Парадигма политологии 4 страница

Характеристика политической деятельности и политических отношений как систем означает необходимость их изучения как некоторых целостностей, когда целое не равно сумме частей, не сводимо к ней, не меньше и не больше суммы частей, когда оно качественно иное, т. е. означает необходимость их изучения как органических систем. Они должны изучаться не только и не столько как закрытые, сколько как в той или иной мере (частично или в полной мере) от крытые системы, которые (даже такие «закрытые системы», как политические системы СССР или современной России) обмениваются чем-либо с окружающей средой, другими системами. Они должны изучаться не только как статические, но и как динамические системы, как находящиеся не только в равновесном, но и неравновесном состоянии. Они должны изучаться как системы, которые могут включать в свой состав не только однородные, но и противоположные элементы, обладающие не только сходными, но и противоположными свойствами, и, следовательно, вступающие в противоречивые отношения друг с другом, что характерно, прежде всего, для динамических, неравновесных систем. Противоречие является их существенной характеристикой и важнейшим принципом их познания (при этом надо иметь в виду, что в данном случае принцип противоречия не имеет ничего общего с формально-логическим законом, принципом противоречия, выражающемся в отрицании, запрещении, недопустимости противоречия в высказываниях, суждениях). Они должны изучаться как системы, имеющие относительно гибкую структуру, неустойчивость, нестабильность и, следовательно, возможность развития, ибо «без неустойчивости нет развития»[110], возможность изменения вообще. Их необходимо понять не только как постоянно функционирующие, но и как постоянно изменяющиеся, эволюционирующие, развивающиеся системы, необходимо описывать и объяснять генезис, происхождение и дальнейшее изменение или развитие тех или иных их структур. Причём это изменение, во-первых, «характеризуется чередованием устойчивых областей, где доминируют детерминистические законы, и неустойчивых областей, вблизи точек бифуркации, где перед системой открывается возможность выбора одного или нескольких вариантов будущего»[111], во-вторых, может носить характер коэволюционного [112] процесса, в котором изменения одних систем сопряжены с изменениями других систем. При этом необходимо учитывать, что при определённых условиях эти системы – политическая деятельность и политические отношения – могут утратить свои системные качества. Происходящие в этих системах процессы, в том числе их функционирование и изменение, могут носить либо обратимый характер, когда они обратимы, либо, наоборот, необратимый характер, когда они необратимы. Если обратимые процессы – это процессы, которые могут осуществляться в обратном направлении, последовательно повторяя в обратном порядке все промежуточные состояния системы, то необратимые процессы – это процессы, которые не могут осуществляться в обратном направлении.

Реальные процессы, протекающие в этих системах, строго говоря, всегда являются необратимыми процессами. Их обратимость или необратимость определяется состоянием систем, которое может быть равновесным или неравновесным и определяется, в свою очередь, характером её элементов и отношений между ними. Однородность системы может привести её в равновесное состояние и вызвать в ней обратимые процессы, тогда как её неоднородность, противоречивость, наоборот, может привести её в неравновесное состояние и вызвать в ней необратимые процессы. Политическая деятельность и политические отношения должны рассматриваться как системы, в которых протекают не только и не столько обратимые процессы, сколько необратимые процессы. Они функционируют и изменяются, эволюционируют, развиваются преимущественно как необратимые системы, поскольку они являются элементами общества, а «общество почти лишено стационарных состояний» и «происходящие в обществе процессы развития, благодаря присущей им стохастике и непрерывной чреде бифуркаций, приобретают необратимый, малопредсказуемый и всё более разнообразный характер»[113].

Функционирование и изменение, эволюция, развитие политической деятельности и политических отношений, протекающие в них процессы могут носить либо линейный, либо нелинейный характер. В первом случае это функционирование и изменение, эти процессы осуществляются безальтернативно, лишь в одном-единственном направлении, тогда как во втором случае – в нескольких альтернативных направлениях, имея возможность выбирать одно из них. Исходя из этого, и сами эти системы характеризуются либо как линейные, либо как нелинейные. Нелинейная система – это всегда открытая, динамичная, неустойчивая, изменчивая система. Политическая деятельность и политические отношения – это системы, которые могут рассматриваться не только и не столько как линейные, сколько как нелинейные системы. Для любой нелинейной системы благодаря её неустойчивости и необратимости характерны повышенная непредсказуемость или, наоборот, пониженная предсказуемость её функционирования, изменения, эволюции, развития и хаотичность её переходных состояний, которые, тем не менее, могут выступать в качестве созидающего, конструктивного начала, порождать в ней порядок, организованность, а также, следовательно, её устойчивость и предсказуемость. По мере упорядочения системы, установления в ней порядка, усложнения её организации происходит ускорение её изменения, эволюции, развития и, следовательно, понижение уровня её стабильности, устойчивости и предсказуемости, что вновь может возвратить её в хаотическое и непредсказуемое состояние. Политология, исследуя политическую деятельность и политические отношения, должна учитывать это. Хаос и непредсказуемость, нередко царящие в них, механизмы вырастания, порождения, возрастания в них порядка, организованности и предсказуемости должны находиться в центре внимания политологии. Политологи должны видеть в них не только факторы стабилизации, устойчивости, организации, упорядочения и предсказуемости, но и факторы, вызывающие нестабильность, неустойчивость, хаос, беспорядок и непредсказуемость. Они должна как бы «схватить» эти противоположные, но взаимосвязанные свойства политической деятельности и политических отношений: стабильность и нестабильность, порядок и хаос, определённость и неопределённость, предсказуемость и непредсказуемость.

Нарастание неустойчивости, нестабильности, хаоса, непредсказуемости в системе возникает главным образом благодаря увеличению её колебаний, или флуктуаций [114] – случайных отклонений от некоторого центрального, или среднего, направления её функционирования, изменения, эволюции, развития (рис. 5.3).

----------------------------------------------------------------------------------

t

Рис. 5.3. Амплитуды колебаний (флуктуаций) политики

Оно, как правило, происходит внутри или вблизи её бифуркации [115] – в «момент» и «точке» разветвления одного центрального (среднего) и реально существующего направления её функционирования или изменения, эволюции, развития по нескольким возможным альтернативным направлениям (рис. 5.4).

----------------------------------------------------------------------------------

t

Рис. 5.4. Рост амплитуды колебаний (флуктуаций) политики

вблизи точки бифуркации

«Вблизи точек бифуркации в системах наблюдаются значительные флуктуации. Такие системы как бы «колеблются» перед выбором одного из нескольких путей эволюции....Небольшая флуктуация может послужить началом эволюции в совершенно новом направлении, которое резко изменит всё поведение макроскопической системы»[116]. Здесь зависимость настоящего и будущего системы от её прошлого практически исчезает, но зато обнаруживает, проявляет себя некоторая предопределённость, зависимость развёртывания её процессов, функционирования и изменения от её будущего состояния, которое как бы организует, формирует, изменяет наличное её состояние.

Политическая деятельность и политические отношения могут быть либо самоорганизующимися, либо слабоорганизованными, либо внешне организованными. В первом случае их функционирование и изменение, а также функционирование и изменение, упорядочение и координация или субординация их элементов происходит под влиянием не только и не столько внешних, сколько внутренних факторов, автоматически, «само собой». Во втором случае их элементы слабо упорядочены, скоординированы, иерархичны. В третьем случае их функционирование и изменение, а также функционирование и изменение, упорядочение и координация или субординация их элементов происходит под влиянием не только и не столько внутренних, сколько внешних факторов. Слабо организованные политические деятельности и политические отношения могут трансформироваться сначала во внешне организованные, а затем и в самоорганизующиеся системы. И наоборот, самоорганизующаяся или внешне организованные политические деятельности и политические отношения могут трансформироваться в неорганизованные системы. Для самоорганизующихся форм политической деятельности и политических отношений характерны такие черты, как: открытость – для других систем; гибкость структуры; нелинейность – множество путей их эволюции и возможность выбора из данных альтернатив; их непредсказуемость; хаотичность их переходных состояний. Кроме того, они характеризуются способностью активно взаимодействовать со своей средой, изменять её в направлении, обеспечивающем наиболее успешное их функционирование, а также способностью учитывать собственный прошлый опыт и когерентностью – сцеплением, связью, согласованностью во времени протекающих в них процессов.

Все системы, в том числе политическая деятельность и политические отношения, в той или иной мере детерминированы. Следует согласиться с мнением А. Пуанкаре, для которого наука явно детерминистична, так как она такова по определению. Недетерминистической же науки не может существовать, а мир, в котором не царит детерминизм, был бы закрыт для учёных[117]. Детерминизм систем не сводится к какой-то одной его форме, например, механистической. Он может проявляться, выражаться, в частности, в форме вероятности и включать в себя случайность. Поэтому утверждение И. Пригожина о том, что современная наука перестала быть детерминистической, что нестабильность в некотором отношении заменяет детерминизм[118], является чрезмерно сильными и категорическими, ибо в неустойчивых, нестабильных системах «появляется в некотором смысле высший тип детерминизма – детерминизм с пониманием неоднозначности будущего и с возможностью выхода за желаемое будущее»[119].

Политическая деятельность и политические отношения должны рассматриваться не с позиций механистического детерминизма, а как вероятностно детерминированные системы, детерминизм которых проявляется, выражается в форме вероятности ивключает в себя случайность. При этом определяющее, доминирующее значение здесь должны иметь вероятностно-статистические закономерности, pакономерности стохастического характера, учитывающие случайность, которые с особой силой проявляются в неустойчивых состояниях и сферах политической деятельности и политических отношений вблизи моментов и точек бифуркации, где возникает возможность выбора вариантов будущего. Политическая деятельность и политические отношения детерминированы не только прошлым или настоящим, но и будущим. И в этом ещё одно отличие данной формы детерминизма от его механистической (или классической) формы, которое связано в первую очередь со спецификой власти и политических отношений. Политическая деятельность и политические отношения детерминированы в первую очередь мотивами и целями, а затем их объектом (предметом), средствами и результатами, а также той жизненной ситуацией, в которой они возникают и существуют. Они никогда не являются как всецело свободными, независимыми от внешних обстоятельств и своих собственных элементов, так и полностью зависимыми от них, полностью предопределёнными, детерминированными ими.

С точки зрения системно-синерго-деятельностной парадигмы во главе, в начале, центре и конце исследования политической деятельности и политических отношений должен стоять осуществляющий их человек. Вспомним Протагора с его принципом: «Мера всех вещей – человек»! Этот человек может выступать в них либо как единичная, отдельная личность, либо как коллектив, группа, множество, совокупность личностей. Политология должна ориентироваться на человека как субъекта и контрсубъекта политической деятельности и политических отношений, который всегда включён в них в качестве такового и потому должен стать начальным, центральным и конечным пунктом любого политологического исследования. При этом особое внимание должно уделяться не только коллективному, общему, но и личностному, особенному, единичному, уникальному и индивидуальному, однако на основе познания общего, или закономерного, которое может быть «обществоведческим, отвечающим общесоциологическому критерию повторяемости..., и экзистенциональным, данным в научно-психологическом анализе личностных характеристик в строгом соответствии с реалиями эпохи»[120].

Наука, претендующая на изучение реальной политической деятельности и реальных политических отношений, в которых центральное место занимает человек, должна ориентироваться на этого человека, на их «человеческое измерение», на постижение в них духовного начала, которое не поддаётся количественному измерению. Представители западной общественно-политической мысли, пишет К. С. Гаджиев, нередко сетуют на дегуманизацию политической науки, на исчезновение человека, его интересов и потребностей из фокуса её внимания. Необходимо, указывают они, восстановить роль и значение человеческой личности как главного субъекта исследуемого наукой общественно-исторического процесса, вернуть в центр исследований человека и его основополагающие интересы, потребности, устремления[121].

Сегодня даже представители «наук о природе» начинают смотреть на мир с позиций, которые ранее были свойственны в первую очередь представителям «наук о культуре», когда взгляд учёного останавливается не только на том, что тиражируется, повторяется, но и на том, что является уникальным, неповторимым. Такой способ видения политической деятельности и политических отношений политология должна обязательно сохранить. Для политологии важно, как справедливо замечает А. С. Панарин, также попридержать характерный для неё «прометеев пафос – нетерпеливое стремление технологически обработать, обуздать «слепую органику» социума»[122]. Она должна давать «не проекты будущего, соответствующие высшей логике самой истории», не только «инструментальное, рецептурное знание – основу тех или иных «технологий»...», но и не упускать из виду ценностный контекст[123].

Политологическое исследование политической деятельности и политических отношений должно происходить на основе реализации так называемого «антропного принципа», всё более укрепляющегося в современной науке, включая естествознание, устанавливать связь любого человека со всей окружающей действительностью, если угодно, со всей Вселенной. Независимого от власти и политических отношений человека нет и быть не может. Его невозможно вычленить из политической деятельности и политических отношений и изолировать от них. Человек находится не вне политической деятельности и политических отношений, а внутри них.

Политология должна выявлять, описывать, объяснять и понимать соотношение между существующими в политической деятельности и политических отношений стохастическими, или случайными, микропроцессами и макропроцессами. Оно, как правило, значительно интенсифицируются в периоды их неустойчивости, нестабильности, флуктуаций, бифуркаций. В этих случаях появляется возможность решающего влияния малых процессов, действий, высказываний, а иногда и психических актов, каждого отдельного человека на большие процессы. Применительно к социальным системам в целом на это указывают Е. Н. Князева и С. П. Курдюмов: «усилия, действия отдельного человека не бесплодны, они отнюдь не всегда полностью растворены, нивелированы в общем движении социума. В особых состояниях неустойчивости социальной среды действия каждого отдельного человека могут влиять на макросоциальные процессы»[124].

Системно-синерго-деятельностная парадигма политологического исследования политической деятельности и политических отношений требует также, чтобы его результатом были не только знания, но ценности, то, что определяется как имеющее определённое значение для удовлетворения человеческих потребностей, и оценки – суждения, определяющие чего-либо или кого-либо в качестве положительной или отрицательной ценности. В качестве его результатов должны выступать не только знания, описывающие и объясняющие те или иные проявления политической деятельности и политических отношений, их элементы и свойства, но должно выступать и их понимание, означающее, как замечает М. М. Бахтин, превращение чужого в «своё-чужое»[125].

Политология должна не только описывать и объяснять политическую деятельность и политические отношения, их элементы и свойства, подводить их под закон, общее, но и обеспечить их понимание на основе этого описания и объяснения. Она должна быть не только описывающей и объясняющей, но и понимающей. Понять те или иные проявления политической деятельности и политических отношений – значит не только беспристрастно выразить их в понятии, но обнаружить и выразить в нём их значение, ценность, смысл для людей, общества, определить их роль и дать им оценку, значит открыть лежащие в их основе человеческие мотивы и цели.

Однако подчеркнём ещё раз, это должно осуществляться не до или во время описания и объяснения, а после и на основе их. Г. Х. фон Вригт отмечает, что в обычном словоупотреблении не проводится чёткого различия между словами «понять» и «объяснить». Практически любое объяснение, будь то казуальное, телеологическое или какое-то другое, способствует пониманию предметов. Однако в слове «понимание» содержится психологический оттенок, которого нет в слове «объяснение»[126].

Независимого от политической деятельности и политических отношений и беспристрастного политолога, способного только пассивно наблюдать и не вмешиваться в «естественный ход политических событий», не бывает. Его, как и любого другого человека, невозможно вычленить из политической деятельности и политических отношений и изолировать от них. Он не только наблюдает за ними, но и проводит научные, как правило, мысленные, а иногда и реальные, эксперименты с ними, активно вмешивается в изучаемую ситуацию и управляет ею. Он всегда есть лишь часть, познающая целое. Поэтому прав В. И. Вернадский, когда пишет, что в научно выраженной истине всегда есть отражение духовной личности человека[127].

Необходимость изменений в парадигме политологических исследований осознают многие отечественные и зарубежные политологи. Так, К. С. Гаджиев, излагая взгляды Д. Истона на постбихевиористский подход в политологии, формулирует следующие его положения. Во-первых, сущности принадлежит приоритет перед техникой. Важнее понять смысл актуальных социальных проблем, чем в совершенстве владеть техникой исследования. Во-вторых, делать упор на описание фактов – это значит, что вы ограничиваете своё понимание этих фактов. Поэтому задача постбихевиоризма заключается в том, чтобы помочь политической науке стать на службу действительным потребностям человечества в период кризиса. В-третьих, изучение и конструктивная разработка ценностей являются неотъемлемой частью изучения политики. В-четвёртых, политологи несут ответственность перед обществом, и их роль, равно как и всей интеллигенции, состоит в защите человеческих ценностей. В-пятых, знать – значит действовать, а действовать – значит участвовать в перестройке общества[128].

Политологическое исследование политической деятельности и политических отношений – это не монолог учёного-одиночки, а его диалог с самим собой и мировым сообществом учёных, в пределе – с человечеством в целом. Это есть не только и не столько обязательно внешний, слышимый, видимый посторонним наблюдателем диалог, сколько, прежде всего, внутренний диалог, часто не слышимый, не видимый для постороннего наблюдателя. Осуществляя такой диалог, политолог может руководствоваться, например, такими, предложенными В. В. Ильиным, принципами. Во-первых, принципом терпимости – этической толерантности к продуктам научного творчества, легализации здорового плюрализма научных мнений, восприимчивости к аргументам и инакомыслию. Во-вторых, принципом условности – понимания относительности собственных результатов. В-третьих, принципом гуманизма, когда общество – средство, человек – цель[129].

Политология, как нам представляется, должна изучать политической деятельности и политические отношения, используя и обогащая не только свои собственные предшествующие достижения, но также предшествующие, существующие достижения (в том числе, знания, правила, средства, методы) других социальных и естественных наук, всей культуры человечества. Эти достижения, как правило, носят преимущественно текстовый характер. «Текст – первичная данность (реальность) и исходная точка всякой гуманитарной дисциплины»[130]. Текст, используемый в политологическом исследовании политической деятельности и политических отношений в качестве его исходного материала, всегда имеет знаковую природу, является знаковой системой. Он несёт в себе ту или иную информацию о тех или иных проявлениях власти и политических отношений, их элементах и свойствах, в той или иной мере замещает, представляет их. Наличие у него автора или нескольких авторов, предполагает, что содержащаяся в них информация есть результат их деятельности, в том числе интерпретирующей деятельности, есть информация, которая опосредствует реальную политическую деятельность и реальные политические отношения и изучающего их политолога. Она всегда есть не только авторское описание, но представляет собой отпечаток, содержит в себе след авторских знаний, оценок, интерпретаций, объяснений, авторского понимания описываемых, интерпретируемых, объясняемых авторами проявлений власти и политических отношений. Это значительно усложняет политологу процесс познания и требует от него осуществления специальных познавательных процедур, направленных на критику текста, как говорят историки, «критику источника», на «очищение» заложенной в нём объективной информации от субъективных авторских наслоений и искажений.

В политологическом исследовании политической деятельности и политических отношений нельзя ограничиваться только формальной или содержательной логикой, теорией познания – эпистемологией. Здесь необходимы ещё продуктивное воображение, интуиция, вдохновение политолога-исследователя, красота теоретических построений, другие психолого-эвристические и культурно-эвристические внерациональные средства. «Признание фундаментальной роли интуитивного суждения наравне с логикой представляет собой коренное изменение методологии математики и физики (а значит и вообще естественных наук)»[131], а также, добавим, социальных наук, в частности, политологии. Политолог должен изучать политическую деятельность и политические отношения на основе сочетания различных логик, например, формальной, содержательной и ситуационной логики, и подходов – научного, рационального и внерационального, эмпирического и теоретического подходов.

В конце XX века продолжало усиливаться, как считают многие авторы, сближение естественных и социальных наук, науки и искусства как элементов единой и столь многообразной культуры человечества. Идеи и принципы, полученные в каждой из этих её сфер, обогащают друг друга, как обогащают друг друга и такие различные, даже во многом противоположные, культурные, в том числе научные, традиции, как западная и восточная. «Мы считаем, что находимся на пути к синтезу», в котором «удастся слить воедино западную традицию, придающую первостепенное значение экспериментированию и количественным формулировкам, и такую традицию, как китайская традиция: с её представлениями о спонтанно изменяющемся самоорганизующемся мире»[132].

Вопреки распространённому и устоявшемуся мнению, системно-синерго-деятельностная парадигма допускает использование в политологическом исследовании политической деятельности и политических отношений некоторых результатов естественных наук, а также разработанных в них понятий: таких, как «энергия», «сила», «работа», «информация», а также упоминавшееся выше понятие динамики. Такое проникновение понятий естественных наук, или наук о природе, в гуманитарные науки, или науки о культуре, уже началось. В частности, историк и этнограф Л. Н. Гумилёв в ряде своих работ предпринимает попытку создания целостной теории этногенеза, используя понятия «энергия», «сила», «работа», «поле», «вещество». Правда при этом он, как правило, подчёркивает, что рассматривает этногенез как процесс, в котором «сочетаются», соединяются «история природы и история людей», «соприсутствуют социальные и биологические компоненты, проявляющиеся в самой этнической истории»[133]. Представляется возможным использовать их и при исследовании политической деятельности и политических отношений. Политология может и должна при исследовании политической деятельности и политических отношений использовать также методы, применяемые в естественных науках, так как «между методами теоретических наук о природе и об обществе нет совсем никаких различий», «методы естественных и социальных наук по существу тождественны»[134].

Уже пифагорейцы и Платон применяют количественные методы в изучении политики. В «Государстве» Платона понятие числа, равно как и само число, играет исключительно важную роль. Известный исследователь Платона А. Ф. Лосев отмечает, что «число пронизывает у Платона решительно всё бытие с начала до конца, сверху донизу», выступает как «регулятор государственной и общественной жизни», «является здесь моделью всей жизни», что, по Платону, «вся социально-политическая жизнь есть сплошная стереометрия»[135]. В новое время Т. Гоббс также пытается внедрить в политическую науку элементы математического метода, в частности действия сложения и вычитания однопорядковых величин. Он считает, что можно вычислить отношения государств, если суммировать договоры между ними. Активно применялся им и давно известный науке метод аналогии. Однако, при этом ему, конечно, не удалось избежать механицизма, когда он механистически уподобляет строение государства строению живого человеческого организма. Под воздействием достижений триумфально шествующей по Европе классической механики он пытается рассматривать государство в качестве сконструированного людьми «искусственного человека», машины, механизма-автомата. Во второй половине XIX в. Г. Спенсер первым из социологов использует аналогии и термины биологии в исследовании общества и государства. В частности, он уподобляет общество биологическому организму. У него не существует никаких других аналогий между политическим телом и живым телом, кроме тех, которые являются необходимым следствием взаимной зависимости между частями, обнаруживаемой одинаково в том и другом[136].

Дж. Локк, как уже отмечалось выше, в качестве методологического ориентира использует идеи классической механики, рассматривая, в частности, государство, «гражданское общество» или «сообщество» людей как «единый организм», действующий «по воле и решению большинства». Он, в частности, пишет: «Ведь то, что приводит в действие какое-либо сообщество, есть лишь согласие составляющих его лиц (сил. – И. Г.), а поскольку то, что является единым целым, должно двигаться в одном направлении, то необходимо, чтобы это целое двигалось туда, куда его влечёт большая сила, которую составляет согласие большинства: в противном случае оно не в состоянии выступать как единое целое или продолжать оставаться единым целым, единым сообществом, как на то согласились все объединённые в него отдельные лица; и, таким образом, каждый благодаря этому согласию обязан подчиняться большинству. И вот почему… действие большинства считается действием целого и, разумеется, определяет силу целого, которой по закону природы и разума оно обладает»[137]. Ш. Монтескье в основу своей теории разделения властей ставит идею равновесия. Он уподобляет соотношение властей физическому равновесию различных взаимодействующих сил[138].

В XX в. идею равновесия использует французский правовед и политолог М. Ориу[139]. Он пишет о «равновесии власти», «правовом равновесии», «политическом равновесии». У него государство, властные и правовые отношения в нём уравновешивают враждебные и противоположные интересы людей, социальных групп и классов, вечную противоположность между личностью и обществом, приводит их в состояние равновесия. Для английского политолога М. Вайля, например, проблема контроля в современной «массовой демократии» – это не только проблема равновесия внутри государственного механизма, но и равновесия между государством и народом[140].

Дата добавления: 2015-07-02