Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Пятью месяцами ранее. 1 страница




- Почему зрелый человек, влюбляется в зрелого человека? – Задал мне вопрос Гимлер.

- Наверно, ему он больше нравится, - растерявшись, ответил я.

- Почему?

- Ну, … я никогда не думал об этом.

- Честный ответ, но, правда, в том, что мы не можем любить людей, которые не созвучны с нами, ведь они не такие как мы внутренне. Вот ответь, почему старик не влюбляется в ребенка? Младенца, например? Ты знаешь такие случаи?

- Нет, не знаю.

- Они разные внутри. Каким бы ни был молодым внутри старик, он не влюбится в младенца. Так же в младенца не влюбится и любой другой человек находящийся в сознании. Родители будут любить, но не будут влюблены в отрока. Потому что они не созвучны. Понимаешь?

- Да, но не совсем понимаю, как это связано со мной? С тем, что я потерял Юлю.

- Вы стали разными по звучанию. Она это поняла и потеряла к тебе интерес, ты не смог это заметить и уцепился за память, в которой ты видел ее прежней, хотел вернуть все к исходному состоянию. К великому разочарованию, это невозможно сделать. Ситуация инертна, - говоря это, он что-то умолчал в мысли, я это почувствовал по голосу, но ничего не стал говорить на это счет, мне было куда интересней услышать решение, - и что мне теперь делать? – спросил я.

- Нужно сделать всех людей созвучными. Тогда мы сможем достичь рая, идеала, того что описывают порой старики и обещает религия за благие дела и праведную жизнь.

- Но как я смогу это сделать? У меня ведь ничего нет! Я не талантлив и... и являюсь таким же обычным как все, - растерялся я.

- Многие люди не до конца понимают, что они из себя представляют в конечном результате. Сейчас ты можешь стать частью истории, которую мы будем писать заново, мы создадим новый мир. Мир, в котором есть настоящая любовь. Жизнь, в которой нет нужды ставить замки на дом, идеология в которой нет надобности, обращаться к адвокатам. Это мир, где нет страданий!

- Но в нашем мире это невозможно! Всегда кто-то будет что-то желать, всегда будут различия.

- Нет. Различия можно стереть. Даже Гитлер говорил: Если мы перестаем видеть различие между расами, то это приводит в дальнейшем к игнорированию различий между отдельными народами, а затем логически и к игнорированию различий, существующих между отдельными людьми. А ты знаешь, что это дает?

- Ммм … наверно, созвучность?

- Именно! – Воскликнул Гимлер.

Мы еще долго говорили на эту тему, и он мне рассказывал, казалось невероятные вещи, притом, судя по его словам вполне реальные и возможные. Я и сам начал верить в это. Рассказывая, он не говорил, что мир плох, он не говорил о грязи, он лишь иногда упоминал, что мир несовершенен и его нужно исправить; причем эта миссия выпала на наш век и на нашу долю. Гимлер оказался вдохновителем, слушая его, хотелось меняться самому и менять мир вокруг себя. Перед тем, как мы простились, он дал мне тетрадку со своими записями.

- Приходи тогда, когда почувствуешь, что должен придти, - произнес он, протягивая мне руку.

- А если этого не случится?

Он улыбнулся и с серьезным видом погрузился в ноутбук.

По улице я брел имея надежды, что все изменится, что все будет иначе когда-нибудь. Придя домой, я начал просматривать тетрадь с мыслями Гимлера.

«Тело данное тебе, не меняй и не корректируй. Оно именно такое, какое может сделать тебя совершенным. Тебе следует за ним ухаживать и заботиться о нем, но не следует его менять. Не стоит усложнять себе жизнь косметическими вмешательствами, ибо человек так перестает видеть себя реального, а значит, уже не может достичь идеала».

«Пустота невозможна. Всегда есть что-то еще. В комнате без предметов, есть пространство. В опустошенном человеке – рождение нового, но еще мало заметного. Оно проявляется через дни».

«Есть два вида боли. Счастье и несчастье. Они оба вредны, если не иметь над ними контроль. Лишь путь аскетизма способен уберечь человека от духовного разрушения. Чрезмерная радость развращает, чрезмерная боль убивает. Мы, должны найти ко всему противовес, но не во вред другим, а только себе. Лишь имея равновесие, можно достичь совершенства через тело».

Записей было много, и поэтому я предпочел читать либо самые короткие цитаты, либо те, что затрагивали мною наболевшую тему. Затем я поглядывал на корни собственной надежды и вместе с этим выбирал себе дорогу. Хотя, скорее всего я уже знал куда направлюсь, нужно было лишь время, чтобы решиться.

Через пару дней я решил встретиться с Гимлером. Он предложил мне побывать на собрании и послушать речь, ну а после уже лично переговорить.

Зайдя в зал, я увидел группу людей, сидевшую на стульях, их было около двухсот. Все они являлись одновременно разными и одновременно одинаковыми на вид. На стенах бытовала иллюзия окон с красными шторами, а внутри них подсвечивалась золотистая цитата на черном листе. Помещение излучало уют, было теплым и имело добрую атмосферу благоденствия. Хотя больше всего меня удивило другое, ни один человек не посмотрел на меня, когда следуя вдоль рядов, я запнулся о неаккуратно поставленный стул. Мне, конечно же, было дико стыдно, но все делали вид, будто ничего не произошло.

- Подобно ранним, революционным крестьянским движениям, мы начнем свою пропаганду сначала внутри страны, а затем уже перейдем на мировой уровень, - эмоционально голосил с трибуны, Гимлер, - мы провозгласим идею имущественного равенства, с борьбой против роскоши господствующего класса первичной! Дадим людям повод взволновать власть, главам озираться и бояться нападений. А нужно это нам для того чтобы мы могли влиять на господствующий класс. Затем нам обязательно понадобится мировая война! Необходимо сократить количество людей в мире, чтобы создать новых, совершенных, не запятнанных гиеной несовершенства индивидуумов! Мы будем создавать новое, идеальное общество, а с ним и идеальный мир!

После яркой речи, началось обсуждение методов достижения войны, составлялись планы создания условий по преобразованию уже целого мира, рассматривались фигуры, которых нужно исключить уже до начала агитационных действий. Казалось, все люди в этом помещении действуют подобно едино слаженному организму.

Только я подумал о том, чтобы подойти к Гимлеру, как он вновь взобрался на трибуну.

- Александр, - сказал он, после чего все замолчали, - сегодня ты находишься на тайном собрании, ты слышал речь, слышал, кто и что выдвигал, а теперь мы тебя просим высказать свое мнение по поводу нашего проекта.

Он замолчал, и мне нужно было что-то говорить этим людям, но слова будто встали комом в горле.

- Ты должен что-то сказать. Никто тебя здесь не осудит, - подбадривал Гимлер.

Я промолчал, мне нечего было сказать этим людям, к тому же страх перед публикой меня сопровождал еще с детства; спасибо школе за это и моим учителям, которые требовали высмеивая мою скованность, а, не поддерживали и не помогали мне.

Спешно выйдя из зала, я помчался по коридору на улицу. Теплая майская погода и легкий ветерок убедительно успокаивали расшатанные за эти дни нервы. В этот момент я решил, что больше никогда не вернусь обратно. Мне было слишком стыдно перед сотнями незнакомых людей. Я чувствовал себя униженным и оскорбленным.

 

Глава III

С тех пор прошло больше месяца. Я прогуливался по городу, в котором июньское солнце дарило золотые лучи, и отстранено осматривал витрины магазинов. Тогда я не знал, сколько еще нужно было пройти километров, чтобы успокоиться. Мало изменчивый антураж усугублял положение, постоянно уводя мысли в себя. Я еще помнил звонкую речь Гимлера, говорящую о созвучности людей и том, что мир может быть идеальным. Только что он подразумевал под идеалом, не было ясно. Так появился новый вопрос, и снова на него не было никакого достоверного ответа, лишь одни догадки.

По двору бродило лето, я был одиноким в беспощадной жаре, все думал и капался в случившемся, пытался себя утешить оправданиями, но постоянно скатывался к одной мысли, у меня нет цели. Гимлер предлагал новый взгляд, какие-то действия, решения, и потому я отправился домой, попытаться найти хоть какие-то ответы.

«Мужчина без идеи, все равно, что птица без крыльев. Существует, а не живет. Куда могут унести его крылья, если он привязан цепями к земле!? Это не более чем самообман не только себя, но и женщины, что будет рядом с ним. А это уже двойное убийство судеб с последующим множителем на количество детей. Что жизнь, если в жизни – нет жизни!»

В конце тетради была надпись зеленой пастой:

«Если тебя покинула любовь, приди ко мне, вместе мы создадим мир любви и закроем ответами все возможные вопросы».

Меня не столько заинтересовала любовь, сколько ответы на вопросы. Тогда его идея казалась реалистичной и заслуживающей внимания, но не настолько сильной, чтобы я вновь вернулся на обозрение тем людям. Вероятно, бремя общественного мнения еще лежало грузом на моих плечах. Нужно было еще немного подождать, чтобы его скинуть.

К вечеру, когда душа человека особенно чувствительна к боли, я вновь испытал жжение расставания. На самом деле это было странное чувство, болело то, чего не было материально. Сдавливало голову и грудь, казалось, что находился в запертой комнате. Терпеть не было сил, и вопреки своим решениям я отправился к Гимлеру. Мне было больше некуда идти, ведь у меня не было друзей. Всех кто были забрала жизнь, а с родителями об этом я не мог поговорить, не получилось бы просто понять друг друга. Да и сложно доверять советам людей, которые на твоих глазах совершали ошибки.

Когда я пришел к Гимлеру, он не начал меня наставлять на какие-то пути, порицать или ругать за случившееся, а просто пригласил войти в дом и напоил чаем. Антураж имел минималистские черты характера, в нем не было ничего лишнего, а только универсальность и сдержанность.

- Когда боль накатывает, - начал Гимлер, - нужно понять ее природу; невозможно вылечить голову, перемотав руку. Сейчас все твое внимание направлено вовнутрь себя и это естественно. Человек устроен так, что, прежде всего, думает о себе, хотя это неправильно. Твоя боль начинается от головы, там заперты твои мысли, которых становится довольно таки много, и они не уходят никуда, а только наращивают давление, от этого давит голову в моменты душевной боли. Так же находится комок в горле, с ним сложно говорить, а это уже защитный механизм самой природы, чтобы человек не злословил. Сдавливает грудь, поскольку именно сердцем мы привязываемся к другим людям, и если сравнивать с материальным миром, то это будет выглядеть так; нам оторвали руку, но мы можем на ее место пришить новую, она срастется, но это все равно будет требовать времени на заживление. Мы можем так же перетерпеть боль, но это принесет множество страданий. Можем начать что-то себе колоть, наркотик например, но это вызовет лишь привыкание, а боль будет все равно иногда о себе напоминать. Люди прирастают к любимым душой и после удивляются, почему больно после расставания. Ране нужно время чтобы затянуться, так же и боль нужно перетерпеть. Легче это дается, когда человек отвлекается на что-то другое. Однако страдает еще и желудок, человек перестает кушать, это и есть аскетизм, отход от чувственного, ключ к выходу из ситуаций, где существует душевная боль. Жизнь предусмотрела намек, а как мы воспользуемся им это нам решать.

Я был удивлен, Гимлер говорил такие вещи, о которых я, даже и подумать, не смел. Внутри стало немного легче, горло чуть отошло, и я понял, что теперь можно говорить.

- Мне стало лучше, - неуверенно произнес я.

- Это пройдет, - заметил Гимлер, после чего я начал испытывать подходящее чувство боли, - тебе нужно выразить свои эмоции в одном стихе, пусть он будет короткий и нескладный, и даже не о тебе, но ты должен его написать.

- Зачем?

- Просто сделай это.

Долго промучившись с началом, я все-таки сумел что-то выдавить из себя, и, на мой взгляд, получилось очень даже не плохо:

Вы знаете, сегодня я обиделся на бога.
На это я имею тысячу причин,
Сегодня гаснет солнце понемногу,
Сегодня в этом мире я один.

Здесь все вранье,
И нет ни радости, ни счастья,
И только лишь мое молчанье яркий свет
Сегодня я обиделся на бога,
Сегодня я умру в 12 лет.

- Двенадцать лет? – Спросил Гимлер.

- Ну, у меня не было подходящего словосочетания, и я использовал это. А что такого?

- Стих двусмысленный, он из подсознания. Что с тобой случилось в 12 лет?

- Ну … я в детстве думал будто не способен найти себе кого-то, что никому не нужен и решил когда-то давно, сниму проститутку, а затем предложу ей выйти за меня, мы создадим семью, и никогда не будем говорить о прошлом. А то, что она проститутка, ну и что? Это ведь всего лишь тело, оно лишь обложка, а у книг с потертой обложкой, всегда есть чему поучиться. По крайней мере, нам будет, о чем молчать вместе. Не прошлое делает людей, а люди прошлое.

- Вообще, проститутки фригидны, но не суть, почему ты думал, что не сможешь себе кого-то найти?

- Детство состояло из унижений, самооценка естественно упала ниже некуда, правда я не страдал от этого особо, просто не думал, что буду кому-то нужен, вот и все.

- Почему?

- Не знаю, - опустив стыдливо глаза на ножку стола, произнес я.

Мы какое-то время помолчали. Видимо Гимлер не ожидал такого услышать и на тот момент решал, что делать дальше со мной. Затем он, молча, встал со стула и отправился на кухню. Через пару минут вернулся с наполненным стаканом из под виски и дал мне его со словами:

- Выпей, это поможет уснуть. Завтра большой день

Я молча послушался указаний, осушил стакан, поморщился и лег на указанное место. Мне снился сон и в этом сне я был счастлив; мне снилась светловолосая девушка, которая улыбалась, глядя на меня. Я ее раньше никогда не видел, но помню с тех пор всегда. Гимлер упоминал, что добрые сны это хороший знак, говорящий о внутреннем перерождении человека, но переродился ли я или только начал, это был сложный вопрос.

С тех пор я засыпал гораздо легче, простота наполняла мои мысли, отрешенное чувство свободы давало о себе знать. Но было легко еще и от того, что я был не один, со мной был еще один человек, который не был босом надо мной, он был лидером.

 

Глава IV

Первые лучи солнца, коснувшиеся моего лица, разбудили меня. На душе было уже спокойней. Гимлер одиноко стоял на балконе с кружкой кофе и смотрел вниз.

- Доброе утро, - сказал я ему, но в ответ ничего не услышал, - что-то случилось? – В ответ была все та же тишина,- эм-м, - не понимая в чем дело, я подошел к нему и тоже начал смотреть вниз.

- Видишь? – Наконец отозвался Гимлер вполголоса. В ответ ему я промолчал. Так прошла минута, мы смотрели вниз и будто бы как дети из принципа не разговаривали друг с другом.

- После каждой осени однажды все равно приходила весна, и трава вновь была зеленой, – продолжил говорить Гимлер, - теперь ты видишь это? – Услышав его, я задумался.

- Вы хотите вновь посадить мир, но только на этот раз, вложив в почву нужное семя?

- Схватываешь на лету Саш, - улыбаясь, ответил он, - я знал, что не ошибся в тебе. И стоит говорить «Мы хотим», ведь ты тоже теперь с нами.

- Ну, я не против этого, только вот одно не могу уяснить, идеал ведь понятие размытое, его невозможно достичь в принципе! Он настолько далек для людей, что даже думать о нем бессмысленно!

- Почему? – Сквозь улыбку произнес Гимлер.

- Как почему? – В недоумении отозвался я, - каждый человек уникален и не повторим и идеал для каждого такой же, собственный. Невозможно удовлетворить одинаково полно желания коммунистов, империалистов и либералистов. Это не меньший фарс, чем сорока под водой!

- Почему?

- Я уже ответил и мне незачем повторяться!

- Почему люди убеждены, что уже существующая политика пригодна в принципе для жизни? Часть, конечно, от каждой политики войдет, но, ни одна из них не будет полностью интегрирована в идеальную систему.

- Выходит вы, в смысле мы, - запнулся я, - собираемся создавать идеальную политику, которой будет по силам обеспечить удовлетворенность народа и не создавать при этом общественного резонанса?

- Мы посадим новые зерна, перепишем историю, усилим религию и сотрем разнообразие мнений. Мы повторим железный занавес, общий для всего мира. Начнем всемирную войну и удалим все непригодное. Развалим Россию, Европу и прочие государства, ведь они нам больше и не нужны, нам совсем не к чему это дробление. Мы живем на земле, это общий дом для нас всех и не стоит разделять нашу планету на расы, народы, религии, мнения. Не должно быть слов хочу или ни хочу, не должно быть слов долг, необходимость, рынок и прочих, которые будут сеять семя дробления. Ведь именно раздробленность и смута ослабляли сильнейшие государства.

- Но, есть одно чувство, которое в не взаимном расположении ведет к вопросам. Люди все равно вернутся к прежнему образу жизни, если любовь будет несчастной, если будет существовать смерть, сексуальное влечение, желание нравиться и возможность доминировать. Человек даже на примере животных вернется к обратному образу жизни. Это бессмыслица! Просто непродуманная забава человека жаждущего власти и мирового господства. Как же быть с теми же предметами быта, которые будут напоминать о прошлом!?

- Почему некоторые люди верят в Бога, а некоторые нет? – Опустив взгляд, ответил Гимлер.

- Ну, это сложный вопрос, считаю, что причина кроется в вере.

- Ты веришь в Бога, Саш?

- Я … как это связано?

- Ты спрашиваешь меня, как создать идеальный мир, я тебе пытаюсь объяснить доступно, только и всего. Ты веришь в Бога?

- Я агностик, человек который не делает фундаментальных выводов за неимением фактов. Я могу склоняться к тому, что его нет, но не буду этого утверждать, у меня нет достаточно информации, чтобы делать выводы.

- Так, - улыбнувшись, начал мой собеседник, - почему ты считаешь, что это правильно?

- Что именно?

- Не верить в бога?

- Я сказал, я склоняюсь.

- Почему ты склоняешься к тому, что его нет?

- Это разумно!

- Почему?

- Я верю в это!

- Почему?

- Может, хватит?!

- Нет, продолжим!

- Мне не известно достаточно фактов, чтобы считать иначе!!! – Закричал я.

- То есть, ты взял в расчет те факты, которые на твой взгляд прозвучали достоверно и заключил, опираясь на то, что показалось правильным? То есть поступил точно так же как верующие, которые верят только благодаря тому, что им сказали верить? Аналогом пусть прозвучит слово - конформисты.

-Я сделал вывод из логически построенных связей!

- Выходит, если тебе предоставить, какие-то доказательства, а то есть всего лишь убедить в истинности доказательств, то ты будешь считать, что бог есть?

- Если они будут точными, то да.

- Как ты проверишь точность?

- Все зависит от самих доказательств, сейчас я не могу ничего сказать, потому что все проверяется по-своему. У всего есть свои особенности и что-то конкретное утверждать глупо.

- Теперь ты понимаешь, как мы создадим идеальный мир?

- Эмм … нет, совсем нет! Я вообще не понял, к чему этот разговор о боге!

- Человек верит тому, что кажется ему достоверным. А значит этим способом можно создать идеальный мир. Если людей убедить в определенном смысле жизни, они будут следовать ему.

- Но, могут ведь возникнуть сомнения, - перебил Гимлера я.

- Разумеется, возникнут, если не использовать аскетизм, как важнейшую деталь мировоззрения!

- А именно?

- Чувства нужно подавлять. Чтобы это сделать, нужно будет болезни связать с поведением человека. К примеру, раковая клетка работает только на себя, организм считает ее лишней и убивает. Что может быть синонимом раку? Эгоизм! Таким образом, мы сможем корректировать поведение людей. Если человек действует подобно раку, то он мучительно умирает от раковых болезней. Нашей главной задачей является отодвинуть человека от мира материального, при этом разбавить это этикетом и красиво, и убедительно подать всему миру.

- Но человечество так просто не примет новую идеологию.

- Ну, теперь я думаю можно сказать, зачем уничтожать страны. Мы прежде доведем их до вымирающего состояния, в таком положении их легко победить, затем развяжем войну, люди будут в панике, им надоест война так или иначе и они готовы будут меняться. И тут на сцены мы вытащим нашу новую, переработанную религию. Мы убедим, весь мир встать под эгидой нового века и стереть прошлое.

- Но, вспоминая того же Николая II, мы не сможем долго продержаться, против правящего класса. Против нас соберут заговор, никто ведь не хочет терять власть. Это веками закабаленный народ согласиться, а властвующая составляющая никогда.

- Вот потому мы и собираемся стереть с лица все правящее сообщество.

- Но даже, если и так, то кто-то будет должен наставлять народ, оставаться авторитарной личностью, учителем, наставником, идеологом, - не унимался я, - а после его смерти что? Снова «царские» перевороты?

- Знаешь, как этот вопрос решили буддисты? Они уверовали в то, что их наставник будет переходить из одного тела в другое. Тем самым мудрый правитель всегда будет держать общество в рамках своей идеологии. И никто не посягнет на его место. А со всеми заговорщиками, будет работать тайное общество, призванное следить за порядком; мы их так же убедим в праведности их действий и назовем этих людей старожилами мира сего.

- Ну …

- Звучит весьма дерзко, но, тем не менее, это вполне реально, - перебил меня Гимлер.

Проговорили мы долго, после чего разошлись. По дороге домой я все думал о сказанном Гимлером, но так и не уяснил одного, что он имел в виду под идеалом. Вполне ясно, что вера в идеал его определяет, что можно его добиться путем создания единого образа мыслей. Однако даже так, нельзя сказать, что мир будет идеальным. В идеале нет ничего, что могло бы не нравиться, а как может нравиться аскетизм!? Мыслей было много и следуя древней еврейской мудрости: «В любой не понятной ситуации ложись спать», я поступил именно так.

День прошел насыщенно и поэтому мне приснился странный сон. Я был в поле с девушкой сильно похожей на Юлю, у нее был дивный голос, и я не мог на нее налюбоваться. Мы бурно вели любопытный диалог на тему идеала.

- Идеала нет, - говорил я.

- Ошибаешься милый, - отвечала девушка.

- Докажи.

- Ты несчастлив?

- Я не могу назвать себя счастливым и потому да, я несчастлив.

- Как ты понял это, Саш?

- Я это чувствую.

- Ты считаешь, что человек способен понять идеал, опираясь на органы чувств?

- Думаю и органы чувств, должны быть удовлетворены положительным ощущением.

- Как долго способно прожить твое тело? 70, 80 лет? Быть может 90?

- Ну, ведь ты сама сейчас признаешь отсутствие идеала.

- А ты не понял? Тело человеческое рождено для страданий, для работы над своей душой, чтобы достичь идеала. Мы сможем добиться только внутреннего благоденствия, но никогда внешнего. Невозможно удовлетворить человеческое тело, ведь оно по природе эгоистично и потому никогда не будет бессмертным! Клетка становится раковой, когда тянет одеяло только на себя.

- Ммм …, - задумался я, после чего проснулся. Наступило утро. Впереди был новый день и новые вопросы, казалось, сон объяснял мне бытие идеала, но он не давал в таком случае ответа на любовь, ведь любовь сильнейшее чувство, ради него люди способны приносить себя в жертву, а значит, отвергают в себе рак. Выходит, человек должен достичь благоденствия, но на деле бессмертно человеческое страдание, люди так или иначе страдают, а что дает лишь с годами любовь, так это только свое угасание. А за ними муки и вопросы, за что и почему я прожил эту жизнь наполненную бессмысленной болью!?

 

Глава V

Когда я захотел поговорить с Гимлером на тему, которая меня интересовала, он ответил, «не сейчас». Затем он повел меня на кухню и усадил на стул, поставленный посреди комнаты.

- Волосы это носители информации и чтобы избавиться от груза прошлого, тебе нужно подстричься, затем сменим стиль одежды, и только после будем начинать новый виток в твоей жизни. В таком случае тебя ничего не будет тяготить от прошлого, и мы сможем спокойно начинать свой проект.

- Проект? – Спросил я.

- Да, об этом позже. Сейчас нам есть чем заняться. Не крутись.

Я сидел на стуле и наблюдал, как падали мои волосы. По словам Гимлера это летели кусочки моей памяти, которые уже привнесли в мою жизнь необходимый опыт; он говорил, что не стоит больше хранить эти фрагменты, и не важно, приняли ли мы это учение или нет, это не такая уж и проблема, необходимое все равно закрепится подсознанием само.

Если со стрижкой было просто, всего лишь укоротить длину волос, то с одеждой было гораздо сложнее. Гимлер стоял возле окна, смотрел на меня и думал, щурился, подходил ближе, отходил дальше и все время молчал. Затем подошел вплотную, сел на корточки напротив меня и произнес:

- Как ты относишься к классике?

- Я? К классике?

- Да.

- Ну … никак, я ее можно сказать никогда и не носил.

-Великолепно! Иди, ополосни голову от волос и пойдем.

В этот день было прохладно. В магазине он одел меня в светлые брюки, лиловую рубашку, черно-лиловый джемпер, пальто и шляпу. Выглядел я весьма необычно для себя и немного вызывающе. Уже в магазине поймал на себе десятки взглядов продавцов, покупателей и простых зевак. Поначалу было непривычно и даже неудобно, мне, казалось, будто я облит керосином, а затем подожжен. После как-то попривык к вниманию и шел уже отстранено. За это время я ощутил всю глупость существующего мира. Достаточно выглядеть иначе, чтобы изменить отношение к себе. Диалог с кем либо, был уже встречен на вы и никакого намека на фамильярность, не было. На тот момент я еще и не подозревал истинного предназначения нового стиля и меня это собственно устраивало.

Мы зашли в бар. Вероятно, Гимлер хотел, чтобы я больше ему открылся и вытащил все камни из себя наружу, но не тут-то было. После четвертого стакана виски, диалог зашел о семье, и я спросил его:

- У тебя есть жена? Дети?

Он опустил взгляд на стол, на пару секунд остановился и коротко ответил:

- Нет.

- Я рассказал тебе о себе, теперь твоя очередь.

- Очередь?

- Да, закон «ты мне - я тебе», знаком?

- Потребитель, - усмехнулся он, - мне нечего тебе рассказать.

- Совсем? Ты чего-то боишься или стесняешься? Ну, расскажи!

- Нет у меня семьи, и никогда не было. Все, хватит об этом.

Он был раздражен и поэтому я не стал вытягивать из него эту информацию, видно было, что он не хочет вспоминать прошлое. Осмелившись предположить для себя, я решил, что он просто не знает свою семью, и создать не смог, поэтому и придумал проект; это по силам только затворникам, людям пожертвовавшими всем ради общего блага. С тех самых пор я был к нему внимательней и относился более заботливо. Человеку в нашем мире очень важно осознавать, что он кому-то нужен, что кто-то о нем заботится.

- Гитлер говорил, -произнес Гимлер, перед тем как мы вышли из бара, - «Никого не любить — это величайший дар, делающий тебя непобедимым, т.к. никого не любя, ты лишаешься самой страшной боли».

- А как же создать мир любви и тому подобное? Ты ведь сам говорил!

- Ты любил, так же как и Адольф, но не любовь это вовсе, это искусственное приручение себя к человеку. Служение.

- Но я Юлю …

- Ты! Не любил! Ты не знаешь, о чем говоришь, - вторил Гимлер по дороге до дома.

- Да? Удиви меня! Что же такое любовь?!

- Любовь – это абстрактное понятие того, что люди считают высшим благом, в то время как это главное испытание в жизни человека. Так называемый перекресток судьбы и только тебе решать, как ты проведешь эту жизнь. Люди видят лишь поверхность чувства, в то время как истинная сущность прячется глубже.

- И что же не видят люди?

- Рак!

- Что?

- Рак.

- То есть?

- Человек себя ограничивает одной сущностью, в то время как за этим окружением прячется эгоистичное желание управлять этим человеком, хотеть его, быть им. Весь мир становится не нужным, а это рак, самоубийство иными словами. Так называемая ваша любовь, не становится счастливой именно по этой причине. Нельзя отвергнуть все, ради чего-то одного. Все должно иметь аскезу и общность, единство, со всем видимым и не видимым.

- Рак? Самоубийство? Мы каждую секунду приближаемся к смерти, так почему бы и не порадоваться этому чувству?!

- А ты радовался?

И тут меня как током дернуло. В этом пьяном бреду, кажется, нашлась истина, я и, правда, был настолько озабочен любимой, что не замечал ничего вокруг себя. Как привел пример Гимлер: Если кушать много сладкого, через время нам нужно будет больше сахара, чтобы его почувствовать, и мы не сможем замечать прежней нормы. Со временем все больше и больше, а это лишний вес, сахарный диабет, кариес …

- Не зря любовь сравнивают с наркотиком, - продолжил Гимлер, - речь лишь о том, что наркотик воздействует на материю, а любовь на душу. Поначалу это радость, после же боль. Разве было когда-нибудь иначе? Вспомнишь ли ты, как выглядит твоя первая любовь через годы? Нет! А знаешь почему? Вы никогда не будите вместе.

- Но некоторые ведь вместе, - оторопел я.

- А ты думаешь, они любят друг друга? Это не любовь, это дружба и сила привычки. Ты разве уйдешь от своих родителей, если с ними поссоришься? Не думаю. Вот и тут так же. Люди просто срастаются духовно и потому не могут быть готовыми к идеалу. Нужно быть созвучным с целым миром, а не только с одним человеком.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-07-02; Просмотров: 348; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.007 сек.