С. Животный организм 9 страница

==501

имеется интересная статья правительственного уполномоченного Шульца в журнале Швейгера (<Journal fUr Physik und Chemie>] за 1816 г. 118

Четверичность как развитая тотальность понятия в природе переходит и в пятеричность, поскольку различие является не только двойным, но само выступает как тройственность 119. Мы могли бы начать и с чувства идеальности; оно оказывается двойным потому, что оно абстрактно, но вместе с тем должно быть тотальностью. И как рассмотрение природы вообще мы начали с идеальной внеположности, которая была пространством и временем, т.е. чем-то двойственным, потому что понятие конкретно (его моменты наличествуют полностью, но в абстрактном они оказываются разрозненными, потому что содержание здесь еще не положено в своей конкретности), так мы теперь имеем, с одной стороны, чувство физически определенного пространства, а с другой - чувство физического времени; пространство определяется здесь согласно физической абстракции света и тьмы, а время есть сотрясение (das Erzittern) в самом себе, отрицательность в-самомсебе-бытия. Второй член классификации чувств, обоняние и вкус, остается на прежнем месте; а общее чувство (das Gefuhl) будет тогда третьим. Тот или другой порядок более или менее безразличен; суть дела в том, что чувства, будучи разумными, образуют тотальность. И так как круг теоретического поведения определен понятием, то больше никаких чувств уже не может быть, хотя некоторые из существующих и могут отсутствовать у низших животных.

Органы чувств [обоняния и вкуса] представляют собой общее чувство кожи: вкус есть мышца языка - нейтральность, которая соединяется со ртом, т.е. с уходящей внутрь кожей или с упразднением растительной всеобщности всей поверхности; нос как орган чувства обоняния связан с воздушностью и дыханием. Если осязание есть чувство формы вообще, то вкус есть чувство переваривания как ухода внешнего в самое себя; обоняние принадлежит к внутреннему организму как к воздушности. Зрение не есть чувство какой-либо предшествующей функции, а подобно слуху является чувством мозга; в глазу и ухе чувство относится к самому себе, но в первом предметная действительность предстоит как самость равнодушная, а во втором - как упраздняющая себя. Голос как деятельный слух есть чистая самость, полагающая себя

==502

как всеобщее: боль, страсть, радость, удовлетворение выражаются голосом. Каждое животное обретает голос в минуту насильственной смерти, высказывает себя как снятую самость. В голосе чувство возвращается в свое нутро и становится отрицательной самостью или страстью ощущением собственной несубстанциальности как пустого пространства, между тем как чувства суть насыщенное, наполненное пространство.

§ 359 в) Реальный процесс или практическое отношение к неорганической природе начинается с разъятия в самом себе, с чувства внешности как отрицания субъекта, являющегося одновременно положительным отношением к самому себе и уверенностью в своей победе над этим своим отрицанием, - оно начинается с чувства недостатка и влечения (dem Trieb) устранить его, чем обусловлена возбужденность извне и положенное в ней отрицание субъекта в форме объекта, против которого субъект напряжен.

Примечание. Только живое чувствует недостаток, ибо из всей природы только оно одно есть понятие, т.е. единство самого себя и своей определенной противоположности. Там, где есть предел, граница, недостаток есть отрицание лишь для чего-либо третьего, для внешнего сравнения. Но недостатком он становится постольку, поскольку в одном и том же существе есть выход за эту грань, поскольку противоречие имманантно и положено в нем. Такое существо, которое содержит противоречие в самом себе с самим собой и способно его вынести, есть субъект; в этом состоит его бесконечность. Даже и тогда, когда говорят о конечном разуме, то оказывается, что ои доказывает свою бесконечность - именно тем, что определяет себя как конечное; ибо отрицание есть конечность, недостаток только для того, что представляет собой снятость этого отрицания, бесконечное отношение к самому себе (см. § 60, примечание). Недомыслие довольствуется абстракцией предела и не в силах постичь понятие даже в жизни, где оно обретает самостоятельное существование; недомыслие не идет дальше таких определений представления, как влечение, инстинкт, потребность и т.д., не спрашивая о том, что же такое эти определения сами по себе. Между тем их анализ покажет, что они суть отрицания, полагаемые как содержащиеся в самом утверждении субъекта.

==503

То обстоятельство, что вместо воздействия внешних причин мы нашли для организма определение возбуждения внешними потенциями, составляет важный шаг на пути к истинному представлению организма. Здесь - начало идеализма, утверждающего, что вообще ничто не может иметь положительного отношения к живому, если живое само по себе не есть возможность такого отношения, т.е. если последнее не определено понятием и, следовательно, не является полностью имманентным субъекту. Но никакому научному хаосу рефлексивных определений не уступает по отсутствию философского смысла введение таких формальных и материальных моментов в теорию возбуждения, какие долгое время считались философскими. Такова, например, совершенно абстрактная противоположность рецептивности и способности действовать, которые будто бы как факторы обратно пропорциональны друг другу по величине; это представление разрешает все различия, существующие в организме, в формализм чисто количественного различия, увеличения и уменьшения, усиления и ослабления, т.е. приЬодит к максимальному отсутствию понятия. Теория медицины, построенная на этих сухих, рассудочных определениях, исчерпывается дюжиной положений; и не удивительно, если она нашла быстрое распространение и многих приверженцев. Повод к этому заблуждению заключался в основном ошибочном учении об абсолютном, которое определялось как абсолютное безразличие субъективного и объективного, так что все определения должны были оказаться лишь количественными различиями. На деле же душой абсолютной формы, понятия и жизненности, является только качественное, снимающее себя в самом себе различие, диалектика абсолютного противоположения. Поскольку эта истинная бесконечная отрицательность остается непознанной, можно воображать, что нельзя сохранить абсолютное тождество жизни, не превратив различие в чисто внешнее различие рефлексии (подобно тому, как у Спинозы атрибуты и модусы находятся лишь во внешнем рассудке); но тогда жизнь вообще теряет отправную точку самости, принцип самодвижения, разъятие самого себя в самом себе 120.

Совершенно нефилософским и грубо-чувственным следует, далее, считать прием, который 121 на место определений через понятие прямо ставил углерод и азот, кислород и водород и согласно которому интенсивное различие

==504

ближе определялось как большее или меньшее количество того или другого вещества, а действительное и положительное отношение внешних раздражений рассматривалось как добавление недостающего вещества. При таком, например, заболевании, как нервная горячка, в организме с этой точки зрения получает преобладание азот, потому что мозг и нервы вообще представляют собой азот в потенциальном виде (химический анализ ведь показывает, что он является главной составной частью этих органических образований); поэтому в организм пациента надо ввести добавочное количество углерода, чтобы восстановить равновесие этих веществ и тем самым здоровье. Средства, которые эмпирически оказались действенными против нервной горячки, именно поэтому считаются относящимися к группе углерода, и вот такое-то поверхностное сопоставление и мнение выдается за конструкцию и доказательство. Грубость этого подхода заключается в том, что самое поверхностное caput mortuum, мертвое вещество, в котором химия вторично умертвила умершую жизнь, принимается за сущность живого организма и даже за его понятие.

Незнание и невнимание к понятию вообще ведут к беззаботному формализму, к тому, что чувственные материалы вроде химических веществ и отношения, принадлежащие к сфере неорганической природы, вроде северной и южной полярности магнетизма, а также различие самого магнетизма и электричества употребляются вместо понятийных определений, и для постижения и развертывания природного универсуума к его различным сферам пристегивается схема 122, изготовленная из подобного материала. При этом возможно большое разнообразие форм, ибо произвол руководит выбором, принять ли за схему определения из химической, например, сферы, где они обнаруживают себя в качестве кислорода, водорода и т.д., и затем перенести их на магнетизм, механизм, растительный и животный мир и т.д., или же взять за основу магнетизм, электричество, мужской и женский пол, сжатие и расширение и т.д., вообще любую пару противоположностей из какой угодно сферы и затем применить ее к остальным сферам.

Прибавление. Практический процесс, правда, есть изменение и снятие внешней неорганической природы в ее самостоятельном материальном существовании, но это все же процесс несвободный, ибо организм в животном вле-

==505

чении направлен вовне. Лишь в воле, думают люди, обретают они свободу; но именно в сфере воли они относятся к чему-то реальному, внешнему; лишь в разумной воле, которая есть теоретическое начало, как и в теоретическом процессе чувственности, человек свободен. Первым является здесь, стало быть, чувство зависимости субъекта, сознающего, что он не самостоятелен, но это некое отрицательное другое для него необходимо, а не случайно; это - неприятное чувство потребности. Недостаток стула, у которого только три ножки, находится в нас; живое само заключает в себе недостаток, хотя он вместе с тем и снят, потому что живое сознает свою границу как недостаток. Страдание составляет привилегию высших натур: чем выше натура, тем больше несчастий испытывает она. Великий человек имеет великие потребности и стремится удовлетворить их. Великие деяния проистекают только из глубокого страдания души; вопрос о происхождении зла и т.д., находит здесь свое разрешение. Таким образом, в отрицательном живое существо вместе с тем положительно существует при себе; и в этом тоже привилегия высших натур - существовать в виде такого противоречия. Но вместе с тем живое существо и восстанавливает мир, достигая удовлетворения в самом себе; животное влечение есть идеализм предметности, благодаря которому эта последняя не есть нечто чуждое.

Внешний способ подхода, о котором была речь выше, проявляется уже в философии Шеллинга, поскольку он часто заходит слишком далеко в проведении параллелей. Окен, Трокслер 123 и другие окончательно впадают в пустой формализм: так, Окен, как мы видели выше [§ 346, прибавление], называет древесные волокна растений их нервами, а корни были названы их мозгом [см. выше § 348, прибавление]; головной мозг определяли как солнце человека. Стараясь дать мысленное определение какого-либо органа растительной или животной жизни, берут название не из сферы мысли, а из любой другой сферы. Но нельзя брать формы созерцания и стараться определить с их помощью другие формы: они должны быть почерпнуты из понятия.

§ 360 Потребность является определенной, и ее определенность есть момент ее всеобщего понятия, хотя и проявляющийся в бесконечном разнообразии частностей. Влече-

==506

ние есть деятельность, направленная к снятию недостатка такой определенности, т.е. ее формы, в силу которой она на первых порах только субъективна. Поскольку содержание определенности изначально содержится в деятельности и только осуществляется ею, оно есть цель (§ 204); и влечение как имеющееся только в живом есть инстинкт. Названный формальный недостаток есть внутреннее возбуждение, а специфическая по своему содержанию определенность последнего обнаруживается вместе с тем как отношение животного к особенным индивидуализациям различных сфер природы.

Примечание. Загадочность инстинкта, которая затрудняет его понимание, состоит исключительно в том, что цель может быть понята только как внутреннее понятие, так что голые рассудочные объяснения и отношения вскоре обнаруживают свою неадекватность инстинкту. Основательное определение, которое дал живому Аристотель, учивший, что его следует понимать как действующее согласно его целям, было почти утрачено в новое время, пока Кант не восстановил это понятие в виде принципа внутренней целесообразности, согласно которому живое должно быть понимаемо как самоцель 124. Главный источник затруднений в этом вопросе заключается в том, что цель представляется обыкновенно как внешняя и обычно думают, будто цель существует только в сознании. Инстинкт есть целевая деятельность, действующая бессознательно.

Прибавление. Так как влечение может быть удовлетворено только вполне определенными поступками, то соответствующая деятельность проявляется как инстинкт, ибо она представляется выбором согласно определенным целям. Но так как влечение есть несознаваемая цель, то животное не знает своих целей как таковых; то, что бессознательно действует согласно целям, Аристотель называет фuiois.

§ 361 Поскольку потребность есть связь со всеобщим механизмом и с абстрактными силами природы, инстинкт существует лишь как внутреннее, даже и не симпатическое, возбуждение (во сне и бодрствовании, в климатических и других переселениях и т.д.). Но как отношение животного к своей неорганической, единичной природе инстинкт вообще определен, и в соответствии с дальнейшей парти-

==507

куляризацией только ограниченная сфера всеобщей неорганической природы является для него своей. Инстинкт сеть по отношению к ней практическое поведение, внутреннее возбуждение, связанное, по видимости, с возбуждением внешним, и его деятельность есть частично формальная, частично реальная ассимиляция неорганической природы.

Прибавление. Бодрствование и сон не есть.возбуждение чем-то внешним, но непосредственное следование природе и ее изменениям - как покой в себе и отделение от внешнего мира. Миграция животных, например переходы рыб в другие моря, представляет собой такое же сопереживание, некую тягу внутри самой природы. Сну не предшествует какая-либо потребность, ощущение какого-либо недостатка; мы засыпаем, ничего не делая, чтобы уснуть. Говорят, правда, что животные спят в силу инстинкта, накапливая себе питание на зиму; но и это лишь такая же тяга подобно пробуждению. Чем ниже организм, тем больше он сопереживает эту жизнь природы. Первобытные племена ощущают ход природы, но дух превращает ночь в день; и точно так же влияния времен года слабее сказываются на более развитых организациях. Черви, находимые во внутренностях, в печени и в мозгу зайцев или диких коз в известные времена, выражают слабость организма, в котором одна часть обособляется для самостоятельной жизни. Так как животное симпатически сопереживает общий ход природы, то не так уж несообразно говорить о его связи с Луной, с жизнью Земли и небесных светил и делать предсказания на основании полета птиц (например, при землетрясении). Некоторые животные предчувствуют изменение погоды, в особенности пауки и лягушки являются предсказателями погоды. Человек тоже ощущает в пораженном месте своего тела, например в каком-нибудь рубце, изменение погоды; оно уже наступило и дает себя знать в человеке, хотя реальное существование оно приобретает лишь позже.

Влечение отдельного животного есть вполне определенное влечение; для каждого животного лишь ограниченный круг явлений служит его собственной неорганической природой, которая существует только для него и которую оно должно разыскать среди многого другого, руководясь инстинктом. Льву не требуется увидеть сначала серну, орлу - зайца, другим животным - такието зерна, ветви, траву, овес и т.д., чтобы возжелать их,

==508

и они не совершают при этом никакого выбора; влечение настолько имманентно животному, что в нем самом имеется специфическая определенность травы, и именно такой-то травы, таких-то зерен и т.д., а все остальное вовсе не существует для него. Человек как всеобщее, мыслящее животное живет в гораздо более широком кругу и обращает все предметы в свою неорганическую природу, а также и в объекты своего знания 125. Для неразвитых животных неорганической природой является только стихия - вода. Лилии, ивы, смоковницы имеют своих собственных насекомых, вся неорганическая природа которых исчерпывается этими растениями. Животное может быть возбуждено только своей неорганической природой, ибо противоположным является для него лишь его противоположное; не иное вообще должно быть познано, а для каждого животного его иное, которое и составляет существенный момент подлинной природы каждого.

§ 362 Поскольку [инстинкт] направлен на формальную ассимиляцию, он внедряет свой импульс во внешние вещи, сообщает им как материалу внешнюю целесообразную форму и придает этим вещам устойчивое объективное существование (как при постройке гнезд и других видов жилья). Но реальным процессом он является постольку, поскольку он разъединяет (vereinzelt) неорганические вещи или вступает в отношение к уже разрозненным, ассимилируя их посредством потребления и уничтожения их специфических качеств; это - процесс взаимодействия с воздухом (дыхание и процесс кожи), с водой (жажда) и с индивидуализованной землей, с ее особенными образованиями (голод). Жизнь, субъект этих моментов тотальности, напрягается в самой себе как понятии и в его моментах как во внешней для жизни реальности и представляет собой непрестанный конфликт, в котором она преодолевает эту внешность. Так как животное, действующее здесь как непосредственно единичное, может действовать таким образом лишь в условиях всесторонней единичности (в данном месте, в данное время и т.д.), то эта самореализация не соответствует его понятию, и животное 126 постоянно отбрасывается от удовлетворения к состоянию потребности.

Прибавление. Животное само определяет себе место для отдыха, сна, рождения детенышей; оно не только ме-

==509

няет свое место, но и творит его себе. В этом отношении животное является практическим, и этот целесообразный способ определения есть претворенный в деятельность внутренний порыв.

Реальный процесс есть сначала процесс взаимодействия со стихиями; ибо внешнее само является сначала всеобщим. Растение останавливается на этом стихийном процессе, животное же переходит к процессу единичности. К названным стихийным процессам можно было бы причислить и отношение к свету, потому что последний также есть внешняя стихийная потенция. Но свет как таковой не есть для животного и человека такая же сила, какой он является для растительной природы, так как человек и животное видят, что они обладают светом, этим внешним самообнаружением объективной формы, но относится к нему идеально в теоретическом процессе. Свет оказывает влияние только на окраску оперенного животного и затем па окраску меха; черная шевелюра негра тоже зависит от климата, от температуры и света; и сюда же относятся кровь животных и их цветные соки. Окраска перьев определяется, согласно наблюдению Гёте, как воздействием света, так и внутренней организацией. Говоря об окраске органического вообще, Гёте замечает: <Белый и черный, желтый, желто-красный и коричневый цвета сменяются в пестром разнообразии; но они являются здесь не в таком виде, который напоминал бы нам об элемеитарных цветах. Нет, здесь все они оказываются смешанными, покоренными органической варкой, цветами и в большей или меньшей степени отмечают уровень развития того существа, которому принадлежат. Пятна на коже имеют отношение к расположенным под ними внутренним частям. Окраска раковин и рыб более элементарна. Более жаркий климат, действующий уже и в воде, сообщает рыбам их окраску, делает ее более красивой и яркой. На о.Таити Форстер видел рыб, поверхность которых очень красиво отливала разными цветами, особенно в момент умирания рыбы. Сок в раковинах имеет ту особенность, что, будучи выставлен на свет и воздух, он сначала делается желтоватым, потом зеленоватым, затем переходит через синий и фиолетовый цвета к более яркому, красному и под воздействием солнца приобретает наконец - особенно если нанести его на батистчистую яркую красную окраску. Влияние света на оперение птиц и на их расцветку не подлежит сомнению. Так,

К оглавлению

==510

например, у некоторых попугаев перья на груди в сущности желты; но их чешуеобразно выступающая вперед часть, освещаемая солнцем, имеет вместо желтой более яркую красную окраску. Грудь такого животного выглядит поэтому ярко-красной; но стоит только подуть в перья, и тотчас проступает желтизна. Таким образом, неприкрытая часть перьев резко отличается от той, которая в спокойном состоянии прикрыта, так что у ворон, например, окрашенные перья имеются только в неприкрытой части... и, руководствуясь этим замечанием, можно в одну минуту правильно сложить хвостовые перья>*.

Между тем как процесс взаимодействия со светом остается этим идеальным процессом, процесс взаимодействия с воздухом и водой есть отношение к материальному. Процесс кожи есть продолжающийся растительный процесс, дающий волосы и оперение. Человеческая кожа менее волосата, чем кожа животных; в особенности перья птиц представляют собой включение растительных элементов в живое царство. <Стволы перьев... совершенно разветвляются, благодаря чему они становятся перьями; многие из этих ответвлений и оперений подразделяются дальше, напоминая всем этим растительные образования. Поверхность человека гладка и чиста, и у совершеннейших человеческих организмов она обнаруживает повсюду - кроме немногочисленных мест, скорее украшенных, чем закрытых волосами, - прекрасную форму... Избыток волос на груди, руках и ногах свидетельствует скорее о слабости, чем о силе, и, вероятно, только поэты, соблазненные примером одной, впрочем, сильной, животной породы, прославили среди нас таких волосатых героев> **.

Процесс дыхания есть непрерывность, явленная в прерывистом виде. Вдыхание и выдыхание есть испарение крови, испаряющаяся раздражимость [§ 354, прибавление]; переход в воздух начинается и тут же возвращается обратно. <Пескари (Cobitis fossilis) дышат ртом и выпускают из себя воздух через задний проход>***. Жабры, которыми рыбы разлагают воду, тоже представляют собой вторичный дыхательный орган, аналогичный легким. У насекомых дыхательные трубки распространены по всему телу, будучи снабжены отверстиями по обеим * Goethe. Zur Farbenlehre, Bd. I [Erster, Didaktischer Teil], N. 664, [645], 641, 660 f. ** lbid., N. 665, 669. *** Тревиранус, указ. соч., т. IV, стр. 146.

==511

сторонам брюшка; некоторые насекомые, живущие в воде, запасаются определенным количеством воздуха, который они сохраняют под надкрыльями или в тонких волосах брюшка *. Но откуда берется связь крови с этим идеальным перевариванием абстрактной стихии? Кровь есть эта абсолютная жажда, беспокойство в самой себе и против самой себя; кровь жаждет воспламенения, стремится к дифференциации. Точнее, это переваривание есть вместе с тем опосредствованный процесс взаимодействия с воздухом, а именно переработка воздуха в углекислоту и кровь как венозную (темную, содержащую углерод), так и артериальную, насыщенную кислородом. Деятельность и оживотворение артериальней крови я приписываю не столько материальному изменению, сколько ее насыщению, т.е. тому, что, как и в других случаях переваривания, она все время утоляет свой голод или жажду (можно выбрать любое из этих выражений) и через отрицание своего инобытия приходит к для-себя-бытию. Воздух есть огненная и отрицательная стихия в себе; кровь есть та же стихия в виде развернутого беспокойства - горящий огонь животного организма, который не только пожирает себя, но и сохраняет себя в своей текучести, находя в воздухе pabulum vitae. Поэтому введение венозной крови вместо артериальной парализует действие. У мертвецов вместо красной крови имеет место почти исключительно венозная кровь; в случае смерти от удара ее находят в мозгу. Это происходит не от большего или меньшего количества кислорода или углерода**. У больных скарлатиной, наоборот, и венозная кровь приобретает красный цвет. Истинная же жизнь крови заключается в постоянном превращении артериальной и венозной крови друг в друга, причем наибольшую деятельность развивают как раз мелкие сосуды***. <В различных органах наблюдается более быстрое превращение артериальной крови в венозную, и при этом часто в такую, характерные свойства которой (темнота, меньшая плотность при застывании) выражены резче, чем обычно, как это имеет, например, место в селезенке, где, однако, стенки сосудов не обнаруживают более энергичного влияния со стороны кислорода артериальной крови, чем в других местах, а являются, наоборот, мягкими и часто даже почти кашицеобразными.

* Тревиранус, указ. соч., т. IV. стр. 150. ** Ср. Биша, указ. соч., стр. 329, 330. *** Аутенрит, указ. соч., ч. Ill, указатель, стр. 370.

==512

Щитовидная железа содержит в себе более крупные артерии, чем какая-нибудь другая часть человеческого тела. Эта железа быстро превращает большое количество артериальной крови в венозную>*. Раз сосуды этих органов не становятся, как это следовало бы, более твердыми, то куда же девается кислород артериальной крови? В том-то и дело, что он не действует химическим и внешним образом.

Процесс взаимодействия с водой есть влечение к нейтральному, направленное, с одной стороны, против абстрактного жара внутри, а с другой - против определенного вкуса, от которого хотят избавиться: именно такова причина, заставляющая пить. Влечение только тогда является инстинктом, когда оно относится к чему-нибудь индивидуализованному. Но в то время как утоляемая им на мгновение потребность возникает снова и снова, дух, наоборот, обретает в познании всеобщих истин удовлетворение общего характера.

§ 363 Механическое овладение внешним объектом есть начало; сама ассимиляция есть перевод внешнего в самостное единство. Так как животное есть субъект, простая отрицательность, то эта ассимиляция не может быть по своей природе ни механической, ни химической, поскольку в этих процессах как вещества, так и условия и деятельность остаются внешними друг для друга, лишенными живого, абсолютного единства.

Прибавление. Желающее органическое существо, сознающее себя единством самого себя и предмета и прозревающее, таким образом, наличное бытие другого, есть обращенный вовне, вооруженный (bewaffnete) образ, кости которого сделались зубами, а кожа - когтями. Процесс, осуществляющийся при помощи когтей и зубов, еще механичен; но слюна уже делает процесс органическим. Долгое время было в моде объяснять процесс ассимиляции механически, так же как и кровообращение или действие нервов, словно последние представляют собой колеблющиеся натянутые струны; но в действительности нервы вовсе не натянуты. Видели в них и ряд шариков, которые при давлении толкают и перемещают друг друга, причем последний шарик дает будто бы толчок душе. Но душа присутствует в теле повсеместно; и для ее идеализма вне * Аутенрит, указ. соч., ч.1, § 512 (391), § 458, 459. 17 Гегель, т. 2

==513

положность костей, нервов, сосудов не имеет никакого значения. Поэтому переносить па жизнь конечные отношения еще более странно, чем (как мы это видели в отделе об электричестве) думать, что на небе происходит то же самое, что и у нас на земле. Пищеварение точно так же хотели свести к толчкам, к всасыванию и т.д.; но в этом заключалось бы внешнее отношение внутреннего и внешнего, между тем как животное есть абсолютное внутреннее единство жизненности, чуждое всякой составности. В новейшее время были привлечены химические отношения; но ассимиляция не может быть и химической, потому что в живом мы имеем субъект, который сохраняет себя и отрицает своеобразие другого, тогда как в химической области носители процесса - кислота и щелочь теряют свое качество и погибают в нейтральном продукте соли или возвращаются к абстрактному радикалу. Всякая деятельность здесь угасает, животное же есть, наоборот, пребывающее беспокойство в отношении к самому себе. Пищеварение можно, правда, рассматривать как нейтрализацию кислоты и щелочи; верно, что такие конечные отношения начинаются в жизни, но последняя прерывает их и производит в качестве продукта нечто иное, чем химизм. Так, в глазу имеется влага, которая преломляет свет; до известного предела можно, стало быть, проследить эти конечные отношения, но затем начинается совсем другой порядок. С помощью химического анализа можно, далее, обнаружить в мозгу большое количество азота; и точно так же, анализируя выдыхаемый воздух, мы найдем в нем иные составные части, чем во вдыхаемом. Мы можем, таким образом, проследить химический процесс и даже химически выделить отдельные части живого. И тем не менее самые процессы здесь нельзя считать химическими, ибо химическое присуще только мертвому, животные же процессы всегда снимают природу химического 127. Опосредствования, имеющие место в области жизни, как и в метеорологическом процессе, можно проследить и вскрыть очень глубоко, но воспроизвести такое опосредствование невозможно.

§ 364 Ассимиляция есть, во-первых, поскольку живое представляет собой всеобщую власть над своей внешней, противоположной ему природой, непосредственное смыкание воспринятого внутрь с животностью, проникновение, за-

Дата добавления: 2015-07-02