Мария Тимофеева 11 страница

Позднее, приняв этот спроецированный аспект своей личности, он осознал также раздвоенную мораль своей юности – «мадонна-проститутка» – и то, что он идентифицировал свою невесту с идеализированным образом католички латинского происхождения, ассоциировавшимся для него с матерью. Его сексуальный запрет был связан с возрождением глубокого чувства вины по поводу сексуального интереса к сестрам и с восприятием жены как идеальной, разочарованной и испытывающей отвращение матери. На более поздней стадии анализа в качестве фундаментальных тем выступили бессознательная вина по поводу агрессии к матери, связанной с ранними фрустрациями, бессознательный гнев в результате переживания пренебрежения с ее стороны, а также чувство вины в связи с серьезной, опасной для жизни болезнью матери, которую она перенесла в его раннем детстве и за которую он бессознательно ощущал себя ответственным. Далее, как источник запрета на связанные с конкуренцией устремления в работе, появился еще один элемент – бессознательное чувство вины из-за успеха в бизнесе. Он чувствовал, что неудачный брак – справедливая цена за этот успех, бессознательно репрезентирующий триумф над отцом.

Таким образом, его депрессия выражала собой множественные слои конфликтов, связанных с бессознательным чувством вины, которые постепенно всплывали на поверхность в течение первых двух лет терапии. На продвинутой стадии анализа эдипова мятежность нашла отражение в романе с совершенно не удовлетворявшей пациента женщиной, и это пролило дальнейший свет на его глубокий страх перед соединением нежности и эротичности в отношениях с одной и той же женщиной. На пятом году анализа развились отношения с другой женщиной. Эта женщина была эротически восприимчива к нему и, кроме того, удовлетворяла его в культурном, интеллектуальном и социальном смысле. На раннем этапе этих отношений он рассказал о них своей жене, дав таким образом выход агрессии отмщения, направленной на фрустрирующую мать, но также бессознательно стремясь дать себе и своей жене еще один шанс улучшить отношения. Она отреагировала гневно и с негодованием, выступив перед своей семьей как невинная жертва его агрессии. Тем самым она еще больше отравила их отношения и ускорила их конец. Пациент развелся со своей женой и женился на «другой женщине» – этот шаг также знаменовал разрешение его сексуального блока. С этой переменой совпало и значительное смягчение его компульсивно-обсессивных личностных тенденций. К моменту завершения анализа его основные проблемы были разрешены. Контрольное интервью по прошествии пяти лет подтвердило стабильность этого улучшения и благополучие в новом браке.

Мы наблюдаем здесь несколько аспектов патологии Супер-Эго: взаимно усиливающий эффект ригидных идеализаций в сознательных ожиданиях от брака и супружеских ролей, порожденных идентификацией партнеров с культурными ценностями и идеологией их социальной группы; их взаимно проецируемый и жестко соблюдаемый Эго-идеал, обеспечивающий стабильность отношений, однако ценой принесения в жертву сексуальных потребностей. Бессознательная взаимная проекция запретов на эдипову сексуальность, а также на интеграцию нежных и эротических чувств способствовали бессознательной активизации соответствующих эдиповых отношений; реальные отношения партнеров обнаруживали все большее подобие их прошлым отношениям с эдиповыми фигурами.

Чувство ответственности супругов и их обеспокоенность своими отношениями сыграли, с одной стороны, позитивную роль, приведя их к терапии; однако глубинные чувства вины и скрытый договор об идеализации в сознательных установках по поводу брака помешали им как паре сделать следующий шаг от этой обеспокоенности к принятию шанса изменить текущее равновесие. Муж оказался более гибким, но сам факт его терапии создал дисбаланс в отношениях пары, постепенно приведший к распаду отношений.

Тяжелая патология Супер-Эго

Переходя от темы влияния нормального или умеренно патологического Супер-Эго на любовную жизнь пары к вопросу о последствиях тяжелой формы патологии Супер-Эго, мы начнем с утверждения о том, что чем больше патология, тем более ограничена и сфера допустимого для партнеров. Тяжелая форма патологии Супер-Эго также выражается в жестких рационализациях идентификации с примитивным Супер-Эго у одного или обоих партнеров, в «коллекционировании несправедливостей», предполагаемом предательстве и идеях отмщения, во враждебной отчужденности.

Тяжелая психопатология функций Супер-Эго приводит к безразличной пренебрежительности и откровенной враждебности, выражающих примитивные уровни агрессии, которая начинает преобладать и зачастую разрушает пару. Парадоксальным образом, на ранних стадиях активизации подобной тяжелой патологии Супер-Эго сексуальная жизнь пары может процветать благодаря отрицанию бессознательных эдиповых запретов или заглаживанию бессознательного чувства вины страданиями партнеров. Видимо, свободное и приятное сексуальное взаимодействие может прикрывать деградацию эмоциональных отношений.

При тяжелой патологии Супер-Эго как идеализирующие, так и преследующие предвестники Супер-Эго противостоят интеграции Супер-Эго и стимулируют необузданное репроецирование ядра Супер-Эго на партнера, позволяющее одному или обоим партнерам выносить проявления противоречивых паттернов характера. Один партнер обвиняет, критикует и унижает другого и, посредством проективной идентификации, бессознательно провоцирует подобное поведение у другого. Такие проекции могут выражаться в защитном эмоциональном дистанцировании от партнера, развивающемся в течение месяцев или лет. Иногда пара просто «консервируется» в такой дистанцированности, которая усиливается с течением времени и в конце концов приводит к разрушению или расстройству любовных отношений.

Иногда такая отдаленность партнеров позволяет сохранить близость в некоторых сферах. Хроническое, но контролируемое отдаление препятствует близости пары и, соответственно, исключает обычные стабилизирующие перерывы в этой близости. Вторичное развитие может включать реактивную рационализацию агрессивного поведения каждого партнера по отношению к другому. Длительные фрустрации, стимулируемые обоими партнерами, в свою очередь, служат для рационализации поведения, еще более усиливающего фрустрацию и дистанцирование, – например, вступление во внебрачную связь.

Однако наиболее распространенным проявлением проекции Супер-Эго является переживание одним партнером другого как безжалостного преследователя, воплощение морального авторитета, черпающего садистское удовольствие в том, что заставляет другого чувствовать себя виноватым и подавленным. При этом другой воспринимает первого как ненадежного, лживого, безответственного и вероломного, пытающегося «выйти сухим из воды». Часто роли меняются. Благодаря взаимным проективным идентификациям партнеры могут быть высоко эффективными в подкреплении и даже провоцировании тех самых характеристик, которых они так боятся в другом. Устойчивые садомазохистические отношения без вмешательства исключенных третьих сторон – это, вероятно, наиболее часто встречающееся проявление тяжелой патологии Супер-Эго. Первоначально это допускает удовлетворительные сексуальные отношения, но в конце концов садомазохистические взаимодействия сказываются и на сексуальном функционировании пары.

Супружеская пара обратилась ко мне по поводу часто возникающих сильных ссор. Он демонстрировал смешанного рода личностное расстройство с инфантильными, навязчивыми и нарциссическими чертами; она – преимущественно инфантильную личность с истерическими и параноидными чертами. Его чувство неуверенности в работе, неспособности соответствовать собственным ожиданиям – быть таким же сильным, как его отец, – отражались в поведении с женой. Обычно внимательному, даже несколько подчиняющемуся по отношению к жене, ему приходилось бороться со страхами сексуального приближения к ней. Отвержение ею сексуальности, за исключением тех случаев, когда они находились в определенных узких границах, постепенно привело к сокращению их сексуальных контактов и сыграло значительную роль в его эпизодической импотенции с ней.

Страстный роман с коллегой по работе принес ему временное чувство сексуальной полноценности и удовлетворения, но с горьким привкусом сильного чувства вины по отношению к жене, которую он стал бессознательно воспринимать как властную, стыдящую, провоцирующую вину садистическую мать. У его матери раболепие по отношению к мужу сменялось мощными вспышками гнева против него. Мой пациент теперь стал чередовать вызванную виной покорность и примирительные шаги с периодическими внезапными детскими вспышками раздражения, когда он пронзительно кричал, бил посуду (так же, как и его мать) и неумело, заведомо неудачно пытался подражать отцу.

В подобных случаях жена чувствовала, что он плохо с ней обращается и проявляет насилие по отношению к ней, что было повторением ее переживаний с отцом. Пытаясь избежать поведения, которое пациентка видела в детстве у собственной покорной матери и воспринимала как унизительное, она стала отчаянно протестовать, привлекая в свидетели соседей, родственников и, главное, свою собственную мать.

В бессознательной попытке спровоцировать мужа на дальнейшее насилие, она принижала его сексуальную успешность, а также привлекла к попытке устыдить его своих детей-школьников и знакомых. В результате эскалации насилия он однажды ударил ее, и она мгновенно сообщила о его жестоком обращении местным властям. Тогда им были рекомендованы диагностика и терапия супружеских отношений.

Этот случай иллюстрирует бессознательные идентификации и репроецирование родительских образов на брачного партнера; интроекты Супер-Эго с их «коллекционированием несправедливостей», «праведным негодованием» мощно рационализировали поведение, служившее оправданием взаимного преследования и отреагирования бессознательного чувства вины, поскольку существовали аспекты взрослых супружеских отношений, которые оба находили невыносимыми. В процессе психоаналитической терапии выяснилось, что истоки сексуальных запретов жены находятся в ее бессознательных попытках воссоздать садомазохистические отношения с проявляющим насилие отцом. Терапия мужа вскрыла его безуспешную борьбу с могучим и угрожающим отцовским образом под слоем амбивалентности по отношению к провоцирующей и отвергающей матери.

8. ЛЮБОВЬ В ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЯХ

Трансферентная любовь

Аналитическая ситуация – это своего рода клиническая лаборатория, позволяющая нам изучать природу любви в мириадах ее форм. Мы исследуем их, основываясь на переносе и контрпереносе.

Главное различие между первоначальной эдиповой ситуацией и трансферентной любовью – возможность в идеале со всей полнотой исследовать в переносе бессознательные детерминанты эдиповой ситуации. Прорабатывать трансферентную любовь означает прорабатывать самоотречение и печаль, в норме сопутствующие разрешению эдиповой ситуации. В то же время пациент должен отдавать себе отчет, что поиск эдипова объекта естественным образом присущ всем любовным отношениям (Бергманн, 1987). Из этого следует отнюдь не то, что эдипова ситуация – единственный прообраз всех будущих любовных отношений, а лишь то, что эдипова структура оказывает влияние на организацию нового опыта как для индивидов, так и для пары.

В идеале регрессивный опыт трансферентной любви и его проработка облегчается «невзаправдашностью» трансферентной регрессии – вместе с силой Эго, предполагаемой таким ограниченным характером регрессии, – а также возрастающей способностью пациента удовлетворять эдиповы желания, сублимируя их в актуальных отношениях взаимной любви. Отсутствие такой взаимности резко отличает трансферентную любовь от любовных отношений вне аналитической ситуации, точно так же, как сознательное исследование эдиповых конфликтов отличает ее от первоначальной эдиповой ситуации. Можно было бы сказать, что трансферентная любовь походит на невротическую, поскольку трансферентная регрессия – путь к развитию неразделенной любви. Однако аналитическое разрешение переноса делает трансферентную любовь резко отличной от невротической с ее отреагированием, при которой отсутствие взаимности усиливает привязанность, вместо того чтобы позволить ее оплакивание и разрешение.

Психоаналитическое исследование трансферентной любви свидетельствует о наличии всех компонентов обычного процесса влюбленности: проекции на другого (аналитика) зрелых аспектов Эго-идеала; амбивалентного отношения к эдипову объекту; развертывания полиморфных перверзивных инфантильных и генитальных эдиповых желаний и в то же время борьбы против них. Все они в сочетании порождают переживание в переносе романтической любви, наполненной, пусть даже на краткие и мимолетные моменты, сексуальными желаниями. Ослабление этих чувств в терапии обычно происходит благодаря их смещению на доступные объекты в жизни пациента. Пожалуй, в психоаналитической терапии нет другого аспекта, в котором возможности для отыгрывания вовне и психологического роста были бы настолько объединены.

Невротические компоненты трансферентной любви могут выдавать себя в ее интенсивности, ригидности и упрямой настойчивости, особенно когда она носит мазохистический характер. С другой стороны, отсутствие признаков трансферентной любви может свидетельствовать либо о сильном садомазохистическом сопротивлении позитивным эдиповым отношениям, либо о нарциссическом переносе, где позитивное эдипово развитие значительно ослаблено. Как широко отмечалось, характер трансферентной любви зависит от пола участников (Бергманн, 1971, 1980, 1982; Блюм, 1973; Карме, 1979; Шассге-Смиржель, 1984а; Лестер, 1984; Голдбергер и Эванс, 1985; Персон, 1985; Силверман, 1988). Коротко говоря, выводы таковы. Пациентки невротического склада, проходя анализ у мужчин-аналитиков, склонны развивать типичный позитивный эдипов перенос. Свидетельством тому могут служить случаи, описанные Фрейдом (1915а) в его классической работе о трансферентной любви. Но женщины с нарциссической личностной организацией в анализе у аналитиков-мужчин не склонны к развитию такой трансферентной любви или развивают ее лишь на очень поздних стадиях терапии, да и то обычно в весьма ослабленной форме. Нарциссическое сопротивление против зависимости в переносе, являющееся частью защиты от бессознательной зависти к аналитику, препятствует развитию трансферентной любви; любые сексуализированные желания по поводу аналитика ощущаются пациенткой как унизительные, вызывающие чувство неполноценности.

Мужчины невротического склада, проходящие терапию у женщин-аналитиков, обычно обнаруживают некоторый запрет на прямые проявления трансферентной любви, тенденцию смещать ее на другие объекты; взамен, как компонент реактивации нормальных инфантильных нарциссических фантазий по отношению к эдиповой матери, у них развивается также сильная тревога по поводу своей сексуальной несостоятельности или неполноценности.

Как указывала Шассге-Смиржель (1970, 1984), бессознательный страх маленького мальчика по поводу того, что его маленький пенис не сможет удовлетворить большую мать, является здесь существенной динамикой. Однако нарциссические мужчины-пациенты в анализе у женщин-аналитиков часто демонстрируют то, что вы­глядит как сильная трансферентная любовь, а на самом деле является агрессивным сексуализированным обольщением, отражающим трансферентное сопротивление чувству зависимости от идеализируемого аналитика. Такая попытка воспроизвести традиционный культурный дуэт сильного мужчины-соблазнителя и пассивной идеализируемой женщины естественным образом отвечает конвенциональной с точки зрения культуры ситуации сексуализированных зависимых отношений между невротической пациенткой и мужчиной-аналитиком, а также воспроизведению в последнем случае эдипова желания маленькой девочки к идеализированному отцу.

Сексуально травматизированные пациенты, особенно жертвы инцеста и пациенты, имеющие в анамнезе сексуальные связи с психотерапевтом, могут, в силу повышенной тяги к преследующему повторению, вызванной травмой, пытаться соблазнить аналитика; эта потребность может в течение продолжительного времени доминировать в переносе. В таких случаях важную роль играет бессознательная идентификация с агрессором, и внимательный анализ гневной обиды пациента на отказ аналитика отозваться на его (ее) сексуальные притязания может потребовать особого внимания, прежде чем пациент испытает облегчение и должным образом оценит сохранение психоаналитических рамок.

Нарциссические женщины с ярко выраженными асоциальными чертами поведения могут пытаться сексуально соблазнить аналитика, что порой ошибочно интерпретируется как эдипова трансферентная любовь. Однако в их переносе ясно прослеживается агрессия, лежащая в основе их усилий коррумпировать терапию. Таких женщин следует отличать от мазохисток с историей сексуального злоупотребления или насилия или без нее, однако с предрасположенностью быть объектами сексуального насилия и эксплуатации. Интенсивность эротизированного переноса у пациентов с истерической личностной структурой представляет классический пример трансферентной любви: защитная сексуализированная идеализация аналитика часто скрывает значительную бессознательную агрессию, корни которой лежат в эдиповом разочаровании и бессознательной эдиповой вине.

Невротические черты трансферентной любви явственно видны не только в интенсификации эротических стремлений при безответной любви; они также проявляются в обычном инфантильном нарциссическом желании быть любимыми вместо зрелой активной любви к аналитику, в желании сексуальной близости как символического выражения симбиотических стремлений или доэдиповой зависимости, а также в общей защитной акцентированности сексуализированной идеализации как защиты от агрессивных устремлений, имеющих много источников. Пациенты с пограничной личностной организацией могут проявлять особенно интенсивные желания быть любимыми, выражать эротические требования, предпринимать настойчивые попытки контролировать терапевта и даже выступать с суицидальными угрозами, пытаясь вынудить терапевта к взаимности.

Развитие гомосексуальной трансферентной любви протекает сходно у обоих полов, но важные различия могут проявиться в контр­переносе. У пациентов с невротической психопатологией могут возникнуть мощные гомосексуальные желания, обращенные к аналитику того же пола, в истоках которых негативный эдипов комплекс соединен с доэдиповыми, орально зависимыми и анальными устремлениями; компоненты сексуальных желаний могут быть исследованы после систематического анализа сопротивления регрессии переноса.

При нарциссической патологии гомосексуальный перенос обычно отличается такой же требовательностью, агрессивностью, тенденцией контролирования, как гетеросексуальный перенос у нарциссических пациентов-мужчин по отношению к женщинам-аналитикам или у пограничных и асоциальных нарциссических пациенток к аналитикам-мужчинам. Ненаигранное, органичное, терпеливое отношение аналитика к позитивной сексуализированной трансферентной любви невротического пациента и удержание ситуации псевдопозитивной трансферентной любви при нарциссической патологии в аналитических рамках – ключевые условия для полного аналитического исследования и разрешения подобного развития. Превратности контрпереноса приобретают особую значимость в этом процессе.

Контрперенос

Хотя контрперенос как фактор, оказывающий влияние на формулировки интерпретаций переноса, привлекает все большее внимание в литературе по технике психоанализа, об агрессивном контр­переносе все же написано гораздо больше, чем об эротическом. Традиционно фобическое отношение к контрпереносу, изменившееся лишь в последние десятилетия, до сих пор возникает при эротической реакции аналитика на эротический перенос.

Вообще, когда эротические желания и фантазии пациента в переносе вытеснены, они обычно вызывают слабую эротическую реакцию в контрпереносе. Но когда эротические фантазии и желания пациента становятся осознанными, контртрансферентная реакция аналитика может включить в себя эротические элементы, сигнализирующие ему (ей) о возможности того, что пациент сознательно подавляет эротические желания и фантазии. После того как сопротивление полному выражению трансферентной любви значительно снижается и пациент начинает испытывать сильные сексуальные желания по отношению к аналитику, эротические реакции в контрпереносе могут стать интенсивными, изменяясь вместе с силой эротического переноса.

Здесь мне особо хотелось бы подчеркнуть факт флуктуаций переноса: обычно даже сильный эротический перенос прибывает и убывает в соответствии со смещением пациентом своих трансферентных чувств и желаний на доступные объекты для проигрывания, отыгрывания вовне или удовлетворения сексуальных желаний во внеаналитической ситуации. Когда эротические желания пациента фокусируются исключительно на аналитике, аспект сопротивления становится вполне очевидным, а агрессивный компонент сексуальных побуждений – более выраженным. Такая динамика имеет тенденцию снижать интенсивность эротических чувств в контр­переносе.

Когда проективная идентификация доминирует над проекцией – то есть когда пациент не просто проецирует на аналитика свои бессознательные импульсы, а приписывает ему (ей) сексуальные чувства, обнаруживаемые в себе самом (самой) и отвергаемые как опасные, притом пытаясь контролировать аналитика с целью избежать пугающего сексуального нападения, – эротический контрперенос обычно отсутствует. Более того, примечательная диспропорция между мощными спроецированными сексуальными фантазиями пациента с эротоманиакальным переносом, с одной стороны, и реакцией контрпереноса, содержащей лишь напуганность и скованность – с другой, должна сигнализировать аналитику о возможности тяжелой нарциссической психопатологии пациента или глубокой регрессии в переносе.

По моему наблюдению, наиболее сильный эротический контрперенос может возникать в трех следующих случаях: 1) у мужчин-аналитиков при терапии пациенток с сильными мазохистическими, но не пограничными тенденциями, у которых возникает интенсивная, «непреодолимая» сексуализированная любовь к недоступному эдипову объекту; 2) у аналитиков обоего пола с сильными неразрешенными нарциссическими чертами; 3) у некоторых женщин-аналитиков с мощными мазохистическими тенденциями при терапии очень соблазняющих, нарциссических мужчин-пациентов. Некоторые мазохистические женщины-пациентки способны вызывать яркие фантазии спасения у своего аналитика-мужчины, соблазняя его на попытку помочь им, в результате которой он неизменно убеждается, насколько ложно направлена или бесполезна в действительности такая помощь. Подобное соблазнение может становиться сексуализированным и проявляться в контрпереносе как фантазии спасения, имеющие сильный эротический компонент. В типичном случае, например, мужчина-аналитик спрашивает себя: как это получается, что такая чрезвычайно привлекательная пациентка не способна удержать ни одного мужчину и ее всякий раз отвергают? От этого вопроса к контртрансферентной фантазии «Я-то смог бы стать очень удовлетворительным сексуальным партнером для этой пациентки» – всего один шаг.

В работе с мазохистическими пациентами, имеющими длинную историю неудачных романов, я считаю полезным проявлять особое внимание к моментам, когда появляются такие фантазии спасения или эротический контрперенос. Чаще всего это трансферентно-контртрансферентное соблазнение имеет кульминацию во внезапной фрустрации, разочаровании пациента или его рассерженном непонимании комментариев аналитика либо смещается в сферу чрезмерных требований к аналитику, под действием которых эротизированные контртрансферентные фантазии спасения мгновенно испаряются.

Я также нахожу полезным для аналитика терпимо относиться к собственным сексуальным фантазиям по поводу пациента, более того, давать им развиться в сюжет воображаемых сексуальных отношений. Достаточно скоро воображение аналитика само заставит эту идею улетучиться, поскольку предсознательно он отдает себе отчет в «антилибидинальных», разрушительных, отвергающих помощь аспектах личности пациента. Этот подход позволит интерпретировать перенос еще до его внезапного смещения в негативную сторону. Некоторые очевидные пути проявления бессознательных стремлений пациента предотвратить или разрушить возможность устойчивых позитивных отношений с аналитиком – непоследовательность в терапевтических соглашениях, требования смены времени приема, ссылки на бесчувственность аналитика по отношению к особым обстоятельствам, финансовая безответственность и несвоевременная оплата счетов за терапию; внимание к контртрансферентным сюжетам – могут позволить аналитику выявить эти тенденции еще до их отыгрывания в терапии.

Интенсивные проявления эротического переноса необходимо отличать от желания пациента быть любимым аналитиком. За сознательными или бессознательными усилиями соблазнения в переносе может лежать стремление стать объектом желания аналитика – стать фаллосом аналитика – вместе с фантазиями о физической неполноценности и кастрации. Поэтому я предпочитаю анализировать не только защиты пациента против полного выражения эротического переноса, но также и природу самих фантазий в переносе. Под тем, что может выглядеть как желание сексуальных отношений с аналитиком, скрыты множественные переносы и значения. Например, интенсивная эротизация зачастую представляет собой защиту от агрессивных переносов, имеющих много источников, попытку избежать болезненных конфликтов, связанных с оральной зависимостью или, наконец, отыгрывание перверзивных переносов (желание соблазнить аналитика с тем, чтобы уничтожить его).

Аналитик, способный свободно исследовать в собственном сознании свои сексуальные чувства по отношению к пациенту, сможет оценить природу трансферентных формирований, избежав благодаря этому защитного отрицания собственных эротических реакций на пациента; в то же время он должен быть способен исследовать трансферентную любовь, не отыгрывая вовне свой контр­перенос в соблазняющем сближении. Эротический перенос пациента может быть выражен невербально, в эротизации его (ее) отношения к аналитику, на что аналитику следует реагировать исследованием защитного характера этого невербализованного соблазнения, не усугубляя эротизацию процесса терапии и в то же время не прибегая к защитному отвержению пациента.

Неразрешенная нарциссическая патология аналитика, вероятно, является главной причиной отыгрывания вовне контрпереноса, которое усиливает эротизированность психоаналитической ситуации или даже ведет к разрушению рамок психоаналитического сеттинга. По моему мнению, вступление в сексуальные отношения с пациентом в большинстве случаев свидетельствует о нарциссическом расстройстве аналитика и сопутствующей серьезной патологии Супер-Эго. Однако иногда эта ситуация обусловливается чисто эдиповыми динамиками, когда сексуальный выход за рамки аналитических отношений символически репрезентирует для аналитика преодоление эдипова барьера, отыгрывание вовне мазохистической патологии в бессознательном желании получить наказание за эдипово преступление.

Исследование сложных и интимных аспектов эротических фантазий пациента и его желания сексуальных любовных отношений с аналитиком предоставляет последнему уникальную возможность лучше понять сексуальную жизнь противоположного пола. Здесь задействованы как гетеросексуальные, так и гомосексуальные динамики, как позитивный, так и негативный эдипов комплекс. Поскольку аналитик идентифицируется с эмоциональными переживаниями пациента противоположного пола, конкордантная идентификация в контрпереносе с эротическими переживаниями пациента по отношению к другим гетеросексуальным объектам активизирует способность аналитика к идентификации с сексуальными устремлениями противоположного пола, а также сопротивление им. Для того чтобы установить в контрпереносе конкордантную идентификацию с влечением его пациентки к другому мужчине, аналитик-мужчина должен обладать свободой контакта с собственной женской идентификацией. В ситуации, когда эта же самая пациентка испытывает сексуальные чувства к аналитику, тот имеет возможность достичь значительно лучшего понимания сексуального влечения у человека противоположного пола путем интегрирования своей конкордантной идентификации с сексуальным влечением пациентки и своей комплементарной идентификации с объектом ее желания. Это понимание со стороны аналитика означает его эмоциональный резонанс с собственной бисексуальностью, как и достижение такого уровня интимности и контакта, которое обычно происходит лишь в моменты наивысшей сексуальной близости пары.

Активизация интенсивного и сложного контрпереноса, применяемого в работе, является уникальной особенностью психоаналитической ситуации, возможной лишь благодаря защите, обеспечиваемой рамками психоаналитических отношений. Своего рода ироническим подтверждением уникальности переживания такого опыта в контрпереносе является то, что, хотя у психоаналитиков есть необычайная возможность исследовать психологию любовной жизни противоположного пола, эти знания и опыт имеют тенденцию улетучиваться, едва дело доходит до понимания собственных переживаний с другим полом вне психоаналитической ситуации. То есть вне аналитической ситуации любовная жизнь аналитика такая же, как у прочих смертных.

Когда пациент и аналитик не принадлежат к одному полу, конкордантная идентификация в контрпереносе опирается на терпимость аналитика в отношении собственных гомосексуальных компонентов, а гетеросексуальные элементы контрпереноса связаны преимущественно с комплементарной идентификацией. Когда пациент одного пола с аналитиком испытывает сильную трансферентную любовь, это разграничение теряет отчетливость. Гомосексуальные переносы и эротический отклик аналитика на них имеют свойство оживлять доэдиповы, так же как и эдиповы, либидинальные стремления и конфликты, особенно у пациентов, чьи гомосексуальные конфликты и стремления выражены в контексте невротической личностной организации. Если аналитик способен к терпимости в отношении собственных гомосексуальных компонентов, то исследование им в контрпереносе своей идентификации с доэдиповыми родителями должно помочь ему в анализе негативных эдиповых последствий гомосексуальных чувств пациента. Это редко представляет серьезную трудность, за исключением случаев, когда аналитик борется с собственными вытесненными в результате конфликта гомосексуальными стремлениями или подавленной гомосексуальной ориентацией.

Дата добавления: 2015-07-02