияеще так свежи и мучают. Но сегодня я нарушила обет и спустилась вниз. НИКОЛАЙ. Ты принесла письма! Она достает портфель с письмами АЛЕКСАНДРА. Вот - мое богатство! Когда я узнала про отречение, я началауничтожать свои бумаги. Прямо в кабинете я разложила славный костер, гдесгорели воспоминания. Но эти письма не смогла... Я понимала, что имивоспользуются против нас... Но жечь их было выше моих сил... Ибо в этихписьмах - вечная, неутолимая страсть к моему "мальчику", "к моему Солнцу".Какое счастье, что они с нами... И когда они привесили эту страшную решетку- я рассмеялась. Я сказала себе: о, глупцы, мы все равно от вас убежим.Убежим в наши письма. В подвале ЮРОВСКИЙ и МАРАТОВ. ЮРОВСКИЙ. Грузовика по-прежнему нет. Уже полтора часа, как долженприехать. МАРАТОВ. Приедет. ЮРОВСКИЙ. Я звонил в Совет... Белобородов к телефону не подходит. Чтоэто значит? МАРАТОВ. Это значит, что Белобородов к телефону не подходит. ЮРОВСКИЙ. Команда нервничает. Мы решили: ждем полчаса. И начинаем безгрузовика. МАРАТОВ. Ты стал плохо понимать, товарищ Яков. Белобородов приказал:начинать, только когда придет грузовик. ЮРОВСКИЙ. Значит, опять ты? Молчание. Мне позвонила Римма... Маратов (насмешливо). Опять - раскрасавица Римма? ЮРОВСКИЙ. На рассвете она выступала перед комсомольцами,отправлявшимися на фронт. И должен был прийти Белобородов, но вождь КрасногоУрала не пришел проводить на фронт молодых солдат. Ей сказали, что все утроон совещался с тобой. Что ты еще затеял? МАРАТОВ. Надо ждать грузовик. ЮРОВСКИЙ. Послушай, сынок, мы должны их расстрелять. Революция гибнет.От Тихого океана через всю Сибирь уже порушили нашу власть... ярость икровь... Моя дочь Римма на днях рассказала: оказывается, французскаяРеволюция знала такие же страшные дни. Великая Революция погибала тогда вогне интервенции. И народ ответил: в городе Лионе взяли шестьдесятзнатнейших юношей, в десяти метрах от них поставили пушки. И по связанным -палили, палили ядрами из пушек. МАРАТОВ. Да, отрывая руки, ноги, куски тел - в склеенную кровью,трепещущую человеческую массу... ЮРОВСКИЙ. А вечером уже двести новых аристократов были построены наберегу реки. И революционеры объявили: мы будем непрестанно убивать, мыпрольем потоки нечистой крови. И они казнили короля и королеву. И только такони победили. Они сумели ужаснуть мир своей непреклонностью. И мы сейчастоже должны. Кончились каникулы Революции. Гибель этой семьи должнавстряхнуть наши ряды. Чтобы мы все поняли: победа или смерть. Неужели ты,взявший имя великого Марата, этого не понимаешь? МАРАТОВ. Еще как понимаю. Ведь это я рассказывал про город Лион. Когдавыступал перед комсомольцами. От меня все это услышала Римма. Всего месяцназад. ЮРОВСКИЙ. Неужели ты так изменился? Всего за месяц? Маратов (хрипло). Надо ждать грузовик, товарищ Яков. Молчание. Давай о другом. Мне сказали, ты не успел эвакуировать свою мать? Я могузабрать ее в поезд? Ты понимаешь, что с ней будет, когда мы сдадим город? ЮРОВСКИЙ. А сколько других матерей наших товарищей остается в городе?Чем она лучше? Пойми: у меня нет моей матери и моего отца. Мой глупый отецвсю жизнь верил сионистам. Я объяснял ему: сионисты - подлые агенты все -мирной буржуазии. Мечтой о Палестине они хотят отвлечь евреев от мировойРеволюции. И когда мы окончательно победим - мы поставим их к стенке...Пойми, товарищ, раз и навсегда: мой отец, моя мать и мой народ - это мировойпролетариат. Шаги наверху. Ходит... опять беспрерывно ходит. МАРАТОВ. Да, не спят. Опять пойду наверх... послушаю, чего они там... Юровский (насмешливо). И заодно... покараулишь? МАРАТОВ. Точно, чтобы не взбрело кому в удалую голову пострелять семью. В комнате наверху: НИКОЛАЙ и АЛЕКСАНДРА читают письма. У нее на коленяхцелая кипа писем. У него - жалкая кучка. Она упоенно читает куски из писем. АЛЕКСАНДРА. "20 сентября 1914 года. Царское Село. О, любовь моя, кактяжело было прощаться с тобой и видеть твое одинокое бледное лицо, сбольшими грустными глазами, в окне вагона, - я восклицала мысленно: "Возьмименя с собой... " Вернувшись домой, я не выдержала и стала молиться, затемлегла и покурила, чтобы оправиться. Когда глаза мои приняли более приличныйвид, я поднялась наверх к Алексею и полежала некоторое время на диване околонего в темноте. Прощай, мой Солнечный Свет. Я поцеловала и благословила твоюподушку. Ты всегда в моих мыслях и молитвах". НИКОЛАЙ. Как ты прекрасно придумала: каждый раз, уезжая на фронт, янаходил в поезде на столике твое письмо... За окном была темнота, но яслышал твой голос - и одиночество было не так тревожно. Александра (читает). "Вот уже двадцать лет, как я - твоя, и какимблаженством были все эти годы... И вот - эта война! Мысль о чужихстраданиях, пролитой крови терзает душу... Весь мир несет потери. Но должноже быть что-то хорошее из всего этого. И не напрасно все должны проливатьсвою кровь. Трудно постигнуть смысл жизни. "Так и надо, потерпи". Вот и все,что можно сказать. Как хотелось бы вернуться вновь к былым, спокойным дням.Но нам придется долго ждать... " (Перелистывая письма, читает.) "Мойлюбимый! Пишу в постели, сейчас седьмой час - комната кажется такой большойи пустой после того, как убрали елочку". НИКОЛАЙ. Да, да, это закончился 1914 год. Я помню: бледное зимнеесолнце - отблески на ослепительно белом снегу... Вереница экипажей, авто уБольшого дворца... АЛЕКСАНДРА. Читай же нашу пьесу, милый. НИКОЛАЙ. "Я так счастлив был, проведя эти три дня дома, - может быть,ты это видела. Но я глуп и никогда не говорю то, что чувствую. Как этодосадно - всегда быть так занятым и не иметь возможности посидеть вместе ипобеседовать. После обеда я не могу сидеть дома - меня тянет на свежийвоздух, и так проходят все свободные часы... Старой парочке так редкоудается побыть вместе". АЛЕКСАНДРА. "Ты опять нас покидаешь. Мы почти не видели друг друга - ялежала. Многое я не успела тебя спросить, а когда мы поздно вечером,наконец, бываем вместе, мысли улетают... Я плачу, как большой ребенок, явижу перед собой твои грустные глаза, полные ласки... Шлю тебе мои самыегорячие пожелания к завтрашнему дню... Двадцать один год назад я сталатвоею. И в первый раз за двадцать один год мы проводим этот день не вместе,но как я живо все вспоминаю! Мой дорогой мальчик, какое счастье и какуюлюбовь ты дал мне за все эти годы... Как я мечтаю, чтобы наши дети были быкогда-нибудь вот так же счастливы". НИКОЛАЙ. Неужели все это было: обручение... Кобургский замок...помнишь, как засыпал дядя Эдвард... и падала его палка, и он тотчаспросыпался... АЛЕКСАНДРА. Их никого нет... бабушки Виктории... дяди Эдварда... Ониподжидают нас у Господа. (Читает.) "Как время летит - прошел двадцать одингод. Знаешь, я сохранила то платье принцессы, в котором я была в то утро, итвоя брошь у меня на груди". А потом я придумала отправить с тобойМаленького. И ходила плакать в твою пустую спальню. (Читает.) "Одиночествогрядущих ночей... О, как ужасно после твоего отъезда! С тобой уходит частьмоей жизни - мы с тобой одно... " Боже мой, я совершенно не даю тебечитать... Твоя очередь, милый. НИКОЛАЙ (читает). "Как хорошо, что я взял с собой в СтавкуМаленького... Ужасно уютно спать друг возле друга. Я молюсь с ним каждыйвечер. Он слишком быстро читает молитвы, и его трудно остановить. Емустрашно понравился смотр, он следовал за мною и стоял, пока войска проходилимаршем. Утром он просыпается рано... Садится в постели и начинает тихонькобеседовать со мною. Я отвечаю ему спросонок, тогда он ложится и лежитспокойно, пока не приходят будить меня... Спасибо за всю твою любовь...Право, не знаю, как бы я выдержал, если бы Богу не было угодно дать мне вжены и друзья - тебя. Иногда мне трудно выговорить эту правду, мне легчеизлагать все это на бумаге - по глупой застенчивости". АЛЕКСАНДРА (читает). "Я перечитываю твои письма на ночь и стараюсьпредставить, что это со мной беседует мой любимый... О, одиночество грядущихночей! Как хорошо, что Бог соединил нас... не знаю, как бы я жила безтебя... Я не понимаю людей, и без тебя я ощущаю себя как в пустыне - в этомсуетном мире. Люди слишком торопятся жить, ничтожные впечатления владеютими, машины и деньги теперь управляют миром и уничтожают искусство. Кприскорбию, у тех, кто считает себя одаренными, очень часто испорченноенаправление умов. Интересно, что будет по окончании этой великой войны?Наступит ли во всем пробуждение и возрождение - будут ли снова существоватьидеалы: станут ли люди чистыми и поэтичными или же останутся теми же сухимиматериалистами? Так многое хочется узнать!... Как грустно, что мы проводимдень твоего рождения не вместе! Это в первый раз... Ах, крест, возложенныйна твои плечи, так не легок! Как бы я хотела помочь тебе его нести, много тывыстрадал за эти двадцать лет... - ведь ты родился в день ИоваМногострадального". НИКОЛАЙ. Прости, я не могу ничего выбрать. Я писал так скучно... Читайлучше ты. АЛЕКСАНДРА. Спасибо тебе... Мне так нравится читать их... Я снова живу.(Листает письма.) Нет, как быстро пролетело время. Это уже об убийствеГригория! В следующий раз, когда мы решим читать, не будем так торопиться...Бедный Григорий... Как они все его ненавидели. Ты помнишь, я ездила вНовгород. И ходила к пророчице - к старице Марии Михайловне. НИКОЛАЙ. Да, да, ты написала мне удивительное письмо. АЛЕКСАНДРА. Чересчур длинное... но я все-таки прочту. (Читает.) "Янавестила ее в монастыре. Она лежала на кровати в маленькой темной комнатке,и я захватила с собой свечку, чтобы можно было разглядеть друг друга. Ей стосемь лет, она носит вериги... И при этом она беспрестанно работает, шьет длякаторжан и для солдат, притом без очков. У нее милое, тонкое лицо спрелестными молодыми, лучистыми глазами, улыбка ее чрезвычайно приятна, онаблагословила и поцеловала нас... Мне она сказала: "А ты, красавица, тяжелыйкрест примешь - не страшись". Она повторила это несколько раз. Я потом частовспоминала ее лицо и это: "А ты, красавица, тяжелый крест примешь... " НИКОЛАЙ. Да, да, когда ты вернулась - была взволнованна. АЛЕКСАНДРА. Я тебе не все тогда написала. Когда я уходила, она вдругсказала из темноты... тихо-тихо: "Дьявол он - Распутин Гришка". Я, конечно,спросила: видела ли она его, слышала ли его предсказания? А она мне - так жетихо: "И дьявол тоже предсказывает, матушка! " Я стала рассказывать, как онлечит Маленького - спасает от ужасной болезни. А она в ответ: "Я об одноммолюсь... чтоб ушел от вас сей дьявол". И когда я вернулась в Петроград, ужечерез несколько дней... все случилось. (Читает.) "Мы сидим все вместе - тыможешь себе представить наши чувства, мысли: Григорий исчез. Я все ещеполагаюсь на Божье милосердие, все еще надеюсь, что его только увезликуда-то... Мы, женщины, здесь одни с нашими слабыми головами... Я не могу,не хочу верить, что его убили! Да смилуется над нами Бог". Какой это былпозор - наши родственники, аристократы, мужика убили... Знаешь, не - задолгодо гибели он дал мне письмо... для тебя. Но я не решилась показать. НИКОЛАЙ. Оно здесь? Она колеблется Дай мне его, Аликс. АЛЕКСАНДРА. Нет, лучше я сама. (Читает.) "Русский царь!... Знай, еслиубийство совершат твои родственники, то ни один из твоей семьи, родных идетей, не проживет дольше двух лет... Меня убьют. Я уже не в живых. Молись.Молись. Будь сильным. Заботься о своем избранном роде... " Какой ужас, Ники! НИКОЛАЙ. Думаю, ты не все мне прочла. И напрасно. Это была всего лишьмужицкая хитрость. В последнее время он очень боялся, что его убьют. И чтобымы его охраняли получше... написал вот это. Шум машины за окном АЛЕКСАНДРА. Слышишь? НИКОЛАЙ. Какая-то машина приехала. Продолжай. АЛЕКСАНДРА (читает). "Вспоминаю нашу последнюю ночь - как тоскливо безтебя, как тихо и пусто в твоем этаже. Святые ангелы да хранят тебя...любимый... любимый"... О, как мы, должно быть, смешны - старая влюбленнаяпарочка! В подвале: ЮРОВСКИЙ и МАРАТОВ. ЮРОВСКИЙ. Приехал! МАРАТОВ. Приехал... Команда? ЮРОВСКИЙ. В соседней комнате! Готовятся! Я раздал наганы, у меня будуткольт и маузер. МАРАТОВ. Товарищ Надь? ЮРОВСКИЙ. Прибыл. В грузовике. С Ермаковым и Медведевым из ЧК.(Торопливо ищет по карманам.) Черт! Тебе не попадалась бумажка? МАРАТОВ. Какая бумажка? ЮРОВСКИЙ. Да приговор... Такая смятая бумажка... вроде был в кармане...(Шарит по карманам.) Неужели в Совете оставил? Ладно... Ну что - порабудить? МАРАТОВ. А нам - прощаться. ЮРОВСКИЙ. Жаль - уезжаешь. Теперь ты не имеешь права напутствоватькоманду. Придется мне. Открывает дверь, выходит МАРАТОВ один - бессмысленно ходит по комнате. ГОЛОС ЮРОВСКОГО. Товарищи! Настал великий миг Революции! Сколько вековнам твердили: "Бог по образу Своего небесного единоначалия учредил на землеЦаря. По образу Своего царства непреходящего поставил на земле Царянаследственного... " И мой отец, жалкий раб-еврей, молился царям Израиля...Все детство я с ненавистью слушал: Давид, Иосафат, Иезекия... И вот черезнесколько минут мы, люди разных народов, ликвидируем священных царей со всемих наследием. Нашими пулями освободившееся человечество отменяет ЦарейНебесных и Земных. Готовьтесь! (Возвращается.) С Великим праздником тебя,сынок! (Обнимает, целует Маратова.) МАРАТОВ. И тебя, товарищ Яков. ЮРОВСКИЙ. Я послал к шоферу грузовика. Сейчас включит мотор, чтобычуток заглушить... выстрелы... крики. Шум включенного мотора грузовика Вот так! (Торжественно.) Пора будить Романовых! В комнате наверху: НИКОЛАЙ и АЛЕКСАНДРА продолжают читать свои письма. АЛЕКСАНДРА. "Только, дорогой, будь тверд, вот что надо русским. Тыникогда не упускал случая показать любовь и доброту. Дай им теперьпочувствовать кулак. Такова славянская натура. Они должны научиться боятьсятебя. Любви одной мало. Ребенок, обожающий отца, все же должен боятьсяразгневать его... Твой дядя Сергей Александрович как-то сказал мне: "Россиюосновали цари. И самые жестокие, самые безжалостные были лучшими. Без ИванаГрозного, без Петра Великого, без Николая Первого не было бы России. Русскийнарод - самый покорный из всех, когда им сурово повелевают, но он неспособен управлять сам собою. Как только у него ослабляют узду, он впадает ванархию. Он нуждается в повелителе, в неограниченном повелителе. Он идетпрямо только тогда, когда чувствует над своей головой железный кулак".... Явижу, тебе это не нравится, милый! НИКОЛАЙ. Может быть, это правда. Так и отец говорил. Но это не сталомоей правдой. Умом я принять могу, но сердцем... Прости, не сумел стать"лучшим царем" и не отдам Маленькому то, что в сохранности передал мне отец. АЛЕКСАНДРА. Прости и ты меня... Я не хотела об этом. НИКОЛАЙ. Все так неясно в прошлом... Хотя думаю, думаю... Пожалуй, мнестал понятен... точнее, важен один эпизод... все с тем же бедным СергеемАлександровичем. Когда несчастного дядю Сергея убили бомбой, ко мне пришлаЭлла. Она просила простить убийцу. Оказалось, она ходила к нему в камеру ичитала ему Евангелие. АЛЕКСАНДРА. Элла - святая. Я счастлива, что я ее сестра... Но самамысль - разговаривать с убийцей мужа... Самое ужасное - она ведь все видела.Она была в Кремле, когда в несчастного Сергея швырнули бомбу. И онавыбежала... ползала среди кусков тела разорванного мужа... И после этогочитать Евангелие кровавому чудовищу? НИКОЛАЙ. Я тоже тогда не мог понять... А ведь смысл был так прост.Слова Господа, которые Элла написала на надгробии бедного Сергея: "Простиих, Отче, ибо не ведают, что творят". Тогда в разгар беспорядков вПетербурге... через кровь самого близкого человека она наивно предложилахристианское замирение. Прощением и Любовью она задумала остановить общеенасилие. Молиться кротко за врагов. Но мы ее не услышали. АЛЕКСАНДРА. Молиться кротко за врагов... Милая Элла! Что с ней? Гдеона? Лучше не думать. Но продолжим нашу пьесу. Боже мой, мы подошли к самомуконцу. Уже наступил этот ужасный год - семнадцатый. Я тоже все время думаю опрошлом... И тоже есть событие, которое стало мне понятно только теперь.Случилось это, когда ты в последний раз уехал в Ставку... И я получила оттебя то... страшное письмо. Прочти его, Ники. Ты знаешь, о чем я говорю? Николай (улыбнулся). Я знаю. (Читает.) "Ставка, 26 февраля... Я былвчера у образа Пречистой Девы и усердно молился за тебя, моя любовь, задетей, за нашу страну. Во время службы почувствовал мучительную боль всередине груди, продолжавшуюся четверть часа. Я едва выстоял, и лоб мойпокрылся каплями пота, я не понимаю, что это было"... АЛЕКСАНДРА. Мой милый страдалец... Уже потом я часто думала: почему тыуехал на фронт? Бросил столицу... Когда было столько донесений, чтоготовятся заговоры и, может быть, революция. Николай (пожал плечами). Уехал. АЛЕКСАНДРА. И я вспомнила это письмо и... поняла! Ты решил больше невоевать с ними. Они все ненавидели меня. Все эти ужасные слухи... что выдаюкакие-то военные тайны несчастным немецким родственникам... а сколькогадостей было написано о нашем Друге. Я думаю, тогда у тебя остался толькоодин выбор: или я, или трон. И ты выбрал - меня. Мой рыцарь... Выбралчастную жизнь с семьей, чтобы не сводили с ума несчастную жену, чтобы непрятать более болезнь нашего сына. Ты уехал, чтобы дать возможность всемэтим говорунам из Думы осуществить свои планы. Ты решил отдать престол. И"мучительная боль в середине груди" - результат этого решения? Ведь я права? Николай (пожал плечами). Я уехал. Александра. Но все случилось, как впьесе господина Чехова. Ты ожидал, что переворот, о котором столькотвердили, подготовлен. На самом деле - русская болезнь: только болтали, ачернь и мужики вышли на улицу. И забрали Вишневый сад. Николай. Более я не получал от тебя писем. Александра. Нет, я писала,писала. И тоже без ответа. Я знала, что они остановили твой поезд. Но что стобой? Дворец был окружен... серое море восставших солдат. Я понимала: сминуты на минуту может начаться штурм - им уже некого было бояться... Ночьюя не могла спать... Я отправила тебе еще два длинных письма. Двое казаковконвоя зашили мои крохотные конвертики под лампасы. НИКОЛАЙ. Моя бедная... АЛЕКСАНДРА. "Мой бедный. Сердце разрывается от мысли, что ты в полномодиночестве переживаешь все эти муки и волнения, и мы ничего не знаем отебе, а ты не знаешь ничего о нас. Теперь я посылаю к тебе Соловьева иГрамотина, даю каждому по письму и надеюсь, что по крайней мере, хоть однодойдет до тебя. Я хотела послать аэроплан, но все люди исчезли... Ты один,не имея за собой армии, пойманный как мышь в западню, что ты можешь сделать?Это величайшая низость и подлость, неслыханная в истории, - задерживатьсвоего Государя... Только бы ты был здесь! " НИКОЛАЙ. Я никогда тебя не спрашивал: как принял Маленький отречение? АЛЕКСАНДРА. Я попросила месье Жильяра рассказать ему. И тот сказал:"Знаете, Алексей Николаевич, ваш отец не желает больше быть императором".Бэби посмотрел на него... скорее удивленно. "Он сильно утомлен в последнеевремя", - продолжал бедный Жильяр. Бэби покраснел, долго молчал... нет, нет,он не спросил о себе. Он был великолепен... Но когда месье Жильяр ужеуходил, Маленький вдруг сказал: "Если больше нет царя, кто же будет правитьРоссией? " НИКОЛАЙ. Вопрос не столь наивен... Тут не Европа, здесь - страна царей.И может быть, на несчастную Родину, решившую жить без Господа, вскоре придетновый царь. Царь - без Бога. АЛЕКСАНДРА. И все-таки хочется увидеть будущее... Но нельзя так грустнозаканчивать нашу пьесу. Боже мой, я написала целых шестьсот тридцать пятьписем. Но можно было написать всего лишь одно. (Читает.) "Всегда... всегдачувствуй мои руки, обвивающие тебя, мои губы, сильно и нежно прижатые ктвоим. Вечно, вместе и неразлучны". Шум включенного мотора Что это? НИКОЛАЙ. Мотор завели. АЛЕКСАНДРА. Я почему-то испугалась. Так громко. НИКОЛАЙ. Должно быть, большой грузовой автомобиль. АЛЕКСАНДРА. Но почему ночью? НИКОЛАЙ. Наверное, что-то увозят. Идет эвакуация города. АЛЕКСАНДРА. Какая беспокойная ночь... Пора спать. Уже очень поздно...по новому времени половина второго. НИКОЛАЙ. Ты хотела еще прочесть на ночь... АЛЕКСАНДРА. Устала. Завтра... Нет, пожалуй, одно прочту. Это из Книгипророка Амоса... "Вот наступают дни, говорит Господь Бог, когда я пошлю наземлю голод - не голод хлеба, не жажду воды, но жажду услышать словаГосподни. И будут ходить от моря до моря и скитаться от севера к востоку,ища слов Господних, и не найдут". НИКОЛАЙ. Ну вот! Он дал нам увидеть будущее... Смех из соседней комнаты. АЛЕКСАНДРА. Никак сегодня не угомонятся. НИКОЛАЙ. Они добрые... На днях я рассказал Анастасии об Элле. И ужевскоре она прочитала мне письмо к подруге: "Отец просил передать всем, чтобыне мстили за него. Он всех простил и за всех молится. И чтобы не мстили и засебя. И помнили, что то зло, которое есть сейчас в мире, вскоре умножится.Но не зло победит зло, а только Любовь". АЛЕКСАНДРА. Ты будто прощаешься с нами? Зачем?! НИКОЛАЙ. Нет, нет. "Вечно вместе и неразлучны"... Спасибо тебе. Она гасит свет. В темноте только горит лампада. АЛЕКСАНДРА. Помолимся. (Они становятся на колени и вместе читаютмолитву.) "Господи Боже наш, еже согрешивших во дни сем словом, делом ипомышлением, яко Благ и Человеколюбец, прости нас. Мирен сон и безмятежендаруй нам, Ангела твоего хранителя пошли, покрывающа и соблюдающа нас отвсякого зла... " Раздаются электрические звонки. Затемнение. В темноте - звонки. ГОЛОС АЛЕКСАНДРЫ. Что происходит? Стук в дверь. Ники... Стучат!.. ГОЛОС ДОКТОРА. Ваше Величество, город обстреливают. Комендант проситвсех сойти в подвал. ГОЛОС НИКОЛАЯ. Это доктор... Надо будить Маленького. ГОЛОС АЛЕКСАНДРЫ. Боже мой, пять минут третьего... Ему так надо быловыспаться перед завтрашней прогулкой! Звонки, бесконечные звонки.
studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав!Последнее добавление
