Общий взгляд на проблему. Примеры практической реализации метода анализа утверждений

Примеры практической реализации метода анализа утверждений

Американский вариант метода анализа утверждений

Понятие, содержание, особенности психолингвистического анализа утверждений как метода проверки достоверности показаний

Научная и практическая криминалистическая психолингвистика имеет отношение к решению комплекса разного типа задач. О некоторых из них, связанных с изучением устной и письменной речи, мы уже рассказывали в предыдущих параграфах. Отдельного обсуждения заслуживает проблема установления степени соответствия содержания текстового материала отраженной в нем реалии.

Данная тема прежде всего относится к показаниям потерпевших, свидетелей, подозреваемых и обвиняемых, к той информации, которая зафиксирована в протоколах допросов. Методу анализа утверждений более 30 лет. В России он стал известен в начале 90-х годов минувшего столетия.

Родина метода – Германия. После Второй мировой войны в Германии началась реорганизация системы уголовной юстиции. В 1953 г. были созданы специальные Ювенальные суды, занимавшиеся рассмотрением дел о преступлениях, совершенных лицами моложе 21 года (или против них). Самой распространенной категорией дел в этих судах были дела о сексуальных посягательствах, в которых часто жертвами становились дети. Отличительной особенностью дел данной категории является малочисленность доказательств. Тому есть ряд причин.

Поскольку часто сексуальные посягательства не связаны с насильственными действиями, совершаются без применения физической силы, то и следы физического воздействия на теле потерпевших не всегда обнаруживаются.

Могут не обнаруживаться вещественные следы сексуальной активности по причине отсутствия семяизвержения.

Сексуальные преступники принимают меры к тому, чтобы об их общественно порицаемом поведении никто не узнал, а поэтому действуют без посторонних свидетелей. Если и оказываются "наблюдатели", то это обычно бывают маленькие дети.

Признание преступника можно получить лишь в том случае, когда он убежден, что другие верят потерпевшему ребенку.

Из сказанного становится ясно, сколь велика роль показаний потерпевшего в возбуждении уголовного дела и в его расследовании. Вместе с тем известно также, сколь велика вероятность искажений и ошибок в свидетельских показаниях. Сложилась вроде бы безвыходная ситуация: если безоговорочно доверять показаниям потерпевшего, могут быть осуждены невиновные; если не доверять – деятельность судов будет парализована, а преступники получат неограниченную возможность для удовлетворения своих противоестественных наклонностей. Выход был найден с помощью психологов, создавших метод, помогающий отличать правдивые показания от лживых.

Основы метода были заложены в середине 60-х годов немецким психологом Удо Ундойчем, немало сделавшим для становления и развития судебно-психологической экспертизы показаний. Впоследствии в доработку и совершенствование метода внесли свой вклад ученые разных стран.

В основе теории метода анализа утверждений лежит положение о том, что правдивые показания отличаются от ложных как по содержательным, так и по формальным признакам.

Установлено, что показания, основанные на реальных, пережитых самим субъектом событиях, качественно отличаются от показаний, не основанных на собственном опыте, а являющихся продуктом импровизационной фантазии или заранее обдуманной фальсификации. Критерии реальности ("контент-критерии") отражают специфические признаки, позволяющие отграничить правдивые показания от ложных. В настоящее время выделено 19 таких критериев. Они отражены в пяти основных категориях:

• общие характеристики свидетельствования;

• специфические детали;

• необычные характеристики, связанные с содержанием;

• содержания, связанные с мотивацией;

• элементы, отражающие специфику преступления.

Распределение критериев по этим категориям наглядно представлено в приведенной ниже таблице.

Таблица контент-критериев для анализа показаний

Общие характеристики

• Логическая структура

• Неструктурированная продукция

• Количество деталей

Специфические детали

• Включение в контекст

• Описание взаимодействия

• Воспроизведение разговора

• Неожиданное осложнение в ходе инцидента

Необычные характеристики, связанные с содержанием

• Необычные детали

• Излишние детали

• Точно сообщенные детали, мало понятные свидетельствующему

• Сопутствующие внешние ассоциации

• Сообщения о своем психическом состоянии

• Атрибуция (приписывание) психического состояния преступнику

Содержания, связанные с мотивацией

• Спонтанные поправки

• Допускаемая возможность "пробелов в памяти"

• Сомнения в значимости своего свидетельсгвования

• Самобичевание (осуждение себя самого)

• Оправдывание преступника

Элементы, отражающие специфику преступления

• Детали, характерные для преступлений данной категории.

Первая категория критериев относится к общей характеристике всего показания. Контент-критерии этой категории требуют изучения показаний в целом. Они могут быть первым шагом анализа и оценены безотносительно к деталям содержания показания. Логическая структура обнаруживается, когда различные детали в показании независимо друг от друга описывают один и тот же ход событий (одинаковый). По существу, этот критерий относим ко всему показанию, рассматриваемому как единое целое.

Введение критерия "неструктурированная продукция" объясняется тем, что, как было подмечено, ложные показания представляются в непрерывно структурированной, чаще всего хронологической последовательности. Третий общий критерий – количество деталей – считается "выполненным", когда показание содержит достаточно деталей о месте, людях, объектах и действиях, относящихся к преступлению. Следует подчеркнуть, что в отличие от остальных эти три первых критерия являются необходимыми для подтверждения достоверности показания. Если эти критерии (особенно критерии 1 и 2) отсутствуют в содержании текста, достоверность показаний может быть поставлена под сомнение.

Критерии, относимые ко второй и третьей категориям, более специфичны, и эта специфичность становится объектом оценки (оказывается в фокусе внимания эксперта). Под включенностью в контекст понимается "привязка" расследуемого события ко времени и пространству.

В качестве индикаторов достоверности показания могут выступать такие специфические элементы содержания, как описание взаимодействий, воспроизведение разговоров, сообщения о неожиданных "осложнениях" в ходе инцидента и т.п. Третья категория критериев касается особенностей содержания показаний. Сообщения о необычных или "избыточных" (не имеющих отношения к делу) деталях, сообщения о чувствах, душевных состояниях преступника или жертвы (свидетеля), как правило, присутствуют в рассказе о действительно пережитом, а не придуманном событии.

Так, например, ребенок – жертва сексуального посягательства – может дать точное описание деталей феномена эякуляции (или семяизвержения), смысл которого ему непонятен. Поэтому он может этот феномен неправильно интерпретировать. Или такой критерий достоверности, как сопутствующие внешние (побочные) ассоциации: рассказчик включает в повествование какие-то прошлые разговоры с преступником (не имеющие отношения к расследуемому событию). Например, по делу об инцесте (кровосмешении) дочь вспоминает, как раньше они с отцом обсуждали ее прошлые сексуальные отношения с другими партнерами.

Критерии четвертой категории относятся к мотивации лица, дающего показания. В его речи могут присутствовать спонтанные исправления по ходу рассказа, сомнения в надежности собственной памяти ("точно не помню", "возможно, я что-то забыл"), неуверенность в том, что его рассказу поверят, упоминание деталей, свидетельствующих не в пользу дающего показания, упоминание деталей, свидетельствующих о желании реабилитировать преступника, объяснить его поведение. Наличие в рассказе подобных признаков должно наводить на мысль о возможности ложного обвинения, так как в правдивом показании такие критерии маловероятны.

И наконец, последний критерий достоверности относится к специфическим деталям расследуемого преступления. Для того, чтобы соответствовать этому критерию, нужна специфическая компетентность. Например, в случае сексуальных преступлений подтверждением достоверности будет "согласованность" между различными частями показания и "типичным ходом развития" сексуального преступления. Если, скажем, показания ребенка согласуются с эмпирическими данными об особенностях сексуальных посягательств на детей и противоречат расхожим представлениям непрофессионалов, то это самое убедительное подтверждение истинности показаний. Так, для инцеста характерно длительное развитие взаимоотношений и прогрессирующая их эскалация (все начинается с самых невинных сексуальных забав). Специфической особенностью преступлений этого типа является также изменение отношения жертвы к посягателю по мере развития их отношений.

Оценка достоверности показаний – это сложный процесс, имеющий как количественный, так и качественный аспекты.

При оценке достоверности соблюдаются три непреложных правила.

Правило первое. Простые повторения в разных частях показаний не увеличивают «рейтинга» присутствия критерия.

Правило второе. Один и тот же фрагмент (часть) показаний (рассказа потерпевшего) может работать сразу на несколько критериев, т.е. может оцениваться в несколько баллов.

Правило третье. Подлежат оценке лишь те показания, которые имеют отношение к расследуемому событию (а не все, о чем может рассказать опрашиваемый).

После оценки присутствия (отсутствия) каждого из 19 критериев дается общая оценка качества показания, т.е. степени вероятности достоверности показаний. Другими словами, достоверности того, что опрашиваемый действительно пережил (а не придумал) то, о чем рассказывает.

В настоящее время возможна только качественная оценка показаний, так как пока не ясен "вклад" каждого из критериев в общую оценку достоверности.

Кроме всего прочего, оценка достоверности любого конкретного показания должна соотноситься с оценкой когнитивных и вербальных способностей источника информации (например, ребенка, если речь идет о показаниях детей), а также со сложностью описываемого события.

Количество критериев, которые можно найти в тексте, зависит от объема показания, природы описываемого события, а также от когнитивных способностей лица, дающего показание (т.е. от способности воспринять, запомнить, удержать в памяти и впоследствии вербально воспроизвести воспринятое). Получение обстоятельного, объемного показания зависит о г "искусства" допрашивающего, его умения "разговорить" собеседника и направить разговор в нужное русло.

Кроме того, до проведения интервью необходимо получить как можно больше информации о расследуемом деле, это нужно для того, чтобы при проведении интервью не пропустить важную информацию. Специально разработанные приемы направлены на то, чтобы получить рассказ достаточной длины, избежав при этом наводящих и внушающих вопросов. По завершении свободного рассказа у интервьюера может возникнуть необходимость в получении дополнительной информации, уточнении каких-либо деталей и обстоятельств дела.

Хотя метод давно и широко применяется в экспертной практике, исследований по проверке его точности, эффективности (валидности) проводилось очень мало. Публикация об одном из таких исследований (удовлетворяющих минимуму научных стандартов) относится к 1988 г.

Предметом изучения стали 40 дел о сексуальных посягательствах на детей и подростков в возрасте от 3,5 до 17 лет. В одной группе дел факты сексуальных посягательств подтвердились (20 дел). В эту группу дела включались на основании двух критериев: признания (без какого-либо давления) самого преступника (18 случаев) и медицинского подтверждения вагинального и (или) анального проникновения и травм. Во всех делах, отнесенных к этой группе, наличествовали один или оба вышеназванных критерия.

В другую группу дел вошли дела, в которых факты сексуального посягательства не подтвердились. Включение дел в эту группу основывалось на следующих критериях: подозреваемый упорно отрицал свою вину, медицинских доказательств и других подтверждающих свидетельств также не было, по оценкам клинического психолога вероятность посягательства была очень мала, дело было прекращено. (Кроме того, в 13 из 20 случаев проверка на полиграфе подтвердила непричастность подозреваемого.)

Обе группы были аналогичны по составу и типам вменяемых в вину сексуальных посягательств. В первой группе (подтвердившиеся дела) было 3 мальчика и 17 девочек, во второй – 2 мальчика и 18 девочек. Тип посягательства: пальцевые проникновения (7 в первой группе и 9 – во второй) и вагинальное совокупление (5 в первой группе и 7 – во второй). Что касается связей между потерпевшим и обвиняемым (подозреваемым), то в группе "подтвердившихся обвинений" 9 преступников были членами семьи потерпевшего и 11 посторонними лицами; в группе "неподтвердившихся обвинений" только два обвинения были выдвинуты против посторонних.

40 интервью с детьми (потерпевшими) были переведены в письменный формат и оценивались опытными экспертами, прошедшими специальную подготовку по работе с методом анализа утверждений. Экспертная оценка достоверности показаний производилась "вслепую", то есть эксперт не знал, подтвердилось ли в суде обвинение или нет. Кроме того, он не знал, к какой группе дел относится то или иное показание. Использовалась 3-балльная оценочная шкала: 0 – данный критерий в показании отсутствует; 1 – критерий в показании есть; 2 – критерий в показании есть и сильно выражен. Максимально возможное число баллов по всем 19 критериям – 38 (каждый критерий оценивался в два балла). Полученные оценки ранжировались от 0 до 38. Как оказалось, по критериям достоверности две группы дел очень четко дифференцировались: средний балл в группе с подтвердившимися обвинениями был 24,8 (при максимально возможном 38), в группе с неподтвердившимися обвинениями – 3,6.

Некоторые критерии особенно хорошо дифференцировали принадлежность показаний к той или иной группе дел: в группе с неподтвердившимися обвинениями (критерии достоверности показаний) отсутствовали.

Разработанный в Германии метод анализа утверждений был принят на "вооружение" в США и развит американскими специалистами. Они создали его улучшенную модификацию, рассчитанную на применение не только судебными экспертами-психологами, но и непосредственно следователями. В современном американском варианте методики анализа утверждений (АУ) акцент делается на использование лингвистических особенностей английского языка. (Поэтому применение этого метода в нашей стране предполагает необходимость проведения специальных исследований, нацеленных на его увязку со спецификой российской языковой культуры.)

Опыт следственного применения данного метода за рубежом показывает, что с его помощью следователь может убедиться, с кем он имеет дело – с правдивым или лгущим человеком. В зависимости от результата, если этот человек попал в круг подозреваемых, следователь строит версию о возможной причастности или непричастности его к совершенному преступлению.

Метод рекомендуется применять на стадии подготовки допроса проверяемого лица. Это позволит выбрать правильную тактику предстоящего допроса и облегчит решение задачи по получению признательных показаний.

В одной из американских фирм в интервале между 12 и 13 часами в рабочий день пропал мешок с деньгами, приготовленный для отправки в банк. Руководитель фирмы обратился к агенту ФБР Полу Гоффину с просьбой найти вора и высказал предположение, что кражу совершил кто-то из персонала фирмы. В беседе с заявителем детектив выяснил, кто из сотрудников имел доступ в комнату, из которой пропали деньги. Затем он написал записку с инструкцией, передал ее руководителю фирмы, попросил его размножить записку и раздать каждому из названных сотрудников. Инструкция была такой: взять лист бумаги и описать как можно подробнее с указанием часа и минут в хронологическом порядке все свои действия в день происшествия, начиная с момента пробуждения утром и до отхода ко сну. В описании должны быть указаны в хронологической последовательности все происшедшие за день события, дела, в которых принимал участие проверяемый и которые происходили вокруг него, а также чувства, испытанные при восприятии происходившего в течение дня.

Расставшись с детективом, руководитель фирмы поехал к себе на работу и сделал все именно так, как ему рекомендовал Гоффин. Полученные от сотрудников объяснения он потом отвез детективу. Изучив тексты, Гоффин произвел их первичную сортировку. Некоторые из объяснений он сразу же отложил, исключив их авторов из числа проверяемых. В отношении тех, кто по его мнению заслуживал внимания, определил очередность их приглашения к себе для опроса. Когда и эта часть проверки была завершена, детектив сопоставил сделанные показания с текстами объяснений, безошибочно определил круг подозреваемых, передопросил их и получил у них то, что хотел – признание своего участия в совершенной краже и возвращение похищенного.

Успешному разрешению данной ситуации способствовали знания, полученные детективом в Академии ФБР в рамках курса "Интервьюирование и допрос". Изучаемая там методика анализа утверждений ориентирует полицейских следователей на необходимость исследования таких компонентов письменной речевой продукции: I) частей речи: местоимений, существительных, глаголов (особенно важно время: настоящее или прошедшее); 2) посторонней, т.е. не имеющий отношения к делу информации; 3) степени уверенности в сообщаемой информации; 4) баланса утверждений (показаний).

С точки зрения категории "баланс", показания – это не просто последовательность каких-то изложенных деталей, это своего рода "отчет" о событии. Развернутое показание должно состоять из трех примерно равнообъемных частей. Первая часть – то, что предшествовало расследуемому событию (она вводит событие в контекст). Вторая часть – описание возникновения самого расследуемого события, то есть того, что случилось во время кражи, изнасилования, пожара и т.п. Третья часть – описание того, что произошло после расследуемого события, в том числе действия и эмоции (на эмоции – особое внимание!) интервьюируемого. Эта последняя часть должна быть по крайней мере не меньше первой. Чем лучше сбалансированы три части показания, тем больше вероятность того, что показания правдивы. На листке, на котором написано показание, подсчитывается количество строк в частях, описывающих «до», «во время» и «после». Если каждая часть составляет примерно 33%, то есть 1/3 строк, то большая вероятность, что показание правдиво. Допустимы вариации, но небольшие. Если какая-то часть показания неполная или вовсе отсутствует – весьма вероятно, что показание ложное. Приведем следующий пример из следственной практики. В показании, написанном человеком, у которого якобы сгорел дом, следователь насчитал 56 строк (показание содержало полное описание событий – от пробуждения до отхода ко сну – в день пожара). Далее следователь произвел дифференцированный подсчет:

до пожара – 33 строки (59,0%),

во время пожара – 16 строк (28,5%),

после пожара – 7 строк (12,5%).

Явное нарушение баланса насторожило следователя. Часть "ДО" чересчур длинная, а часть "ПОСЛЕ" – слишком короткая. Кроме того, в первой части содержалось слишком много информации, никакого отношения к пожару не имеющей. У следователя возникла мысль: "А не пытается ли автор текста оправдать себя или сбить с толку расследование?". Версия подкреплялась еще и тем, что в рубрике "ПОСЛЕ" имелось очень мало информации и совершенно отсутствовали какие бы то ни было эмоции. Никаких, естественных для пострадавшего признаков гнева, шока, горечи, чувства потери. Получалось, что заявителя последствия пожара совсем не волновали. Впоследствии этот человек признался в том, что дом поджег он сам.

Анализ частей речи – самая важная и самая "американизированная" часть метода АУ. Простой и доступной форме изложения рекомендаций для следователя по проведению данного анализа предшествовала длительная работа по установлению критериальных признаков (нормы), характерных для правдивого показания. Следователь, зная эти критерии, сравнивает с ними конкретные показания, ищет отклонения и делает вывод о правдивости или ложности сообщений.

Наличие в показании посторонней, не имеющей отношения к делу, информации также может служить признаком лжи. Человек, говорящий правду, тот, кому нечего скрывать, когда ему задают вопрос: "Что случилось?" будет связно и в хронологическом порядке рассказывать об обстоятельствах развития события. Любая, не относящаяся к этому вопросу информация, считается посторонней.

Лицо, причастное к преступлению может испытывать потребность в оправдании своих действий. В таких случаях, информация, содержащаяся в показании, будет отклоняться от логической временной структуры или будет "обходить" события, имевшие место в действительности. Может также иметь место сообщение избыточной информации. В таких случаях следователь должен внимательно изучить эту постороннюю информацию и задаться вопросом: почему коммуникатор считает необходимым эту информацию включить в рассказ. Супруг, застреливший жену, рассказывал в полиции, что он чистил ружье и оно случайно разрядилось. Следователи попросили мужчину описать (на бумаге) все, что он делал в день убийства.

В ответ на это предложение последовало длинное, перенасыщенное деталями описание состоявшейся накануне охоты и того, какое ржавое у него было ружье, однако занятие, дела, поступки в день убийства были опушены. По показателю качества посторонней информации следователь заподозрил "охотника" в преднамеренном убийстве жены.

Другой важный фактор АУ – дефицит убедительности или недостаточная уверенность в сообщаемой информации. Следователя должно настораживать, если в показании постоянно повторяются выражения типа: "Я не припоминаю", "Точно не помню", "Возможно, я забыл".

Нужно также обращать внимание на использование в повествовании таких фраз как "Я думаю", "Я считаю", "Типа того", "Из того, что я знаю" и т.п. Эти, так называемые "ограничители", служат для того, чтобы "обесценить" сообщение еще до того, как оно будет передано. Обычно человек, избегающий прямых, точных, категоричных ответов, оставляет себе возможность для маневра. Для следователя это должно стать сигналом того, что допрашиваемый чего-то недоговаривает.

По одному из дел объектом анализа являлось заявление студентки колледжа, утверждавшей, что в 3 часа 30 минут в ее комнату проник мужчина и изнасиловал ее.

Заявление было переведено из устной формы в письменную. Из опыта известно, что при описании потерпевшими такого сильного травмирующего психику события, как изнасилование, эмоции должны "бить через край". Однако в сообщениях студентки их было явно недостаточно. Вот как она описала случившееся: "Он схватил меня и приставил к горлу нож. Когда я проснулась, а я уже действительно спала, я не стазу поняла, что происходит. И, поверьте мне, я испугалась и удивилась. Вы знаете, Вы знаете, я была испугана, а он приказывал мне замолчать и спрашивал, чувствую ли я нож у горла".

Обращает на себя внимание фраза: "Я испугалась, когда проснулась". В ситуации, когда женщина просыпается ночью и видит у себя в постели незнакомого мужчину, угрожающего ей ножом, более естественно было чувство ужаса, оцепенения, а не удивления и испуга.

Следователь учел все эти обстоятельства, готовясь к допросу. И избранная им тактика позволила изобличить студентку в ложном доносе. Событие преступления отсутствовало, что она и была вынуждена признать.

Не так давно внимание средств массовой информации в Америке было привлечено к нашумевшей истории, разгоревшейся вокруг Сюзанны Смит и двух ее якобы пропавших без вести детей. В ходе следствия выяснилась картина, далекая от того, как эта история в начале представлялась. А картина в ее реальном варианте выглядела так: Сюзанна Смит вышла из своего автомобиля красного цвета и отпустила парковочные тормоза. Машина, в которой находились привязанные к сидениям двое ее сыновей, трех и четырнадцати месяцев отроду, покатилась вниз и рухнула с крутого обрыва в глубокое озеро. Чтобы скрыть преступление, Смит обратилась в полицию с заявлением о похищении ее сыновей и потребовала объявить федеральный розыск детей и похитителя. Применение метода анализа утверждений позволило заподозрить, а затем изобличить "безутешную" мать в убийстве своих детей и сокрытии преступления.

Во время расследования Сюзанна Смит, рыдая, говорила: "Мои дети ждали меня. Они нуждались во мне. И сейчас, я не могу им помочь." Муж Сюзанны и отец мальчиков, поверивший в эту историю, пытался утешить жену: "Все хорошо. Скоро они будут дома".

Анализируя показания родителей "похищенных" детей, следователи пришли к выводу, что отец верил в то, что его мальчики живы, а мать знала, что их нет в живых. Прийти к такому выводу помогла английская грамматика, в частности, времена глаголов. Отец, говоря о детях, употреблял глаголы в настоящем времени, мать – в прошедшем. Она употребляла такие слова, как «они ждали меня», «они нуждались в моей помощи», поскольку знала, что ее сыновья мертвы, следовательно, помощь им уже не требуется.

Суд признал С. Смит виновной в содеянном и приговорил ее к пожизненному заключению. Наказание она отбывает в одном из исправительных учреждений в Южной Каролине.

Пример из зарубежной практики

Эта история пришла к нам из Канады. Там в собственном доме были убиты хозяйка дома и двое ее маленьких дочерей. Подозрение пало на мужа покойной женщины и отца ее детей – Джеффри Мак-Дональда (МД), работавшего врачом на военной базе. Арестованный категорически отрицал вину в совершении преступления. Из его показаний следовало, что нападение на него (у него имелись повреждения в области головы и груди) и членов его семьи совершили двое не знакомых ему мужчин, ворвавшись в дом. События разворачивались на глазах молодой женщины, сопровождавшей налетчиков. Следователи не поверили МД. Его взяли под стражу. Однако вскоре по приметам, сообщенным арестованным, была установлена некая Хелена С. (наркоманка). Ее допрашивали четыре раза под видеозапись. Данные Хеленой показания ставили под сомнения обоснованность обвинений и ареста МД. Однако вскоре, не дожив до 30 лет, свидетельница скончалась. Так возникла необходимость в проверке достоверности показаний умершей наркоманки с использованием метода анализа утверждений. В этих целях ее показания, зафиксированные на видеограмме, перевели в письменный формат.

Для сравнения таким же образом были подготовлены показания МД, сделанные им на разных стадиях расследования.

Подсчитали, что если при первом допросе свидетельница называла 131 деталь, то при последующих 49, 69 и 55 деталей соответственно. В сущности, три последующих допроса проводились для того, чтобы проверить повторяемость называемых деталей. При втором допросе из 49 названных деталей 48 (т.е. 100%) уже упоминались в 1-м интервью. При двух последующих допросах процент совпадений (связности) с 1-м интервью составлял соответственно 95% и 96,5%.

В ходе всех допросов было названо в общей сложности 149 деталей, имеющих прямое отношение к преступлению. Это немало для подтверждения достоверности показаний. Заметим, что количество деталей в сообщениях зависит от уровня сложности описываемого события. Важно и то, что если интервьюируемый лжет, ему требуется все время усилием воли держать освещенные детали под контролем. Характер сообщаемых Хелен С. деталей и их количество свидетельствовали о том, что она на самом деле воспринимала то, о чем дала показания.

Дополнительным подтверждением достоверности была и спонтанность ответов Хелен С. на задаваемые ей после свободного рассказа вопросы. Такая спонтанность возможна лишь тогда, когда в памяти сохраняются воспоминания о реальном (а не придуманном) событии. Ее описание тех или иных аспектов события воспроизводились во всех показаниях в полном соответствии друг с другом. Так, детали, воспроизведенные во время второго допроса на 100% совпали с деталями показаний, данных на первом допросе. Аналогичная согласованность наблюдалась и дальше – в показаниях на третьем и четвертом допросах.

Очень существенным для оценки достоверности моментом является некоторая вариативность в деталях: могут добавляться какие-то новые детали и пропускаться детали, названные в предыдущем интервью. Это свидетельствует в пользу достоверности; ибо отрепетированный, заученный текст был бы неизменяем как по форме, так и по содержанию на всех последующих допросах. В достоверном пересказе сюжета легкая вариативность естественна.

Ключевым моментом в оценке достоверности показаний является сравнение с другими объективными судебными доказательствами и точно установленными фактами, которые можно перепроверить. Почти четверть (24,16%) информации, сообщенной Хеленой С., могла быть таким образом перепроверена. В остальной части своих показаний Хелена С. описывала свои действия и действия других участников события: сведения, приведенные в этой части показаний (75,84%) также могли быть подтверждены или опровергнуты независимыми доказательствами. В показаниях Хелены С. фигурировали 36 уникальных деталей, которые могли быть подтверждены независимыми судебными доказательствами. Причем, как показала проверка, 80,56% этих деталей были точными. Нужно отметить, что это обычный уровень точности для показаний незаинтересованных свидетелей. Таким образом сам по себе этот факт не доказывает, но и не ставит под сомнение достоверность показаний Хелены С. Более подходящим (релевантным) для оценки достоверности является тип сообщаемых правильно деталей и характер ошибок.

В показаниях Хелены С. содержались следующие правильные детали:

Телефон размещался на стене в кухне.

Правильно была описана кукла, находившаяся в одной из детских комнат.

Правильно была описана игрушечная лошадка (вплоть до треснувшего седла), находившаяся в одной из детских комнат.

Правильно был описан внешний вид шкатулки для драгоценностей, находившейся в спальне.

Была упомянута поздравительная открытка, находившаяся в жилой комнате.

Наличие этих деталей свидетельствует в пользу достоверности показаний, указывает на то, что свидетель действительно была в помещениях, о которых она рассказывает. Хотя это не доказывает, что она находилась там именно в ту ночь, когда было совершено убийство, но и не опровергает этого факта (не противоречит ему).

При оценке достоверности анализируется и тип ошибок. По показаниям Хелены С., тело одного ребенка лежало рядом с телом матери (в действительности ребенка нашли в детской кроватке). Хотя это обстоятельство эксперты квалифицировали как ошибку, в деле имелись доказательства того, что тела убитых переносили из одной комнаты в другую.

Одним из компонентов данного типа анализа достоверности является сравнение показаний разных участников процесса. Хелена С. вспомнила о том, что когда она вошла в жилую комнату, заметила, что телевизор работал с выключенным звуком. Это соответствовало показаниям обвиняемого ("Я смотрел телевизор, но звук отключил, чтобы слушать свои стереозаписи.") Свидетельница вспомнила также, что света в доме не было и ей пришлось зажечь свечу. Из показаний подозреваемого: "У одного из вошедших, у женщины, была в руке свеча", (при осмотре места происшествия следы воска свечи были обнаружены на полу в жилой комнате).

По показаниям Хелены, когда она и двое ее знакомых наркоманов находились в доме врача, зазвонил телефон. Она взяла трубку и со смехом что-то несуразное сказала (в тот момент она, как и ее спутники, была под воздействием наркотиков). Ей было приказано соучастником положить трубку. Этот факт получил подтверждение в показаниях другого свидетеля, ошибочно соединившегося с домом Мак-Дональда в ту ночь, когда было совершено убийство. По словам свидетеля, ему ответила женщина, со смехом сказавшая что-то странное. Он расслышал, как мужской голос приказал ей положить трубку.

Вот эти примеры "необычных деталей" служили подтверждением достоверности показаний Хелены С. Другими признаками достоверности явились логическая непротиворечивость, особенно в части рассказа об обстоятельствах убийства, спонтанный характер описаний, богатство деталей. Наличие в показаниях избыточных деталей, сообщений о неожиданных поворотах ситуации также согласовывались с критериями достоверности.

Пример из российской практики

Случай, о котором пойдет речь, стал предметом комплексного анализа в рамках психолого-психиатрической экспертизы. На ее рассмотрение было вынесено несколько вопросов, включая тот, что имеет отношение к затронутой теме – анализу утверждений. А началось все так…

10 ноября 1992 г. около часа ночи в компрессорном помещении станции Иркутск-сортировочный обнаружили труп механика Полины Киптун, убитой на рабочем месте 17 ударами колюще-режущего орудия. Вещи и деньги потерпевшей остались нетронутыми, двери помещения были заперты изнутри, а одно из окон оказалось открытым. Киптун заступила на смену 9 ноября в 20 часов. Она характеризовалась положительно, отличалась осторожностью и держала запертыми двери компрессорной во время своего дежурства.

На протяжении следующих 6 лет тщательной оперативной обработке подвергались лица из окружения потерпевшей, применялись различные технические средства оперативно-розыскной деятельности, в том числе и полиграф. Полученные сведения проверялись процессуальным путем, но раскрыть преступление не удавалось. В конце 1998 г. следствие приступило к проверке версии об убийстве Киптун ее бывшим сослуживцем Кривовым, особо опасным рецидивистом. Работа осложнялась тем, что Кривов весной 1994 г. был арестован за покушение на убийство членов своей семьи. Находясь под следствием, он скончался в следственном изоляторе в мае 1996 года.

С помощью оперативных работников были установлены сокамерники Кривова. Они дали показания о том, что Кривов рассказывал им про совершенное с помощью ножа убийство женщины на станции Иркутск-сортировочный. Сын, дочь и сожительница Кривова показали на допросах, что он ушел из дома 9 ноября 1992 года в 19 часов, а вернулся около 22 часов в подавленном настроении, начал пить водку, пытался повеситься и говорил, что завтра они узнают причину этого. В ту же ночь Кривов уничтожил свою одежду и обувь, в которой уходил из дома, а сыну сообщил, что убил Киптун в помещении компрессорной. Позднее он рассказал домашним, что убийство совершил без свидетелей и никто не докажет его вину.

Дополнительно допрошенные по делу знакомые Кривова пояснили, что он отличался злобным и мстительным характером; незадолго до смерти Киптун имел с ней конфликт; знал способ проникновения в запертую компрессорную через окно. Проведенный следственный эксперимент показал, что путь от жилища Кривова до здания компрессорной занимает 25 минут при средней скорости движения пешком. Таким образом Кривов имел возможность совершить данное преступление и вернуться домой в период между 20 и 22 часами. Наступление смерти потерпевшей в указанный промежуток времени подтвердила и судебно-медицинская экспертиза.

По делу было допрошено большое число свидетелей, знавших Кривова, что позволило назначить посмертную комплексную психолого-психиатрическую экспертизу. На ее решение поставили вопросы о ретроспективной характеристике Кривова и его вменяемости, мотивации его поведения в ночь на 10 ноября 1992 г., а также о соответствии психологическим особенностям его личности доверительных рассказов родным и сокамерникам о совершенном убийстве.

Комиссия из 6 опытных специалистов реконструировала подробный психолого-психиатрический портрет Кривова и пришла к выводу, что его поведенческие реакции в ночь на 10 ноября 1992 г., включая попытку суицида и уничтожения одежды и обуви, обусловлены острым переживанием возможности изобличения в убийстве Киптун. Доверительные рассказы сокамерникам, признание в убийстве Киптун своим родственникам соответствуют, по мнению экспертов, его психологическим особенностям и не содержат элементов фантазии. В момент совершения преступления Кривов являлся вменяемым.

Выводы экспертов использовались следователем наряду с другими доказательствами при вынесении обоснованного постановления о прекращении уголовного дела в связи со смертью Кривова, виновного в совершении убийства Киптун.^[42]

Глава 7 Психолого-криминалистическое исследование загадочной смерти

Одной из важнейших форм использования достижений психологии в уголовном процессе является судебно-психологическая экспертиза. За помощью к судебным экспертам-психологам правоохранительные органы и суд обращаются при решении различных задач. Ряд из них связан с преодолением трудностей, которые возникают при установлении субъективной стороны исследуемого деяния. Преодолению указанных трудностей способствует экспертное психологическое исследование личности потерпевших, свидетелей, обвиняемых в целях выявления каких-либо признаков психического облика испытуемого. В таких случаях на разрешение экспертизы могут быть поставлены разные вопросы, в том числе такие, которые направлены на установление:

• способности психически здоровых обвиняемых, свидетелей и потерпевших воспринимать имеющие значение для дела обстоятельства и давать о них правильные показания;

• способности психически здоровых потерпевших по делам об изнасиловании правильно понимать характер и значение совершаемых с ними действий и оказывать сопротивление виновному;

• способности отстающих в психическом развитии несовершеннолетних обвиняемых полностью сознавать значение своих действий и руководить своими действиями;

• наличия или отсутствия у обвиняемого в момент совершения противоправных действий состояния физиологического аффекта или иных эмоциональных состояний, способных существенно повлиять на его сознание и деятельность;

• находился ли обвиняемый в период, предшествовавший совершению преступления, и(или) в момент совершения преступления в эмоциональном состоянии, существенно влияющем на способность правильно осознавать явления действительности, содержание конкретной ситуации и на способность произвольно регулировать свое поведение;

• возможности возникновения у субъекта различных психических состояний или выявление индивидаульно-психо-логических особенностей, делающих невозможным или затрудняющих выполнение профессиональных функций (в авиации, автомобильном и железнодорожном транспорте, в работе оператора автоматизированных систем на производстве и т.п.);

• наличия у субъекта конкретных индивидуально-психических свойств, эмоционально-волевых особенностей, черт характера (например, повышенной внушаемости, импульсивности, подражательности, повышенной возбудимости и др.), способных существенно влиять на содержание и направленность действий в определенной ситуации.^[43]

Судебно-психологическая экспертиза живых участников уголовного процесса – важное, но не единственное направление судебно-психологических исследований. Не менее важным и к тому же более сложным направлением является исследование, проводимое после смерти какого-либо участника (реального или потенциального) уголовного процесса.

В том случае, когда следствие располагает сведениями о совершении определенными лицами действий, провоцирующих самоубийство (доведение до самоубийства), а также при возникновении предположения относительно инсценирования самоубийства, главный вопрос, который ставится перед назначенной судебно-психологической экспертизой, связан с установлением наличия или отсутствия у покойного в период, предшествовавший смерти, психического состояния, предрасполагающего к самоубийству (суициду). Если такое состояние имело место, выясняется, чем оно было вызвано.

В структуру факторов, побуждающих суицидальные настроения и действия, включая таинственные, не сразу распознаваемые случаи суицида, становящиеся предметом дискуссий даже среди специалистов, относятся непреодолимый страх, который испытывают некоторые лица, виновные в совершении преступлений, перед лицом неотвратимого наказания за содеянное, а также нежелание нести всю меру ответственности за причиненное другим зло.

В июне 1982 г. в контейнере на станции Тайшет случайно обнаружили труп пожилого мужчины с многоосколочным переломом черепа, причиненным тормозной колодкой. Хотя личность погибшего идентифицировать не удалось, но совокупность доказательств указывала на бродяжнический образ жизни потерпевшего. В процессе оперативно-розыскных мероприятий был установлен свидетель Р., показавший, что убийство мужчины в контейнере совершил неоднократно судимый "Иван" – без определенного места жительства, обитавший в районе станции Тайшет. Со слов "Ивана" ему известно, что преступление совершено на почве ссоры во время распития спиртного. Убийца очень переживал, что милиция активизировала поиски и может его задержать. Испытывая большое беспокойство, он говорил, что в тюрьму ни за что не попадет.

По фотоснимкам Р. опознал Тюменева И.М., 1924 года рождения, ранее судимого за бандитизм и убийства, ведущего бродяжнический образ жизни. Было установлено, что Тюменев спустя 10 дней после обнаружения трупа в контейнере ушел в безлюдное место, на глазах машиниста двигавшегося поезда лег головой на рельсы и погиб.

На протяжении последующих 16 лет данное уголовное дело считалось "безнадежным". В 1998 году расследование по нему возобновили и поручили его двум опытным работникам Восточно-Сибирской транспортной прокуратуры. Они обратили внимание на то, что Тюменев совершил самоубийство, будучи трезвым. По имеющимся материалам, покойный никогда раньше не высказывал суицидальных намерений. Таким образом, на этот последний шаг его должна была толкнуть очень веская причина.

После сбора характеризующего личность умершего материала была назначена посмертная психолого-психиатрическая экспертиза. Специалисты определили Тюменева как психопата с явным регрессом субличностных культур. Он всегда был злобным, агрессивным, эгоистичным. В личностных контактах склонен был к развязыванию и усугублению конфликтов, эмоциональное возбуждение протекало у него в форме агрессивных действий, направленных на людей.

По мнению экспертов, рассказ Тюменева свидетелю Р. о совершенном убийстве является попыткой психического "очищения". Зная о проведении милицией активных розыскных действий, направленных на раскрытие этого преступления, Тюменев начал испытывать аффективную дезорганизацию психики в результате фрустрации (безвыходного положения). Состояние фрустрации у Тюменева эксперты объяснили его физической и социальной личностной деформацией, переживанием правонарушения, которое в любой день могло быть раскрыто, что привело бы пожилого, больного и одинокого человека в места лишения свободы. Нарастающее эмоциональное напряжение вызвало острое кризисное состояние, отчего Тюменев, будучи в глубокой степени активной дезорганизации, вызвавшей сужение сознания, склонился к аутоагрессии.

Это заключение комплексной посмертной экспертизы позволило вынести мотивированное постановление о прекращении уголовного дела в связи со смертью лица, совершившего данное преступление.^[44]

Необходимость в квалифицированных постмортальных психологических исследованиях резко возрастает, а их значимость увеличивается в случаях загадочных смертей, когда далеко не сразу и не всегда следователям, органу дознания, суду удается определить, что это – убийство, самоубийство, доведение до самоубийства или несчастный случай.

Вопрос этот относится к категории задач повышенной сложности. Ответы на него даются не всегда точно. Заключения экспертов не во всех случаях аргументированны. Все это осложняет задачи следствия и суда по установлению истины, правильной оценке ситуации и принятию обоснованных решений.

Такое положение отчасти объясняется тем, чго следствие не во всех случаях предоставляет в распоряжение экспертов в полном объеме необходимые им материалы. В то же время на качестве производимых экспертиз негативно сказывается недостаточность теоретически проработанной базы исследований рассматриваемого плана. В этом отношении может оказаться полезным более глубокое изучение российскими специалистами зарубежного опыта. Достижения в этой области на Западе, на наш взгляд, представляют практический интерес и для оперативно-розыскной и следственной практики с точки зрения оптимизации взаимодействия следователей и психологов, правильной оценки и использования заключений последних в дальнейшей работе по уголовным делам. Особого внимания в этой связи заслуживает метод, получивший на Западе название судебно-психологической аутопсии. О нем и пойдет речь в следующем параграфе.

Дата добавления: 2015-07-02