Введение 2 страница

Б. Д. Греков, связывая появление Судебника 1497 года с усилением власти московского государя и его стремлением к ликвидации сепаратистских тенденций удельных князей, обращает особое внимание на статьи, отражающие правовое положение крестьян и холопов. Появление ст. 57 Судебника 1497 года и развивающей ее ст. 88 Судебника 1550 года о крестьянском отказе, так же как изменение по сравнению с Русской Правдой правового положения полных и докладных холопов, Б. Д. Греков объясняет тем, что хозяйство на Руси с конца XV в. превращается из замкнутого, оброчного, обслуживаемого главным образом трудом челяди, в большую организацию, где основным производителем стала крестьянская масса⁵⁵. В соответствии с этим Судебники ограничивают источники полного холопства за счет развития кабального, т. е. долгового, и определяют положение всех категорий крестьян в отношении права их выхода. Последний ограничивается установлением единого срока выхода и выплатой пожилого.

Выяснение вопроса о пожилом дано в статье А. Л. Шапиро⁵⁶. Пожилое, по его мнению, “являлось как раз такой повинностью, какая соответствовала формам земельной собственности и внеэкономического принуждения, господствовавшим в России XV — XVI вв. Землевладелец не являлся тогда собственником крестьян, но был собственником всех земель, находившихся вих пользовании... Для феодального хозяйства и права характерна поэтому ответственность крестьянина перед господином за состояние своего крестьянского хозяйства. Тут-то и возникали специфически феодальные, юридические основания для взимания пожилого при запустении двора”⁵⁷.

Характеристика законодательства XV — XVI вв. о холопах и крестьянахи, в частности. Судебников 1497 и 1550 гг. имеется в работах Е. И.Колычевой, В. М. Панеяха, Ю. Г. Алексеева.

В работе Е. И. Колычевой прослеживается эволюция полного, старинного и докладного холопства в связи со становлением крепостничества⁵⁸. Подробно останавливаясь на порядке оформления наследственного холопства, отличии полных и докладных грамот, отпуске холопов на волю, изменении института наследственного холопства и его правового положения по пути слияния с крестьянством, Е. И. Колычева дает подробные комментарии соответствующих статей Судебников. В отличие от установившейся по этому вопросу точки зрения о сравнительно быстром изживании на Руси холопского труда как невыгодного, Е. И. Колычева, прослеживая факты использования в земледелии холопов, слиянии их с крестьянством, приходит к выводу о заинтересованности землевладельцев, особенно мелких, в труде холопов. В силу этого, по ее мнению, правительство вплоть до второй половины XVI в. стремилось ограничить отпуск холопов на волю. Эволюция институтов холопства затрагивала в первую очередь изживание полного, т. е. документально оформленного, холопства. Это и нашло, по мнению Е. И. Колычевой, отражение в статьях о холопстве в обоих Судебниках.

В. М. Панеях в своих комментариях статей Судебника 1550 года, имеющих отношение к холопству, приходит к выводу, что характерная для этого времени тенденция к изживанию холопской формы зависимости проявлялась преимущественно не в изменении юридического положения полного холопства, а в переводе в число кабальных лиц вольных, но прослуживших более полугода, т. е. в увеличении служилого, кабального холопства. Процесс изживания холопства и слияния его с крепостным крестьянством шел весьма медленно. На всем протяжении и начала XVII вв. холопство продолжало оставаться важным элементом в социальной структуре общества. Это, по мнению В. М. Панеяха, с одной стороны, удовлетворяло запросы дворянско-помещичьих группировок, заинтересованных в развитии именно кабального холопства, а с другой — сохраняло интересы родового боярства⁵⁹. Опираясь на упомянутые работы В. М. Панеяха и А. Л. Шапиро, Ю. Г. Алексеев подтвердил правильность характеристики Б. А. Романовым ст. 78 Судебника 1550 года о 15-рублевом максимуме следует понимать не как крестьянское пожилое, а как форму служилой кабалы⁶⁰.

Судебник 1497 года привлек внимание иностранных исследователей. В 1956 году во Франции и США вышли работы о Судебнике “царя Ивана III”. Они основаны на использовании русской дореволюционной и специальной советской литературы.

Перевод на английский язык и комментирование Судебника 1497 года осуществлял Дьюи. Автор освещает вопросы принятия и содержания этого Судебника, не затрагивая имевшихся в литературе полемических вопросов⁶¹.

Судебнику 1497 года посвящена специальная статья М. Шефтеля. Она состоит из трех частей — историческое введение, текст судебника, переведенный Шефтелем на французский язык, и комментарии к памятнику. Воспринимая установившееся в советской историографии мнение о том, что Судебник 1497 года, будучи первым законодательным памятником, был составлен не только для одного великого княжества Московского, но для всей территории Русского государства, М. Шефтель оспаривает, однако, предположение Л. В. Черепнина об авторстве Судебника⁶².

Критические замечания, сделанные М. Шефтелем, носят преимущественно формальный характер. Это обусловливается игнорированием социально-экономических условий развития Русского государства, использованием устаревших и ошибочных взглядов дворянско-буржуазной историографии и свойственной современной буржуазной историографии посылке о формировании русского права под влиянием иностранных образцов.

В этой связи небезынтересно обратиться к свидетельствам иностранных дипломатов и путешественников, побывавших в России в XV — XVI вв. и характеризовавших русское право как самобытное и обладающее определенным единством. Павел Иовий Новокомский говорил о простоте законов по Судебнику 1497 года⁶³; Ричард Ченслер, находившийся при Московском дворе в 1553—1554 гг., отмечал преимущество русского законодательства перед английским уже по Судебнику 1550 года. Он особенно одобрял установленное Судебником право каждого обиженного на непосредственное обращение в суд, в котором “великий князь постановляет решения по всем вопросам права”, а также то, что в отличие от многочисленных английских статутов русские законы были кодифицированы⁶⁴. Это, кстати, выгодно отличало русское право XV — XVI вв. от права ряда западноевропейских стран. Не только в Германии, где процесс централизации непомерно затянулся, право состояло из многочисленных местных обычаев и большинство юридических вопросов решалось на основании не записанного, не формулированного права, которое надо было “находить” для каждого отдельного случая. Отсутствие единого права характерно и для Австрии, где до конца XVIII в. использовались местные законодательные акты, в значительной степени копировавшие германские уголовные законы, а также для Франции. Только в 1533 году во Франции была предпринята попытка создания единого законодательного акта, да и то он носил исключительно процессуальный характер⁶⁵. Подчеркивая раздробленность законов феодальной Франции, Вольтер писал: “законы меняют, меняя почтовых лошадей, проигрывая по ту сторону Роны процесс, который выигрывается на этом берегу; если же и существует некоторое единообразие в уголовных законах, то это — единообразие варварства”⁶⁶. Заслуживает внимания предположение Л. В. Черепнина, что при принятии в 1532 году в Германии общеимперского закона — “каролины” был использован опыт кодификации русского права, поскольку первым лицом, сообщившим Западу о существовании Судебника 1497 года, был посол германского императора Сигизмунд Гербернггейн. Кодификационные работы приобрели особый размах вскоре после его возвращения из Москвы⁶⁷.

Систематизация русского права, начатая с Судебника 1497 года, являлась итогом всей предыдущей законодательной деятельности Русского государства. Русская Правда к XV в., как полагало большинство исследователей, утратила свое значение⁶⁸. Первоначально С. В. Юшков также считал, что Русская Правда с этого времени перестала помещаться в различного рода юридических сборниках, составляемых для практического применения (например, в Мериле Праведном), а включалась в летописи в качестве исторического памятника⁶⁹. Однако, завершая в 50-х годах многолетнее исследование текстов древнерусских юридических источников и списков Русской Правды, С. В. Юшков пришел к выводу, что так называемая Сокращенная редакция Русской Правды была переработана с учетом действовавших в XV в. норм обычного права⁷⁰. Изучение Е. И. Колычевой этой редакции Русской Правды подтвердило высказанную С. В. Юшковым мысль о возможности отнесения ее к числу источников, использованных составителями Судебников XV—XVI вв.⁷¹. Изучая вопрос об источниках Судебника 1497 года, С. В. Юшков и Л. В. Черепнин приходят к выводу, что при его составлении были использованы не только Русская Правда, Псковская Судная грамота и уставные грамоты, но и разного рода жалованные и иные грамоты⁷². Ьолымое значение имели так называемые уставные грамоты наместничьего управления. Например, дошедшие до нас Двинская 1397 г. и Белозерская 1488 г. уставные грамоты, в которых, помимо вопросов местного управления и суда, содержались и нормы материального, гражданского и уголовного права. Действовало также местное законодательство, определявшее корм наместника, судебные и торговые пошлины, уголовные штрафы, отношение наместника к суду центральному, а также законодательство присоединенных к Москве княжеств и земель. Так, помимо известных нам Псковской и Новгородской Судных грамот, В. И. Татищев упоминает оне дошедших до нас ростовских и рязанских законах⁷³.

К источникам Судебника относятся правые и жалованные грамоты, указы и инструкции, касающиеся суда и управления и издававшиеся как Московским, так и иными княжествами. Таков, в частности, “Указ наместником о суде городским”, изданный в 1483—1484 гг. в связи с массовой конфискацией земель крупных феодалов, противившихся централизации, и передачей этой земли дворянству. Указ предусматривал привлечение к участию в суде представителей верхов местного населения, регламентацию судебных пошлин, установление твердых сроков, которых должны придерживаться кормленщики, призываемые приставом к ответу. В Судебник также вошли “Указ о езду”, содержащий таксу пошлин за поездку приставов в различные города Московского государства, и “Указ о недельщиках”.

Источниками при составлении Судебника 1497 года служили грамоты отдельных княжеств, устанавливавшие сроки отказа крестьян, сроки исковой давности по земельным спорам и др.⁷⁴. По мнению С. В. Юшкова, в Московском великом княжестве, вероятно, существовал и до Судебника 1497 года сборник правил о судопроизводстве, применявшийся в центральных судебных учреждениях и, весьма возможно, в тех областях, которые не получили уставных грамот. Этот сборник должен был включать в себя “...по крайней мере, исчисление пошлин и сборов, следуемых с тяжущихся в пользу судей и в пользу второстепенных органов, а также сборов, взимавшихся при выдаче различного рода официальных актов”⁷⁵. Исследуя русские феодальные архивы XIV — XV вв., Л. В. Черепнин уточняет это предположение и приходит к выводу, что около 1491 года был составлен “московский сборник”, воспринявший некоторые местные, особенно звенигородские, правовые нормы и являвшийся руководством для разбора в суде поземельных дел. Ликвидация земельных конфликтов во вновь присоединенных владениях являлась очередной задачей московского правительства⁷⁶.

Проводя доскональное сопоставление всего предшествовавшего законодательства с текстом Судебника 1497 года, С. В. Юшков пришел, однако, к выводу, что только в 27 статьях Судебника можно найти следы непосредственного влияния каких-либо известных нам юридических памятников или норм обычного права (12 статей из уставных грамот, 11 из Псковской Судной грамоты, 2 статьи из Русской Правды (ст. 55 Судебника о займах и сг. 66 о холопах) и 2 статьи из норм обычного права). Но и при заимствовании из старых источников нормы права перерабатывались применительно к изменениям в социально-экономическом строе. Усиливая в связи с обострением классовой борьбы репрессии. Судебник вводит смертную казнь для лихих людей, тогда как статьи Белозерской уставной грамоты, послужившие источником соответствующих статей Судебника, предоставляли разрешение вопроса о наказании таких людей на усмотрение суда. Судебник изменяет по сравнению с прежним законодательством порядок обращения к суду, обязанности судей, вводит новое понятие института послушества и т. д.

40 статей, т. е. около 3/5 всего состава Судебника не имеют какой-либо связи с дошедшими до нас памятниками. Они либо извлечены из несохранившихся законодательных актов Ивана III, либо принадлежат самому составителю Судебника и представляют таким образом новые нормы, не известные прежней судебной практике. Именно новизной Судебника объясняется, по мнению С. В. Юшкова, то обстоятельство, что далеко не все его статьи осуществлялись на практике. Часть их оставалась программой, пожеланием, для реализации которой требовалось время⁷⁷. Именно поэтому Судебник 1497 года был положен в основу царского Судебника 1550 года, а отдельные его положения и принципы получили дальнейшее развитие и в последующем законодательстве. Роль и значение Судебника 1497 года особенно возрастают в свете новейших исследований Л В. Черепнина, И. И. Смирнова и Б. А. Романова, доказывающих отсутствие промежуточного памятника права, а именно — Судебника Василия III.

Источниковая база любого памятника феодального права находится в непосредственной связи с той или иной стадией развития феодальных отношений, регулируемых отдельными актами. Если возникновение Судебника 1497 года связано с формированием Русского централизованного государства, требовавшего создания общерусского феодального права, то Судебник 1550 года явился памятником, направленным на ликвидацию последствий боярского правления и дальнейшее развитие и укрепление экономических и политических позиций тех социальных групп, на которые опиралось правительство Ивана IV — дворян-помещиков, а также верхов посада. Однако усилившиеся к середине XVI в. антифеодальные выступления широких народных масс — восстание в Москве 1547 года, восстания посадских людей и крестьян во многих других городах Русского государства — требовали консолидации всех сил феодалов⁷⁸.

Основные принципы этой политики были изложены в речи Ивана IV 27 февраля 1549 года на заседании Боярской Думы совместно с Освященным собором. Обвинив бояр в нанесении ими насилий и обид, Иван IV настаивал на “примирении” высшего духовенства и боярства со служилой массой помещиков. Прощая прежние обиды, Иван IV счел необходимым издать новый Судебник, который должен был укрепить “поисшатавшиеся” и “порушенные” за время боярского правления законы, исправить их “по старине”. Несмотря на “примирение”, нельзя отрицать того, что Судебник 1550 года стоял на страже интересов детей боярских и дворян, сталкивающихся с интересами (Мяжеско-боярской аристократии.

Как и в Судебнике Ивана III, более 30 статей Судебника 1550 года являлись новыми. Оба Судебника имели уже определенную систему норм:

1) нормы о суде центральном (ст. ст. 1—36 Судебника 1497 года и 1—61 Судебника 1550 года), из которых часть относится к уголовному праву;

2) нормы о суде местном (соответственно ст. ст. 37—45 и 62—75);

3) нормы материального, преимущественно гражданского права и процесса (ст. ст. 46—66 и 76—97);

4) дополнительные статьи (ст. ст. 67—68 и 98—100), посвященные процессуальному праву.

Судебник 1550 года представляет новый шаг в развитии юридической техники того времени. Он состоит из глав и статей, которые большей частью тематически сгруппированы (например, ст. ст. 76—97, относящиеся к гражданскому праву). Аналогично предыдущему Судебнику в нем уделяется основное внимание нормам, регулирующим судоустройство и судопроизводство. Но это не дает оснований характеризовать Судебники как неполные кодексы, свидетельствующие о слабом развитии русской правовой мысли. Просто многие институты и целые отрасли права в тот период регулировались специальными актами или даже системой актов, например семейное право, отнесенное к церковной юрисдикции.

Неправомерно также сопоставление Судебников как имеющих большее или меньшее значение в развитии русского права. Каждый из них отражает свою ступень в истории Русского государства. И первый, и второй Судебники, выражая интересы централизации, упорядочили судебный аппарат, определив его подсудность, основанную на подчинении нижестоящего суда центральной власти.

Судебник 1550 года значительно усиливает роль центральных судебных органов. Предусматривается территориальный характер суда “по приказам” (ст. ст. 7, 72). Возрастает значение великокняжеского суда, сосредоточившего контроль за судом удельных князей по делам, совершенным на территории Московского уезда (ст. 100).

Сохраняя систему кормлений. Судебник 1550 года усиливает контроль центральных судебных органов за нижестоящими органами. Это обеспечивалось прежде всего расширением института доклада. Он становится обязательным не только по наиболее опасным уголовным делам, но, согласно ст. 71, является обязательным для всех наместников, устраняя фактически кормление с боярским судом.

Одновременно усиливалась взаимосвязь и зависимость кормленщиков от органов местного самоуправления, в частности губных учреждений. На одну ст. 38 Судебника 1497 года, предусматривавшую участие на суде кормленщиков дворского, старост и лутших людей, приходится 4 статьи (62, 68—70) Судебника 1550 года, подробно определявших роль и функции судных мужей в процессе. Сохраняя за наместниками и волостелями право творить немедленный суд и расправу над лихими людьми. Судебник вместе с тем подтверждает значение губных органов. Проявлением процесса усиления роли центральных органов и, в частности, судебных, являются и нововведения Судебника 1550 года о судебной ответственности наместников и волостелей за взяточничество и волокиту, установление санкций за нарушение порядка судебного рассмотрения, определение новых видов преступлений. Изменение социально-экономических условий обусловило появление статей, регулирующих новое соотношение классовых сил и состояние внутриклассовой борьбы.

Продолжая и углубляя политику централизованного государства, Судебник 1550 года усиливает защиту прав служилого дворянства и детей боярских. Он вводит ст. 85, ограничивающую право выкупа родовых вотчин; отменяет выдачу тарханных грамот и предусматривает отобрание старых (ст.ст. 43, 91); запрещает кабалить детей боярских (ст. 81); вводит льготы для учинения исков и заключения сделок служилыми людьми; освобождает дворянство от подсудности бояр-наместников, предоставляя ему право судиться непосредственно царем. Увеличивается размер пожилого и вводятся дополнительные пошлины, затрудняющие возможность крестьянских переходов по правилу Юрьева дня. Устанавливается право “отказавшегося” крестьянина на посеянныйим у прежнего феодала хлеб при условии, что он уплатит за этот надел подати в казну. Проводится принцип ответственности феодала за своего крестьянина, в силу чего крестьянину, замешанному в лихом деле и взятому на поруки землевладельцем, выход от него разрешается лишь в том случае, если будет поручительство со стороны нового владельца. Еще А. Н. Филиппов высказал предположение, что этими нормами Судебник пытался уничтожить привилегированность крупных землевладельцев и подчинить их общим нормам закона⁷⁹. В целях дальнейшего обеспечения землевладельцев рабочей силой Судебник 1550 года подтверждает и развивает статью о крестьянском отказе.

Отражая постепенное вытеснение холопского труда крестьянским, Судебник ограничивает источники полного холопства. Невозможность мелких хозяйств сохранить свою экономическую самостоятельность породила новую форму зависимости — кабальное холопство. Эта форма зависимости заключалась в обязанности свободного, но взявшего денежную ссуду человека, за рост слулсити, т. е. работать на своего господина-кредитора. Сходное с закупничеством Русской Правды, кабальное холопство усиленно развивалось с XV в. Однако Судебник 1497 года еще не содержит никаких норм о нем. Включение в Судебник 1550 года ст. 78 о кабальном холопстве было направлено на вытеснение ставшего невыгодным полного и докладного холопства и втягивание в сферу отношений феодальной эксплуатации новых групп еще не закрепощенного населения. Получило более четкую регламентацию правовое положение наймитов и посадского населения.

Расширилась область обязательственного права. Так, заем подразделился на два вида — с кабалою и без кабалы; были определены условия действительности полетной грамоты (ст. 90); уточнялся порядок заключения договоров купли-продажи (ст. 93), особенно при торговле лошадьми (ст. ст. 94— 96). Судебник не только установил порядок заключения сделок между купцами и чюжеземцами в интересах развития торговли, но и отразил начало борьбы с закладничеством (ст. 92).

Принятый в период обострения классовой борьбы Судебник 1550 года выделяет новые, особо опасные виды преступлений, непосредственно направленные против государственных основ и интересов господствующего класса. Увеличивается также количество составов должностных преступлений и преступлений против порядка управления и суда. Помимо лжесвидетельства, караемого торговой казнью (ст. 99), вводится неизвестное первому Судебнику преступление — подписка, т. е. подлог судебных актов (ст. ст. 4, 5).

Среди имущественных преступлений проводится попытка разграничения грабежа и разбоя, татьбы и мошенничества, впервые вводимого в Судебнике.

Соответственно предусматривается усиление карательных мер. Впервые вводится тюремное заключение — предварительное и как мера наказания. В целях устрашения значительно увеличивается применение торговой казни. Если в Судебнике 1497 года она упоминается лишь в одной статье (ст. 10), то в Судебнике 1550 года она встречается уже в шестнадцати статьях.

Значительно большее внимание по сравнению с Судебником 1497 года уделяется вопросам судопроизводства. Расширение и уточнение процессуальных норм идет по пути подчинения частных интересов государственным, сосредоточения расследования наиболее опасных для господствующего класса дел в руках центральной государственной власти, введения основ губного самоуправления и усиления розыскного процесса.

Впервые в русском законодательстве вводится положение о том, что закон обратной силы не имеет, определяется порядок издания новых законов и обязательность вершения всех дел, за исключением дел церковной подсудности, по Судебнику. При отсутствии закона предписывается издание нового, который становится дополнением Судебника. Сформулированные в Судебнике 1550 года общие определения о силе действия закона во времени и порядке составления новых законов, помогли, по словам Ф. М. Дмитриева, за столетие от Судебника 1550 года до Уложения 1649 года выработать ту форму судопроизводства, которая являет собой уже целую систему⁸⁰.

Тексты Судебников 1497 и 1550гг. публикуются по академическому изданию “Судебники XV — XVI вв.” (изд. Академии наук СССР, 1952). В отличие от этой публикации помещаемый в данном томе текст Судебника 1550 года приводится не со всеми разночтениями. Учитываются лишь варианты десяти списков, относящихся к XVI в.

В большинстве списков Судебника 1550 года его основному тексту предшествует оглавление (в настоящем издании оно опущено). Текст самого памятника начинается с заголовка, а затем следуют нумерованные статьи (их 99 или 100; причем во многих списках последняя статья не нумерована).

Дата добавления: 2015-06-27