Лекция 1. Предмет этики. Сущность и функции морали

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ЭТИКА И СЛУЖЕБНЫЙ ЭТИКЕТ

Рабочая программа

по направлению подготовки

031003.65 «Судебная экспертиза»

Подписано в печать и свет Формат 60 х 84 1/16

Печать офсетная Объем 2,8 п.л. Тираж 100 экз. _____________________________________________________________________________________

Отпечатано в Санкт-Петербургском университете ГПС МЧС России

196105, Санкт-Петербург, Московский пр., 149.

Разговор о том, что представляет собою этика, что она изучает, чем отличается от созвучно именуемой эстетики, удобно начать, сославшись на особенности отечественной лексики. Дело в том, что по подсчётам лингвистов, в русском языке – как ни в каких других языках – много (40%) слов, несущих в себе оценочный смысл[1]. Не будем гадать, почему в мировосприятие представителей других культур оценка не так глубоко укоренена. Ну а мы привычно рассуждаем про качество товаров и услуг, спорим об игре футболистов и киноартистов, ворчим по поводу погоды, судачим о достоинствах и недостатках начальника или очередных политических лидеров. С оценкой связаны не только ложащиеся на сердце существительные (дом, семья, Родина, друг, соседи, отдых) или прямолинейные прилагательные (нужное, славный, прикольный, нежная, посредственные) но и пространственные характеристики – верх или низ (возвышенное, низменное), право-лево (правое дело, левый товар), – и даже какие-нибудь междометия (ура! ага! ой! эх…, бррр!). Так вот про этику и эстетику можно сказать, что обе они – философские науки, изучающие особенности и закономерности ценностного освоения человеком мира. Но не всякого и не одинаково ценностного: эстетика делает это, в предельном обобщении противопоставляя прекрасное и безобразное, а этика оперирует прежде всего терминами добра и зла.

Эстетика интересуется переживаниями по поводу рукотворной и нерукотворной красоты, что подчёркивает и само её наименование: «aisthetikos» (греч.) = чувствующий, чувственный. А этика своё название получила от древнегреческого слова «ethos», означающего: обычай, характер, нрав, и её интерес связан прежде всего с людскими взаимоотношениями.

Предмет и задачи этики как нельзя лучше могли бы обозначить, перечислив её СЕМЬ ВЕЛИКИХ ЗАГАДОК:

Происхождение морали

Сущность эмпатии

Механизмы долженствования

Свобода воли как ценность и проблема

Познаваемость нравственной оценки

Формула справедливости

Возможность счастья.

Попробуем обратиться сразу к сути дела.

Предмет этики.

Структура нравственности: переживания, мысли, дела.

Каждому из нас дан опыт общения и переживаний по поводу общения – опыт симпатии и антипатии, доверия и подозрительности, благодарности и обиды, гордости, досады, ревности. Перечисленные и подобные состояния – первая из структурных составляющих нравственности, нравственные переживания. Второе, что включает в себя изучаемая этикой нравственность – нравственная рефлексия, то есть работа мысли, сопровождающая выстраивание наших взаимоотношений с окружающими. Все мы, хуже или лучше, умеем различать героев и негодяев, давать или игнорировать советы, выносить оценки своим и чужим личностным качествам. Именно здесь, в этой сфере бытует этика как веками длящаяся коллективная попытка систематизировать понятия, суждения, умозаключения, относящиеся к сфере межсубъектных отношений. И, наконец, венчает структуру нравственности нравственное поведение – конкретные поступки, при помощи которых мы реализуем уважительные или неуважительные, доверчивые, заботливые, дружественные или конкурентные установки в адрес окружающих. Поведениев специфически значимом для этики смысле начинается не с активности и самостоятельности, а со способности субъекта соотносить собственные действия с чьими бы то ни было интересами. В целом можно констатировать, что изучаемая этикой нравственность – это мысли, чувства и дела, которыми человек ценностно соотносит себя с действительностью. Причём не будет сильным упрощением рассматривать мораль и нравственность как синонимы, а значит рассуждать о моральных чувствах, моральном сознании, морально-значимом поведении.

Формы фиксации культурного опыта:

нормы, принципы, идеалы

Нетрудно заметить, что реальный культурный опыт, вырабатываемый веками, фиксируется и воспроизводится при помощи универсальных ценностно-оценочных форм.

Простейшая из них – нравственные нормы (norma < лат .> = правило, образец). Как всему обществу, так и отдельным людям удобно, чтобы часто повторяющиеся, однотипные ситуации разрешались одинаково, при помощи однотипных действий. Сила примера, привычки, общественного мнения, призыв или запрет, прозвучавший из авторитетного источника – всё это формирует устойчивые поведенческие алгоритмы типа «не воруй», «не лги», «почитай родителей», «не прелюбодействуй», этикетные навыки. Впрочем, слово этикет не может не навести и на мысль об изрядной степени условности, о ситуативной привязанности, а значит и о ненадёжности предлагаемых нормами моделей поведения. «В наиболее испорченном государстве – наибольшее количество законов» - замечал ещё Тацит (58 – 117г. н.э.). Это же наблюдение можно подкрепить подборкой текстов, то и дело озвучиваемых в Петербургском метрополитене: «Запрещается бежать по эскалатору», «Запрещается срывать резиновые поручни», «Не подкладывайте пальцев под резиновые поручни»…

Вывод напрашивается однозначный: попытки упорядочить поведение людей (соплеменников, пассажиров, сограждан) путём уподробнивания инструкций явно непродуктивны. Да и кроме того мы прекрасно знаем, что в общении с близкими запросто можно обходиться без обязательных этикетных формул – подсказок и ограничений. И никакая инструкция не способна уберечь нас ни от дурака, ни от злонамеренных действий прохиндеев разного толка. То есть у человечества закономерна потребность в иных, помимо норм, способах фиксации культурного опыта.

Другой такой формой выступают нравственные принципы (от лат. principium = основа, начало). В «Словаре иностранных слов» приведено следующее значение данного термина: «внутреннее убеждение, взгляд на вещи, определяющие норму поведения» (1). То есть принцип, по сравнению с нормами, выводит человека на более возвышенный уровень мироотношения, поскольку здесь имеет место способность человека давать самому себе какие-то более или менее серьёзные обязательства. Даже принципиальный эгоист в этом смысле более развит, нежели человек, живущий исключительно ситуативными настроениями или целиком зависимый от внешних подталкиваний.

Человек принципиальный способен проявить характер, отстоять своё мнение, быть последовательным в поведении. Тот, кто придерживается принципов, живёт более осмысленно, нежели тот, кто следует нормам. Хотя принципы бывают разные, например, упомянутый только что эгоизм, нацеливающий человека на защиту своих и только своих интересов. Ограниченность данной жизненной стратегии, ущербность эгоизма вряд ли нуждается в специальной аргументации. (Есть шутливая формулировка: «эгоист – это человек, который о себе заботится больше, чем обо мне»). Последовательный эгоист чаще всего будет неинтересен, а то и смешон. Не желающий ни с кем и ни с чем считаться, он раньше или позже всех против себя настроит. А что же можно противопоставить эгоизму? Неужели обязательно альтруизм, стратегию самопожертвования? Неужели так уж обязательно человеку подчинять свои интересы интересам сообщества, нации, конфессии, трудового коллектива?

Впрочем, здесь мы уже подошли к третьей форме фиксации культурного опыта – к идеалам. В идеале (от греч. idea = представление, идея) воплощены мечты, надежды, самые светлые представления о желанном образе жизни. Идеалом может быть совершенный человек – историческая личность, литературный герой, собирательная фигура; идеал может обрисовывать нам лишённое недостатков прошлое (золотой век), удалённый в будущее социальный порядок (коммунизм), фантазии на темы беспорочных людей и совершенных законов (утопии) или перенесённую в потусторонний мир жажду беспроблемности-безмятежности (рай). В любом случае мы имеем дело с амбивалентностью, двойственностью идеала. Идеал – «высшая, конечная цель стремлений, деятельности» – может нас вдохновлять и энергетизировать, облагораживать нашу жизнь, наполнять её светом и надеждой, побуждать неустанно работать над собой. Но он же способен и вести человека к уценке себя и окружающих. В недавнее социалистическое время остроумцы вполголоса замечали: «Социализм – идеальный строй. Но он рассчитан на идеальных людей». А германский поэт и художник Ханс Энценсбергер замечал:

«Воистину великолепны

великие замыслы:

рай на земле,

всеобщее братство […]

Всё это было бы вполне достижимо,

если бы не люди».

Роль идеала в жизни человека можно было бы сравнить с цыпочками. Приподнявшись на цыпочки, мы увидим мир чуточку пошире, разглядим более дальнюю перспективу. Но долго стоять на цыпочках не удаётся[2]. Да и незачем. Словом, как в реальной жизни плохо, если человек смотрит только под ноги (или, напротив, не глядит под ноги), если выбрал азимут и упорно продолжает двигаться в избранном единожды направлении, даже упираясь в скалу или другое естественное препятствие (или наоборот то и дело виляет, меняет направление), если, наконец, он не продумывает главной цели своего движения (или, сконцентрировавшись на ней, ничего вокруг не различает) – так и в сфере нравственной разумней всего сочетать одно, другое и третье –конкретные подсказки (нормы), алгоритмы движения (принципы) и дальние перспективы (идеалы). Это соотношение можно выразить ещё короче: правила соблюдают, принципы исповедуют, идеалы чтут.

Способы включения человека в мир культурных ценностей:

страх, стыд, совесть

Как ребёнка, так и взрослого человека, как индивида, так и группу людей, вплоть до масштабов больших общностей, в том числе всего человечества, - то есть, вообще говоря, нравственного субъекта побуждать к действиям могут, в предельном обобщении, страх, стыд и совесть. Страх – переживаемая и/или осознаваемая угроза лишиться каких-либо значимых ценностей (здоровья, свободы, комфорта). Этот уровень регуляции достаточно примитивен, на нём испокон веков основывается работа дрессировщика. И если человек в силах выполнять свои общечеловеческие обязанности (не хамить, не воровать, не пачкать, уважать окружающих) только под угрозой ареста, штрафа, физического наказания, под присмотром контролёров-надзирателей-инспекторов-вахтёров, то этим красноречиво характеризуется степень его развитости (точней – неразвитости) как человека. Как существа свободного, разумного, способного к творчеству.

Стыд – качественно новая ступень социальной регуляции, свойственная субъекту, который опасается не физического или материального наказания, а осуждения со стороны кого-то авторитетного, значимого. Это форма нравственного самосознания, при которой человек оценивает свои действия как бы со стороны. Но – вспомним последние слова бессмертной комедии А.С.Грибоедова:

«Ах! Боже мой! что станет говорить

Княгиня Марья Алексевна!».

Проронивший их Фамусов окончательно падает в наших глазах – ну что это за человек, чей душевный покой целиком зависит от чужого мнения! Хотя, понятно, это всё же человек, а не дрессированный медведь или заяц, но ведь от человека мы и ждём большего - порядочности не по приказу.

Способность человека осуществлять самоконтроль, производить самооценку, а главное – ставить перед собою серьёзные жизненные задачи и добиваться их выполнения, используя нравственно-оправданные средства, называется совестью. То есть наличие совести предполагает у субъекта высший уровень нравственной рефлексии – самостоятельность, осмысленность, последовательную взыскательность. Парадокс совести состоит в том, что она своему обладателю вовсе не облегчает жизни, скорее даже усложняет. Правда, тут приходится иметь в виду, что простота на фоне усложняющейся человеческой жизни предстаёт сомнительной ценностью. Напротив, тот, кого совесть побуждает идти наперекор устаревающим привычкам окружающих, кто бросает вызов своему личному покою и расхожему мнению, лишь тот по большому счёту оказывается в нравственном выигрыше.

Функции морали

Нравственность – закономерная реальность межчеловеческого общения (можно полагать, что подобный механизм упорядочения отношений с неизбежностью возникает во всяком сообществе, в любом из возможных миров, реальных или фантастических[3]) и обслуживает по крайней мере три основные функции: регулятивную, мировоззренческую и гедонистическую. Что касается регулятивной – всё достаточно просто и очевидно. Упорядочивая взаимоотношения между субъектами, механизм нравственности предохраняет общность и составляющих её индивидов от взаимоистребления. Если человек ведёт себя сдержанно, уважительно, учтиво, то при прочих равных условиях окружающие скорее всего будут относиться к нему так же сдержанно, уважительно и учтиво. Тогда как субъекта бесцеремонного, неотёсанного окружающие постараются урезонить, «обтесать».

Мировоззренческое назначение нравственность выполняет благодаря тому, что, выстраивая взаимоотношения с окружающими, выполняя нормы, следуя принципам, принимая готовые или вырабатывая новые идеалы, нравственный субъект активно и осмысленно вписывается в мир. Понятно, что по мере возвышения от страха к стыду и от стыда к совести нравственный субъект обретает всё более глубокие и осмысленные представления о мире и о своём месте в мире. А под мировоззрением обычно понимается как раз целостная система взглядов, идей, убеждений.

За так называемой гедонистической функцией (от греч. hedone = наслаждение) скрывается способность морали приносить человеку неповторимые душевные и духовные радости. Радость общения, счастье истинной дружбы, тепло разделённой любви, свет материнской заботы или сыновней благодарности, гордость причастности, чувство выполненного долга, щемящая признательность памяти и многое другое – ну кто, кроме человека, мог бы похвастаться набором подобных наслаждений!

Дата добавления: 2015-07-02