Стихотворные произведения 3 страница

Дело в том, что Хуану Рамиресу еще не было 21 года, и он считался несовершеннолетним. Поэтому для выездки за границу юноше было необходимо разрешение родителей. Мануэль Франсиско Рейн пишет, что пара простилась на Мадридском вокзале Аточа в июле 1936 году. Лорка поехал в Гранаду, чтобы проститься с родителями перед тем, как бежать с Хуаном в Мексику. Правда, Рафаэль Мартинес Надаль, друг Лорки, который оставил воспоминания о последних днях пребывания поэта в Мадриде и провожал его на тот самый поезд в Гранаду, о Хуане не упоминает вовсе.

После отъезда Федерико в Гранаду, Хуан отправился в Альбасете, просить у отца разрешения на путешествие. Отец не просто отказал ему, но поднял такой крик, что угрожал передать сына полиции, если тот осмелится покинуть город. Лорка якобы звонил ему и воодушевлял, просил быть терпеливым. Затем он выслал возлюбленному из Гранады письмо, датированное 18 июля. На этом след их отношений обрывается. В Испании начинается Гражданская война, в августе поэта арестуют и расстреляют. Весть о смерти Лорки потрясла Рамиреса де Лукаса, который ощущал свою вину в его гибели.

Хуан втайне от всех хранил письма Лорки, в которых тот признавался ему в любви, а также дневники, фотографии и веточку флердоранжа, вложенную в одно из писем. Он молчал более 70 лет, и лишь незадолго до смерти, в 2010 году, передал эти документы своей сестре, разрешив предать их гласности. Та, в свою очередь, ознакомила с архивом брата Мануэля Франсиско Рейну, благодаря чему и появился роман «Тёмная любовь». Здесь же впервые было опубликовано неизвестное ранее стихотворение Лорки, где поэт признается в своем безнадежном влечении к юноше.

Aquel rubio de Albacete

vino, madre, y me miró.

¡No lo puedo mirar yo!

Aquel rubio de los trigos

hijo de la verde aurora,

alto, sólo y sin amigos

pisó mi calle a deshora.

La noche se tiñe y dora

de un delicado fulgor

¡No lo puedo mirar yo!

Aquel lindo de cintura

sentí galán sin...

sembró por mi noche obscura

su amarillo jazminero

tanto me quiere y le quiero

que mis ojos se llevó.

¡No lo puedo mirar yo!

Aquel joven de la Mancha

vino, madre, y me miró.

¡No lo puedo mirar yo!

В нынешнем сборнике стихотворение опубликовано на русском впервые в переводе И.Корнилова.

И все же многое в жизни Федерико Гарсиа Лорки остаётся под покровом тайны, под запретом неприкосновенного. И многое еще предстоит открыть, вынести на свет из сумрака истории. Это лишь несколько событий последних лет, касающихся личности Лорки, который, бесспорно, остается одной из ключевых фигур в культуре ХХ века.

48.

Сальвадор Дали, узнав о смерти Лорки, впадет в состояние безумия, выкрасит все свои полотна в черный цвет, сам измажется в черную краску…

Более полувека о дружбе Лорки и Дали почти ничего не знали из первых рук. Несколько страниц в «Тайной жизни» и «Дневнике гения» и печально знаменитая фраза из интервью: «Особенно хорошо идет сардинка под воспоминания о покойничках, особенно тех, кого расстреляли в гражданскую войну. Я, конечно же, в первую очередь имею в виду моего друга Федерико Гарсиа Лорку!» Ана Мария не простила брату этих слов - они легли на ту же чашу весов, которую уже тянула к земле фраза, «Приятно плюнуть на материнский портрет!». Фраза о матери была своего рода вступительным взносом Дали в товарищество сюрреалистов, а рассуждение о сардинке и погибшем друге — данью маске, которая все надежнее скрывала его лицо. Но даже если сестра и отец в конце концов поняли это, простить было почти невозможно.

Отношения с отцом у Дали будут постепенно улучшаться, и в конце концов дон Сальвадор даже признает роль ведьмы-жены в жизни сына: «Без Галы он закончил бы под парижским мостом». Но с сестрой художник так и не помирился по-настоящему.

В 1949 году Ана Мария Дали опубликовала книгу, которую назвала «Сальвадор Дали глазами сестры». Воспоминания Аны Марии появились через семь лет после публикации в США «Тайной жизни Сальвадора Дали, написанной им самим». В 1944-м Ана Мария прочла аргентинское издание книги брата и взялась за перо, чтобы рассказать о том, что было, раз уж в «Тайной жизни» главенствует то, чего не было.

Книга сестры привела Дали в бешенство. Сальвадор навсегда вычеркнул ее из своего сердца. Он продолжал оскорблять её до конца жизни.

Сколько ни восхищайся собой, не обрадуешься, если без спросу печатают твои детские опусы и посягают на любимое, годами лелеемое детище — Великий Миф-Маску. И если двадцать лет назад семья не простила Дали, то теперь настал его черед не прощать, правда, в отличие от сестры, во весь голос. По меньшей мере, лет десять во всяком интервью он номинал всуе сестрины мемуары, меняя регистры — от негодования и угроз до демонстративной жалости, но Ана Мария не вступила в полемику. Одиночество научило ее решимости и молчанию. Книга была для нее исполнением долга перед тем, что кануло без возврата, и перед братом, которого она так преданно любила — и которого потеряла.

Примечательно, что свои воспоминания Ана Мария заканчивает следующими словами: «Анекдоты, байки, историйки о Дали не сходят со страниц книг, газет и журналов. И публика потешается. Может, кому-то это претит, но большинству нравится. Те же, кто помнит, какая пропасть разделяет человека, каким был когда-то Дали, и его нынешнюю маску, не могут скрыть печали. Больно видеть, как маска прирастает к лицу того, кого любишь...»

С братом они не виделись (если не считать двух мимолетных встреч, не доставивших никому радости) с тридцатых годов и прожили последние сорок лет в одном — крохотном — городе, не желая даже слышать друг о друге…

Почти всю свою жизнь, столь же долгую, как и у брата, Ана Мария провела в родительском, давно опустевшем доме, в любимом приморском городке. Ана Мария жила одна, замкнуто, отрешенно, мало кого принимала, не давала интервью, а когда все же (считанные разы) соглашалась на встречу, говорила только о детстве и юности, избегая вопросов о брате не из-за книги — другой реакции от него она не ждала. Ана Мария ничего ему не простила — ни оскорбления материнской памяти, ни оскорбления памяти Лорки, не приняла извинений, единожды принесенных, и не выслушала пространных объяснений. О брате она не говорила никогда, но если журналистские расспросы становились слишком настойчивы, расставляла точки над і: «У меня был брат. У меня давно нет брата». А если собеседник оказывался приятен, иногда добавляла, неожиданно мягко улыбаясь: «Поговорим лучше о Федерико».

Подробности своей дружбы с Лоркой Сальвадор будет хранить в тайне всю жизнь, и только перед самой смертью поведает о них миру, причем в выгодном ему свете.

Всю жизнь с Дали его жена Гала играла роль серого кардинала, предпочитая оставаться на втором плане. Некоторые считали ее движущей силой Дали, другие – ведьмой, плетущей интриги. Когда английский тележурналист Рассел Харти брал у Дали интервью для телепрограммы Би-Би-Си в 1973 году, Гала нехотя согласилась появиться в дверях на несколько секунд. Но когда съемочная группа Харти собралась последовать за Дали в бассейн, она вообще исчезла. Возможно, теперь она устала от кривляния и трюков, рассчитанных на публику. В августе 1962 года Музе исполнилось шестьдесят восемь. Она делала пластические операции и гонялась за молодыми красавцами с удвоенной энергией, осыпая своих фаворитов деньгами. Говорили, что «ее мальчики стоят целое состояние». Иногда любовники не ограничивались тем, что брали подарки от Галы. Один из них, Эрик Сэмон, романтически обедал с Галой в ресторане, а в это время его сообщники пытались угнать ее машину. Однако Гала привлекала молодых любовников не только деньгами: некоторые были очарованы ею как женщиной. Как, например, Уильям Ротлейн, 22-летний наркоман, болтавшийся на улицах Нью-Йорка. Гала накормила Уильяма, очень похожего на молодого Дали, одела, отучила от наркотиков и привезла в Верону, где обычно заставляла своих пассий клясться в вечной любви. На этот раз любовь действительно была долгой и страстной. Ротлейн слал Гале телеграммы из Америки: «Я ничего не понимаю я люблю тебя я не употребляю наркотики я не пью я потерян я люблю тебя я схожу с ума пожалуйста телеграфируй мне или позвони немедленно ты мне нужна я люблю тебя ты нужна мне не покидай меня». В какой-то момент Дали даже был уверен, что Гала уйдет к Уильяму. Неврозы Дали мешали Гале вести полнокровную жизнь. Есть мнение, что она пыталась отравить своего супруга. Слабые и больные, Дали и Гала уже не могли, как обычно, уезжать на зиму в Америку или в Париж. Сырая погода и трамонтана усугубляли тоску... Они постоянно ссорились. Во время одного из скандалов из-за Фенхольта Дали в ярости сдернул жену с кровати, и она сломала два ребра. В другой раз она упала с лестницы - быть может, не без помощи Дали. Муза художника умерла 10 июня 1982. Тело Галы забальзамировали лучшие барселонские специалисты: Дали хотел, чтобы оно как можно дольше не подвергалось тлену. Ее похоронили в любимом красном платье от Диора. Смерть Галы была для Дали большим горем. Жизнь художника становилась все мрачнее. Он хотел, но не мог писать - страшно дрожала правая рука. Медсестра Эльда Феррер вспоминает: он с трудом говорил, постоянно рыдал и часами издавал животные звуки. В своих галлюцинациях Дали воображал себя улиткой. «За два года я услышала только одну внятную фразу: мой друг Лорка». Ухаживать за Дали было настоящим кошмаром. Он бросался в сиделок тарелками с едой, плевался, царапался. По ночам Дали боялся спать. К его кровати был протянут провод с колокольчиком, в который он остервенело звонил, когда хотел вызвать сиделку. Обычно это случалось по нескольку раз за ночь. Последние годы жизни Дали провел под крышей своего Театра-музея в Фигерасе - в башне Галатеи. Вспоминал ли Дали, лежа в своей башне, обвешанный трубками, проклятие отца: что он умрет в одиночестве, нищете, без друзей и родных? Он умер 23 января 1989 года, держа за руку своего верного слугу Артуро Каминаду, который почти 40 лет работал у художника и считал его и Галу своей семьей. Каминада с горечью сказал: «Сеньор Дали никогда никого не любил». Жизнь, прожитая под знаком стыда, причинила боль многим людям. Последними словами Дали были: «Я хочу домой». Какой дом вспомнился ему? Гостиничный номер неподалеку от Марселя, который два месяца он и Гала не покидали, предаваясь любви? Чердак в отцовском доме Фигераса, где ему позировала юная Ана Мария? Дом, где он родился, где всюду стояли цветы и жили в клетках любимые канарейки матери? А может, терраса летнего домика в Кадакесе: под сенью эвкалиптов Ана Мария хохочет над шутками Лорки, и он сам тут, далекий и непонятный поэт, смотрящий на него глазами, полными восхищения, и улыбается, глядя на их веселье, отец...

Последнее желание Дали выполнено не было. Художник хотел быть похороненным с закрытым лицом, чтобы никто не видел его обезображенным старостью и болезнью. Но во время похорон на него смотрели 15 тысяч человек... Аны Марии среди них не было… Сальвадора Дали похоронили в центре его музея под не чем не обозначенной плитой.

Отказа от своей судьбы жизнь не прощает (не зря средневековый человек так заботился о том, чтобы достойно принять судьбу, сколь бы ни была она тягостна). Однако эту прописную истину понимают, лишь выстрадав и зная, что непрожитого уже не прожить, что жизнь разыграна по чужим нотам и отзвучала не той, единственно предназначенной мелодией, но эхом.

Уже в старости Ана Мария Дали передала дому-музею Федерико Гарсиа Лорки в Фуэнте Вакеросе письма поэта к ней и фотографии, сделанные летом 1927 года. На снимках - Лорка, Дали, гитарист Рехино Сайнс де ла Маса, сумасшедшая старуха Лидия, беседы с которой восхищали поэта, соседские дети и сама Ана Мария (благо уже был изобретен автоспуск). Непритязательные домашние снимки и письма в пожелтелых от времени конвертах: чуть выцветшие чернила и яркие цветные рисунки - натюрморты, виньетки, ноты, маски (Лорка любил украшать письма рисунками). Отдавая все это музею, Ана Мария не произносила речей, а просто сказала, словно бы про себя: «То была другая жизнь». И правда - другая. Как они молоды там, на этих снимках, как радуются жизни, морю и друг другу, еще не подозревая, что это лето - единственное. Дальше им - врозь. У них все еще впереди - стихи, живопись, театр, горечь разминовения, слава, война. Они не знают сроков, отмеренных судьбой. Не знают, что одного - Федерико - мир и запомнит таким, как в то лето, - счастливым и навеки юным. Здесь, в саду, за беленой стеной, под ослепительной синью лазурного неба, у скалы по имени Орлица, над прозрачной - до дна - морской гладью они совершенно по-детски дурачатся, подшучивая друг над другом, играют в игрушки, снимаются на память. Какой же долгой и горькой будет она для сестры одного и подруги? невесты? другого… Вот он и прозвучал, неизбежный, не раз заданный вопрос: «Скажите, Лорка был в вас влюблен?» Ана Мария не уходила от ответа, но отвечала всегда одинаково, сдержанно и коротко, тем пресекая дальнейшие расспросы: «Он мне никогда об этом не говорил». Ответ и простодушен, и лукав, и благороден - как прожитая жизнь. «Между мной и Федерико, - напишет Ана Мария, - существовало что-то непостижимое уму, какая-то таинственная, призрачная жизнь, в которую мы входили, как в сон. Все, что происходило там, казалось естественным, закономерным, понятным - словно иначе и быть не могло. Но после и особенно теперь, когда прошло столько лет, когда мне и самой уже непонятно, что это было, - что я могу объяснить другим!..” Сон нельзя досмотреть до конца, нельзя посмотреть снова; как ни старайся, нельзя рассказать - слишком тонки нити, из которых соткано это облако. Как бы ни был сон реален, четок, зрим, слово для него всегда приблизительно и однозначно, тяжеловесно и грубо.

Ана Мария умерла в Мадриде, пережив Федерико на много лет, так никогда и не выйдя замуж. Кроме писем, отданных в музей, она напишала мемуары, которые считала своим долгом перед искусством. Про них она будет говорить, что они спокойны, но не добры.

О дальнейшей судьбе Маргариты (Магдалены) Мансо, той самой, что любила Федерико и была рядом с ним в трудные периоды жизни, известно мало. Она станет довольно известной художницей. Муж ее, Альфонсо Понсе де Леон, присоединится к фалангистам, но будет убит в 1936 году, в самом начале Гражданской войны. 1936 год унесет из жизни Маргариты и Федерико, и ее мужа… Сама Маргарита уйдет из жизни в 1960 году.

Совсем по-иному сложится судьба Рафаэля Рапуна, гражданского мужа Лорки. Мария Тереса Леон, жена Рафаэля Альберти, хорошо знала Рафаэля Родригеса Рапуна и была в курсе отношений между ним и Лоркой. Когда в октябре тридцать шестого ответ генерала Гонсалеса Эспиносы Герберту Уэллсу был опубликован в мадридских газетах и стало ясно, что поэт действительно убит и что страшные слухи оказались правдой, она вновь встретила Рапуна. «Никто бы не мог страдать сильнее, чем этот спокойный с виду парень», – писала она в воспоминаниях. «Проходили часы, дни, ночи... Смерть стала казаться избавлением. И Рафаэль встретился со смертью на севере. Я убеждена, что, расстреляв все патроны, он просто дал себя убить. Это был его способ вернуть Федерико». Сиприано Ривас Чериф, арестованный нацистами в Германии и переданный в руки Франко, слышал подобную версию уже после своего освобождения из тюрьмы в 1945 году. Некто рассказал ему, что Рапун записался добровольцем в Республиканскую армию как только уверился в том, что фашисты убили Федерико; в одном из боев он выскочил из траншеи со словами «Я хочу умереть». Через несколько мгновений он упал как подкошенный. Ривас Чериф так и не смог проверить правдивость этой истории, которую он счел всего лишь красивой легендой. Но информация была верной. После окончания артиллерийских курсов (из нескольких возможных он выбрал те, что проводились в мурсийском городке Лорка) Рафаэль получил звание лейтенанта и летом 1937 года командовал батареей недалеко от Рейносы, на севере. Один из его солдат вспоминал его как человека «серьезного, культурного и малоразговорчивого». Это были дни наступления Франко на Сантандер, и бои на этом участке велись напряженные. Утром 10 августа батарея противостояла воздушным силам мятежников, и ближе к полудню, выдержав отчаянный натиск франкистов и получив небольшую передышку, Рапун с двумя товарищами отправился на поиски новой позиции для батареи. Они остановились на окраине городка Барсена де Пас де Конча, где воздушный налет застал их врасплох. Двое солдат, бывших с Рапуном, бросились на землю, но Рафаэль остался сидеть на бруствере. Разорвавшийся в двух шагах снаряд смертельно ранил его. В свидетельстве о смерти Рапуна написано, что он скончался 18 августа 1937 года в военном госпитале Сантандера от множественных ранений в спину и поясничную область. Лорка – и едва ли Рафаэль мог об этом знать – был убит в тот же самый день за год до этого. Никто в госпитале не знал ни возраста артиллерийского лейтенанта, ни места его рождения, ни имен его родителей. Не осталось записей о его последних минутах, о предсмертной просьбе, вообще о каких-либо сказанных им перед смертью словах. Он был похоронен на кладбище Сириего на берегу Кантабрийского моря. Спустя восемь дней Сантандер перешел в руки Франко. В июне, двумя месяцами ранее, Родригес Рапун отметил свой двадцать пятый день рождения…

После пришествия к власти Франко, Маргарита Ксиргу, великая испанская актриса, сотрудничавшая с Лоркой и игравшая главные роли в большинстве его пьес, отказалась возвращаться в Испанию, перебралась в Аргентину, где началась её деятельность в качестве режиссёра театра. Она ставила классическую и современную драматургию, сделала немало для пропаганды пьес Лорки в мире. Умерла в 1969 году.

Луис Буньюэль во время разгула фашизма в Европе уехал в Мексику, где принял мексиканское гражданство и смог реализовать себя как режиссер. Посетить Испанию, страну своей юности, смог лишь в 1960 году. Все фильмы Буньюэля сняты в стилистике сюрреализма: разрыв логических связей, кошмарно-гротескные видения, подражания ночным кошмарам. Впрочем, иногда он отступал к реализму. Буньюэль вошел в историю как автор кинолент, ставших классикой мирового кино: это «Виридиана», «Забытые», «Назарин», «Дневная красавица» и «Тристана», «Скромное обаяние буржуазии», «Призрак свободы». Последний фильм «Этот смутный объект желания» – о страсти пожилого мужчины к молоденькой девушке; роль девушки исполняют две актрисы, воплощающие разные стороны одной личности… За вклад в мировое киноискусство режиссер был удостоен призов на кинофестивалях в Сан-Себастьяне (1977), Москве (1979), Венеции (1982), два раза получал премию Оскар – за фильмы «Скромное обаяние буржуазии» и «Этот смутный объект желания». Последние годы жизни Буньюэль провел в Мексике. На склоне лет он окончательно потерял слух, а затем и зрение. О своей жизни и творчестве он рассказал в книге мемуаров «Мой последний вздох», опубликованной в 1982 году. Буньюэль скончался 29 июля 1983 года в Мехико от сердечной, печеночной и почечной недостаточности. Он похоронен в капелле доминиканского монастыря Сан Альберто Маньо в Университетском культурном центре в Мехико. Буньюэль оставил значительный след в испанском кинематографе, который не угас и по сей день: главный его преемник и наследник творческих наработок, Педро Альмодовар, является сегодня самым известным испанским режиссером в мире. Через связь с Буньюэлем в творчестве Альмодовара появляются и некоторые черты лоркианского творчества – особенно это заметно в стремлении к слиянию трагических и комических начал, выдвижении на первый план женских образов, гомосексуальной тематике. Особенно близок к традициям театра Лорки фильм Альмодовара «Возвращение» (2006), а герои его трагифарса «Всё о моей матери» (1999) в финале ставят на сцене «Кровавую свадьбу». Связь испанской традиции налицо.

В изгнании умерли все учителя, друзья и знакомые Лорки, потерявшие родину – Фернандо де лос Риос, Мануэль де Фалья, Хуан Рамон Хименес, Хосе Морено Вилья, Эдуарде Угарте, Альберто Санчес, и много других.

История – это не только войны и политические скандалы, мирные соглашения и катастрофы. История – это судьбы, бесконечно умчавшиеся, невозвратимые. От людей остались фотографии, стихотворения, картины и кинофильмы, но их самих не вернуть, не возродить их угаснувшие в прошлом глаза.

БИБЛИОГРАФИЯ ФЕДЕРИКО ГАРСИА ЛОРКИ

· «Впечатления и пейзажи» («Impresiones y paisajes», 1918)

· «Книга стихов» («Libro de poemas», 1918-1920; изд.1921)

· «Стихи о канте хондо» («Poema del cante jondo», 1921; изд. 1931)

· «Первые песни» («Primeras canciones», 1921-1922; изд. 1936)

· «Сюиты» («Suites», 1920-1923; изд. 1983)

· «Песни» («Canciones», 1922-1924; изд. 1927)

· «Ода Сальвадору Дали» («Oda a Salvador Dalí», 1926)

· «Цыганское романсеро»(«Romancero gitano», 1924-1927, изд. 1928)

· «Поэт в Нью-Йорке» («Poeta en Nueva York», 1930; изд. 1940)

· «Плач по Игнасио Санчесу Махиасу» («Llanto por Ignacio Sánchez Mejías», 1935)

· «Шесть стихотворений по-галисийски» («Seis poemas Gallegos», 1935; изд. 1940)

· «Диван Тамарита» («Diván del Tamarit», 1936; изд. 1938)

· «Сонеты о тёмной любви» («Sonetos del amor oscuro», 1936; изд. 1983)

Дата добавления: 2015-07-02